Дух оперы

Но в это время вдруг произошёл резкий удар, и я кубарем покатился по земле. Меня сшиб с ног налетевший на меня юноша, который выскочил из-за угла. Я испытал острую боль в ноге и услышал над собой голос юноши.

– Вы не ушиблись? – поинтересовался он.

– А как вы думаете? – спросил я, лёжа не земле.

– Извините, я вас не заметил, вы так неожиданно появились из-за угла, что я не смог остановиться. Мне конечно нужно было подняться повыше, так бы я вас не задел, но я привык перемещаться, держась ближе к земле, когда создаётся впечатление, что ты не летишь, а как бы бежишь или едешь на велосипеде. Раньше, до того, как я освоил левитацию и научился летать, я любил очень гонять на велосипеде. Едешь на большой скорости и о чём-то думаешь, и на сердце становится так уютно и тепло, как будто попадаешь в детство.

– И о чём же это вы задумались? – спросил я его, не очень обращая внимания на его слова, когда он пытался помочь мне встать.

– Я думал о том, как мне вернуться к самому себе.

Услышав такой вопрос, я моментально забыл о боли в ноге и с большим интересом спросил его:

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что я никогда ещё в своей жизни не был самим собой целиком и полностью, – ответил юноша.

– Это странно, – сказал я. – Но то же самое и я могу сказать о себе.

– Вас можно проводить? – спросил юноша, увидев, что я хромаю.

– Если вас это не затруднит, – ответил я, – я живу в общежитие, но мне нужно побывать на квартире моего друга, который оказался в больнице.

Я назвал ему адрес, и вы отправились вместе с ним в том направление. Он взял меня за руку, и я вдруг ощутил, что мои ноги оторвались от земли и мы стали быстро передвигаться вперёд. Уже смеркалось, но уличные фонари ещё не зажигались. На какое-то мгновение у меня создалось впечатление, что я превратился в птицу, летающую по ночам в темноте, и поэтому не знал, куда я лечу. Однако юноша направлял моё движение полёта уверенно, и я проникся к нему доверием, полагая, что он больше не налетит ни на какое препятствие. Вдруг в моей голове возникла одна ассоциация от этого быстрого перемещения. И я подумал: «А не довериться ли мне его молодой интуиции? Не поговорить ли мне с ним? Ведь он может стать моим поводырём и в духовных поисках". Не даром же он сразу поразил меня своим умным замечанием в начале нашего разговора. Судя по его рассуждениям, он показался мне необыкновенным юношей.

Когда мы подлетели к дому Юрия, я предложил ему подняться в его квартиру, чтобы угостить чаем. К моей радости он не отказался, может быть, потому что чувствовал себя виноватым.

– Итак, – начал я, как бы продолжая начатый разговор, когда мы уселись за столом Юрия на кухне перед двумя железными кружками свежезаваренного чая, – итак, молодой человек, вы сказали, что ваши поиски направлены на возвращение к себе. Не могли бы вы пояснить мне более чётко свою мысль, что вы имели в виду, говоря так.

Юноша с шумом отхлебнул горячий чай из кружки и, немного подумав, ответил.

– Вот я уже прожил какую-то часть своей жизни, и это вполне достаточное время для того, чтобы кем-нибудь стать. Но у меня, почему-то, возникает ощущение, что я до сих пор никем не стал, не потому что мне не интересно ничем заниматься, а, напротив, меня влечёт к себе многое в этом мире: и литература, и искусство, и философия, и даже наука. Я хочу стать математиком и физиком, поэтом и писателем, музыкантом и композитором, и даже философом. Я страстно хочу всего, но всё же, вначале бы мне хотелось знать, кем я являюсь, и кем был раньше, ведь не просто же так я появился на свет от дуновения ветра. Вероятно, моя бессмертная душа существовала и раньше, до моего рождения. Так кем же я был в моих прошлых жизнях, и что во мне заложено такого, что бы я мог реализовать в полной мере? Мне это нужно знать, прежде чем определиться с выбором моей профессии. К тому же, у меня всегда ни на что не хватает времени. Ведь для того, чтобы что-то освоить и стать в какой-то области мастером, нужно для начала сосредоточиться на этом предмете и в этом направлении. Но когда начинаешь сосредотачиваться на чем-то одном, то тут же возникает желание освоить и другое. И начинаешь бросаться из стороны в сторону, и не добиваешься ни там, ни здесь ощутимых результатов. Какую дорогу выбрать, когда перед тобой сразу открываются все дороги в разных направлениях и заманчиво манят к себе?

