Я – телохранитель. Забыть убийство

В лесу Китайгородцев наткнулся на остовы снесенных домиков. Следы уже не были явными, всё заросло травой, но безошибочно определялось, где стояли дома, а где пролегали дорожки. Территория не была захламлена. Новый хозяин, по-видимому, потратил немало сил на то, чтобы очистить свой лес.

Возвращаясь к дому, Китайгородцев сделал крюк, чтобы попасть на ведущую к шоссе дорогу. Но до дороги он не дошёл. Оставалось пройти метров сто, когда Китайгородцев увидел насторожившую его картину: здесь опавшая листва была примята так, будто кто-то неведомый устроил лёжку. Лес заканчивался, дальше был изумительный изумрудный газон, а за газоном – дом. Отсюда всё видно, как на ладони. Дом. Крыльцо со множеством ступеней. У крыльца машина. Михаил откуда-то вернулся.

* * *

Из огромного багажника внедорожника Михаил выгружал пакеты с продуктами. В багажнике пакеты вроде бы занимали не слишком много места, но когда Михаил их оттуда извлёк – гора пакетов стала выглядеть внушительно.

– Добрый день, – вежливо поприветствовал Китайгородцев.

– Здравствуй, – коротко ответил Михаил, окатив собеседника своим чёрным взглядом.

Держал дистанцию. Не подпускал.

Китайгородцев даже не стал предлагать свою помощь, понимая, что нарвётся на отказ. Но о делах заговорил.

– Я хотел у вас спросить, – произнес Китайгородцев. – Наверняка существует план дома. Мне бы взглянуть.

Но и тут фиаско полное.

– Нету плана, – сказал Михаил. – Нету дома. И никого тут нет. Всё, что ты видишь, – повёл рукой вокруг, – тебе привиделось.

Пошутил недобро так. С вызовом.

* * *

Ближе к вечеру Китайгородцев выскользнул из дома, никому ничего не сказав. Он обошёл дом и углубился в лес там, где был пруд, и когда от дома его уже нельзя было увидеть, сменил направление движения, по большой дуге огибая дом и лужайку с изумрудной травой, и минут через тридцать пути вышел к обнаруженной им утром лёжке, где ещё недавно прятался неизвестный наблюдатель. До лёжки Китайгородцев не дошёл метров тридцать, лёг за кустом, мгновенно превратившись из человека в ничем не примечательную кочку, и затаился.

Ночь пришла по-осеннему рано. Дом потонул во тьме – ни огонька. Свою руку вытянешь – не увидишь кончиков пальцев. Китайгородцев не смотрел, а вслушивался. Если тот, кто подглядывает, придёт этой ночью, его появление можно будет обнаружить лишь по звуку.

Но никто не пришёл. Китайгородцев пролежал в засаде до утра и с первыми лучами несмелого осеннего солнца обнаружил, что лёжка пуста. Он продрог и он устал. Но он готов был повторить всё с самого начала. Уже следующей ночью.

* * *

Днём Михаил мёл листья на площадке перед домом. Махал метлой, будто заправский дворник. По всему видно, что это дело для него привычное.

Китайгородцев сел на ступенях крыльца, палку свою инвалидскую положил рядом, молча наблюдал за Михаилом, которому такой присмотр явно был не по душе, но он терпел, делая вид, что не замечает Китайгородцева. Завершил свою работу, хотел уйти, но Китайгородцев спросил у него:

– Тут жильё какое есть поблизости?

– Тебе зачем? – недружелюбно уточнил Михаил.

– Вообще интересуюсь.

– На двадцать вёрст вокруг нет никого.

– Почему такая глухомань?

– Тут был лесхоз. Никто не селился. Одна база отдыха.

– Да, я знаю. А вообще люди тут бывают?

– Какие люди?

– Посторонние.

– Это кто? – спросил Михаил и посмотрел внимательно.

– Откуда же мне знать? – пожал плечами Китайгородцев. – Может, грибники. А может, и охотники. Вот бывало такое, что выйдет из леса кто-то чужой…

– Ты об чём вообще интересуешься? – прищурил глаз Михаил.

Неужто он какую-то опасность уловил лично для себя?

Китайгородцев не сразу нашёлся, что ответить.

