Старые русские. Книга 1. Любовь

Глава 14

В характере русского человека почти отсутствуют агрессивность, наглость, грубость. Здесь больше преобладает мягкость, терпеливость, доброта, сострадание. Тысячелетия Великая Русь, Малая Русь и Белая Русь культивируют христианство, православие. В основе этой веры – любовь к ближнему, уважение общечеловеческих ценностей. Мы не найдём в истории Руси такие эпизоды, как сожжение людей по подозрению в колдовстве, принадлежности к Сатане, ереси. Возможно, отдельные эпизоды и могли быть, но такого массового распространения, как это было в европейских государствах, где людей сотнями и тысячами сжигали и топили только по одному подозрению в ереси, колдовстве – в России не было. Такого изуверства, как это было, например, во Франции, где в одну только «Варфоломеевскую» ночь религиозными фанатиками (католиками) были вырезаны тысячи верующих-протестантов другой веры, или в Закавказье, где за несколько дней турками-мусульманами было убито несколько миллионов армян-христиан, на русской земле быть не могло. Не могло быть именно потому, что по своей натуре русский человек, воспитанный суровым северным климатом и христианской, православной церковью, хорошо понимает степень страдания души человека и относиться к бедам других людей с пониманием. Поэтому духовное, божественное, в России всегда предпочиталось материальному, вещественному. Вера в высшую идею, в божественное предназначение человека здесь более предпочтительна, чем где-либо в мире. И именно поэтому здесь, в России были с пониманием встречены, в сущности, хорошие идеи большевиков, принципы коммунистического учения бытия человека, мораль которого – человек человеку друг, товарищ, брат. И именно поэтому резкий переход от плановой экономики, от общественной жизни, к частной, рыночной, культивирующей потребление, конкуренцию, диктат денег, монетаристский подход больнейшим образом ударил по душевной сущности русского человека.

Волей судьбы, Господа Бога или кознями черта и стараниями Ельцина к власти в России пришла администрация наглая, агрессивная, беспощадная, для которой личный, собственнический интерес ставился превыше того государственного, для которого она была фактически создана, девиз которой – деньги, деньги, деньги. И сейчас, сразу, много, любой ценой, и не кому ни будь, а себе. И для этой цели писались законы, указы, постановления. А поскольку в России все было государственной и всенародной собственностью, то взять эту собственность можно было, только присвоив государственную, народную собственность в свою личную. При этом цели как всегда провозглашались самые благородные: «Долой неэффективную государственную собственность! Да здравствуй частный собственник!».

Предполагалось всю государственную собственность оценить и разделить по числу жителей России. Каждый житель получал так называемый ваучер. Этот ваучер он мог вложить в любое понравившееся предприятие, а все предприятия должны быть акционированы и ваучер становился акцией этого выборного предприятия, а его владелец акционером. Другими словами, частным собственником этого предприятия. Все логично и просто. Но не даром говорят, что благими намерениями выстлана дорога в ад. Кому из администрации хотелось такой приватизации, чтобы директор банка, министр, начальник главка был бы равным собственником с рабочим и его женой? Об этом даже смешно говорить, особенно если речь идет о таких лакомых кусках, как нефтезаводы, вино-водочные заводы, медеплавительные, центральные рынки, газодобыча, энергетика. Поэтому администрацией были введены всякие «именные», «привилегированные» и другие ваучеры, и люди, близкие к управлению, администрации, правительству, президенту получали большие права на приобретение этих предприятий. Кроме того, пользуясь своим административным влиянием, ваучеры скупались, и таким образом владельцы предприятий, созданных трудом сотен тысяч тружеников и не одним поколением, становились всякие ловкие дельцы, проходимцы, а порой и просто уголовные «авторитеты». Вся эта ваучерная приватизация оказалась в сущности глобальным обманом основной массы населения страны, её народа, но всё же она была пережита не столь болезненно. Ну не имел человек ничего, и ничего не дало ему «начальство». Стало быть, опять надули. А к тому, что «дурят нашего брата», в России давно привыкли. Поэтому серьёзных каких-то последствий этот обман не повлёк.