– Но у меня так не происходит, – сказал я, – если за что-то я берусь, то стараюсь доводить дело до конца, так как концентрируюсь на нём.

– Я вам завидую, – грустно произнёс юноша, – а у меня в этом вопросе нет никакой ясности, хотя я предельно ясно вижу всё то, что происходит вокруг меня. Поэтому я не иду никакой дорогой, а наоборот, стараюсь подальше держаться от всех дорог, чтобы не попасть в какую-нибудь переделку. Этим, может быть, я и сохраняю себя, находясь в покое. Но даже так, в своей внутренней пустоте я не могу найти себя. Вот в чём кроется моя трагедия. Я одновременно вижу и прошлое, и будущее, и не хочу ничего ни хорошего, ни плохого, что бы могло поменять моё окружение, потому что всё меня устраивает. Я знаю, что каждый человек стремится к чему-то, пытаясь отыскать свою дорогу в жизни. Но, а я вот думаю, нужна ли мне куда-то дорога? Не лучше и оставаться на одном месте. Только, оставаясь на одном месте, мы можем оставаться самими собой. Да и вообще, мне иногда приходит в голову сомнение, а хочу ли я стать кем-то. И знаете, я всё больше прихожу к осознанию того, что я не хочу меняться. Я хочу остаться тем, кем я являюсь. Я хочу всегда оставаться ребёнком и не взрослеть.

– Неплохое желание, – одобрительно кивнул я, – и я тоже стараюсь внутренне не меняться и всегда сохранять в себе свой внутренний стержень, который помогает мне сохраниться и не затеряться в этом мире.

– Но человек не может ни меняться, – тихо с сожалением возразил он мне, – потому что всё меняется вокруг. Меняется мир, меняются люди, с которыми мы общаемся. Но я-то не меняюсь. Я остаюсь тем же, кем был рождён, может быть, несколько тысяч лет назад. Конечно же, как и всех других, меня на свет родила мать. Но мне кажется, что я жил и раньше, до своего рождения. И жил с одной лишь целью – всегда оставаться самим собой. Но кем я был до своего рождения –  этого я не знаю. Вот почему я хотел бы вернуться к самому себе. Так сказать, обрести свою сущность, своё истинное существо. Но как это сделать, я не знаю. Об этом я вам и сказал, когда мы столкнулись с вами в тумане. И для того, чтобы определить цели своего движения, я должен понять, кто я есть, на самом деле. Не так ли?

Услышав эти рассуждения, я поразился, и некоторое время молчал, не зная, что ему сказать, потому что думал то же самое, что и он. Мне вдруг на мгновение показалось, что он даже говорит моим голосом, настолько его мысли совпадали с моими. Не дождавшись моего ответа, юноша задумчиво произнёс, как будто бы разговаривал сам с собой:

– Так зачем же я появился на свет?

Я не знал, что ему ответить и сказал просто:

– Вы сами должны это понять.

– Но как?

– Если бы только я это знал, – сказал я, – я про себя-то не знаю, зачем я пришёл в этот мир, а я намного старше вас.

– Но кто это знает?

– Вероятно, никто, кроме нас самих, – подумав, ответил я, не найдя никакого другого разумного ответа.

