Ведьмак двадцать третьего века

– А самим создать хотя бы малое исцеление устав не позволяет? – ядовито осведомился тот, кто выслушивал этот доклад, и по телу Олега вдруг разлилось приятное тепло. Словно тысячи маленьких и слегка нагретых иголочек кололи его кожу. И после этой непонятной акупунктуры терзавшая парня боль начала стремительно утихать. – Петров, ну ты-то точно на это способен. Сам у тебя квалификационный зачет принимал.

– Ну, так это же восемь лет назад было, – виноватым голосом заметил кто-то. – А я с тех пор навыки-то несколько утратил.

– Безобразие. Совсем обленились вы в мирное время. Война, конечно, не самое лучшее дело. Зато во время нее всем жить хочется и о тренировках никто не забывает, – раздраженно пробурчал старик и, судя по звукам, отошел от Олега подальше. – Так, что тут у нас… Угу… Ясненько… Распаковывайте эту парочку, по горячим следам следствие проводить будем. Можно даже сказать, по дымящимся еще.

– Э-э-э… Ваше преподобие, вы уверены? – осторожно осведомился командир группы захвата. – Призыв демона не та вещь, с которой можно шутить. Вон у Олябьева прошлой весной с арестованного чернокнижника антимагические оковы на ночь сняли, посчитав его интерес к запретной магии невинным юношеским баловством. А к утру у них в участке уже малые врата ада открылись. Аккурат в камере предварительного заключения.

– Эх, смотри сюда, сосунок! Перед тобой находится наградная магическая печать Союза Орденов. – В сиплом голосе послышалось раздражение. – Их ввели во время Второй мировой, как аналог медалей для отличившихся младших офицеров и солдат. Слишком много тогда появилось тех, кого следовало отметить и поощрить. Вот и сделали маги ход конем, выдавая взамен пожизненных привилегий одноразовую возможность отдать приказ закабаленному демону. И для этого вовсе не требовалось самому уметь обращаться с тварями тьмы. Поскольку их на непричинение вреда владельцу печати и исполнение одного его приказа заклинали магистры и архимаги Союза. Причем делали они это так, чтобы получившимся артефактом мог воспользоваться при наличии инструкции даже только-только оторванный от сохи крестьянин.

– О, так это она и есть? – задумчиво пробормотал кто-то. – А я их совсем другими представлял.

– Да, сейчас подобных вещиц осталось мало, – согласился сиплый голос. – После окончания войны их производство свернули, так как такого переизбытка героев больше не наблюдалось. А потом его величество Николай Третий и вовсе разогнал Союз Орденов, упразднив вольности и права архимагов. Я слышал, после того как создатели печатей оказались убиты, пользоваться ими стало куда как небезопасно. Демоны почуяли ослабление поводка и принялись юлить, уклоняться от надлежащего выполнения приказов, а кое-кто и вовсе нападал на владельца подобных артефактов. Этим еще повезло, что тварь просто решила ничего не делать и вернулась обратно в преисподнюю. Ну, сын мой, поведай мне, чего ты хотел от демона. И почему пытался подвергнуть сего отрока смерти лютой? Эй, выньте кто-нибудь у него изо рта затычку.

– И пусть сразу скажет – почему не оформил ритуал призыва должным образом? – поддакнул ему командир группы захвата. – Если артефакт относится к категории условно-безопасных, то разрешение ему выдали бы в течение суток. Ну, может, двух или трех. А городская алтарная зала укреплена куда лучше. И там всегда все приготовлено к нештатным ситуациям. То, что мы пронеслись через полтора квартала за три минуты, – это ладно. Но если бы демон вырвался тут на свободу и начал все крушить, что тогда?!

