Пластун

Глава 18

Самая короткая дорога к главному рынку Кафы проходила мимо крепости. Иван повёл казаков полтавского куреня вдоль причалов. Туда же сечевые пушкари-гармаши тащили десятка два небольших чугунных орудий и тяжёлые арбы. Гвалт кругом стоял ужасный, но всё перекрывал крепкий русский мат бородатого Москаля, командовавшего пушкарями.

Везде виднелись следы вооружённого налёта: разбитые и перевёрнутые телеги, бочки, зарубленные стражники. Большие портовые склады уже были раскрыты и казаки других куреней во всю копошились там. Несколько зданий горело. Красные искры веером разлетались по воздуху, поджигая соседние дома.

Полтавцы быстрым шагом двигались к крепости, когда картечь со свистом резанула воздух прямо над головами запорожцев. Пришвартованный у последнего причала большой венецианский корабль извергнул громы и молнии из обоих своих бортов. Казаки мигом рассыпались по сторонам, укрывшись за бочками и телегами. Десятка полтора трупов в широких шароварах и оселедцами на бритых головах остались лежать на причале.

– Пан Ярослав, допоможи! – здоровенный казак с окровавленным лицом и ятаганом в руке возник перед Славком. – паписты сии сопротивляются, как черти! Мы все корабли в порту взяли, а эти палить начали!

– Скорише шевелиться надо было, Покотила! Сначала корабли захватить, а потом рыться в их трюмах! Так что сам виноват, что упустил время. Мы на главный базар спешим, там татары людей наших побить могут! – хмуро буркнул Славко. – сам тут разбирайся!

– Ну пан атаман, ведь уйдут же, гады! Покудова хлопцев соберу с лабазов, удерут фряги! Ну допоможи, Сверговский! – взмолился Покотила и вытер ладонью кровь с лица.

Снова полыхнуло. Ядро пронеслось сверху и врезалось в стену склада, подняв тучу кирпичных обломков. Запорожцы, ругаясь, вновь укрылись за телегами.

– Десятину добра, что в трюме сего венецийца, моим хлопцам! Идёт? – атаман полтавцев пристально разглядывал стоявший напротив корабль.

– Добре Славко, добре! – обрадовано затараторив грузный Покотила, и бросился к своим залёгшим перед причалом казакам.

– Джура… как тебя прозывают? Иван? Сиди покуда тут и зря не высовывайся! Мы скоро, понял?

Иван согласно кивнул.

Славко собрал хорунжих и быстро переговорил с ними. Командиры сотен, пригибаясь, направились к своим сечевикам. Проигнорировав указание атамана «не высовываться», Иван привстал, внимательно наблюдая за начавшимся оживлением. Казаки, не обращая внимания на свистящие сверху пили и картечь перебежками продвигались к кораблю.

И только сейчас следя за приготовлениями запорожцев к бою, Иван понял, как устроен курень полтавцев. В начале на берегу войско казаков показалось юноше просто вооружённой неорганизованной толпой, громко орущей и не слушавшей приказы своих начальников. К тому же плохо одетой: в грязных рваных шароварах, таких же рубахах, кожаных свитках-безрукавках или же вовсе голыми по пояс.

Теперь курень чётко разделился на сотни, каждая из которых имела своё предназначение. Сотня пищальников, вооружённая фитильными ружьями, полукругом оцепила причал, нацелив на корабль лес стволов. Сотня лучников, расположившись за телегами, дружно натянула тетивы луков, уставив острия стрел в небо. Сто пятьдесят копейщиков с длинными турецкими копьями залегла чуть дальше, наблюдая за ходом боя. И, наконец. Триста самых отчаянных рубак в курене – сердюки, все с ног до головы увешанные разным оружием, сжимая сабли, топоры и ятаганы, приготовились ринуться на корабль.

И не смеха, ни шуток – только молчаливая угрожающая сосредоточенность…

За высокими бортами венецианского судна мелькали ребристые шлемы одетых в доспехи моряков, торчали сверкающие острия алебард. Стволы мушкетов и небольшие пушки на верхней палубе извергали свинцовый град на причал, не подпуская никого близко к кораблю. В «вороньих гнёздах» – больших бочках на мачтах тоже сидели стрелки, бьющие из ружей по любой видимой цели.

