Точка

–Именно ментальное, – повторил Рассел. – Неудачи бывают. Отторжение редко, но имеет место. Но такой категорический отказ от всех вариантов протезирования – это показатель психологических проблем. – Доктор крякнул и пожевал губами. – В его возрасте выбор остаться лежачим инвалидом невозможен. Противоестественен. И для меня непостижим.

–Вы знаете, какие сейчас протезы? – продолжил он после паузы.

Орлиевский кивнул. Он знал. Непосвященный человек и не понял бы, что перед ним калека без ноги, даже если тому бы вздумалось «пробежаться по траве босиком». В шортах и вьетнамках.

–Никто же в жизни не поймет. Ни одна дама, если вашего его именно это интересует. Ни малейшего дискомфорта. Минимальный уход.

–Я все понимаю, доктор,– прервал его капитан. – Проблема в том, что у Ильи … У него свое отношение к целостности тела.

Перед глазами Григория со свистом пронеслась оторванная рука женщины и ударила в лицо 16летнего лежащего на рухнувшем столе Ильи. Кровавые брызги, визг снарядов. И вой подростка, покрытого кусками мяса живой еще мгновение назад соседки по утреннему кофе.

Трижды моргнув, Орлиевский снова увидел перед собой глаза врача.

–Ему как-то пришлось увидеть…то, что не полагается в юном возрасте видеть… Считайте это психотравмой, но он не согласится никогда на инородный предмет в своем теле.

Наступила тишина. Слышен был только дальний отзвук шагов за дверями кабинета, там шла тихая неторопливая жизнь одного из самых дорогих госпиталей планеты.

–Есть еще один вариант, – сказал Рассел после паузы. – Очень дорогостоящий, но беспроигрышный.

Слышать о «дорогостоящем варианте» в этом заведении было жутковато. Все предыдущие процедуры за этот год назвать малобюджетными не решился бы ни один миллионер. Орлиевский выпрямил спину и откинулся на стуле, сложив руки на груди. Родригес, все время просидевший не шелохнувшись, вздохнул и слегка пошевелился, не меняя позы.

–Какой вариант? – сухо спросил Григорий.

–Обе предыдущие голени были выращены из ДНК пациента в лаборатории, в пробирке. Потом происходил процесс приживления, не увенчавшийся успехом. Это бывает крайне редко, но в нашем случае произошло оба раза, что повлекло за собой удаление воспаленного края культи, и зона ампутации уже практически достигла колена. То есть третья попытка крайне нежелательна и малоперспективна. Но есть другой метод. – Рассел помолчал, словно подбирая слова.

–Есть вариант выращивания плоти непосредственно на пациенте. Нога помещается в мини-инкубатор, вакуумную лабораторию, которая крепится к культе. И под воздействием определенных культур плоть нарастает. То есть, просто говоря, отрастает новая нога, полностью копирующая предыдущую. Своя, живая.

Адэхи шумно втянул носом воздух. Орлиевский глядел на врача с такой подозрительностью, будто тот наперсточник на углу Тверской из конца российских девяностых. Рассел усмехнулся, глядя на его кислую мину.

–Я знаю, это не вызывает доверия, но в мире проведено уже около 50 таких манипуляций. Информация не выносится на публику в связи с некоторыми юридическими сложностями… Но процедуры идут. Вот, почитайте.

Рассел щелкнул пальцами, и перед глазами астронавтов возникла виртуальная панель с изображениями и текстом. Описание и история новейшего метода, отзывы счастливых обладателей рук и ног, живые фото, радостный смех за кадром. Дав клиентам на изучение несколько минут, доктор снова в прямом смысле слова мановением руки удалил панель.

–У этого метода есть один очень важный плюс, – продолжил он. –Невозможность неудачи. То есть плоть нарастает у всех. У кого-то быстрее, у кого-то медленнее. Но у всех. От 5 до 15 см за месяц. Но даже если это будет 3 см, то все равно, в конце концов, нога появится. Но есть и один важный минус.

Рассел махнул рукой, начертил в воздухе перед лицами Григория и Адэхи цифру.

–Это цена манипуляции.