– Это не я. Это все он, идиот сопливый! – Судя по всему, изо рта почти убившего Олега мужчины действительно вытащили кляп. – Ваше преподобие, да разве можно пятнать свою душу сношениями с нечистым?! Я бы никогда не осмелился воспользоваться печатью, которая досталась мне от отца! Поверьте, артефакт оказался бы снесен куда положено сразу же, как я получил бы всю власть над магической защитой поместья! Это все он, дурак! Сгубить меня решил! У-у-у, сучье семя…

– Стоп! Так это не твой дом? И артефакт не твоим был? – удивился сиплый голос, и в этот момент с Олега сняли закрывавший голову мешок. Оказалось, он не ошибся в своих предположениях: тот, кому принадлежал столь необычный тембр, действительно был стар. Даже скорее дряхл. Зачесанные в разные стороны седые волосы и того же цвета аккуратная клинообразная борода явственно намекали на возраст их обладателя. Они бросались в глаза даже сильнее, чем сжимаемый в одной руке небольшой жезл. Или позвякивающее при каждом движении кадило, примотанное почему-то к спине. Возраст попа, на взгляд парня, никак не мог быть меньше восьмидесяти лет. Он бы ему и полную сотню дал, да только слишком уж внушительной смотрелась высохшая, но все еще крепкая двухметровая фигура. И уж слишком живо смотрели из-под сдвинутых вверх темных очков глаза. Вспомнился старик, лежавший с ним в одной палате… И сразу забылся. Мерить одной гребенкой этих двоих пожилых людей было примерно столь же уместно, как относить в одну категорию отточенную до бритвенной остроты саперную лопату и бесформенный кусок железа на трухлявой рукоятке, которым кидают навоз. – Так что же тут делаешь тогда?

– Ну… Я… – На казавшегося таким грозным в доспехах мужчину внезапно напал приступ косноязычия. И то, что один из бойцов сунул ему под нос ствол своего оружия, конечно же было ни при чем. – Это… Я, значит, Пахом Коробейников, купец медной гильдии. А парень – то Олег Коробейников… Хотя какой он Коробейников, так, сбоку припека…

– На теле следы многочисленных ожогов. Еще не очень старые, но хорошо залечены. – Олега парочка бойцов из группы захвата принялась крутить в разные стороны, словно куклу. Один из них, ничуть не смущаясь, полез ему под одежду и принялся ощупывать тело. Парень приготовился было протестующе заорать, но тут с удивлением понял, что его осматривает женщина. Просто скрывающее фигуру обмундирование делало ее почти неотличимой от мужчин. Голосить из-за посягательств на свою тушку дамы как-то сразу расхотелось. – Судя по всему, огонь был непростым, раз следы от него убрать не удалось. Та-а-ак! А еще на спине следы плети. Или кнута. Вроде того, который здесь на полу валяется. Свежие. Прямо поверх едва успевших зарубцеваться под воздействием лечебной магии тканей.

– Сыне, не вынуждай меня проводить дознание особыми методами. Я ведь могу. – Старый поп демонстративно размял кулаки. Олег с удивлением обнаружил, что их у него прикрывают самого зверского вида шипованные кастеты. – И глядя на морду твою противную, почему-то очень хочу. И ты тоже не стесняйся давать объяснения, юноша. Я их очень внимательно слушаю.

– Не хочу и не могу. Мне дурно. – Слова вырвались изо рта Олега с великим трудом. Боли он почему-то не чувствовал, да и кровь из многочисленных ран не текла. Однако состояние парня все равно было просто отвратительным. И физическое и психическое. К тому же он наконец-то получил небольшую передышку и теперь старался хоть как-то осмыслить ситуацию, в которую его угораздило вляпаться. И перспективы в воображении Олега рисовались одна другой хуже. – Он все равно лучше объяснит.

– Мой это дом! И участок мой! И артефакт мой был! – поспешно затараторил почти голый мужчина, явно робеющий перед недобро смотрящим на него стариком. – По закону все ко мне перешло, после того как брат умер и завещания не оставил!

– Ага, – кивнул каким-то своим мыслям поп. А после пристально посмотрел на Олега. – А это кто тогда такой разукрашенный? Сынок твой, раз защита артефакта его признала? За что же ты так с родной-то кровью?

