Егорка и Булат

Не откладывая дело в долгий ящик, на следующее утро вместе с орлом, спрятав его в мешке, чтобы не запомнил дорогу, прибыли в степь, подальше от поселка. Яков развязал узел и выпустил на землю орла. Несколько секунд он с недоумением взирал на людей. Вадик погладил его по голове и перьям.

– Давай, Степка, не робей, ты ведь не воробей, – напутствовал его Брусов. Орел расправил крылья, взмахнул и оторвался от земли. Круг за кругом набирал высоту, уменьшаясь в размерах. Мальчишка, запрокинув голову, следил за полетом птицы.

– Все, сынок, попрощались, сделали доброе дело, пора в путь, – тронул отец сына за плечо и увидел в его глазах слезы. – Не плачь, Степка возвратился в свою родную стихию. И запомни: надо поступать так, чтобы было хорошо не только тебе, но и тем, кто живет рядом, в том числе, птицам и другим живым существам.

Они неотрывно следили за Степкой, пока то не растаял в сиреневом мареве…

Эта история со временем забылась бы, уступив место очередным, ибо Брусков, как и обещал, приобрел пару попугаев-волнушек, которых назвали Кешей и Герой. Но однажды, находясь в комнате, за столом с учебниками и тетрадями, Вадик услышал громкий стук со стороны лоджии. Вышел через дверь и увидел крупную птицу, сидящую на бруске для бельевой веревки и долбившую клювом в стекло.

– Папа, пап! – позвал мальчишка отца. – Наш Степка возвратился. Ура!

– Он прилетел, чтобы поблагодарить за заботу, – произнес отец. – А говорят, что животные и птицы ничего не понимают. Это бы мало знаем о них.

– Давай его пригласим в дом и чем-нибудь угостим? – Теперь его в квартиру и калачом не заманишь. Степка ощутил простор степи, свободу и у него свое меню.

– Попробуем, а вдруг?! – не унимался с блеском в глазах мальчишка и, открыв витражи лоджии, позвал. – Степа, Степа-а!

Наверное, признав его голос, орел заклекотал и взлетел в небо, над крышами.

– Папа, а как он узнал дом, в котором мы живем? – озадачил Якова сын.

– Сложно сказать, обязательно спрошу у орнитологов, изучающих птиц, – ответил он. – Нередко живые существа обладают особыми чувствами и инстинктами, которыми их наделила матушка-природа. Еще несколько раз Степка прилетал к лоджии, стучал в стекло, а потом исчез. Вадик томился в ожидании крылатого друга.

– Не грусти, сынок, у птиц своя судьба, – утешал его отец, осознавая, что только время способно вылечить доброе сердце.

Уголек

В субботний, хотя и пасмурный день, я наведался в урочище. Здесь на листьях кленов, грецкого ореха, лещины, шиповника и боярышника волшебница осень разводит свои акварели. Легкий ветерок бросает золотые, пурпурные, багряные монеты листвы на землю, укрывая ее диковинным ковром. В любую пору года, будь то весной, летом, зимой, а тем более, осенью, в лесах и урочищах благодать.

Деревья, кустарники одаривают плодами, сбрасывают свои одеяния, готовясь к покою. Пауки старательно ткут серебряные нити. Ощутим запах прели, хвои, увядающих листьев и трав.

Лишь сосны, незаметно теряющие свои иглы и шишки, шелестят темно-зелеными кронами, давая приют белкам и птицам.

Едва на несколько метров углубился в урочище, как увидел собаку черной масти с полоской белой шерсти на груди и передних лапах. Внешне он похож на добермана, но, видимо помесь. Пес доверчиво подошел ко мне и в его голодных глазах я ощутил мольбу.

Но, увы, я вышел на прогулку на два-три часа и поэтому не взял с собой провиант, а то бы охотно поделился бутербродами. Развел руками, давая понять, что нечем угостить. Однако пес, ощутив доброжелательность, побрел за мной. На пути в сосновый бор, куда я вышел на разведку, чтобы узнать, не появились ли грибы «мышата», шампиньоны, повстречались с побуревшей листвой деревья грецкого ореха.