Повисла тишина. Старинное высказывание «стоит, как космический корабль», перестало быть гиперболой и обрело абсолютно реалистичные черты.

Первым, тихонько подвинув застрявшую тишину, заговорил Адэхи:

–Вы же не будете продавать «Венеру», капитан?

–Это было бы уже системой, Адэхи, менять шаттлы на органы, – усмехнулся Орлиевский.

–Я прекрасно вас понимаю, Григорий, – вступил в разговор профессор, – Я помню историю с поджелудочной. Поэтому и возлагал такие надежды на выращенную голень. Но вы тогда попали в самый эпицентр распада системы страхования, была полная неразбериха, отсюда и цена. Надо заметить, крушение это было неизбежно. Мне жаль, что все так сложилось… – Рассел сочувственно помолчал. Точно такое выражение лица у доктора было и тогда, 7 лет назад, когда он озвучивал капитану цену жизни Родригеса.

–Конечно, всегда хочется поступить экономически разумно, – продолжал врач, – но в данной ситуации я вынужден поставить вас в известность о такой возможности. Он очень в плохом состоянии, Григорий, – добавил Рассел после паузы. – Ему нужны хорошие новости.

–Я подумаю, Генри, – Орлиевский встал, протянул руку поднявшемуся ему навстречу врачу. Пожав руки Григория и Адэхи, Генри Рассел еще раз включил панель. Возникло лицо молодого человека, бледное, заросшее щетиной, с синевой вокруг тусклых глаз.

–Вы к нему зайдете?

–За этим летели, – ответил Родригес, закусив губу. Орлиевский только кивнул и направился к выходу.

Комната Ильи выглядела абсолютно по-больничному. Никакого намека на уют человеческого жилища.

Белые стены, окна с металлическим жалюзи, аскетичная малочисленная мебель. Пусто, чисто, прохладно. Илья лежал на высокой кровати, на первый взгляд ничем не примечательной. Только человек, посвященный в тонкости, понял бы, что она совмещает в себе все последние технологии. И, следовательно, все возможные удобства для лежачего больного, от столовой до туалета и гигиенической комнаты. Именно этот факт произвел на Орлиевского наихудшее впечатление.

–Он что, вообще не встает? – спросил он Рассела. Они стояли на пороге, глядя на спящего парня. Собственно, возраст лежащего определить было практически невозможно из-за густой свалявшейся бороды и глубокой морщины на лбу.

Рассел покачал головой.

–Не встает. Ни по какому поводу. Почти не ест, только пьет. Даем коктейли, насколько возможно.

Григорий слушал врача, не сводя глаз с лица Ильи. Родригес стоял, прислонившись спиной к дверному косяку. На лице его застыло выражение какого-то виноватого отчаяния, словно его мучает перегруженный накануне желудок.

Наконец, капитан подошел к кровати вплотную и тихо выдохнул.

–Илья?

Тот приоткрыл глаза, не понимая спросонья, кто над ним стоит. Потом слегка подтянулся на кровати, опираясь на локоть, и брезгливо спросил

–Х…( чего) надо?

–Шоколада, – в тон ему ответил Орлиевский, обретая от этого тона почву под ногами. – Гниешь себе?

Илья помолчал, безразлично глядя ему в лицо, и откинулся на спину, игнорируя вопрос капитана.

–Ну полежи, полежи, погадь под себя.

–Ты чего приперся-то сюда? На такой мороз, – безразлично спросил второй пилот транспортного шаттла «Венера».

–Гуляю я, это ж ясно.

–И громилу с собой притащил. У него ж последний мозг заледенеет.

–У него большой объем мозга, в середине останется жидкий, – утешил его Орлиевский, незаметно кивнув Расселу, чтобы тот вышел. Когда за врачом закрылась дверь, капитан присел на пластиковую тумбу рядом с кроватью, а Родригес подошел ближе и замер, нависая над обоими собеседниками.

–Есть новости, Номер 2.

–У кого? – криво усмехнулся по-прежнему навзничь лежащий Илья.

–У тебя.

–Я не буду носить протез, Гиня, не утруждайся.