– Я же тебе говорил: нет здесь никого, – сказал Михаил внушительно. – Одна только видимость.

А взгляд у него был лживый.

Он знал больше, чем говорил. Никаких сомнений.

* * *

Погода испортилась к ночи. Очень быстро, за какие-то минуты, потемнело, и хлынул дождь. Китайгородцев понял, что этой ночью ему в засаде не сидеть. Он смотрел в окно, за которым почти ничего не было видно. Дождь был сильный. Потоки воды стекали по оконному стеклу. Чтобы лучше видеть, как бушует снаружи непогода, Китайгородцев погасил в комнате свет и вернулся к окну.

За стеклом стоял человек. Китайгородцев отчётливо видел его силуэт в призрачном сумраке позднего вечера. Силясь рассмотреть, кто это такой, Китайгородцев подался вперёд, прилип к холодному стеклу и человек вдруг пошёл к нему. Он не шёл, а брёл странной походкой, какой люди никогда не ходят, и вышел из дождя прямо на Китайгородцева, буквально вынырнул из сплошной стены дождя, и когда он оказался совсем близко, и их с Китайгородцевым разделяло лишь двойное стекло в оконной раме, Китайгородцев его узнал. Китайгородцев попытался открыть окно, но не было ни ручек, ни запоров, это окно, похоже, задраили наглухо, и Китайгородцев жестами показал своему визави, что тот должен оставаться на месте. Он боялся, что человек этот его не дождётся, уйдёт, поэтому бросился вон из комнаты настолько быстро, насколько ему позволяла его раненая нога. Проковылял по коридору, громыхая палкой, потом через привычно тёмный зал, отпер входную дверь и вывалился наружу, под дождь, который в одно мгновение вымочил его до нитки. На ступенях он не осторожничал, а зря. Упал, поскользнувшись, и потом искал в темноте свою палку, без которой он был не ходок. Нащупал палку, побрёл за угол дома, боясь, что не успеет, что человек исчезнет так же внезапно, как появился. Идти было далеко. Китайгородцев спешил.

Он опоздал. Всматривался в осенний мрак, ещё надеясь кого-то увидеть, но уже знал, что там, впереди, никого нет.

Китайгородцев сейчас не мог сказать с уверенностью, какое из окон его, но где-то здесь тот человек стоял. А теперь его не было. Китайгородцев крутанулся на месте, силясь разглядеть в залившей местность тьме знакомый силуэт, но ничего не увидел. Склонился низко над землей в поисках следов. Темно. Вспомнил о мобильнике. Достал из кармана телефон, нажал на кнопку, экран засветился, едва-едва пробивая сырую тьму. Лучше так, чем совсем никак. Китайгородцев ползал по мокрой от дождя земле, отыскивая следы, но ничего не находил. К соседнему окну. Ага, вот! Неотчётливые, правда, следы, только угадываются.

Погас экран мобильника. Китайгородцев чертыхнулся. Снова нажал кнопку, экран ожил.

Китайгородцев пытался определить, куда ведут следы. Но дождь лил, как из ведра. Экран периодически гас. Да и следы где-то потерялись. Не было следов.

Китайгородцев бросился обратно в дом. Ковылял с таким энтузиазмом, будто от его расторопности всё сейчас зависело. Или пан, или голова в кустах, как порой говаривал Хамза.

В дом вошёл, закричал:

– Михаил! Михаил!!!

Стал подниматься вверх по лестнице, наплевав на недавние запреты.

– Михаил!!!

На втором этаже было так же темно, как и внизу.

– Михаил!!!

Наугад вышел к дверям, к тем самым, за которыми начиналась анфилада комнат. Толкнул створки. Они не поддались. Заколотил в дверь кулаками.

– Михаил!!!

А какая дверь вообще? Он вряд ли сейчас вспомнит. Но надо попробовать найти ту комнату, где он видел человека за столом.

Нажал на кнопку, засветился экран мобильника.

Это там, на галерее. Какая же была по счёту дверь?

Он не успел стронуться с места, потому что за его спиной щёлкнул замок. Приоткрылась створка двери. Это был Михаил – едва различимый в темноте. Даже свет мобильника почти не помогал.