Более серьёзным ударом по населению страны, после которого россияне начали постепенно понимать, кто пришёл к власти, и чего ждать в будущем, была «либерализация цен» и гайдаровские рыночные «реформы», ввергнувшие в нищету чуть ли не всю страну и иезуитски названные «шоковой терапией». Другими словами лечение экономики страны и её населения путём глобального её развала и поголовного ограбления жителей. В плановой экономике СССР существовало два вида денег – наличные и безналичные. По большей части население имело дело с наличными деньгами, а предприятия, банки – чаще всего с безналичными. Существенное отличие здесь было то, что безналичные деньги почти нельзя было обналичить. Это категорически запрещалось. Отмена в одночасье всяких ограничений тотчас же привели к тому, что эти огромные деньги на счетах, которые раньше фигурировали условно, стали тотчас же обналичиваться и практически разворовываться всеми, близкими к управлению предприятиями..

Горбачёвское подло-бесхребётное управление страной привело к процессам развала экономики. Велик был запас её прочности, но и он стал иссякать. Административно – командная экономика хороша была в военное время, позволяя концентрировать ресурсы всей страны на решении главных, стратегических и оборонных задач, особенно в периоды национальной опасности, когда понимание необходимости лишений в обществе есть. В мирное, благоприятное время она уже была не столь эффективна и необходимость перехода к рыночной экономике уже ни у кого не вызывала сомнений. Однако какого-то щадящего «общечеловеческого» варианта перехода к рыночной экономике, универсально подходящей для всех наций и стран, по-видимому, не существует.

«Гайдаровские» реформы, взятые из экономических программ Международного валютного фонда результата не дали и в условиях желания немедленного обогащения верхов дать положительного результата и не могли, поскольку проводились во время приватизации, ориентированной на создание не «среднего класса» собственников, являющегося социальной базой многих развитых стран, а на создание класса крупных собственников-олигархов мафиозного типа. При этом с опорой и ориентиром не на промышленный, производительный капитал, а на торгово-ссудный, спекулятивный. Результатом таких экономических преобразований стал стремительный рост дефицита бюджета, запредельные налоги и галопирующая инфляция. С 1 января 1992 года началась либерализация цен, освобождённые от государственного контроля цены на товары и услуги подскочили к концу 1992 года не в 2—3 раза, как предполагали и обещали реформаторы, а в100 —150 раз. Россияне за год лишились всех своих сбережений. Если в среднем за 1991 год прирост выплат населению за счёт печатного станка обеспечивался на 20 процентов, что в феврале 1992 года – уже на 50 процентов, а в марте – на 75 процентов. Индекс инфляции в наличном обороте в целом за первый квартал 1992 года превысил 1350 процентов. Что более чем в два раза превзошло суммарное обесценивание рубля за весь 1991 год. Бюджетный дефицит превысил 30 процентов в бюджетных расходах, вместо ожидаемых 3. В то же время для сравнения подобная реформа в Китае, проводимая по собственной экологической программе за все 12 лет реформы ни в одном году не дала падения объемов производства. За 10 лет реформ материальное положение населения улучшилось на 35 процентов, валовой продукт страны вырос на 350 процентов.

Такая огромная инфляция тотчас же сказалась на доверии к отечественным деньгам. Доверие к рублю стало катастрофически падать и капитал «побежал» из России. Все мало – мальски серьезные накопления стали переводить в доллары. Зазвучали даже призывы упразднить рубль вообще и перейти по расчетам всем на доллары. На счета западных банков потекли огромные суммы денег, обескровливая экономику России. Вот как писал в 1992 году корреспондент Франс Пресс про вклады россиян: «В конце января вклады компаний и частных лиц, нелегально хранящихся за границей, достигли, по сведениям, полученным из некоторых источников от 12 до 20 миллиардов долларов. Три года назад их не было вообще. После лета 1991 года эта цифра постоянно растет и в августе объем вкладов оценивался в 8 – 10 миллиардов». За неполные полгода – двукратный скачок.

Доллар стал в России наиболее надёжным средством хранения денег. Но кто это тогда знал и понимал?