Гиня… Это был единственный субъект на свете, который мог называть его таким дурацким образом. То есть, только так он и называл Орлиевского с того самого момента, как появился на свет. Сначала Илья мычал, агукал и бебекал, потом называл двоюродного брата Ия, а потом уже и Гиня, на чем и остановился на всю последующую жизнь. А жизнь их далеко разводить не собиралась, хоть и разница между братьями была 15 лет, то есть считай целое поколение. Их отцы общались очень плотно, дружили, имели общий бизнес, так что встречались Гиня и Илюха частенько. Единственное долгое расставание было на период учебы Орлиевского в Калифорнийском технологическом, куда Григорий уехал учиться после третьего курса взятого штурмом Физтеха, в который его отец всевозможными пинками, угрозами, подкупом и шантажом – то есть полным арсеналом родителя и педагога – заставил поступить, напрягая весь интеллектуальный потенциал. Надо сказать, что поступить в Физтех было весьма непросто, так что напрячься пришлось ощутимо. Но потом, уже во время учебы и после окончания, Григорий ни на секунду не пожалел о тяжелой подготовке. Годы, проведенные в общаге в Долгопрудном, наверное, были самыми насыщенными за всю его жизнь. И зачатки понимания того, чем будет наполнено его ближайшее и не ближайшее будущее, сформировались именно там, когда они с Тамерланом Магометовым, насмотревшись сериал «Светлячок», сидели в прокуренном полуподвальном закутке, высчитывая свои первые идеи-зарисовки космического аппарата, способного на сверхдальние полеты, со взлетом и посадкой в любой местности, без огромных космодромов, огненных запусков и отбрасываемых ступеней. Корабля, способного в то же время взять на себя роль и пассажирского транспорта, соединяя противоположные точки земли за невероятно короткое время. Хотите из Кореи в Париж за час? А из Китая в Калифорнию за полтора? Наш «Новый Светлячок» приветствует вас! Они немало продвинулись, фантазии начали обретать реальные очертания, когда Григорию представилась возможность учебы в Калифорнийском Технологическом. Перспективы открывались сказочные, и в первую очередь в плане необычайно интересных задач и неожиданного для Григория количества единомышленников. Через пару лет учебы Орлиевский попал в проект, разрабатывающий новое поколение двигателей. Речь шла о принципиально новом решении в сфере космического транспорта, шаттлах универсалах, не нуждающихся ни в стартовой, ни посадочной площадке, способных совершать переходы, как и на сверх близких, так и на сверх дальних орбитах. Эта тема оказалась не только единственно интересной для него, но и потрясающе своевременной. Очень скоро их стартапом заинтересовались в военном ведомстве, и уже через полгода они получили финансирование и поддержку, необходимые для продвижения проекта.

Московская семья к тому моменту уже окончательно осознала, что вести бизнес в России небезопасно и бессмысленно, и в полном составе перебралась на побережье Тихого океана, так что видеться Гиня и Илюха продолжали по-прежнему регулярно.

Заваруха 2026 застала Григория на пороге нового этапа жизни. Он словно занес ногу над пропастью, собираясь перешагнуть через все доселе незыблемые законы гравитации. Первый проект был успешно завершен, и теперь Орлиевский готовил к испытаниям новый модуль. Этот шаттл открывал возможность взлета с любого ландшафта, обладая беспрецедентной маневренностью. Абсолютный прорыв, как твердил себе Орлиевский. Он не способен был думать ни о чем больше, никакие исламисты, угрозы ядерной войны, бомбежки и прочая суета не могла его отвлечь от конструкции.

Внезапная одновременная ночная бомбежка Тель-Авива, Иерусалима и Хайфы превратила привычную миру арабо-израильскую войну в преддверии Третьей мировой. В течение буквально одной недели более десятка ведущих стран объявили всеобщую мобилизацию, наконец, четко обозначив свои политические симпатии. Казалось, катастрофа неизбежна, пальцы президентов ядерных держав застыли на красных кнопках. Но после объединенной военной операции удалось оттеснить исламистов вглубь полуострова, разбив их на мелкие группы. Группы эти расползлись, казалось, по всему земному шару. Военные действия разворачивались снова то тут, то там, в новостях звучали сводки об убитых и раненых. Первое время все затаились и сидели на своих местах, потом люди, привыкая к новой реальности, стали выползать из своих нор, высовывать нос наружу и возобновлять путешествия по миру, стараясь избегать особо горячих мест. Потом снова проносилась волна военных действий, которая хоть и сгоняла боевиков все дальше вглубь их территорий, но и вымораживала всякое желание обывателя оказаться в зоне конфликта, которая не была стабильной и ясно очерченной. Война, так или иначе, вдруг взрывалась в самых неожиданных точках планеты, от Казахстана до Осло. Ислам, теряющий кровь и силы, огрызался жестоким террором, как обезумевшая гиена.

