Сицкий (,) капитан фрегата. Сочинения князя Н. Мышицкого

Но вот капитану донесли, что катер с графинею приближается, – и капитан опять за монолог, тоже мысленный, но уже короткий, за недостатком времени: «Ты едешь, едешь (,) непонятная для меня!.. Что это со мной?.. отчего это сердце так сильно бьется?..» Надобно вам сказать, что графиня готовится увидеться с Сицким всего-навсе в третий раз: по ее словам, он так ей понравился с первого (или, как пишет автор, с пер-ь-вого) раза, что, увидевшись с ним во второй раз, ровно через год, она тотчас приняла его приглашение на фрегат.

Когда графиня уехала, Сицкий, давший ей обещание непременно и во что бы то ни стало быть у ней завтра, опять замоноложил (то есть залился перед самим собою реторическими фразами): это одно из лучших мест романа – судите сами:

Сицкий остался посреди каюты, в раздумье о самом себе и о прошлом дне. «Что со мною делается, сам не знаю!» – сказал он, намереваясь сесть в тот угол дивана, где сидела виновница бури, происшедшей в душе, совершенно штилевавшей до встречи с нею (хорошо!..) – На диване лежала чья-то забытая перчатка; Сицкий взял и старался узнать, кому принадлежит она; вспомнив же (,) что при отъезде дам перчатки были надеты на руках Марии и Софьи, он уверился, что оставленная должна принадлежать графине. Обрадованный находкою, он, с невыразимою радостию, прижал ее к пылающему лицу! «Это твоя, твоя – очаровательная Леонтина!.. – говорил он; – не нарочно ли ты оставила ее здесь, чтобы тверже я помнил данное тебе слово? О! во что бы то ни стало, я непременно сдержу его! – Я буду, буду у тебя; буду тотчас, как только отворятся двери твоего дома; я буду завтра первый твой гость!» Наконец ему вздумалось надеть перчатку на свою руку! – Можно ли это? (автор хотел сказать – возможно ли?) рука графини и его слишком не равны, чтобы перчатка могла быть впору ему. Примеривая и осматривая ее, он увидел внутри что-то написанное – взглянул, и слово: люблю, ясно начертанное, было пред глазами его. «Леонтина! Леонтина! – сказал задыхающийся; – что ты делаешь? (именно – что ты делаешь?..) Люблю!.. какое слово! – Ты любишь! – но верно ли? вечно ли (.) Леонтина? та ли это любовь, которая нужна душе Сицкого; не ваша ли это столичная? (какой злой критикан этот храбрый капитан!..) – слыхал я, видал я эту любовь! Ежели та, – то она хуже ненависти! Люблю!.. нет, ты не так создана, чтобы могла любить коварно! Завтра (,) Леонтина, завтра я буду знать, как любишь ты, завтра пойму тебя!., (очень хорошо – чем скорей, тем лучше!..) Но чему же радуюсь я? (именно – чему же?) кто знает, по какому случаю написано слово это и к кому относится оно? легко быть может, что это одна только случайность безнамеренная» (ч. 1, стр. 34–35).

После сего, говорит автор, Сицким овладели думы бурные и тяжелые; воображение пылкого моряка разыгралось подобно волкану. Оно так и следует!