Глава 15

Лена, старшая сестра Кати, жила в Комсомольске-на-Амуре. Этот легендарный город раскинулся широко на берегу могучего Амура, среди сопок и вековой тайги. Легендарный, потому что строила его в основном молодёж – комсомольцы-добровольцы, откликнувшиеся на призыв комсомола и партии. Ехала сюда комсомолия со всего огромного Советского союза. Ехала за романтикой тайги, подвига, подхваченная пафосом новостороек, движимая горячими молодыми сердцами. Строился город, как промышленный форпост страны на Дальнем востоке. Построены здесь за короткие сроки заводы Амурсталь, авиационный, судостроительный и много других.

Переехала туда Лена из Владивостока почти сразу же после окончания школы к своему мужу. Её муж, Андрей Анатольевич Колесников, был старше её почти на 6 лет и работал уже инженером-конструктором на Амурском судостроительном заводе. Этот огромный завод, кормивший в ту пору, когда они поженились, чуть не треть трёхсоттысячного города, строил боевые эсминцы, ледоколы и современные атомные подводные лодки – ракетоносцы. Половина всех атомных подлодок, которыми был вооружен военно-морской флот СССР, были построены на этом заводе. Огромная стоимость атомной лодки позволяла заводу и его работникам иметь высокую зарплату. Достаточно было заводу сдать своему заказчику хотя бы одну такую лодку, и весь Хабаровский край сразу выполнял все планы по налогам и другим необходимым платежам. А завод порой сдавал таких лодок по 2 в год. Такой же завод был ещё только в Северодвинске. Оба этих завода составляли основу, базу атомного военного судостроения СССР и тем же являются для современной России. Завод строил дома, содержал детские сады, столовые, дома отдыха, больницы, дворцы культуры. Построенные подлодки для сдачи заказчику переводились во Владивосток, который является базой Тихоокеанского флота. Здесь рядом с Владивостоком в Большом Камне они достраивались и отсюда уходили на испытания в Тихий океан.

Муж Лены, Андрей, работал на заводе конструктороми занимался атомными реакторами лодок. Он был командирован заводом в Большой Камень для решения вопросов по атомной установке лодки и жил в общежитии. Там же летом в Большом Камне гостила у подруги Лена. Она познакомилась с Андреем на вечере отдыха, куда она пошла вместе с подругой. Понравились они друг другу сразу. Да и как не понравиться – Лена была уже в ту пору полностью оформившейся девушкой. Она была среднего роста, хорошо упитанная, почти блондинка. Её светло-русые, хорошо ухоженные волосы обрамляли овальное лицо с пухлыми губами и по девичьи румяными щеками. Большие, такие же как у сестры Кати, синие глаза имели длинные ресницы, которые почему-то напоминали Андрею куклу Мальвину из фильма «Буратино». Густые брови плавно огибали глаза и немного взлетали вверх в конце, что говорило о скрытой решительности их владелицы. Загорелые округлые плечи её были открытыми, а объемную грудь туго обтягивала легкая белая кофточка. Талия и грудь её были на уровне любых международных стандартов, а крепкие колени, бедра и всё остальное можно было смело демонстрировать на любом конкурсе красоты. В ней очень гармонично сочеталась крепость и плотность фигуры деревенской женщины с изящностью и тонкостью черт лица городской женщины – аристократки.

Андрей к этому времени тоже был уже сформировавшийся мужчина. В его высокой, немного худощавой фигуре ещё оставались юношеская гибкость и свежесть, которые уже начали уступать место мужской, зрелой степенности и неторопливости. Андрей тоже был светло-русый, но глаза у него были карие, губы тоже чуть пухловатые и на правой его щеке, когда он улыбался, появлялась ямочка. Именно эта его улыбка, открытая, по-детски доверчивая почему-то привлекла Лену. Ей как-то сразу захотелось покровительствовать этому большому, чуточку неуклюжему парню. С первой же своей встречи они поняли, что уже не смогут обойтись друг без друга, что каждый из них для другого – это Судьба, и через три недели после этой их встречи поезд уносил Лену в Комсомольск-на-Амуре к её будущему мужу. Они поженились, и Лена стала жить с Андреём у его родителей в их большой трехкомнатной квартире на проспекте Мира. Здесь в Комсомольске она окончила медицинское училище и стала работать медсестрой хирургического отделения заводской больницы. У них родился сын, тоже ходивший в заводской детский садик. Катя часто приезжала гостить к сестре, и когда уже стала превращаться из девочки в девушку, младший брат Андрея познакомил её со своим другом Максимом или, как его называли друзья, Максом. Они вместе ходили на городской пляж загорать и купаться на Амуре, гуляли по вечерам в парке, и Катя незаметно всё больше увлекалась Максимом. Назвать её чувства к Максиму любовью было ещё рано, но в последний раз уезжая из Комсомольска, она испытывала какое-то странное волнение, щемящее чувство беспокойства, когда фигура провожавшего её Максима скрылась вместе с перроном вокзала в окне уходящего поезда.