Отвлечься от проекта Орлиевскому все-таки пришлось. Звонок из ведомства выдернул его из мира расчетов и заставил пойти прогуляться по берегу океана в Ла Хойе с подтянутым лысоватым человеком лет 55и. Видимо, человек был очень убедителен, и через 4 часа после беседы Орлиевский уже улетал в Египет.

Там, среди войны, песка и жары его ждала кульминация собственного творчества. То есть реальный Шаттл ВТ-1, ожидающий доработок и своего первого взлета. Первого взлета с ним, Орлиевским, на борту. А так же Тамерлан Магометов собственной персоной.

База находилась в нескольких километрах от Хургады, в которой, вопреки всякому здравому смыслу, все-таки происходила курортно-туристическая жизнь. Видимо, те цены, который мог предложить туристам в меру опасный на тот момент Египет, были в состоянии примирить желающих отдохнуть горожан с риском быть взорванными на пляже. И, руководствуясь соображением, что снаряд не падает дважды в одну воронку, буржуа и зажиточный пролетариат из всех стран Европы с удовольствием грел кости под апрельским солнцем гостеприимного Египта.

Орлиевский и сам порой ездил к морю, стараясь делать это пораньше утром, пока на пляже было относительно спокойно. И одним таким тихим утром он и повстречал в компании таких же пацанов Илью. Орлиевский похолодел. Он прекрасно себе представлял, какой сладкой целью была летная база. Если б Илья задал ему вопрос, куда б ему поехать с друзьями отдохнуть, то слова «Египет» Григорий бы не произнес, даже будучи совершенно равнодушным к военным вопросам. В силу своей деятельности, он был вполне в состоянии трезво оценивать степень опасности. Поэтому первыми его словами было не «Привет, братан», а «Какого черта ты тут делаешь». Но испортить настроение Илье было не так просто, немедленно улетать он отказался, а вот выпросить пропуск на базу попробовал. Григорий, подобревший от его шуточек и смеха, пообещал узнать, и они договорились встретиться на следующий день недалеко от его апартаментов в 15 минутах езды до базы.

Вот тогда и произошел этот налет. Они только уселись в кафе за чашкой какао, как в ушах зазвенело. Из всего, что произошло дальше, в памяти Орлиевского осталась именно эта картина – летящая в Илью оторванная рука девушки, которая сидела только что рядом с ними. Ошметки плоти, покрывшие его лицо. Дикий животный вой людей и истребителей, звон стекла и грохот обрушившихся перекрытий. Потом тишина. Везде раскуроченные остатки тел. Их много, они повсюду. А они с Ильей, абсолютно целые, одни посреди этого мертвого пространства, покрытые кровью и тишиной. Тишиной, разрывающей душу и мозг.

Илья заговорил только на следующий день. Уже в самолете, летящем в Сан-Франциско, он вдруг спросил, впервые за сутки подав голос:

–Она теперь калека?

–Та девушка? – переспросил Орлиевский, впрочем, сразу поняв, о ком речь. – Думаю, она умерла.

Илья вздрогнул, помолчал, и быстро выдохнул:

–Так лучше.

–Не думаю, – покачал головой Григорий. – Жить всегда лучше.