Иван чуть не поплатился жизнью за ротозейство, пуля обожгла горячим воздухом его висок, вонзившись в бочку. Обернувшись, Славко обложил парня матом и пообещал надрать задницу. Несколько смущённый, Иван, потирая висок, снова присел за бочку, продолжая наблюдать за событиями.

На корме судна стояли несколько человек в железных доспехах. Один из них – с пышным пучком перьев на красивом ребристом шлеме, взмахнул длинной тонкой шпагой. Правая, обращённая к морю сторона корабля громыхнула, послав в ближайшие чайки десяток ядер.

– Так, понятно… – протянул куренной атаман. – Задрыга, давай сюда Никитку, живо!

Пожилой грузный сечевик басом передал приказ дальше и вскоре у бочки появился высокий молодой казак с длинноствольным ружьём в руках.

– Никита, видишь того фряга в панцире и с перьями? Это капитан, надо снять! – Славко вопросительно взглянул на казака.

– Далековато, пан куренной. Но попробую… – казак неуверенно повёл плечами.

– Уж постарайся, брат! Глаз у тебя соколиный, так что уваж товариство… Ефимыч, передай Пивню и Омельку, дабы готовы были, зараз начнём!

Обозный Ефим Задрыга кивнул и передал по цепи приказ командира стрелков и лучников.

– Петро, будь на стрёме, пидемо сейчас!

Довольно оскалившись, бунчужный Покотила согласно махнул ятаганом. На корабле тем временем началось какое-то движение. Поблескивая шлемами, забегали по палубе матросы, заскрипели блоки и на мачты поползли длинные реи с огромными полотнищами парусов. Сверкнул топор и толстые канаты-швартовы, удерживавшие судно у причала, с плеском упала в воду.

Славка лизнул указательный палец и поднял его вверх.

– Ветер поднимается. Уйти, хотят, гады! Хрен вам, падлы, собачий в дупу! Ну, чего там, Никита?

Никита, прищурив левый глаз, застыл за бочкой, слившись с ружьём в одно целое. Венецианский капитан всё маячил на высокой корме корабля, отдавая приказы.

Длинный шестигранный ствол пищали, не отрываясь, следил за ним, покачиваясь в такт движениям. Дымя и потрескивая, тлел фитиль в замке ружья, распространяя удушливый серный запах.

С любопытством, наблюдая за происходящим, Иван вдруг заметил, что уже наступил рассвет. Солнца ещё не было видно, но его лучи пробивались с востока, разгоняя темень. Ночь сменила серое утро и хлопья тумана поднялись над шумящими волнами.

Подняв тучу брызг, упал в воду обрубленный якорный канат. Большие паруса, распустившись, начали наполняться ветром. И кренясь, корабль стал отходить от причала. Никита плавно нажал на спусковую скобу. Горящий фитиль ударил в полку с затравочным порохом. Грохнул выстрел, клубы дыма окутали бочку. Человек в шлеме с перьями качнулся и упал на перила, ограждающие корму судна.

– Молодец, Никита! Петро, изображай дело! – весело рявкнул Славко и забористо выругался.

С полсотни залёгших у причала казаков выскочили и жутко вопя, ринулись к кораблю. Не пробежав и десятка шагов, они кубарем покатились на причал, укрываясь за трупами убитых товарищей. И вопя, с корабля полыхнули пушки, хлестанув картечью над самыми головами сечевиков.

– Добре! А теперича хлопцы, вперёд! – заорал, вскрикивая Покотила.