Юноша задумался, но потом молвил:

– Но кем вы с вами являемся, чтобы отвечать на такие непростые вопросы? Я согласен с вами, что никто не даст нам с вами чёткого представления о нашем предназначении в этой жизни, не скажет нам заранее, куда мы должны идти и что делать. Природа постоянно пытается играть с нами, как кот с мышками, постоянно оставляет нас в дураках, держит нас в неведении относительно нашего пути и нашей судьбы. Она даже не объясняет нам того, почему мы появились на свет. Она как бы даёт нам свободу самим определиться во всём и стать тем, кем мы сами желаем стать. Для этого она и создаёт разные образы и примеры вокруг нас, чтобы мы могли выбрать из множества возможностей свой путь для самореализации. Но нужно ли нам то, что предлагает нам природа. Ведь принимая какой-то образ, мы теряем способность оставаться самими собой. Ведь так? Нам кажется, что мы нашли своё место в жизни, но является ли это место для нас именно тем, что нам нужно? Ведь может и такое быть, что мы можем оказаться совсем на чужом месте, не найдя своего собственного предназначения. Не так ли? Ведь и вы, наверное, тоже ищете своё место в этой жизни

Я кивнул ему головой и, подумав, неуверенно сказал:

– Вы правы, я тоже долгое время искал своё место в жизни, и мне даже показалось, что нашёл его. Недавно я даже обрёл своё новое имя, став Жан-Батистом Люлли. Может быть, когда-то я им и был в прошлом моём рождении, и сейчас уже пытаюсь осмыслить написанный мной несколько веков назад «Королевский дивертисмент».

– Но почему вы сразу не назвали себя Моцартом?! – улыбнувшись, воскликнул юноша. – Ведь Моцарт более гениален, чем Люлли. Если уж на кого-то равняться, то нужно сразу брать, как образец подражания, высшую ступень градации и совершенства во всех делах.

– Но Моцарт – даже не король, а сам бог, – возразил я, – и чтобы стать им нужно постепенно подниматься по ступенькам к Олимпу. Иначе можно сразу же потерпеть фиаско.

– Вот как?! – воскликнул юноша, с интересом ухватившись за моё признание. – Вы, не будучи музыкантом, нашли своё место в этом мире, может быть, и в самом деле в вас скрывается огромный музыкальный талант, о котором вы даже не подозреваете. Вот бы и мне понять, кем я являюсь на самом деле!

– А что, – недоверчиво спросил я, – неужели в этом странном городе все озабочены такими мыслями, и все думают о поисках своего места.

– О, да! – огорчённо воскликнул юноша. – Многие уже нашли свои места. Именно поэтому они и проявились в этом невидимом для обычных людей городе. Здесь может проявиться только тот, кто уже обозначился для себя кем-то в своей жизни.

– Вы говорите о невидимом для обычных людей городе, но что это значит? – удивился я, услышав его слова. – И как можно где-то проявиться ещё вне физического мира?

Юноша, услышав мои слова, рассмеялся и сказал:

– Вот вы – математик и физик, и не знаете таких простых и элементарных вещей. Ведь наш мир не так прост, как пишут о нём в учебниках, потому что, как всё на белом свете, то, что нас окружает, имеет свою лицевую и обратную сторону. Это – как светлое и тёмное, материя и антиматерия, действие и противодействие, мир и антимир. Представьте, что там, где вы находитесь, и есть противоположность того, что случается с вами каждую минуту в вашей жизни, но случается, как отголосок эха той реальности, которую мы принимаем за ненастоящую, и этот отголосок эха и порождает будущее во времени нашего движения. Вы часто говорите о тёмной материи и даже не представляете себе того процесса, который происходит между лицевой и обратной стороной действительности. Вы обращаете внимание на светлую материю, и совсем не замечаете материю тёмную, без которой не может существовать вообще ничего в мире. А ведь из ничего «ничего» и не берётся. А в темной материи как раз и скрыто всё то, что появляется и проявляется, потому что именно в ней и скрыты все флюктуации будущих осуществлений. Она является именно тем, из чего рождается будущее. Она кажется нам тёмной и пустой, но, на самом деле, насыщена светом и всем тем, что в избытке из неё появляется, она кажется нам беззвучной, но в ней таятся все звуки, проникающие в видимый и осязаемый мир. В ней есть всё: прошлое, настоящее и будущее. Ведь то, что излучается, должно чем-то поглощаться, а всё поглотившееся рано или поздно начинает опять излучаться. Это – неоспоримый закон сохранение энергии, где энергия становится материей, а материя превращается в энергию. Всё, что излучает из себя свет и кажется нам вещественным и осязаемым, можно разложить на мельчайшие составляющие, на частицы, которые состоят из нуклонов и электронов, а нуклоны делятся на кварки и глюоны; и так до бесконечности можно разлагать всё это так называемое вещественное, пока оно не превратится в фотоны света и гравитационные волны, и, наконец, преобразится, в конце концов, в тёмную энергию, а затем – в тёмную материю, где уже происходят свои особые процессы преобразования. И если тёмная энергия неизменна и однородна, то тёмная материя, рождающаяся от неё, имеет уже свою плотность и свои особые формы преобразования и осуществления. Но тёмная материя неразрывно связана со светлой материей и не отторжима от неё. Так что любая вещь, имеющая наличие в физическом мире, имеет такое же наличие, как свой антипод, и в параллельном тёмном мире, где у всех людей есть свои двойники или даже тройники, хранящиеся в неком состояния пред-осуществления, как их вечные копии. И этот параллельный тёмный мир существует рядом со светлым миром, только вот люди, живущие в нём, редко проникают в него своим сознанием. А вы говорите о своём физическом мире, как единственной возможности существования реальности, а когда у вас представляется возможность заглянуть в другой тёмный мир, вы пугаетесь или ничего в нём не понимаете. А ведь он нисколько не отличается от вашего мира, только в нем всё происходит несколько иначе, потому что в нём время и пространство спрессованы и проявляются как бы одновременно и параллельно в единой связке настоящего, прошедшего и будущего. То, о чём вы подумаете в тёмном мире, тут же проявляется в мире светлом. Так что любые ваши желания здесь сбываются мгновенно, и только от вас самих зависит, перенести их в сферу светлого мира или оставить развиваться своим путём в мире тёмном, параллельно с вашей обыденной реальностью.

– Вы говорите, что в темном мире живут наши двойники? – спросил я в некотором волнении.

– Да, – ответил он спокойно.

– И вы можете привести мне такие примеры?

– Сколько угодно! – ответил он. – Здесь недалеко от этого места есть две необычные кумирни, практикующие искусство перехода в другие измерения. Кумиром одной является китаец, а другой – грек. Так вот, китаец занимается даосской практикой и считает себя воплощением бога Яо-вана – «князем лекарств» и «царём лекарей». Он, как древний бог-покровитель аптекарей и врачевателей, составляет свои лекарства по даосским рецептам. К тому же, он родился в один день со своим предшественником, а именно, тридцатого числа четвёртого месяца. Второй кумир считает себя Ясоном, правнуком бога ветров Эола, и гордится тем, что искусству врачевания его обучил сам кентавр Хирон. Когда Пелий сверг своего брата Эсона с престола, он, опасаясь козней узурпатора, отдал Ясона на воспитание кентавру. Этот кумир очень искусный аптекарь и мог бы считать себя самим кентавром Хироном, если бы вместо двух ног имел четыре. В этом городе все занимаются магическими практиками и способны творить чудеса, потому-то сама атмосфера города позволяет это делать. Сюда могут пребывать люди из древности и даже из будущего. Поэтому и вывески, и надписи на домах здесь необычные. Есть, например, такой ресторан как «Этерно», где можно заказать напитки из эликсира вечности.

– Я был в этом ресторане, – признался я.