Илья не ответил. Они больше никогда не говорили об этом. Ни о девушке, ни о налете. А вот о не зависящем от любых условий взлете говорили всегда. Через пару лет, когда уже пришла очередь Ильи брать боем колледж, он пошел на смежную специализацию, хоть и в другой университет, в Бостон. И уже там, прекрасно совмещая это с учебой, занимался всеми видами полетов, от катаний на кайте до дельтаплана, испытав на себе все, вплоть до свободного падения с горы. Григорию иногда хотелось прикончить его самому, быстро и надежно отвернуть голову, только чтоб не видеть записей с налобной камеры брата, как тот спускается с горы без лыжни, среди валунов, под диким уклоном. Сам он всегда был далек от такого экстрима, хоть сам процесс его завораживал.

Собственно, приобрести шаттл тоже была идея его маленького братишки.

Как и пройти школу астронавтов. Денег последний проект, выпестованный во время войны и даже в чем-то благодаря ей, принес такое количество, что можно было позволить себе больше, чем рисовали самые смелые мечты Орлиевского. И вложение средств в новый тип кораблей было очень верным с точки зрения тенденций космоса. К 2028 Орлиевский стал обладателем 2х шаттлов транспортников, членом Трансатлантического Космического Альянса, имел сенсор-допуск пилота высшей категории. И команду из четырех человек, ближе которых у него не было никого. Второй пилот Илья Орлиевский, механик Адэхи Родригес и астромедик Анна Валенсия. На каждого из них он мог бы рассчитывать, как на самого себя вплоть до последнего времени.

Вплоть до последнего времени. Григорий поморщился. Последнее время все начало разваливаться на куски, со всех сторон вроде бы четко выстроенной схемы его, Орлиевского, существования наметились надломы и трещины. Рушилось, разваливалось на куски то, что казалось железобетонным.

Илья. Григорий посмотрел на постаревшее, скомканное лицо брата. Ему всего 27 лет, а глаза старика. Во время одного из экстремальных спусков лыжа наехала на валун. Ногу вывернуло, затащило под камень и раздробило настолько, что собрать месиво потрескавшихся костей и хрящей не взялся ни один технолог – ортопед. Это было за пределами возможностей даже этой новой, всемогущей медицины. Но и это не было приговором. Генри Рассел, к которому Григорий немедленно обратился по рекомендации, был настроен оптимистично и утверждал, что процент приживления очень высок, и что уже скоро Илья будет с новой ногой. В это поверили все, кроме Ильи. Он стеклянными глазами смотрел на обрубленное колено и не вступал ни в какие обсуждения. Но и не сопротивлялся чужим решениям, покорно следовал всем рекомендациям, дважды прошел через приживление и все сопутствующие манипуляции и даже ни разу не изрек ничего напоминающего «ну я так и знал». Он просто молчал. Знал, что остался без ноги, и молчал. И Григорий подозревал, что за картина стоит перед внутренним взором брата, хоть они ни разу не заговорили об этом. Илья подал голос только тогда, когда речь зашла о протезе, выдал четкое решительное «нет» и окончательно закрылся. И это был самый крупный отколотый кусок от мира Григория Орлиевского. Было и другое, но это, пожалуй, доставляло больше всего боли.

–Я не буду носить протез, – повторил он, вскинув на брата безразличный взгляд.

–Речь идет не о протезе.

–А о чем? Хочешь попробовать еще разок? Уже не к чему приделывать. – Нечто напоминающее улыбку скользнуло по лицу, покрытому лохматой рыжей бородой.

–Нет. Это другая технология, – начал было капитан, но Илья перебил его:

–С кем ты сейчас летаешь, Гиня? – Вопрос был задан с интересом, что удивило и Адэхи, и Григория. Тот помолчал, подыскивая ответ.

–Мы не летаем, -проговорил, наконец, он. – Вернее, почти не летаем. Были попытки… Пробовали парочку гастролеров, но кончилось так себе…

–Почему? – жестко спросил Илья.

–Разное отношение к процессу, – попробовал сострить капитан. – Чужое все. Все не то.

–Но вы теряете заказы…Сколько уже простоя?

–Это не простой, просто редко выходим… Около полугода, – мрачно проговорил Родригес.

– На что живете? – выдохнул Илья после долгой паузы.

–Ты не беспокойся, мне есть на что жить.

–Не на что тебе уже давно. С продажи «Анны» не на что. – Илья посмотрел на Родригеса. Тот прикрыл глаза, словно был не в силах это слышать.