– Я видел человека! – выпалил Китайгородцев. – Здесь, рядом с домом!

– Какого человека?

Китайгородцев не успел ответить, потому что экран мобильника погас. Нажал на кнопку. Снова слабое свечение.

– Здесь был человек! – сказал Китайгородцев.

– Что за чепуха?

Михаил отвечал из темноты – почти неразличимый. Только глаза блестели. Но и сам он какой-то был такой… Блестящий.

Экран мобильника погас через секунду после того, как Китайгородцев приблизил его вплотную к Михаилу. Случилась краткая секунда темноты, потом экран засветился снова…

Да, ошибки не было. Мокрая одежда на Михаиле. Промок до нитки. Совсем как Китайгородцев.

Он тоже был там, под дождём?

Конечно, он ничего не скажет. Бесполезно спрашивать.

* * *

Китайгородцев решил, что утром он позвонит Хамзе, чтобы доложить ему о происшедшем, но не успел. Потому что утром приехал Станислав Георгиевич Лисицын.

Китайгородцев завтракал в привычном одиночестве, как вдруг в кухне появился один из лисицынских охранников, качок с бычьей шеей, толстой, как бревно, и безо всяких «Здрасьте!» с порога буркнул хмуро:

– Хозяин ждёт!

Не хозяйское это дело – ждать. Китайгородцев оставил свой завтрак.

Лисицын сидел на диване в одной из комнат первого этажа. Ногу закинул на ногу, несколько верхних пуговиц своей просторной белоснежной рубашки расстегнул, оголив загорелую грудь – ему бы ещё чубук в руки, и он совсем стал бы похож на помещика в беззаботное утро выходного дня.

Поздоровались. Лисицын смотрел испытующе.

– Ознакомился с обстановкой? – спросил он. – Картина более-менее ясна?

Ожидал, наверное, что Китайгородцев ему сейчас доложит, как он службу несёт. А докладывать было не о чем.

– Я здесь не работаю, – сказал Китайгородцев.

Лисицын приподнял бровь, удивившись такому ответу.

– Мне запретили перемещаться по дому, – доложил Китайгородцев. – На второй этаж доступ и вовсе закрыт. Мне даже план дома не предоставили.

– А ты просил?

– Просил.

– Зачем? – спросил Лисицын и посмотрел внимательно.

– Мне этот дом охранять. А я даже не представляю себе, где здесь что. Моя работа в том и заключается, чтобы всё знать и всё предусмотреть. Любые опасности, которые угрожают…

– А они угрожают? – живо откликнулся Лисицын. – Они есть, эти опасности?

– Сколько угодно! В доме сумрак даже днём, а лампы не зажигаются никогда. Дежурное освещение вообще отсутствует. Комнат множество, выключатели расположены в самых неожиданных местах, и при этом все они – без подсветки. Я нигде не увидел огнетушителей. На лестнице, которая ведёт на второй этаж, не положили ковровую дорожку, там скользкие ступени, а вашей маме, извиняюсь, сколько лет? В доме нет сигнализации, ни одно окно не защищено, входная дверь порой остаётся открытой, нет даже примитивной системы видеонаблюдения за территорией, сама территория не освещена…

– Шпаришь, как по написанному. Вас этому где-то учат?

– Учат.

– Хорошо, я вижу, ты учился, – оценил Лисицын.

Он не заинтересовался и он скучал.

– И это ещё не всё, – сказал Китайгородцев. – Я подозреваю, что за домом следят.

– Кто?! – встрепенулся собеседник.

Проняло его, наконец.

– Я пока не знаю, – ответил Китайгородцев. – Но там, за лужайкой, в ста метрах от дороги, я обнаружил лёжку.

– Что ты обнаружил? – не сразу сообразил Лисицын.

– Лёжка – это место такое, которое предназначено для наблюдения за объектом, для прицельной стрельбы, для подрыва, наконец.

– И что – ты такое обнаружил?

– Да.

Лисицын засмеялся.

– Ты говорил кому-нибудь?

– Нет, – ответил Китайгородцев.

– И не говори!

Лисицын покачал головой.