«Для голодного, будь то путника или животного, грецкий орех – первое лакомство. Не случайно воины Александра Македонского, отправляясь в дальние походы, запасались грецкими орехами», – подумал я.

Среди желтых, шуршащих золотистой фольгой листьев оттыкал несколько орехов. Охотничьим ножом расколол скорлупу и предложил ядро псу. Он прямо с ладони аккуратно съел янтарно-белое ядро. Понравилось и в ход пошли следующие орешки, около двух десятков. Благо их, кое-где подточенных мелкими грызунами, отыскалось немало – хватило и четвероногому другу и себе впрок.

Насытившись, пес прилег в траве, положив морду на передние лапы. В отличие от белок и тех же сообразительных ворон, давно оценивших питательность грецких орехов и лещины, орехи не входят в состав собачьего меню, иначе бы, бедняга не страдал от голода. Вороны за долгий свой век умудрились, взяв грецкий орех в клюв, бросать его с высоты на твердые предметы – камни, бетон, асфальт, пока не расколется скорлупа.

Урочище, сосновый бор собакам приглянулись из-за того, что с ранней весны и до поздней осени любители пикников оставляются после себя остатки пищи и, к сожалению, тару, мусор и непогашенные костры. Обожженные стволы сосен, обгоревшие кусты шиповника, терновника, боярышника и сухой травы вызывают тревогу и горечь от действий таких «ценителей» природы.

«Как же тебя назвать, ведь это не последняя встреча? – размышлял я, глядя на пса. – Может, Агатом? Нет, слишком барственно и холодно, эта кличка больше подходит породистым собакам. А вот Угольком в самый раз, просто и душевно».

– Уголек, Уголек! – окликнул я пса и он поднял голову, среагировал не столько на кличку, сколько на интонацию голоса. С этого момента он не отставал от меня ни на шаг, очевидно, верный инстинкту – быть рядом, служить, помогать человеку.

Мне припомнились великолепные есенинские стихи, посвященные, по его же меткому выражению ,«братьям нашим меньшим». Одно из них романтично и трогательно повествует о том, как в юности поэт писал записки своей возлюбленной, которые доставлял пес, но она их не читала и «мой почерк ей был незнаком». Спустя долгие годы, став знаменитым поэтом, он возвратился в родное село и повстречался с сыном той собаки, что служила ему почтальоном:

Мать честная! И как же схожи!

Снова выплыла боль души.

С этой болью я будто моложе,

И хоть снова записки пиши…

Да, четвероногие друзья способны оживить самые яркие и милые сердцу облики людей и события. Наверняка, в памяти многих людей сохранились милые, забавные эпизоды.

Уголек вывел меня на поляну, где среди сухой травы и островков изумрудно-зеленого мха я обнаружил колонию грибов «мышат» с пепельно-серыми шляпками на белоснежных ножках.

Невольно создалось впечатление, что пес в знак благодарности, привел в это грибное место. Ему, обладающему тонким чутьем, как хозяину территории, знаком здесь каждый укромный уголок.

Пока я собирал грибы, он резвился, вспугнул фазана, сверкнувшего на взлете радужным оперением и скрывшегося в глубине урочища.

Пес проводил меня до опушки и остановился, явно не испытывая желания посетить поселок. Конуре, ошейнику, хозяйской кормежке, цепи или поводку он предпочел урочище с его суровой в зимнюю пору, но вольной жизнью. Столь доверчив, а не агрессивен к людям, потому что никому не служит, а живет сам по себе.

– До новой встречи, Уголек! – произнес на прощание. Пес понял, завилял хвостом и долго еще глядел мне вослед.