– И, наверное, попробовали эликсир вечной жизни?

– Нет, – признался я, – я пил только одну граппу и очень опьянел от неё.

– У вас будет ещё возможность насладиться этим напитком, – успокоил меня юноша, – но дело в том, что даже в этом городе люди должны определиться и найти применение своим способностям, потому что любое существо не может существовать без движения и развития.

– Вот оно что?! – удивился я. – Значит, наш город превратился в город бессмертных и небожителей?

– Может быть, и так, – согласился со мной юноша, – в нашей среде обитания, где существует изнанка и разделение на светлое и тёмное, не может не быть поляризации. Земля и все вещи в космосе имею свои копии, некие флюктуации своей сущности, не реализовавшие ещё невидимые структуры своего будущего становления, которые возможно существовали уже раньше. Благодаря этому, наш мир и наша действительность одновременно существуют в нескольких вариациях, и во всех этих вариациях мы присутствуем с вами, порой даже этого не замечая. Поэтому в нашем городе, есть ещё один город, в котором и находимся сейчас мы с вами. Какой-то из этих городов правильный и совершенный, а другой город, может быть, не такой совершенный, но и в нём царит определённая гармония и определённость, где всё как бы разложено по полочкам и получило соответствующую бирку, где каждая нота имеет своё звучание, и каждой вещи присущ свой блеск, ясность и предназначенность. Я тоже иногда появляюсь в том городе, но там царит такая неоднозначная действительность, что она меня пугает, и я нахожу своё спасение в этом городе, где всё как бы спокойно и определённо. И я до сих пор, как вы видите, не могу ещё определиться со своим местом: где мне находиться, там или здесь, подвергать себя определённому риску или оставаться здесь, заранее зная, что там произойдёт в ближайшее время. Этот мир – более безопасный, чем тот. Здесь живут все существа, достигшие своего совершенства. Здесь, в этом городе, живут все как бы ухоженные и достигшие своего апогея обитатели, нашедшие себя в жизни и не боящиеся уже никаких нареканий. У них красивые лица, нарядная одежда, прекрасные манеры и чистая совесть. Все они счастливчики и красавчики. А женщины – красавицы. Практически здесь нет старости.

– Как это нет старости? – удивился я. – Неужели здесь никто не стареет и не умирает?

– Да, – смеясь, ответил юноша. – Это – город бессмертных. Здесь можно иметь возраст, который ты хочешь иметь, потому что большинство жителей этого города являются детьми. Но детьми становятся лишь те, кто достигают высшего совершенства. Здесь можно обрести любой образ, если вам даже захочется быть стариком. Но быть стариком здесь не модно, более того, среди его жителей это считается плохим тоном – «моветон», как это звучит по-французски. Но вот труднее всего здесь стать младенцем, для этого себя нужно очистить до идеальной чистоты. Правда, для этого здесь созданы все условия. Здесь человек может жить вечно и не умирать. Отсюда ведёт прямая дорога на Небо в ещё лучшее будущее, где нет ни вины, ни долга, ни нечистой совести, где царят лишь добрые намерения, всепрощение, почтение, любовь и великая мудрость, приобщенная к вечным истинам.

– Удивительно! – с восхищением воскликнул я. – Значит, этот город идеален по своей сути, и все, кто сюда попадают, становятся совершенными людьми? Им уже не нужно ничем заниматься, потому что они достигли своего апогея и стали как бы высшим олицетворением своей сущности. Ведь так? Но я не могу себя представить совершенной сущностью, потому что за одним горизонтом открывается другой горизонт. И как говорят те же французы: «Лучшее – враг хорошего». Поэтому я не вижу пределов совершенства. Достичь своего апогея – это значит – остановиться в росте, но после апогея всегда начинается другой процесс – процесс деградации.

– Этого здесь не случается, – успокоил меня юноша.

– Почему? – удивился я.