– Я тебя недооценил, – сказал он. – Смотрю: с палочкой такой, хромает, лампочки вверните, говорит… Ну, чисто завхоз. А ты тут кое-что углядел, я вижу. Это мои люди за домом присматривали, – он понизил голос. – Негласно, так сказать. Чтобы никто не знал.

Он не стал объяснять – зачем. А Китайгородцев не спросил. Не положено потому что спрашивать, если что-то напрямую к делу не относится.

– Теперь не будут, – пообещал Лисицын. – Раз ты здесь.

Произнёс вроде бы шутливо, но что-то его тревожило, что-то держало в напряжении, Китайгородцев это чувствовал.

– И ещё одна история, – сказал Китайгородцев. – Вчерашней ночью. Для меня тут много непонятного. Мне говорили, что жильцов тут двое: ваша мама и ещё Михаил, родственник. А я ещё здесь видел человека.

– Когда?! – вскинулся Лисицын.

– Этой ночью. И накануне – тоже. Пожилой такой. Можно сказать, что старик.

– Старик?

– Ну да. Лет за шестьдесят ему, наверное. Или даже больше.

– Где ты его видел? В доме? – спросил недоверчиво Лисицын.

– И в доме – тоже.

– Но ты уверен? Ты не ошибся?

– Ошибиться тут невозможно.

– Хорошо, расскажи о том, как ты его увидел, – попросил Лисицын, явно всё ещё не веря собеседнику.

Что-то Китайгородцев тут напутал, мол. Не может такого быть. Чепуха какая-то, не иначе.

– Это там, на втором этаже, – сказал Китайгородцев. – Я заглянул в одну из комнат. Случайно. Этот человек сидел там. За столом. Я никогда его прежде не видел.

– И что же он тебе сказал?

– Ничего. Я закрыл дверь и ушёл.

Лисицын засмеялся. Что-то смешное в этой истории он обнаружил.

– Сегодня ночью я увидел его снова, – невозмутимо продолжал Китайгородцев.

– Где? – осведомился Лисицын, не утеряв былой веселости.

– На улице.

– Неужели? – изобразил изумление Лисицын.

– Я стоял у окна и вдруг увидел его. Был дождь, сильный дождь, а этот человек почему-то оказался без зонта. Странно, – оценил Китайгородцев. – И выглядел он тоже странно.

– Почему?

– Не знаю. Трудно объяснить.

– Но это точно был он? – осведомился Лисицын.

– Кто?

– Это тот человек, которого ты видел в доме?

– Да! – уверенно ответил Китайгородцев.

– Может, ты плохо рассмотрел? Может, это вовсе не человек, а какой-нибудь призрак?

Китайгородцев обиделся бы, если бы было можно.

– Расстояние какое было? – спросил Лисицын.

– Несколько метров. Сначала. А потом он подошёл к окну. Совсем близко.

– Подошёл? – переспросил Лисицын.

И только сейчас Китайгородцев заподозрил, что изумление собеседника – не наигранное.

– Он подошёл? И ты видел его близко? – уточнил Лисицын.

– Да.

– И это действительно был тот самый человек?

– Да, это был он.

– Хорошо, – пробормотал Лисицын. – Иди со мной.

Он поднялся с дивана и направился к выходу из комнаты. Его охранник, дежуривший за дверью, вознамерился было увязаться за ними, но был остановлен нервным жестом хозяина.

Лисицын и Китайгородцев поднялись на второй этаж, прошли по галерее. Лисицын остановился перед одной из дверей, и теперь Китайгородцев вспомнил: точно, та самая комната.

– Здесь? – почти беззвучно спросил Лисицын.

Китайгородцев молча кивнул в ответ. Лисицын распахнул дверь.

Тот человек и сегодня был здесь. Снова сидел за столом с задумчивым видом.

– Здравствуй, папа! – поприветствовал его Лисицын, прошёл в комнату, сел на стоящий у стола свободный стул, произведя при этом некоторый шум. – Тебя сегодня ночью видели.

Старик и бровью не повёл.

Лисицын требовательно посмотрел на Китайгородцева, словно приглашал войти. Китайгородцев переступил через порог. Он был так сильно озадачен, что забыл поприветствовать пожилого человека. Человека? Человека?!

Китайгородцев с нарастающим изумлением всматривался в неправдоподобно розовощёкое лицо. Если бы не льющийся из окна за спиной сидящего свет, Китайгородцев, возможно, догадался бы раньше.