– Да никакой он мне не сын! – истерично выкрикнул мужчина. – Это отродье осталось от моего старшего брата! Прижил он его от худородной и признал! В колыбели надо было удавить тварюгу! Узнал, змея подколодная, что я его в Североспасское училище записал, и решил меня со свету сжить! Дал ему один день, чтобы собраться! Проявил уважение! Сразу стоило хватать и туда тащить! Его на плаху надо! На шибеницу!^[1] В срубе сжечь отродье убогое!

– Подожди-ка, подожди, – перебил его вдруг поп. – Куда ты его записал? В Североспасское училище? То самое, Императорское армейско-магическое училище, которое монастырь на Воробьевых горах?

И такая тишина установилась вокруг, что Олег сразу понял одну простую истину. Это нехорошо. Очень-очень нехорошо. Нечто крайне плохое было связано с данным местом, про которое парень раньше не слышал и слышать не мог. Он уже сообразил, что доставшееся ему тело одноглазого и одноногого колдуна находится от его родного дома очень далеко. Возможно, не только в пространстве, но и во времени. Во всяком случае, Олег ни разу не видел живых демонов, ходящих туда-сюда андроидов и боевых попов. А магию считал сказками, которые просто не могут обсуждать серьезно взрослые и сознательные люди.

– Сын мой, а скажи-ка ты мне: кем был твой брат? А также как он умер и когда? – вежливо, но почему-то очень холодно поинтересовался поп с кастетами. И, подумав, добавил: – Царствие ему небесное.

– Статский советник Коробейников Илья Иванович, – пожал плечами мужчина. – Инспектор министерства налогов и сборов. На прошлой неделе его паровая повозка взорвалась, жандармы утверждают, будто мину артефактную туда подложили. Да оно и понятно, как иначе-то, если на него среди больших людей многие зуб имели. Брат сразу сгорел, и девка его, и водитель. Уцелела только эта вот шваль, которую оттуда выбросило. С такими ранами, как у него, обычно сразу на тот свет отправляются, но песье племя живучее. Да и лечили отродье хорошо, поскольку на место происшествия маги из их департамента прикатили. Кто другой и не откачал бы байстрюка^[2].

– Плохо, когда дети рождаются вне брака. Но ведь сами-то дети в этом не виноваты, – вздохнул поп. – И потом, раз он смог воспользоваться заклятым на кровь артефактом, значит, отец его официально признал. Не только на словах, но и с необходимыми ритуалами. А также по бумагам, ибо они лишь следствие вхождения в род, но никак не причина.

– О, документы у этой твари в полном порядке. – Мужчина сплюнул в сторону Олега и почти попал. – Когда мой брат женился на выкупленной у хозяина крепостной, у той еще и пузо-то толком не выросло. Идиот! Стоило извести и плод и мамашу! Ну почему я решил проявить снисхождение и сразу его в приют для бродяжек не отправил, а? Надо было гаденыша прямо с больничной койки в конуру для таких, как он, гнать! В одном белье! Поганой метлой! Все равно вонючим смердам стыдиться нечего!

Парень едва сдержал рвущийся с языка мат в адрес «дядюшки». Обычно он встречал людей нормальных и соответственно вел себя с ними вежливо. Однако последнее время ему как-то слишком уж везло на психов, по непонятным причинам питающих ненависть в его адрес. А еще он старательно думал, сознаваться ли ему в том, что он не совсем тот Олег. Или, скорее, совсем не тот. Причем парень склонялся к тому, чтобы по возможности утаить правду. Насколько он помнил историю, имеющие власть христианские священнослужители всегда любили юродивых. А вот одержимых пытали, дабы изгнать из них болью лишние сущности. Ну а уж когда не помогало, устраивали согревающий компресс при большом стечении народа. Запекали на кострах несчастных живьем со всеми излишними, на их взгляд, деталями личности. Хотя могли и утопить. Или замуровать заживо. Зависело от предпочтений, исторически сложившихся в данной местности. Конечно, возможно, здешняя церковь куда более миролюбива… Однако закрадывались в этом определенные сомнения при одном взгляде на старого попа с шипастыми кастетами. Да и отряд вооруженных бойцов обращался с ним весьма почтительно.