– Потому что, как вы сказали, нет предела совершенства. Когда развитие идёт по нарастающей, то процесс совершенствования вступает в иное качество, человек становится богом, но и боги всегда совершенствуются, к тому же удержать добытое для человека труднее, чем обрести новое, и в таланте, и в уме требуется постоянная тренировка и повторение уже усвоенного, иначе может начаться процесс забывания и тогда неминуема деградация.

– Вот оно что? – удивился я. – Но тогда мне не понятно, как в такой сфере уживаются прошлое, настоящее и будущее. Ведь развитие идёт из прошлого в будущее.

– В земной действительности не всегда так происходит, – возразил мне юноша, – иногда в свои права вступает обратный процесс, и деградация в действительности начинает отбирать все завоевания и знания, которые имелись у человека. Так что будущее в физическом мире не всегда бывает радужным, где случаются катастрофы и глобальные катаклизмы, которые могут стирать начисто память человечества, как уже случалось много раз с земными цивилизациями, когда мир обрушивается в бездну, и люди ведут себя как дикари или звери: дерутся, воруют, убивают, насилуют, лгут, прелюбодействуют, предаются низменным страстям. В иных местах это происходит до сих пор. Вот почему мне не всегда хочется возвращаться в ваш мир.

– Что же это у вас за такой мир, – воскликнул я удивлённо, – где всё устроено не так, как у нас? Ведь идеальное не всегда может быть приятным, когда невозможно дать свободу своим чувствам.

– Ну, почему же? – возразил юноша. – Именно здесь, у нас, и можно дать волю и свободу своим чувствам, но эти чувства не должны быть низменными. Всё зависит он вашего воспитания своих чувств. Если вы приучаете себя к хорошему, то плохое уходит из вашей жизни, и оно становится уже для вас чуждым и даже ненавистным.

– Вы здесь не курите и не пьёте крепких напитков? – спросил я его.

– Не курим, – сказал он, – но возжигаем свечи и курительные палочки и ладан, потому что благоприятные ароматы всегда создают возвышенное настроение, к тому же, пьём лёгкое вино, которые способствует сублимации наших чувств. Ведь вино – это напиток богов, но пьём совсем немного лишь для того, чтобы придать импульс своему вдохновению. Правда, я всегда обхожусь без вина. Обычно мы это делаем при общении, когда лакомимся деликатесами и предаёмся интеллектуальным дискуссиям, если сочиняем стихи или слушаем прекрасную музыку. Но и вино у нас специальное, которое мы называем эликсиром бессмертия, так как оно позволяет нам обретать высшее вдохновение, после которого мы создаём свои бессмертные творения.

Порывшись в кухонном шкафу Юрия, я нашёл бутылку вина, откупорил её и налил его в железные кружки, так как после погрома полтергейста в квартире Юрия не нашлось бокалов.

– Ваше здоровье, – сказал мне юноша.

Я чокнулся с ним и выпил содержимое кружки с большим наслаждением, потому что подумал, что, может быть, придёт такое время, когда вино исчезнет из нашей жизни.

– А всё же, – сказал я ему, немного захмелев, – как же мы будем обходиться в этом мире без дружественных попоек, без распущенных женщин, которые хотя и скандалят, но вместе с тем вдохновляют нас на мордобои и разные залихватские подвиги? Не жаль тебе, что в том мире осталось много таких вещей, по которым мы будем скучать? Пусть те вещи и чудовищные, но они такие манящие и ужасно-загадочные.