– Это восковая фигура, – сказал Лисицын. – Манекен. Точная копия моего покойного отца, генерала Лисицына.

Он вздохнул и скорбно посмотрел на Китайгородцева.

Китайгородцев приблизился. Он уже видел, что действительно – не живой человек перед ним, но это было столь невероятно, что не мог поверить собственным глазам.

– Такая вот история, – сказал Лисицын.

Что теперь, мол, скажешь?

Но Китайгородцев сейчас видел лицо генерала близко, на расстоянии вытянутой руки, как прошлой ночью, и он уверенно мог утверждать: одно и то же лицо.

– Это он! – пробормотал Китайгородцев. – Я видел его этой ночью!

– Ты понимаешь, что говоришь?! – осерчал Лисицын. – Как такое может быть? Ты мне объясни!

– У меня нет объяснения. Я просто его видел. Так близко, что ошибиться невозможно. Он подошёл к окну. Смотрел на меня. Потом ушёл.

– Куда?

– Не знаю.

* * *

Следов, разумеется, не было.

– Шёл сильный дождь, – сказал Китайгородцев. – Всё смыло.

Лисицын стоял рядом, набросив на плечи пальто. Зябко передёрнул плечами, повел взглядом вокруг. Лужи до сих пор не высохли.

– А может, их и вовсе не было, следов? – спросил он со вздохом.

– Были. Я видел. Ну, не то, чтобы отчетливо. Угадывал! – подыскал нужное слово Китайгородцев.

– Угадывал, – повторил за ним Лисицын.

Прошёлся вдоль стены, невнимательно глядя себе под ноги и явно не рассчитывая что-либо там обнаружить. Ничего и не было.

– И ты вот тут бегал, да? – нервно повёл рукой Лисицын. – Под дождём… С палочкой своей… Да?

Глянул хмуро на собеседника.

– Да, – подтвердил Китайгородцев.

– Мне всё никак не верится, – сказал с досадой Лисицын. – Вроде ты серьёзный человек. В охране служишь. Пистолет у тебя есть?

– Есть.

– Покажи!

Китайгородцев сдвинул полу куртки, обнажая плечевую кобуру. Из кобуры торчала рукоятка пистолета.

– Газовый? – поинтересовался Лисицын.

– Нет, настоящий.

– Вот видишь – настоящий, – сказал Лисицын. – Значит, ты не псих. Нормальный парень. Должны были тебя проверить, прежде чем дать в руки пистолет. И вот ты нормальный вроде, а сам мне про призраков рассказываешь. И я в затруднении: как тебя понимать?

Китайгородцев хмурился.

– Тут обижаться не надо, – посоветовал Лисицын. – Тут надо объяснять – к чему ты мне историю про призраков рассказываешь?

– Это был не призрак, – сказал Китайгородцев. – Это был человек. Я его видел – вот как вас сейчас!

– И он был один в один как тот, из воска, что наверху, – подсказал собеседник.

Если бы он не психовал, в голосе проявилась бы насмешливость. А так – раздражение одно. Но Китайгородцев не дрогнул.

– Да, один в один, – подтвердил он.

– Генерала Лисицына уж десять лет как нет! – сказал Станислав Георгиевич, темнея лицом. – Я его хоронил! – выкрикнул он. – Мать моя хоронила! Михаил там тоже был! И с нами ещё человек сто были на похоронах и поминках! Он умер! Его нет! И не мог он под окно к тебе прийти! Ты это понимаешь?!

– А вот, кстати, Михаил, – вспомнилось Китайгородцеву. – Я его видел после того.

– После чего?

– После того, как этот человек исчез, – показал Китайгородцев куда-то себе под ноги. – Я видел Михаила в доме, и он был такой мокрый – хоть одежду на нём выжимай.

– Он тоже был на улице?

– Получается, что да.

– Может, это его ты и видел в окно?

– Нет-нет! – уверенно сказал Китайгородцев. – Точно – не он.

– Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?

– Да.

– А он что?

– Сказал, что это чепуха.

– Значит, всё-таки чепуха? – испытующе глянул Лисицын.

И Китайгородцев понял, что собеседник ждёт от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.