– Ага. Вот, значит, как… – призадумался старик и прищурился как-то совсем уж нехорошо. – Ну, тогда поправь меня, если чего не так скажу. Твой брат умер насильственной смертью, ты унаследовал его имущество, поскольку завещания не было. И сразу вселил сюда свою семью. Я ведь видел тут каких-то карапузов в саду и бабу на сносях. А племянника, вопреки твоим словам, рожденного в законном браке, сдал в Североспасское училище. То самое училище, которое принимает любого крестьянина с минимальными зачатками дара или даже беглого раба. Для которого из тюрем выкупают не совсем уж пропащих уголовников, чьи мамаши были ведьмами без патента. Куда обязуют поступать детей ссыльных дворян, когда их родителей отправляют на каторгу. Так?

– Вы все совсем не так поняли! – заюлил «дядюшка», от которого настоящий племянник был готов сбежать чуть ли не в преисподнюю. – Вы только посмотрите на мое лицо! Он, вместо того чтобы быть благодарным за то место в училище, куда я пристроил сына простой крестьянки, почти выцарапал мне глаза!

– Да, вижу ссадины. Солидные, не каждая бешеная кошка такие оставит, – прищелкнул пальцами старый поп, внимательно взирая на представленные к осмотру царапины. Сложно сказать, как у него получилось это проделать в кастетах. Наверное, долго тренировался. Олег не знал, насколько эффективно лечили «дядюшку». Однако даже в самом худшем случае рубец от плети должен был равняться по болезненности и степени повреждения кожи не меньше чем паре сотен таких. – Это поэтому у него вся спина в рубцах?

– Если смерд не знает своего места, смерда нужно пороть! А этот же даже не обычный смерд, это истинный демон! Не понимает, когда ему хотят добра, – бескомпромиссно заявил Пахом Коробейников, к которому понемногу начали возвращаться апломб и наглость. Просто бойцы группы быстрого реагирования за время расспросов заскучали и разошлись в стороны. Бо́льшая их часть уделила внимание расставленным по шкафам книгам, а один просто уселся в стоящее в углу кресло и там захрапел. – Да этот ублюдок с самого рождения был злобной, тупой и неуправляемой тварью. А теперь он стал еще и уродом, которого в приличном обществе и показать-то стыдно!

– Да, кстати о приличиях, – как бы невзначай подхватил разговор старый поп, делая пару шагов назад и касаясь левой рукой застонавшего от неловкого движения Олега. Конечность священнослужителя на секунду оказалась окутана золотистым светом, и по телу парня вновь прокатилась волна теплых иголочек. И сразу дышать ему стало как-то легче, будто выпрямились в груди одно или два сломанных ребра. – Полных лет сему отроку сколько? А то в училище раньше пятнадцати не берут, если ты запамятовал.

– Семнадцатый пошел, – с готовностью откликнулся «дядя» парня.

– Значит, будь он на год старше – и наследовал бы отцу вместо тебя, – задумчиво пробормотал поп. – Или мог бы подать в суд заявление с просьбой вернуть доставшееся от родителя имущество… А из училища этого не сделать. И после не сделать, так как для всех выпускников предусмотрен десятилетний контракт. Оттуда же шлют прямо на границу. Благо большая она у нас, сколько людей ни ставь, а все не хватает. Сын мой, а документы ты уже все оформил? Может, ну его, это училище? Я могу сего отрока послушником устроить. Куда-нибудь в дальний скит за Уралом. После попытки вызова демона, пусть и неудачной, самое то для него будет.

«Если подумать, жизнь в монастыре может оказаться не так и плоха, – мысленно решил для себя Олег. – По крайней мере, там гарантирована регулярная кормежка и меньше шансов засыпаться на незнании жизненных реалий. Наверное. К тому же, судя по реакции на название училища, это место будет ближе к тюрьме-колонии, чем к нормальному вузу. Ну или хотя бы ПТУ средней степени паршивости».