Перестройка, «демократия» и развал Союза, особенно гиперинфляция больно ударили по судостроительному заводу, где работал Андрей с Леной. Нищий, мизерный российский бюджет не позволял заказывать для армии изготовление вооружения в нужном объеме и практически все оборонные предприятия остались без заказов. В добавок ко всему галопирующая инфляция мгновенно обесценила все оборонные средства заводов и «оборонка» замерла в коллапсе. Высококлассные специалисты завода – сварщики, монтажники, электрики, опытные инженеры-технологи, конструкторы перестали получать зарплату, которая по уровню упала по сравнению с прежней во много раз. Часть рабочих стала разбегаться с завода, уходя в мелкие коммерческие предприятия, в которые таких специалистов охотно брали. Большая часть инженерного состава завода тоже стала уходить на другие предприятия или заниматься коммерцией.

Андрей не смог уйти с завода. Он любил свою конструкторскую работу, был на хорошем счету и к тому времени уже работал начальником небольшого конструкторского бюро. Он тяжело переживал всё случившееся. По несколько месяцев не получая зарплаты, он был без вины виноватый. Ему, уже взрослому мужику, приходилось просить деньги у матери с отцом. Он никогда и нигде не одалживался, и теперь ему постоянно приходилось просить у друзей и знакомых деньги взаймы и ломать голову над тем, как потом их отдать. Он пытался подрабатывать ещё в других местах, но как можно работать ещё где-то, если ты уже работаешь на строго режимном предприятии, где должен быть в 8.00 на месте, обед с 12 до 13 и конец работы ровно в 17 часов?

Андрея лишь выручал его верный «Жигули». Вечером после работы он выезжал на нем и до поздней ночи подвозил пассажиров, как такси. Иногда ему удавалось хорошо заработать, обслуживая по договору какое-нибудь мероприятие или свадьбу. Жили они уже с Леной и сыном в отдельной квартире, которую, к счастью, успели получить перед самой «перестройкой», так как после неё квартир бесплатно уже никто никому не давали.

Лена долго и стойко выдерживала все эти дурацкие потрясения. Она, в общем-то, спокойно перенесла горбачевские талоны на крупу, сахар, соль, затем обвал цен и свалившеёся на россиян неизвестно как и откуда после этого продуктовое и товарное изобилие. Как по мановению волшебной палочки, магазины, ранее порой годами не знавшие, что такое мясо, колбаса, сыр или конфеты «птичье молоко», вдруг переполнились всеми этими товарами. Продавцы только и мечтали, как бы их побольше продать, и чем бы ещё завлечь к себе покупателей. Купить стало можно все, что хочешь, и без всяких блатов и талонов. Но, для того чтобы что-то купить, нужны деньги. А их Лене не хватало, причем не хватало катастрофически. Ей с трудом удавалось кормить семью. Из их рациона надолго исчезли колбаса, сыр, котлеты. Изредка ей удавалось купить сыну яблоко, банан, немного конфет. Времена, когда у них дома в холодильнике лежали всякие копчености, а на столе всегда стояла ваза с яблоками и апельсинами, канули для неё безвозвратно. Все деньги уходили только на продукты, оплату квартиры и самые неотложные платежи. Купить что-либо из одежды для себя и для мужа было для неё почти не разрешимой задачей. В отличие от западных областей России, Европы, в целом Дальний восток в основном занимает северные широты и зима здесь очень суровая. Ко всему прочему, в Комсомольске-на—Амуре зимой с закованного льдом Амура всегда дули холодные пронизывающие ветра, конец октября был уже холодным, а тепло наступало только в мае. Причем в начале или в середине мая иногда мог выпасть снег. Поэтому без хорошей зимней одежды здесь было не обойтись. Для каждого члена семьи нужны были меховые шапка, шуба, теплые зимние сапоги. Не случайно Комсомольск-на-Амуре находится в зоне, приравненной к северным областям, и живущие здесь имели все северные льготы: надбавки к зарплате, бесплатный проезд на отдых раз в три года и на 5 лет раньше имели право идти на пенсию. После начала перестройки и демократии их заработная плата стала столь низкой, что со всеми мыслимыми и немыслимыми надбавками, северными льготами она была ниже любого западного региона. Лена уже который год ничего не покупала себе и Андрею из зимней одежды и донашивала то, что было куплено ещё в советские времена. Лишь для сына, который быстро рос и вся старая одежда ему была мала, ей удавалось с трудом, скопив немного денег, купить что-то новое. Она со страхом ожидала что будет, когда вся её зимняя одежда придет в негодность.