– Можешь говорить как есть, – сказал Лисицын, обо всём догадавшись. – Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.

– Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, – дипломатично сформулировал Китайгородцев.

Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, тёмного кирпича, дом.

– Вообще тут много странностей случается, в этом доме, – вдруг сказал Лисицын. – Непростой, в смысле, дом. Нехороший.

* * *

Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед – это он не сразу понял. За ним пришёл один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:

– Хозяин ждет!

Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.

Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу комнат, пошёл вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва успевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвёртом по счёту был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном чёрном платье, Михаил и Станислав Лисицын.

– Садись, отобедай с нами, – сказал Лисицын, обращаясь к Китайгородцеву. – Дай-ка ему стул, – это уже своему охраннику.

Лисицын был подчёркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.

– Ты присоединяйся, – сказал Китайгородцеву Лисицын. – У нас тут по-простому. Бери, что видишь, – он жестом хлебосольного хозяина обвёл рукой стол.

Сам он тут же выпил рюмку водки – по-гусарски лихо запрокинув голову.

Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно – предлога не было.

– Конечно, всем этим надо заниматься, – сказал Лисицын, явно продолжая ранее начатый разговор.

Ему не ответили. Он демонстративно этого не заметил.

– Даже такие элементарные вещи, как наружное освещение, – продолжал Лисицын. – Ни одного фонаря вокруг! Чёрт ногу сломит!

Он обвел присутствующих взглядом.

– Я закажу проект, – объявил он. – Какой-нибудь фирме, которая занимается установкой фонарей. Разработают проект, всё привезут, сами установят. Будет светло. Спокойнее мне как-то.

– А что тут освещать? – сухо осведомилась Наталья Андреевна. – Лес?

– Дом! – с готовностью отозвался Лисицын и посмотрел на мать уверенным взглядом человека, готового идти до конца.

– Нам ни к чему эта иллюминация, – с прежней сухостью сообщила Наталья Андреевна.

– Очень даже к чему! При ярком свете перестанут вокруг дома тут бродить всякие… По ночам… Людей пугать…

Лисицын смотрел на мать с вызовом. Она никак не отреагировала. Лисицын ещё выпил водки. Он, кажется, накачивался спиртным, пытаясь придать себе решимости.

– Здесь вчера видели человека, – сказал Лисицын. – Прямо под окнами. Кто такой?

Он требовательно посмотрел на своих домочадцев. Оба промолчали, будто и не было вопроса.

– Здесь – вчера – был – человек, – раздельно произнес Лисицын, на каждом новом слове повышая голос. – Кто?!

– О чём ты говоришь? – непонимающе посмотрела на сына Наталья Андреевна.

– Вчера к дому пришел человек, – сказал Лисицын. – Это было поздним вечером, почти что ночью. Он подошёл к окну той комнаты, в которой живёт вот он, – ткнул пальцем в направлении Китайгородцева, – и некоторое время там, под окном, стоял.

Наталья Андреевна повернула голову и вид у неё был такой озадаченный, будто она только что обнаружила присутствие Китайгородцева за столом.

– Вы видели здесь посторонних? – спросила она удивлённо. – Почему не поставили меня в известность?

– Я? Видел? – пробормотал растерявшийся Китайгородцев. – Кого?

Он вопросительно посмотрел на Лисицына, не понимая, что тут происходит. Лисицын тоже, похоже, растерялся.

– Простите, я ничего не понимаю, – сказал Китайгородцев.

Судя по его виду, чувствовал он себя неловко. Занервничал и не знал, куда деть руки.

– Ты мне сказал, что здесь кто-то был, – напомнил Лисицын.

– Я? – ещё больше удивился Китайгородцев.

В семье разлад, все ссорятся, а он мало того, что оказался невольным свидетелем сложных взаимоотношений этих людей, так ещё помимо своей воли втягивается в конфликт – и непонятно, для чего всё это делается.

– Ты чудить надумал? – осведомился Лисицын. – К чему этот спектакль? Ты мне сказал сегодня утром, что здесь был человек!

Китайгородцев молчал, не зная, что сказать на это.