– Да, – сказал юноша, вероятно, тоже опьянев. – От этого мне стаёт чуточку грустно. Как подумаю, что я навечно разъединился с тем миром, ужасным и прекрасным одновременно, у меня на глазах навёртываются слезы. Признаюсь, что мне нравились пьяные драки, хотя я принимал в них участие крайне редко. Я видел, как пьяные мужья бьют своих жён; с интересом следил в газетах, как сыщики распутывали сложнейшие преступления. Мне нравилось смотреть, как проститутки торгуют своим телом. Как жаль, что всего этого уже нет в этом моём мире, и мы никогда не сможем повеселиться так, как веселились в том мире. Ведь это было так хорошо, так чудесно, где всё существует вместе – и хорошее, и плохое, и яркое, и мрачное, и возвышенное, и низменное. Всё это осталось в том мире, и уже не доступно мне здесь в нашем совершенном и благовоспитанном обществе. И от сознания только одного этого я ещё сильнее ощущаю прелести того мира, который мне уже не доступен. А здесь моя жизнь стала такой пресной и невыносимо скучной.

Юноша вдруг расплакался.

– Когда я ещё находился в том мире, я был полностью свободным, – сквозь слёзы продолжал говорить он, – я мог поступать гадко, но после этого – возвышенно. И тогда я чувствовал всю полноту жизни. А сейчас я становлюсь манекеном, куклой, которой место на божнице или на каком-нибудь алтаре у дикарей. На меня могут молиться, но я полностью лишён жизни. Вот сейчас я понял, почему я не хочу быть никем. Я не хочу в этом мире становиться богом, я хочу оставаться самим собой, быть живым человеком со всеми моими достоинствами и слабостями, с моими пороками и низменными страстями. Я сбегу из этого мира, потому что он создан не для меня. А если я не смогу отсюда сбежать, то я лишу себя жизни!

С этими словами юноша вскочил и заметался по квартире, не зная, что предпринять. Он стал хватать со столов и шкафов различные вещи и кидать их на пол. Он вёл себя также, как когда-то полтергейст, который тоже учинил разгром, разбушевавшись в квартире Юрия.

И тут у меня словно открылись глаза, потому что глубоко в душе я вдруг как бы ощутил, что всё, что со мной происходит сейчас, уже когда-то давно случалось, и я встречал ту же самую женщину, которая мне что-то говорила похожее, но немного другое, на что я не очень тогда обратил внимание. Мне встречался и этот юноша, который когда-то сбил меня на велосипеде, а потом проводил меня до дому, и с ним мы о чём-то таком говорили, что я тоже не помнил, но говорил он мне именно то, что только что высказал. Это походило на то, как будто я несколько раз подряд видел один и тот же сон, который забывался, и к которому я каждый раз вновь возвращался, чтобы понять его суть. И женщина походила на Агнию, только была намного её старше, может быть, в данной действительности моё прошлое и моё будущее, каким-то образом, находятся в единой связке, и я вновь и вновь через время и пространство возвращаюсь к тем значимым периодам моей жизни, через которые я проходил или должен был пройти, что-то уяснив для себя? Как жаль, что я не остановил ту женщину, и не расспросил её о её прошлом, не поинтересовался, был ли я в её жизни, и почему мы расстались с ней. Несомненно, это была взрослая Агния уже лет через десять её жизни. А кто этот юноша?

Я вскочил со стула и схватил его за рукав.

– Постойте! – вскричал я. – Вы не можете так уйти и расстаться со мной. Нам нужно кое-что выяснить. Мне кажется, что мы с вами уже встречались раньше, может быть, даже в другой жизни, но так до конца и не договорили. Кто вы? Ведь мы уже с вами что-то обсуждали, разве вы этого не помните?

Юноша, удивлённо глядя на меня, покачал головой.