Запорожцы вновь ринулись в атаку. Стволы мушкетов выросли над бортом корабля, целясь в нападавших. Только того и ждавший Славко поднял руку. Громыхнул залп. Пули ударили в судно, выбив из него щепки. Несколько пробитых ребристых шлемов слетели с голов владельцев и шлёпнулись в воду. Ружья венецианцев дёрнувшись, исчезли за истерзанным пулями бортом. Одновременно хорунжий Омелько взмахнул саблей. Лучники враз опустили тетивы луков. Сотня стрел с шелестом взмыла в небо. На невидимой глазу высоте они, описав дугу, нацелили острые стальные клювы на корабль. Железный град забарабанил по мачтам и палубе судна, вопли раненных итальянцев далеко разнеслись над причалом. Бившие по казакам повисли на бочках, истыканные, как ежи, стрелами. Всё же укрывавшиеся за бортом солдаты успели дать залп – с десяток впереди бегущих сечевиков Покотилы мёртвыми рухнули на доски причала. Но основная масса запорожцев с рёвом домчалась да корабля и мигом облепила его. Казаки ловко карабкались по высоким бортам, хватаясь за канаты и торчащие из портов стволы пушек. Снова на палубе судна вырос лес пик и алебард венецианцев. Потрясая шпагами, офицеры приказывали солдатам сбросить отчаянно лезущих казаков.

И снова стрелки Славка осыпали палубу корабля пулями и стрелами. Успевший перезарядить пищаль Никита снял одного из офицеров – тот, кувыркаясь, слетел с борта в воду. Запорожцы ворвались на палубу и там завязалась яркая сеча. Огромная фигура Покотилы уже мелькала на корме судна, его кривой турецкий ятаган безжалостно молотил по железным панцирям итальянцев. А сечевики всё лезли и лезли на корабль, уже отошедший на несколько метров от берега. Последние из нападающих просто прыгали на борт судна, хватаясь, за что попало. Многие срывались и падали в воду. Но отплёвываясь и матерясь, цеплялись за свисающие швартовые канаты и схватив сабли зубами, упрямо карабкались наверх.

– Всё, дело сделано! Петро теперича своего не упустит! – Славко поднялся из-за бочки и удовлетворённо погладил длинные чёрные усы.

Пан куренной, а мы же как?! Хлопцы прямо землю роют! – бунчужный Кулага, начальник сердюков, жадно глядел на атамана.

Успокойся, Остап! Это не наше дело! И так много времени потеряли из-за сего балбеса Покотилы! Гетман может тырлей навешать. – Славко вложил саблю в ножны, продолжа. Глядеть на корабль.

Недовольно ворча, сердюки тоже поопускали оружие. Курень вновь начал строиться по-боевому: впереди стрелки-пищальники, за ними копейщики и потом сердюки и лучники.

Иван, которому не терпелось опробовать в настоящей сече свой индийский кинжал, разочарованно сунул его в ножны.

А хорошо держались фряги! Доброго перца дали хлопцам Покотолы! – одобрительно произнёс Славко, ни к кому конкретно не обращаясь. – Вообще не похож корабль сей на обычное судно гостей заморских. И большой весьма, и пушек много, и морских солдат на борту имел количество изрядное…

Иван тоже внимательно рассматривал венецианский корабль. Действительно большой – раза в два крупнее обычных купеческих венецианских и генуэзских судов, которых юноша перевидал достаточно в порту Кафы. Красиво разукрашенные надстройки на носу и корме корабля вздымались высоко над причалом. Ветер трепетал на флагштоке большое знамя с изображением вставшего на дыбы золотого крылатого льва. Да, такого морского красавца видеть ещё не приходилось…

Сердюки, Покотилы мельтешили на корабле, добивая последних из венецианцев, кто ещё сопротивлялся. Многие матросы, побросав оружие, ставали на колени, умоляя о пощаде.

– Ладно, пидемо далее, джура! – куренной атаман хлопнул парня по плечу.

Глава 19

Курень двинулся дальше в город. Мимо крепости казакам тоже пришлось продвигаться перебежками, пригибаясь и укрываясь, за чем придётся. Тут пальба шла вовсю – турки били со стен по запорожцам из ружей и пускали тучи стрел. Через открытые ворота крепости они уже несколько раз пытались атаковать казаков и прорваться к причалам. Целая гора скошенных картечью окровавленных трупов в шароварах и длиннополых халатах громоздилась перед воротами. Стоны и молитвы на турецком языке раздавались оттуда…

Выстроив пушки вряд, гармаши Москаля ловко перезаряжали их и палили безпрестанно по толпившимся за телами убитых товарищей турецким воинам. Укрываясь за телегами и арбами, запорожские стрелки осыпали стены крепости ответным свинцовым дождём. Время от времени то чалма, то тело турка вываливалась из-за зубцов и шлёпалось на землю. И мёртвые казаки, раскинув ноги в широких шароварах, лежали у разбитых ядрами пушек…

– Жарко хлопцам у сей фортеции поганской! Но ничего! Москаль турок из ворот не выпустит, сие точно. Дело воинское знает добре, не зря был головой пушкарей у ихнего царя Ивана! – прокомментируя события у крепости Славко.