– Стас! – вмешался Михаил. – Я не знаю, о чём ты говоришь…

– И к тебе у меня есть вопросы! – оборвал его Лисицын. – Охранник вышел к этому человеку, под дождь, никого там не нашёл, а когда вернулся в дом, он увидел здесь тебя – промокшего до нитки. Откуда ты пришёл – такой мокрый?

– Это тоже тебе охранник рассказал? – не поверил Михаил и выглядел он сейчас растерянным.

Он повернулся к Китайгородцеву, ожидая объяснений. Объяснений у Китайгородцева не было. Он пребывал в не меньшей растерянности, чем Михаил. Его вид всё сказал Лисицыну.

– То есть и это, про Михаила, ты тоже не подтверждаешь? – изумился Лисицын, глядя на Китайгородцева с неприязнью.

– Я в первый раз об этом слышу, – пробормотал Китайгородцев.

– Пшёл вон! – с ненавистью прошипел Лисицын.

Китайгородцев ещё больше растерялся.

– Пшёёёл!!! – закричал Лисицын, не в силах сдержать ярость.

Китайгородцев поднялся из-за стола и пошёл прочь, по-стариковски приволакивая раненую ногу.

* * *

Хамза примчался в тот же день, не предупредив заранее. Он вошёл в комнату к Китайгородцеву с таким мрачным выражением лица, будто кто-то умер, и именно Хамзе предстояло сообщить эту печальную весть.

Китайгородцев сразу догадался, по какой причине случился этот внезапный визит.

– Здравствуй, Толик, – сказал Хамза. – Мне позвонил Лисицын…

– Догадываюсь.

– Он был в таком бешенстве…

– Могу себе представить.

– Я приехал, чтобы поговорить с тобой. Что тут происходит, Толик?

– Я не знаю, – честно признался Китайгородцев.

– Случилось – что? – требовательно спросил Хамза.

– Не знаю, – повторил Китайгородцев. – Хозяева сели обедать. Меня пригласили тоже.

– За стол? – удивился Хамза.

Не принято так было. Не по правилам. Всегда – хозяева отдельно, а у обслуги свой стол.

– Я тоже удивился. Но перечить ведь нельзя, – напомнил Китайгородцев.

Да, нельзя перечить, хозяину виднее.

– Я только позже догадался – зачем позвали, – сказал Китайгородцев. – Это всё Лисицын. Станислав Георгиевич. Что ему в голову взбрело, я не знаю, но он за столом начал какие-то странности рассказывать, а я должен был подтверждать.

– А почему ты должен был? – посмотрел внимательно Хамза.

– Я не знаю.

– Он мне сказал, что ты сам ему это рассказывал – про то, что видел какого-то человека здесь, рядом с домом…

– Это неправда!

– Что неправда, Толик? – осведомился Хамза. – То, что ты видел? Или то, что говорил об этом Лисицыну?

– Я не видел никого! – твёрдо сказал Китайгородцев. – И не мог, разумеется, ни о чём таком рассказывать Лисицыну!

Хамза вздохнул.

– Толик, я тебя знаю не первый год, и я тебе верю, – сказал он. – Но как ты думаешь, зачем всё это нужно Лисицыну? Чего он добивается?

Китайгородцев только пожал плечами в ответ. Если бы он знал!

– Но это точно – что он всё придумал? – уточнил Хамза.

Китайгородцев выразительно посмотрел на шефа.

– Просто я поверить не могу в то, что он на ровном месте закатил истерику, – признался Хамза. – Должно же быть какое-то объяснение.

Его можно было понять. Заказчик рассказывает такое, чему нет подтверждения, но не согласиться с ним – значит, обвинить его во лжи. Кто решится на такое?

– Он какой-то странный, – сказал Китайгородцев.

– Да? – насторожился Хамза.

– Вот этот дом, – повёл рукой вокруг Китайгородцев. – Вы ничего не чувствуете, когда находитесь здесь? Он давит. Он очень мрачный. Обычно жилище создают удобное. Уютное. А здесь неуютно. Здесь жутковато даже. Я не представляю, что должно быть в голове у человека, который такое мрачное жилище для себя построил. Если этот человек нормален, разумеется.

Китайгородцев посмотрел на шефа и повторил:

– Если он нормален.

Хамза был в замешательстве.

