Больничная история

– Петрович, ладно, мы пошли, но может хряпнешь с нами винца?

– Не-а. С утра масть не идет. Голова дуром валит. Пятьдесят грамм чистенького накатил – нормально вроде стало. А сейчас опять что-то поплохело. Есть не могу вообще. Сейчас еще грамм сто, а лучше сто пятьдесят, потом минералочкой запью, покурю и за работу. А то ко мне уже очередь выстроилась из пациентов. Вон там, за дверью. Я их к порядку приучил. Слышите? Ага. Молчат, не ругаются, не возмущаются. Вот за это я и люблю свою работу. Не то, что эти зубнюки – садисты.

Опять заскрипела дверь. Послышались шаги. И совсем рядом с каталкой больного:

– Не-е, Петрович, спасибо, но нам твои ножи не нужны. У меня свой тесак есть здоровый. Я, как знал, только вчера наточил.

– Ё-е-е! – довольно громко заскулил под простынею еще живой больной. Если бы он лежал у двери, его наверняка бы услышали, но на свою беду теперь он лежал далеко от них. И ему ничего не оставалось делать, как покрепче закусить нижнюю губу, чтобы не выдать себя в следующий раз.

Друзья взяли свою, по крайней мере, они думали так, каталку и покатили ее к лифту, чтобы доставит больного в его палату. Воспользовавшись паузой, больной вновь высунул голову из-под простыни. Его взгляд упал на табличку с надписью “Схема пожарной эвакуации”. Быстренько найдя на схеме место своей дислокации, он, как человек с незаконченным высшим образованием, определил и маршрут своей личной эвакуации или, если опять же точнее, бегства. Тем более в заманчивой дали он достаточно четко видел широкие металлические ворота и над ними светящееся табло с надписью «Выход». Уже привычный скрип двери заставил его нырнуть под простынь. Вышел Петрович и не спеша закатил все каталки в свою препараторскую или, как слышали Макс с Андрюхой, – резекторскую . Каталка больного была ближайшей к двери, поэтому она оказалась ближайшей к разделочному столу и, следственно, его же первым Петрович отработанным движением спихнул с каталки на стол. Теперь можно было и подлечиться, и выкурить папиросу, чтобы потом не отвлекаться. А больной, он же временно живой, в трансе лежал на холодном столе и, почти вовремя вспомнив, шептал:

– Господи! Господи! Господи!

Макс и Андрюха с чувством выполненного долга подкатили своего больного к посту медсестры.

– Сестричка, принимай клиента пока тепленький.

– Спасибо, мальчики, – ответила им дежурная медсестра, лет восемнадцати. В это время она, вытянув губы трубочкой, очень тщательно и внимательно мазала их губной помадой, разглядывая и корректируя свою работу посредством маленького зеркальца. Зеркальце было уж очень маленьким, поэтому все получалось как-то не так и не очень. Короче, она была занята важным делом.

– Сейчас я закончу через секундочку и скажу в палате, чтобы его забрали. А вы пока поставьте его здесь, в стороночке, чтобы не мешал людям ходить.

– Нет проблем, красавица. Как скажешь.

Они закатили каталку за какой–то стеклянный шкафчик со склянками и пошли в морг, чтобы забрать из холодильника свое мясо и, наконец–то, заняться шашлыком.

–Петрович! А вот и мы. Где наше мясо? Посмотри, какой у меня тесак! Здоровый, правда? Одним ударом пополам перешибаю. Ништяк. На чем бы тебе показать?

Служебные помещения, даже, если они достаточно большие по площади, все равно ограничены и разграничены мебелью и инвентарем. Так и здесь разделочный стол стоял посередине зала и куда бы ты ни шел, все равно пришлось бы идти мимо стола. Да, именно того, на котором лежал наш больной. Услышав такие слова и шаги в сторону стола, я думаю, мало кто возрадовался бы на его месте.

– Не-е-т! – вскричал он и со скоростью джейрана бросился к двери. Выскочив за дверь, он буквально врезался в группу студентов – медиков, пришедших сюда на практику. Первым стоял худощавый парень в круглых фирменных очках. Схватив его за грудки, больной, глядя в огромные зрачки, увеличенные диоптриями очков, прокричал:

– Не дамся! Не дамся! – но, увидев, как эти огромные зрачки медленно закатились вверх, а само тело студента медленно поплыло вниз, он бросил его и стремглав понесся в сторону спасительной таблички с надписью “Выход”. Почти сразу за ним в дверь выскочил довольно сильно поддатый Петрович.

– Больной! Назад! Назад, я сказал! Немедленно на стол. Я же вас еще не успел разрезать!

Почти синхронно раздались звуки, обозначившие падение двух халатов, из которых не успели вылезти две девушки – практикантки.

– Ну, вообще, оборзели. – Непонятно к кому обращаясь, произнес Петрович.– Практиканты? Ну, заходи. Я сейчас еще кого-нибудь на стол закину. Сглазил же. Только сегодня похвалился, что у меня порядок, дисциплина, ни один еще не ушел. И вот на тебе. Смылся. Вот гад!

На этот раз Петрович выбрал каталку с педикюром.

– Хоть эта не убежит. Я думаю. Ну, че-е, где вы там? – он подошел к двери, выглянул. Никого. Вообще. Боковым зрением слегка осоловевших глаз он все-таки рассмотрел на полу три халатика, в которые было что-то завернуто.

– Ну, оборзели. – Повторился Петрович и аккуратно закрыл за собой дверь. Дверь была частью его кабинета, а кабинет был его работой, которую он любил. А то, что в его любимом кабинете на полу лежат еще два халата, он так и не заметил – работа, прежде всего. Петрович достал блюдечко, нарезал в него солененьких хрустящих огурчиков. Налил в три пластмассовых одноразовых стаканчика по двадцать грамм спирта, добавил в них воды. Все это поставил рядом со своей работой, то есть рядом с телом, заняться которым ему сейчас предстояло. Ведь еще Петрович любил порядок, а не любил суетиться и отвлекаться во время работы.

– Что ж, приступим.– Произнес он свою традиционную фразу и натянул свою марлевую повязку на нос.

+ + +

Медсестра сестричка – красавица все-таки справилась со своим пухленькими губками. Еще раз оценила свою работу в зеркальце. Подправила свои крашенные под блондинку волосы и пошла в палату, чтобы ходячие больные помогли переложить в кровать послеоперационного больного. Каталку подвезли к койке и сняли с больного простыню. Ее взору предстал дед с ввалившимися щеками и синей-пресиней кожей.