Ожидая подходившие сотни, юноша наблюдал за боем с трепетным восторгом. Вот это дело; вот это жизнь! Настоящая война!

С восхищением Иван смотрел на казаков. В самые страшные и опасные моменты сражения, запорожцы излучали спокойное мужество и какое-то задорное веселье. Трёхэтажный мат, божба летели со всех сторон. Даже покалеченные, раненные сечевики предпочитали оставаться рядом с товарищами, заряжая им ружья или просто наблюдая за боем.

– Давай хлопче, веди скорише!

Очнувшись, Иван кивнул атаману и заспешил вперёд. Миновав крепость, казаки углубились в узкие улочки Кафы. Уже совсем рассвело, и солнечные лучи разгоняли остатки темени из всех кривых закоулков города. Иван быстро вёл запорожцев в глубь Кафы, к главному базару.

Жизнь за глухими дувалами татарских домов, словно вымерла – нигде никого не было видно и слышно. Только остервенело лаяли встревоженные пушечным громом собаки и громко клекотали проснувшиеся голуби на чердаках.

Неожиданно загремели копыта, четверо вооружённых татар появились на улице. Увидев прущую на них толпу сечевиков, нукеры вздыбили коней и повернули назад. Грохнул залп и трое воинов вместе с конями рухнули на землю. Четвертый татарин, раненный в плечо, отчаянно стегнул лошадь нагайкой и скрылся за поворотом.

– Ушёл, гад! – Славко забористо выругался.

– Далеко ещё?

– Не-е, скоро будем на рынке.

– Готовсь хлопцы, скоро подходим! – атаман обеспокоено оглядел курень.

Но в особых указаниях сечевики не нуждались. Набычившись, щуря напряжённо глаза, казаки пробирались по улицам, держа наготове оружие. Город был чужой, враждебный и опасность могла грозить с любой стороны…

Гружённая до верха арба выкатилась из ворот ближайшего дома. Пожилой татарин, стегая изо всех сил медлительных волов, с ужасом оглядывался на приближавшихся казаков. Его многочисленное семейство крича от страха, пыталось спрятаться за сундуками и вьюками, заполнявшим повозку. Запорожцы весело заулюлюкали и разбойничий свист резанул уши. Несколько сечевиков подняли было ружья, но Славко рявкнул, дабы не тратили попусту воинский запас.

Арба, скрипя большими колёсами, исчезла в конце улицы. И скоро впереди открылась обширная площадь – главный рынок Кафы и невольничий центр Крыма. Сейчас площадь была пустынна. Утренний ветер разносил по ней мусор, оставшийся после вчерашних торгов.

– Вон тюрьма, где татары держат невольников! – Иван указал на угрюмо выглядевшее большое кирпичное здание, похожее на небольшую крепость.

– Понятно. Хлопцы, лавкой к зиндану и держать ухо востро!

Казаки дугой двинулись через площадь к тюрьме. Идущий невдалеке от юноши Никита ругаясь, поджёг угасший фитиль и взял пищаль наперевес:

– Что за дерьмо сии замки фитильные! Когда надо, их не подожжёшь, дым и вонь одна! – в сердцах бросил молодой казак, заметил устремлённый на него любопытный взгляд Ивана.

Мрачное, обшарпанное здание городской тюрьмы с узкими окнами-бойницами быстро приближалось. До него оставалось шагов сорок, когда на площадь, гремя копытами и поднимая тучи пыли, вылетели татары. Дикий визг и вой перекрыл на миг даже гром пушек в порту. Потрясая саблями, крымчаки скопом ринулись на казаков. Одновременно на крышах ограждающих площадь караван-сараев. Возникли фигуры с луками в руках. Свистнули стрелы и несколько сечевиков рухнули на землю. Большие потемневшие от времени ворота тюрьмы отворились и оттуда, выставив вперёд копья, бросились на казаков турецкие воины – серкасиры.