–Я не попрекаю, Адэхи, ты прекрасно все понимаешь, – быстро проговорил бывший второй пилот, – просто ясно, что заказы нужны.

–Не настолько, как тебе кажется, – попытался остановить его Орлиевский. – А если так, то вставай и лети!

–Настолько, Гиня, настолько… И что еще вы собираетесь мне предложить?

Орлиевский уже не знал, как говорить о том, о чем собирался. Первый же вопрос про деньги выбьет почву из-под всех его увещеваний. И тут мелькнула мысль.

–Есть одно предложение. Интересное. И дорогое. Хочу совет.

Родригес за его спиной вздрогнул, выпрямился и задышал настолько громко, что оба Орлиевских обернулись на него.

–Так вот, – продолжил капитан. – Тамерлан готов к прыжку.

–Тамик? Что вдруг он вспомнил нас?

–ТАКА его разочаровала. Вернее, в корпорации его развернули. Ему теперь нужны частные предприниматели, – ухмыльнулся Григорий. – Так вот. За попытку выполнения его плана дают столько денег, что ты сможешь сломать вторую ногу тоже. Ну и отрастить эту.

–Отрастить? – выпучил глаза Илья.

–Да. Но эти подробности тебе расскажет Рассел. Суть в другом. Ты же мечтал о кротовой норе?

Илья рывком сел на кровати, впившись глазами в лицо брата.

–Ага, мечтал… – Григорий усмехнулся, – так вот. Мы проведем одно испытание, и если все пойдет как надо, это будет новый виток твоей карьеры, я тебя уверяю. Полетим в дальние галактики. Ну, или сначала в ближние, а потом уже подальше.

–Что вы там задумали, – почти шепотом проговорил Илья.

–Мы проведем эксперимент и получим за него твою новую ногу. А пока она растет, все будет решено-оформлено, и ты вольешься в совершенно новую реальность.

Орлиевский говорил совершенно идиотским тоном партработника энтузиаста. Родригес смотрел на него как на умалишенного, а Илья пытался понять, издевается брат, или же действительно намечается что-то особенное.

–Ты можешь рассказать, в чем дело? – выкрикнул он, яростно глядя снизу вверх на обоих по очереди.

–Могу, – неожиданно мягко и миролюбиво ответил Григорий. – Садись, Адэхи. Наконец обсудим проект.

Индеец обреченно сел на стоящий поодаль трехногий табурет. Сбывались его самые худшие опасения.

2045

Утро для Лиз началось необычайно рано. Кутаясь в пушистый плед, взлохмаченная и сонная, она уже в 6 утра выползла на веранду.

Картина изменилась. После вчерашнего поэтически багряного заката и мерцания тысячи огней в ночи, прозрачность утреннего синеватого воздуха заставляла замереть и дышать медленнее. Отражение первых лучей выдавало далекие небоскребы, вспыхивая огоньками, словно снежинки на окне ранним морозным утром. Лизе казалось, что она видит отдельные молекулы воздуха, и каждая из них в свою очередь играет искоркой в лучах просыпающегося солнца.

«Космическая красота», – подумала она, облокотилась на стену и еще долго стояла, впуская в себя это чудесное утро. Все еще пошатываясь спросонья, Лиз побрела к допотопной кофе-машине. С агрегатом этим она была знакома давно, но, тем не менее, в первые секунды пришлось напрячься, чтобы вспомнить, как этот монстр работает. Наконец густой натуральный – в самом буквальном смысле слова «натуральный» – кофе закапал в чашку. Малкин поднесла его к лицу, практически засунув внутрь нос. Носу стало тепло и влажно, а душа захмелела от восторга. Как давно ей не доставалось такого аромата! Настроение сразу поднялось на несколько градусов. Не хватало только привычного утреннего трепа новостей в голове. Эту дурацкую привычку – «слушать голоса», как она сама это называла, – Лиз Малкин приобрела задолго до вживления в голову чипа. Еще 20 лет назад, едва сварив кофе, ее рука тянулась к пульту, и поток новостей, будь то радио, телевизор, головизор или виртуал, заполонял ее сознание.