Тренер для лягушек

Зимой огненно-рыжий кот Адонис с янтарными глазами, чаще всего обитая на подоконнике, с грустью взирал из окна на заснеженный двор. На ночлег устраивался вблизи радиатора отопления. По его поведению не трудно было догадаться, что томится, тоскует в ожидании весны, мечтает погулять на природе. Наверное, завидует псу Угольку, с которым я часто совершаю прогулки в окрестностях города.

И вот наступили погожие весенние дни. Я привел Адониса на лужайку. В ее низине протекает речка Джарджава, кое-где окаймленная зарослями сухого камыша. Вначале кот растерялся от обилия запахов свежей травы и цветов. Наклонив голову, подобно парфюмеру, оценивал запахи шелковисто-изумрудных стеблей, рассыпанных бисером мелких, едва различимых соцветий анютины глазки с белыми, сиреневыми, фиолетовыми и синими лепестками…

Вблизи русла Джарджавы виднелись посеребренные солью прогалины, островки с ржаво-медной порослью солончаков и готовые к цветению кусты тамарикса.      Адонис, пребывая в рыжей шубенке, подчиняясь инстинкту самосохранения, норовил спрятаться в редких кустах боярышника, терновника, в островках пожелтевшего сухостоя или в рытвинах.

Вскоре осмелев, он приблизился к реке, откуда доносилось хоровое пение, а иногда и сольные вкрапления неугомонного лягушачьего племени. Среди прошлогодних жестких стеблей камыша, журча на перекатах, в заторах текла речка, а на зеленом берегу, замаскировавшись в зеленой траве, грелись лягушки. Наверное, впервые завидев диковинного пушистого зверя с большими глазами и длинными усами, лягушки одна за другой попрыгали в воду.

Адонис важно, хвост трубою, повторяя изгибы русла, пошел у самой кромки воды, спугивая и заставляя очередных обитателей водоема совершать прыжки. Те, из аборигенов, что попрыгали в самом начале, когда кот удалился, снова заквакали и выбрались на берег. Однако Адонис степенно развернулся, смело прошествовал в обратном направлении и вновь раздались звонкие шлепки о поверхность воды.

– Ай, да, молодец Адонис! Словно тренер, взбодрил лягушек, – похвалил я его за смекалку. Раза три-четыре он устраивал старты ошалевшим от экстрима лягушкам. Однако эта процедура ему наскучила. Да и лягушки, выпучив глаза над поверхностью воды, затаились у противоположного берега. Я улыбнулся неожиданно возникшей мысли: если с котом позаниматься недельку-другую, то научится дирижировать этой пучеглазой капеллой. То-то будет забавное зрелище. Осознав, что лягушек не заставишь смирно сидеть и, глядя на пушистого, хвостатого дирижера, усердно квакать, отказался от этой затеи, Ведь при его появлении они сразу же утрачивают свои вокальные способности, прячутся в глубине.

Одну из квакух он попытался выловить когтистой лапой, но она резво ушла в глубину. Последовать за ней кот не отважился, ведь он не пловец. После знакомства с лягушками Адонис приметил в траве зеленовато-желтую ящерицу. Попытался ее поймать, но она выскользнула из его лап и спряталась под мшистым камнем. Тогда он нашел себе другое занятие – отыскивал в траве целебные растения, и жевал стебельки, восполнял дефицит витаминов.

Не претендуя на лавры знаменитого дрессировщика Куклачева, зная, что в отличие от собак, коты гуляют сами по себе, все же решил, что потешный номер с тренировкой лягушек Адонису удался. Мы оставили их в покое и вскоре неутомимые вокалисты-солисты огласили округу однообразным хоровым пением. Дома щедро я угостил «тренера» куриным крылышком и сметаной.

– Ешь, дружок, набирайся сил, заслужил, – нахваливал я его, гладя ладонью по густой шерсти. – Завтра снова наведаемся на берег Джарджавы к твоим зеленым пучеглазым ученикам.

Адонис поднял голову от лакомства, завилял хвостом и замурлыкал. По осмысленному выражению его глаз я сделал вывод, что он меня понял и готов продолжит