– Да, несомненно, мы с вами виделись, и как-то, может быть, внутренне связаны между собой. Я знаю, что это звучит несколько странно, но мне кажется, что мы с вами можем быть родственниками или братьями. Ведь то, что вы говорите, и что думаете, ни раз приходило мне в голову, и даже, может быть, кому-то я это уже рассказывал. А, может быть, мы с вами являемся вообще двойниками? И такое тоже может быть. Да, да, не смотрите на меня, как на умалишённого. Я читал, что когда-то давно французский психолог Гектор Дюрвилль даже пытался объяснить природу человеческих фантомов-двойников. Он приводил даже случаи раздвоения человека, когда один человек одновременно проецировался сразу в двух мирах, в результате чего, возникали доппельгангеры, полтергейсты и приведения. В подтверждение этой версии он говорил: «Видимое тело с психической точки зрения является лишь орудием невидимого тела. Последнее оживляет первое, в нем заключено сознание. Эти два элемента нашей индивидуальности могут быть разделены во время жизни человека и могут даже существовать на расстоянии независимо друг от друга». Может быть, вы и есть это «невидимое» тело, заключённое в моём сознание, которое оживляет меня. И каким-то образом это тело отделилось от моего тела и живёт самостоятельной жизнью. Ведь может же быть такое?! И вы – это я, а я – это вы, только мы находимся в разных изменениях. Вы обладаете пара-нормальными способностями и относитесь к сущностям вышей категории, являясь как бы изнанкой меня, способной воспринимать мир неким внутренним медиумическим взором. Но странно то, что мы когда-то разъединились с вами, и только по счастливой случайности столкнулись сегодня на улице. А так бы мы продолжали жить ещё, Бог знает, сколько времени, не подозревая о нашем двойном существовании. Но удивительное дело – это то, что нашего слияния не получилось в этот раз. Мы не соединились с вами в единое существо и продолжаем жить порознь. Как же это так получилось? Дюрвилль называет этот процесс «сгущением» и «рассеиванием» сущности. Я вижу, что вы не верите моим словам. Но это, согласно движению тонкой матери, происходит так: рядом с человеком, его физическим телом, всегда находятся два прозрачных святящихся столба, которых он обычно не замечает, иногда они приходят в движение, сближаются или сливаются друг с другом в один столб. Это и есть сгущение, и наша отделённая от нас сущность превращается в призрак или нашего двойника, всё зависит от того, насколько его тёмная энергия сгустилась. Иногда степень сгущения достигает такой концентрации, что призрак превращается в реальное тело. Наше «я» как бы разделяется на два начала, мерцающее облачко нашей сущности, плавающее в этом столбе, темнеет и сгущается настолько, что наша вторая копия, полностью похожа на нас.

– Но в таком случае, – возразил мне юноша, – мы походили бы друг на друга и по возрасту. Но ведь этого же нет.

– Это не обязательно, – сказал я уверенно, – мы разделились когда-то давно, тогда я ещё находился в вашем возрасте. Вы остаётесь в том виде, после того как это случилось, и сохраняетесь до сих пор таким, а я в своём физическом мире постарел. Но мы всегда связаны меж собой невидимой энергетической связью. Пока я находился в том мире, я вас не видел, и только здесь в этом странном городе, где я, вероятно, погрузился в ясновидящий транс, мы столкнулись, что говорит о том, что эта тяга нас друг к другу всегда соединяла.

– Вы считаете, что я – ваш фантом? – недоверчиво спросил меня юноша.

– Я не знаю, кто чьим фантомом является, – сказал я, – может быть, я – ваш фантом, и моё тело подчиняется вашей воле и вашим мыслям. Может быть, всё, что вы делаете и чувствуете, проецируется на меня, и я подчиняюсь вашей воле, как марионетка. Этого мне не дано знать, но это совсем не существенно, кто из нас есть главный, важно то, что мы оба являемся точной проекцией одной и той же сущности, которой мы принадлежим. Это и есть основное, так сказать, квинт эссенция понимания того, что нас с вами объединяет.

Когда я всё это высказал, то выдохнул с облегчением, как будто только что решил очень сложную непосильную задачу.

Но юноша категорично мне ответил, повысив голос:

– Я этому не верю. Вы – это вы, а я – это я.

И тут в комнате раздался смех, но ни я, ни юноша не смеялись. Рядом с нами находился в этом пространстве ещё кто-то невидимый.

– Кто здесь?! – воскликнул я, приходя в трепет.