Крики, свист стрел, ржанье коней, стоны раненых людей заполонили площадь. Атакованный с двух сторон курень, как потревоженный червяк, свернул дугу, сомкнувшись в кольцо.

– Кулага, турки! Пивень – татары! Омелько – крыши! – Славко быстро указывал направление саблей.

Первая шеренга запорожских стрелков мгновенно шлёпнулась на землю. Вторая стала на колени. Третья осталась стоять на месте. Четвёртая положила стволы пищалей на плечи третьей. Все четыре шеренги ощетинились ружейными стволами, направленными на несущуюся конницу. Стоявшие за пищальниками копейщики подняли вверх острые жала копий. Бунчужный Кулага ткнул саблей в наступавших турецких пикинеров. Сердюки не обращая внимания на град стрел сверху, с рёвом кинулись на встречу туркам. Раненный в плечо хорунжий Омелько, кривясь, отдал приказ лучникам. Десятки стрел сыпанули по крышам караван – сараев, сбивая на землю татарских стрелков. А лавина конницы крымчаков уже была рядом, и казалось, неминуемо должна была смести, затоптать в землю строй казаков…

Сабля сотника пищальников резко упала…….зился от зданий на площади. Серые облака дыма заволокли всё вокруг. В его разрывах мелькали перекошенные лица нукеров, хрипящие лошадиные морды. Через мгновение дым насколько рассеялся, открыв целую груду коней и людей, валяющихся перед строем казаков.

Чёрная лава татарской конницы замешкалась, пробивая себе дорогу через хрипящих в агонии коней и умирающих соплеменников. Не теряя времени, стрелки отошли назад, освободив место копейщикам. И лес копий встретил налетевших крымчаков.

С противоположной стороны куреня в это время одновременно сошлись две атакующие волны – сердюков и турок. Дикий вой, лязг железа о железо и предсмертные хрипы огласили воздух.

Отбросив бесполезные теперь ружья, пищальники обнажили сабли. Хорунжий лучников, матерясь и прижимая ладонь к окровавленному плечу, поторапливал своих стрелков. Казаки одна за другой посылали стрелы на крыши, выбивая лучников противника. Ответный дождь стрел тоже больно хлестал по куреню, валя десятки сечевиков.

Сердюки врубились в ряды сераскиров и расстроили их. В рукопашном бою длинные копья турок стали бесполезны, казацкие сабли молниями сверкали в воздухе, снося единым махом головы, срубая руки и рассекая плечи. Выхватив ятаганы, турки пытались сопротивляться, но скоро стали отступать к тюрьме, толкаясь, и давя друг друга. Рубя их, как капусту, сердюки ворвались в здание зиндана. окровавленные трупы остались лежать там, где проходили сечевики бунчужного Кулаги…

Татарская конница, сбив первые три шеренги казацких копейщиков, захлебнулась в атаке. Противники смешались в одну общую кучу, безжалостно убивая друг друга. Копья запорожцев выбивали крымчаков из сёдел, пронзая их насквозь. Сечевики кидались под коней, распарывая им животы и добивая потом всадников. Татры сверху рубили казаков саблями, и не одна голова с чёрным чубом слетела с широких молодецких плеч…

Растерявшийся в первое мгновение боя, Иван пришёл в себя, когда казак рухнул на него, сбив на землю. Стрела пронзила запорожцу шею насквозь, и липкая красная лужа расплывалась под ним, заливая одежду юноше. Иван схватился за кинжал, потом взял выпавшую из рук стрелка пищаль. Тень накрыла парня и конь, брызгая горячей пеной, рухнул рядом. Его всадник, махая окровавленной саблей, отчаянно пытался освободить придавленную лошадью ногу.

– Бей его хлопче! Чего пялишься на поганого?! – прокричал кто-то сбоку.

Иван неловко ткнул татарина стволом в лицо. Плюясь кровью, тот секанул саблей снизу и пищаль вылетела из рук парня. Освободив ногу, нукер вскочил. Его раскосые тёмные глаза встретились с глазами юноши. Иван рванул кинжал из ножен. Сабля взвилась в воздух, сбив шапку с головы юноши. Держа кинжал впереди себя, Иван отпрянул и, оступившись, упал на чей-то труп. Татарин с занесённой саблей навис над ним. Мелькнул приклад и нукер ткнулся лицом в землю рядом с юношей. Кровь толчками выплёскивалась из его пробитого виска…

– Что Вань, небо с овчину показалось?! – белозубой улыбкой сверкнул Никита, опуская пищаль. – Ничего, на первый раз всем страшно!