– Уже поздно, – отрицательно покачал головой Пахом. – Я как опекун заключил договор с дирекцией Североспасского училища. А они известны на всю Российскую империю тем, что всех берут, но никого не выпускают. В крайнем случае хоронят совсем уж неудачливых кадетов на внутреннем кладбище. И даже соответствующим образом зачарованную кровь этого неблагодарного отродья им отнес, взяв фиал из семейного хранилища. Чтобы они уж точно паршивца случайно не потеряли.

– Да, вижу, ты не привык ограничиваться полумерами, – понимающе кивнул старый поп. А потом глаза его вдруг сверкнули золотым светом, брови грозно насупились, а могучая фигура будто еще больше увеличилась в размерах. – Дай же теперь ответ только на один вопрос и не смей лгать ни мне, ни себе! Сын мой, скажи – ты дурак?!

– Что? – Пахом Коробейников от такого вопроса и резкой смены тона старика даже растерялся.

– Североспасское магическое училище – это тебе вовсе не женский монастырь. Те, кто живет там, занимаются отнюдь не нюханьем цветочков или изучением кодекса благородных девиц, – ласково-ласково объяснил ему священник. – Да, оттуда твой племянник действительно не сможет уйти в любой момент. Или вести юридическую тяжбу и отобрать у тебя свое. Но там даже девочек учат не вышивать крестиком или молиться. Там учат убивать, делать артефакты для убийств, лечить убийц и убегать от смерти. А контракт с рекрутами в ней заключается всего на десять лет. После которых в отчий дом вернется очень злой боевой маг.

– Пусть сначала вернется, – фыркнул Пахом Коробейников. – У нас очередная война с Австро-Венгрией на носу. Там и не таких перемелют.

– Все ясно, – со вздохом поднял глаза к потолку старик. – Ты не дурак. Ты просто самый обычный мерзавец. Жаль, очень жаль… Жаль, что при задержании стрельбу на поражение не открыли!

– Чего? – выпучил глаза владелец дома. И тут же взвыл, когда его щеку разорвали острые зубья кастета. Поп бил аккуратно, но сильно. Точнее, даже не бил, а фигурно колол, словно опытный татуировщик. Левая сторона лица мужчины украсилась буквой «К». На лбу разместились несколько смазанные, но все же узнавемые «А» и «И». Правая щека несла на себе рваную отметину в виде буквы «Н».

– Властью своей я предаю тебя анафеме! – провозгласил старик и мощным апперкотом сбил мужчину на пол. – За то, что предал родную кровь. За то, что корысть в тебе задушила сострадание, любовь и разум! За то, что толкнул отрока невинного на путь тьмы, злобы и разрушения!

– Вы… Вы… Вы не имеете права! – завизжал Пахом, словно испуганный поросенок. – Я буду жаловаться!

– Вертел я твои жалобы на том чисто мужском органе, который у меня уже лет двадцать как признаков жизни не подает, – хмыкнул старик и отвесил своей жертве хороший пинок, заставляющий усомниться в его старости и немощности. Во всяком случае, от удара тело его собеседника воспарило сантиметров на десять, прежде чем вновь рухнуть вниз. – Ты довел родного племянника до того, что он оказался готов воззвать к силам тьмы, лишь бы восстановить справедливость. С возможной в ближайшем будущем гибелью его тела я бы еще должен как-то примириться. Но вред, нанесенный по твоей вине непосредственно душе сей особы, заслуживает должной кары.

– Процедура была проведена не по правилам, она недействительна! – попытался убедить то ли других, то ли себя мужчина, отползая подальше от скорого на расправу старика.

– Вертел я эти правила, – сообщил ему с широкой ухмылкой престарелый поп, шагая следом. – И ты не бойся. Слишком длинные молитвы в моей дырявой памяти держатся плоховато, но уж постановку аурной печати анафемы забыть покуда не получилось. Первоклассную теперь несешь на себе отметину! Такую черта с два кто сотрет, окромя уполномоченных на то органов.