Задумываясь над тем, что её ожидает в будущем при таком состоянии дел в стране, у неё всё чаще стало появляться желание уехать назад к родителям во Владивосток. Климат там теплее, зима короче, в апреле уже тепло, не то что здесь в Комсомольске. Все-таки Владивосток – порт, административный центр Приморского края. Да и по населению вдвое крупнее Комсомольска. Работу там можно будет найти, море всё же. А квартиру можно обменять. Андрей вначале и слушать об этом не хотел, но постепенно сам стал задумываться над этим, и всё меньше и меньше возражал Лене против переезда. Как-то раз после очередного известия о том, что денег в получку не дадут, поздно вечером они легли спать, но им не спалось. Лена первая нарушила молчание и высказала вслух свои мысли.

– Андрей, давай всё же уедем отсюда. Ну сколько можно так? Ты не получаешь, я не получаю. А к зиме надо уже брать мне сапоги, тебе шапку и дубленку, сыну тоже надо всё к зиме обновлять. Где мы возьмем столько денег? А там Приморье, теплеё. Там не надо столько одежды зимней. Может, найдешь работу в порту или на кораблях. Кто в загранплаванье ходит, тот хорошо получает. Ты же кончал кораблестроительный факультет? Ну вот. Мать мне с отцом помогут. Там больше овощей и фруктов. Ведь там же арбузы растут, абрикосы. Климат морской, полезный, а то что-то сын часто болеть стал. Давай уедем!

– А квартира как? Кто же захочет менять Владивосток на Комсомольск? Это только с доплатой если, или на однокомнатную квартиру.

– Ну и доплатим. Из мебели часть продадим, гараж, вот и хватит доплатить. А чего здесь ожидать? Заказов на заводе нет, лодки больше не строят. Гражданские корабли пока много не делают. Кто нам платить зарплату будет? А если даже и будут гражданские суда делать, то там атомных установок нет. Здесь гражданские атомоходы не делают. Значит, тебя сократят, и всё равно тебе придется искать работу в другом месте. Так может, во Владивостоке лучше найдем?

Говоря так, Лена повернулась на бок лицом к Андрею, лежавшему на спине закинув руки за голову, поплотнее прижалась к мужу своей пышной грудью и уткнулась в его плечо. Немного полежав так неподвижно, Лена дотянулась губами до его щеки и стала легонько целовать его в щеку и краешки губ.

– Андрей, ну давай уедем, а? Может, там лучше будет.

Андрей нехотя пошевелился, не меняя позы, правую руку положил на спину жены и слегка прижал её к себе. Он тоже понимал, что бесконечно так продолжаться не может, и им надо что-то делать. Дальше терпеть такое положение было бессмысленно, потому что дальнейшее такое их существование граничило бы с нищетой. Работа должна покрывать все потребности семьи, а им едва хватает на питание. И если ничего сейчас не предпринимать, то чего тогда ожидать? Но что он мог предпринять – для занятий бизнесом у него не было оборотного капитала. Да и каким бизнесом или коммерцией он мог бы заниматься? Специальность его была своего рода уникальной. Инженеры-атомщики, физики здесь в городе никому не требовались. Он мог, например, заниматься ремонтом автомобилей, но для этого он должен был арендовать помещение, купить сварочное и другое оборудование, нанять людей. На всё это также требовались деньги. Где их было взять столько? В банках кредиты давали под сумасшедшие проценты и к тому же под залог чего-либо. А что он мог предложить в залог – свои старые «Жигули», квартиру? Такая машина вряд ли представляла бы интерес, как залог, а квартирой он не мог позволить рисковать, так как в случае её потери они бы превращались в каких ни будь бомжей. Перейти работать на другой завод, но на других заводах тоже положение было не лучше. Понемногу он тоже стал приходить к выводу, что предложение жены не столь уж плохое. Кроме того, он также понимал, что нельзя просто так отвергать соображения жены. Если ты их отвергаешь, то предлагай чего-нибудь сам в замен. А если у тебя на этот счет нет ничего, то тогда чего ты ерепенишься? Или тогда сам за всё отвечай.