– Я был на втором этаже, – сказал Китайгородцев. – Там есть зал, где висят картины. Портретная галерея. Портрет Лисицына там тоже есть. На заказ, видимо, кто-то рисовал. И раз портрет висит на стене, значит, он заказчику понравился. Получилось то, что он хотел. Знаете, как художник изобразил Лисицына? В каких-то средневековых одеяниях, и вид у хозяина очень даже мрачный. Граф Дракула, не иначе.

– Но это ничего, в принципе, не доказывает, – не очень уверенно сказал Хамза.

– И ещё я кое-что увидел, – продолжил Китайгородцев. – Там же, наверху. Комната. За столом сидит человек. Совсем как живой. Но на самом деле он из воска. Это отец Станислава Георгиевича. Генерал Лисицын. Он умер десять лет назад. Вы понимаете?

– Не совсем.

– Этот дом был построен уже после того, как умер генерал. Так что эту мемориальную комнату создавали уже после его смерти.

Хамза не нашёлся, что сказать на это.

– Теперь соедините всё, что я вам рассказал о придумках Станислава Георгиевича, – посоветовал Китайгородцев. – И попробуйте ответить сами себе: вы всё ещё считаете, что такой человек никак не мог на ровном месте, как вы говорите, закатить истерику?

* * *

Лисицын не остался ночевать в доме, хотя назавтра был выходной. Китайгородцев увидел его возле машины – Станислав Георгиевич уже готов был сесть в неё, но тут из-за угла дома появился Китайгородцев, и Лисицын так и остался стоять у распахнутой дверцы. Китайгородцев приблизился. Лисицын смотрел на него хмуро. И охранники его выглядели недружелюбно. Чувствовали настроение хозяина, наверное.

– Сдрейфил? – спросил Лисицын. – Наложил в штаны? Или ты с ними спелся?

Он кивнул на мрачный дом, подразумевая, по-видимому, его обитателей.

– Станислав Георгиевич, я прошу прощения, но мне вся эта история действительно непонятна, – признался Китайгородцев.

Лисицын вздохнул и жестом дал понять своим охранникам, что им надо отойти подальше. Когда те удалились и уже не могли слышать разговор, Лисицын негромко спросил у Китайгородцева, заглядывая ему в глаза:

– Ты их боишься, что ли?

– Кого?

– Родственников моих.

– Нет.

– Так в чём же дело? – с нажимом спросил Лисицын.

Давай начистоту, мол, нас тут никто не слышит. Он смотрел в глаза Китайгородцеву. И Китайгородцеву стало неловко. Будто он не оправдал надежд. Но он действительно не мог ничем помочь. А Лисицын смущение собеседника истолковал по-своему. Не всё потеряно вроде бы. Этого парня ещё можно перетянуть на свою сторону. Есть шанс.

– Ты с ними не водись, – посоветовал Лисицын. – Они люди сложные. Оставят тебя в дураках. Вроде бы ты с ними задружишься, вроде бы ты будешь свой, а в конце концов они тебя виноватым сделают. Одному тебе придется отвечать.

– За что? – спросил Китайгородцев.

– За всё.

Китайгородцев ничего не понял.

– Вот я тебе сейчас одну вещь скажу, – произнёс Лисицын, понизив голос. – Чтобы ты знал, что этим людям доверять нельзя, что они с тобой неискренни. Их там – сколько? – показал на дом. – Сколько их живёт в доме?

– Двое.

– Хорошо, – сказал Лисицын. – Можешь и дальше так считать. Только ты не обсуждай с ними никогда – двое их там… или больше… Просто сам смотри, мотай на ус. Ты очень скоро заметишь какие-то странности. Не стыкуется тут, в общем. Есть им что скрывать.

Он так выразительно посмотрел на Китайгородцева, что было понятно: раскрыл большую тайну.

– М-да, – протянул Китайгородцев неопределенно.

Лисицын ждал, что Китайгородцев ещё что-то скажет, но тот молчал.

– Там ещё есть кто-то! – выдохнул в лицо Китайгородцеву Лисицын, приблизившись вплотную. – Они его прячут!

Его глаза были совсем близко.

Безумные глаза.

Почему-то именно о безумии Китайгородцев подумал в эту минуту.