– Я до вашего архиерея дойду! – вскрикнул Пахом и сжался как кутенок, когда старик поднял его одной рукой в воздух. За шею. – У меня не последнее место в медной гильдии… Вам этого так не оставят…

– Вертел я всю вашу гильдию, – проникновенно сообщил задыхающемуся мужчине священнослужитель и нанес ему удар в живот. – А архиерей наш вертел ее с куда как большей скоростью и соответствующими моменту торжественными песнопениями. Так, парни, если у кого будут вопросы, то он сопротивлялся при задержании.

Свою прочувствованную речь старик сопровождал все новыми и новыми ударами, медленно превращая живот жертвы в кровавое месиво. Впрочем, шипы его кастетов погружались в кожу не слишком глубоко, и оттого раны являлись болезненными, но неопасными.

– Такая мразь действительно может начать вонять на всю Москву, – счел нужным заметить один из бойцов. – Ваше преподобие, может, официально оформим протокол его задержания как свидетеля? И засунем в камеру к уголовникам на пару деньков. А там уж Бог ему судья, а претензии по поводу травм к тем, кто уже ушел по этапу. Ну или заупокойная понадобится, коли совсем душегубы распояшутся.

– Вы не можете! Вы не имеете права! – просипел Пахом, взирая на попа с плескавшимся в глазах суеверным ужасом. – Вы же пастырь душ, носитель слова божьего!

– Вертел я твои права, – улыбнулся старик и сделал знак бойцам, которые проворно стали обратно натягивать на голову дергающемуся мужчине мешок. – Моей обязанностью как раз и является наставлять заблудших овец на путь истинный и состригать с их шкур пороки и ересь. А ты основательно запаршивел, грешник. И уже успел отравить своим ядом как минимум одну юную душу. А скорее и больше, если вспомнить о твоей семье. Раз они не возражали против такого обращения с этим юношей, то как минимум виновны в гордыне и безразличии. Так, теперь ты, сын мой.

Олег вздрогнул, решив, что теперь настала его пора подвергнуться безжалостному избиению и анафеме. На последнюю, впрочем, парню было плевать. Он раньше считал себя закоренелым атеистом, и хотя теперь его жизненный опыт существенно обогатился по части сверхъестественных событий, все еще цеплялся за старые морально-нравственные ориентиры. И важность недовольства церкви в его шкале ценностей числилась где-то между испорченным завтраком и испачканными туфлями. Конечно, если к данному наказанию не прилагается толпа фанатиков, готовая с радостными воплями тащить Олега на костер.

– Ты уже подумал над теми вещами, которые возьмешь с собой в училище? – проникновенно поинтересовался старый священник.

Парень отрицательно покачал головой. Возможно, законный хозяин тела на эту тему и размышлял, но – увы, его память пропала вместе с личностью и душой. С легким злорадством Олег подумал о том, что сила духа очень пригодится в медленно увядающей под капельницей оболочке. Неудачливый колдун успешно сменял шило на мыло и вряд ли остался доволен совершенной сделкой. Сомнительно, чтобы симпатичная мордашка и полный комплект конечностей могли считаться достойной заменой неподвижности тела и отказывающим почкам. Скорее всего, даже никакая магия не поможет. Если парень вообще ею владел, а не просто смог заставить сработать артефакт, судя по услышанному, рассчитанный чуть ли не на дебилов.

– Отлично, тогда я помогу собраться и провожу до училища. Ну и заодно попробую успокоить мятущуюся душу и наставить ее на путь истинный, – решил старый поп и тепло улыбнулся. – Думаю, не стоит тебе оставаться в этих стенах после сегодняшнего. В конце-то концов, днем раньше или позже покинешь ты родные стены, многого это не изменит. Кстати, меня зовут Бонифаций.

– Ол-лег, – слегка запинаясь, представился парень и попробовал встать. К его удивлению, это вполне получилось. Пусть и с некоторым трудом. Видимо, манипуляции священника с тем золотым светом не прошли даром. – Вы хотите помочь мне? Но почему? Я же… Демона призывал… Да и вообще… Зачем?