Кроме всего прочего, Андрей всё же любил свою жену и хотел, чтобы ей было как лучше. Ему нравилась её округлая фигура, полная грудь и крепкие колени. Если бы его спросили, а какую другую женщину ты бы хотел, то вряд ли он мог бы что-либо ответить. Её манящие женские черты постоянно притягивали его. Как мужчина, он был достаточно энергичен в интиме, и с этим у него, к счастью, не было никаких проблем. Всё что бы он хотел от женской половины света, он с лихвой получал от Лены. Господь Бог наделил её высокой страстью в любви. Она хорошо чувствовала партнера, знала, что нравится её мужу, и умела этим пользоваться. Вся обстановка её спальни, кровать, подушки, ночные рубашки были со вкусом подобраны. Лишь в одном они категорически не сходились. Ложась спать, Андрей обычно быстро раздевался и первым ложился под одеяло. Лена всегда ложилась немного позднеё его. Раздеваясь, она перед тем как снять с себя бюстгальтер и трусики, одевала сверху свою ночную рубашку. И лишь потом, умело действуя под рубашкой руками, снимала с себя оставшеёся нижнеё бельё, причём так, что увидеть что-либо под ночной рубашкой не представлялось возможным. Оставшись в одной ночной рубашке, тогда она ныряла под одеяло.

Андрей с таким порядком её раздевания был категорически не согласен и часто замечал ей:

– Ты неправильно всё делаешь. Надо сначала снять с себя всё, а потом уже одевать ночную рубашку, а ты всё наоборот делаешь.

На что он чаще всего получал ответ «Ещё тебе чего?».

Справедливости ради надо сказать, что несколько раз ему удавалось убедить Лену в необходимости именно такого порядка отхода ко сну. Трижды она так и поступала – сначала снимала всё с себя и, стоя у кровати полностью обнажённой пыталась одеть на себя ночную рубашку. Но успевала она тогда лишь взять её в руки, или, в лучшем случае, накинуть часть рубашки на свои плечи, потому что как только она полностью обнажалась, и собиралась её одевать, Андрей мгновенно и бесшумно, как кот в прыжке, выскальзывал из под одеяла, ловил её своими сильными руками, и уносил, словно добычу под одеяло. Ночная рубашка в этих случаях чаще всего улетала белой птицей куда-нибудь подальше, откинутая мужской рукой. После немногих таких раздеваний она снова вернулась к прежнему своему способу одевания ночной рубашки. Несколько раз после этого Андрей пытался возобновить всё. Лёжа в кровати, он незаметно доставал из под подушки жены её ночную рубашку и засовывал её подальше, так, чтобы она её не находила. И когда Лена, оставшись в одном лишь нижнем белье нагнувшись над кроватью безуспешно пыталась найти свою ночную рубашку, шаря под подушкой рукой, Андрей вновь схватывал её, утаскивал под одеяло и раздевал её уже сам, что ему тоже доставляло удовольствие.

Полежав тоже немного без движения, Андрей, чувствуя, как в нём напрягается всё мужское, правой рукой забрался Лене под рубашку и стал гладить спину жены. Затем, чуть повернувшись, он положил руку на колено жены и, гладя провёл ей под её ночной рубашкой до самой груди, нащупал её упругий сосок и бережно помассировал его. Тут же Андрей почувствовал, как по её телу прошло лёгкое возбуждение. С некоторым безразличием в интонации, показывая тем самым, что по сравнению с тем, что она рядом с ним остальное всё для него не столь важно и существенно, он произнёс «Делай, как хочешь» и перевалился на её послушно распластавшееся тело.