Трясь головой, Иван поднялся, ощущая, как мелко дрожат ноги. И тошнота подкатывала к горлу. Да, схватка с врагами лицом к лицу красива и хороша со стороны, а как сам испробуешь…

Сражение закончилось. Уцелевшие татары, стегая коней, отошли назад, за линию убитых соплеменников. Нукеры крутились волчком перед строем казаков, пуская в них стрелы время от времени. Чуть в стороне находился их мурза. Махая кривой саблей, он что-то кричал своим воинам, указывая на запорожцев. Казаки построились в прежний боевой порядок, ощетинившись копиями. Пищальники усиленно заряжали ружья, вгоняя в стволы тяжёлые круглые свинцовые пули.

Иван вновь подобрал «свою» пищаль. Фитиль всё ещё тлел в её замке. Раздув его, он огляделся. Стало гораздо легче – стрелы с крыш перестали лететь на казаков. Чёрными пятнами татарские лучники валялись у стен караван-сараев. Сердюки Кулаги вовсю хозяйничали внутри тюрьмы, добивая её последних защитников. Головы татарских стражников и турецких пикинеров время от времени вылетали из окон и кровавыми мячами шлёпались на землю.

– Никитка, видишь? – Славко указал в сторону мурзы и вытер мокрый лоб рукавом рубахи.

Никита, заряжавший ружьё, молча кивнул. Насыпав из небольшого рога мелкого затравочного пороха на полку, он вложил фитиль в замок. Иван пристально наблюдал как стрелок заряжает оружие, стараясь запомнить всё до мельчайших подробностей.

Выстроившись полукольцом, татары вновь двинулись вперёд. Мурза, державшийся позади, потрясал поднятой вверх саблей.

Стоя на одном колене, Никита приложил приклад к плечу. Подражая ему, Иван тоже поднял ружьё. Тяжёлый ствол плясал в руках юноши, приклад давил в плечо и смуглые татарские физиономии расплывались перед глазами.

Казаки кругом нацелили в крымчаков лес пищалей, лучники натянули туже тетивы луков. Славко, покусывая ус, пристально наблюдал за противником.

Ствол ружья Никиты прыгнул вверх, выплюнув сноп пламени. Мурза выронил саблю и упал на гриву лошади. Его вороной конь метнулся в сторону, унося на себе мёртвого всадника. Линия атакующей конницы сбилась, потеряв темп движения. Нукеры оглядывались назад и сдерживали поводьями лошадей. Торжествующий рёв запорожцев взлетел над площадью. Казаки махали саблями и крыли противника матом и насмешками. Несколько пищальников из передней шеренги выстрелили по ближайшим крымчакам, выбив их из седел. Иван тоже, взяв на мушку плотного морщинистого нукера, нажал на спуск. Пищаль пребольно отдала в плечо, едва не вылетев из рук, грохот заложил уши. В клубах дыма мелькнул морщинистый татарин. Пригнувшись, он развернул коня. За ним и другие нукеры бросились прочь от строя казаков.

Вскоре площадь опустела, не считая груды раненых и убитых людей и лошадей.

– Что брат, промазал? В первый раз стрелял из пищали? Ничего – первый блин всегда комом! – весело подмигнув юноше, Никита, прочищая шомполом ствол своего ружья.

Иван расстроено вздохнул и потёр ноющее от отдачи приклада плечо. Настроение у него было подавленное. Первый, первый в жизни настоящий бой! И что? Не смог убить не одного басурмана, мало того – сам чуть без головы не остался. Слава Господу, Никитка выручил! Ну что он за казак, сечевик…

Понурив голову, Иван устало присел на ещё тёплый труп татарской лошади. Грохот боя сменился над площадью на жалобные стоны раненых и хрип умирающих коней. Голуби стайками бродили спереди трупов, поклёвывая застывающие лужи крови.