– Кто еще, если не я? – развел руками старик и с тяжелым вздохом сгорбился. Казалось, из него будто выдернули стальной стержень, поддерживающий могучие плечи распрямленными. – Петров, ты тут сам все оформишь? Впаяй этому субчику обвинений побольше, авось хоть от чего-то не отбрешется.

– Конечно, ваше преподобие, – откликнулся командир ворвавшегося в дом отряда. – Тем более раз парень еще не признан полностью дееспособным, за его действия должен отвечать официальный опекун. И статью за небрежное хранение потенциально опасных артефактов он заслужил целиком и полностью. А если бы до печати призыва добрался кто-то из его малолетних детей? Демону-то на возраст плевать, ему главное, чтобы привязка по крови вытащила его в наш мир.

Олег сделал один шаг по направлению к дверям, пошатнулся и тут же изо всех сил замахал руками в попытке сохранить равновесие. И это ему не удалось. С испуганным взвизгом он рухнул вниз, да к тому же еще по пути как-то умудрился вцепиться в подошедшего к нему священника. И его тоже опрокинул.

– Отец Бонифаций, да вы у нас, оказывается, еще ого-го-го! – хмыкнула та самая женщина, которая осматривала парня. – С места происшествия даже тревожная группа городовых не ушла, а вы уже руки по отношению к виновнику чрезвычайного происшествия распускаете. Интересно, что было бы, окажись на его месте молоденькая ведьмочка.

– Ну, после девяностолетнего юбилея лечиться от постыдных болезней не так уж и стыдно. Жаль только, не везет последние годы на симпатичных задержанных. Если и попадается ведьма без патента, то годится она мне в матери, – философски заметил старик, поднимаясь сам и поднимая оцепеневшего Олега. – Какие раны еще болят? Видимо, я действительно стал слишком стар, раз не смог провести полноценного исцеления свежих травм аж с двух полных попыток.

– Да нет, все нормально… – Олег действительно больше не чувствовал боли, хотя готов был поклясться в том, что получил сегодня, по меньшей мере, два-три перелома. – Просто слабость. И эта нога… Я никак к ней не привыкну.

– Да лучше бы тебя там совсем спалило, тварь! – крикнул ему в спину Пахом Коробейников. – Иди отсюда, и чтобы больше я тебя не видел! Уверен, тебе понравится жить в училище вместе с толпой немытых крестьян! В хлеву со свиньями таким, как вы, место!

– Война ужасна. Но иногда мир становится еще хуже, ведь за годы спокойствия начинает плодиться та мразь, которую во время конфликтов просто режут. – Старый священник тяжело вздохнул, взял с ближайшей полки томик поувесистее и не глядя швырнул его за спину.

– А-а-а! Мой глаз! – взвыл мужчина, получивший углом тяжелого фолианта по лицу. – Ы! Как больно!

– Хорошо бросаете, отец Бонифаций, – оценил Олег, напоследок оглянувшись на едва не убившего его типа. Тот как раз крутился на полу, пытаясь содрать со своей головы мешок или освободить руки, чтобы добраться ими до пострадавшего органа зрения. – Я бы даже сказал, профессионально.

– А то! – довольно хмыкнул старик, почесывая подбородок окровавленным кастетом. – Гренадер его величества – это вам не хухры-мухры! Я помню еще Вторую мировую, пусть и самый ее конец. А уж в каком количестве малых войн и конфликтов после того участвовал, так и вообще сосчитать невозможно. Семьдесят лет выслуги, в сентябре семьдесят первый пойдет. Ну, если считать вместе с тем сроком, который я числюсь боевым экзорцистом при тревожных группах городовых.

– Это… впечатляет, – только и смог сказать Олег. – В каком же году вы поступили на службу?

– Ну, так в две тысячи сто семьдесят пятом, если от Рождества Христова, – довольно откликнулся священник, чем погрузил парня в состояние полнейшего смятения. Он окончательно перестал хоть что-то понимать. А также был вынужден констатировать свое полное незнание реалий этого мира. Ведь его родным он не являлся совершенно точно.