На кухне Билла царила полная тишина. Старинный телевизор, висевший высоко на стене между самыми верхними кухонными шкафчиками, чернел, символизируя полную безнадёжность. «Пульт утерян», – тоскливо подумала Лиза и направилась было обратно на веранду, но на самом пороге остановилась. Не в ее правилах было сдаваться немедленно в поисках комфорта. Она внимательно прищурилась, рассматривая нижнюю панель, и таки разглядела там пару кнопочек. В следующую секунду она уже тащила огромный тяжеленный стул, намереваясь залезть на него и попробовать включить прибор вручную. Ей пришлось залезть не только на стул, но и на столешницу, чтобы дотянуться до кнопки. Вытянувшись в струнку всем худым телом, Малкин пыталась хоть ногтем царапнуть по включателю. В конце концов, чуть не растянув спину, она провела пальцем по заветной кнопке, и чуть не свалилась на пол от неожиданности. Телевизор немедленно заговорил на предельных децибелах хриплым мужским голосом. Голос выплюнул слово «Мечта» и самодовольно захохотал. Лиза в это время стояла на четвереньках на разделочном столе, пытаясь нащупать ногой стул. Голос уже сменился на женский. Этот новый с томным восторгом вещал о небывалых возможностях корабля «Мечта», и приглашал совершить виртуальную экскурсию, соблазняя не упустить шанс присоединиться к первой группе туристов. Лиза, наконец, обрела пол под ногами и смогла задрать голову. И окаменела. С экрана на нее смотрел Билл Смит. То есть не совсем этот Билл, сегодняшний, а тот, которого она впервые увидела больше 25 лет назад в Нетанье, выходя со школьного двора. Сходство было таким поразительным, что Малкин на секунду усомнилась в собственном здоровье. Билл же в телевизоре представился пилотом корабля «Мечты» и искушал граждан испробовать первоклассный комфорт и всяческие космические чудеса, одним из которых была стеклянная сфера, в которой самые смелые туристы должны были выйти в открытый космос. Новый Смит при этом выразительно размахивал двумя сильными здоровыми руками, задорно блестел зубами и глазами.

Лиза продолжала стоять перед экраном, сильно задрав голову назад и опустив руки по швам. Репортаж продолжался, появлялись все новые лица, звучали заманчивые предложения. Лиза же пыталась осознать увиденное, найдя этому правдоподобное пояснение. У Билла мог быть сын. Или племянник. Гены иногда передаются самым причудливым образом. Сам Смит об этом никогда не упоминал, но она и не спрашивала. А ведь могла спросить. Хоть что-нибудь спросить, хоть раз, про него лично, но, к ее собственному сожалению, помимо собственных страхов и подозрений ее ничего не интересовало. Вопрос у Лизы к Биллу все эти годы был только один. Она уже собралась тяжело вздохнуть, раскаиваясь в собственной черствости, как вдруг на экране возникло другое лицо. Крупным планом, во всех деталях и подробностях прямо Лизе в глаза смотрел ее ныне покойный бывший муж. И тоже, как и пилот-двойник старого Билла, точно в том же ореоле молодости, как и 28 лет назад, на момент их первой с Лиз Малкин встречи. Внимательно посмотрев мужу в глаза, Лиза тихо вздохнула и сползла на пол, по дороге теряя сознание. Мир раскололся.

2034

Тамерлан Магометов закончил рассказ и теперь напряженно вглядывался в лица Родригеса и Орлиевского, пытаясь по их выражению понять, удалось ли их убедить.

Они снова сидели у бассейна во французском доме капитана. Все попытки обсудить детали испытаний онлайн Магометов пресек на корню, требуя полной конфиденциальности проекта и переговоров. Уж он-то более чем кто бы то ни было знал цену секретности переговоров в сети. С точки зрения Тамика, южная дача Орлиевского во всех отношениях подходила для подобной встречи. После недавнего предложения капитана еще раз обсудить возможность испытаний, Тамик чрезвычайно приободрился. Уже похороненная надежда довести свою работу до конца снова ожила. В глазах Тамерлана заплясал фанатичный шаманский огонек. Он слегка покусывал губы и шевелил большими пальцами рук, стараясь перетерпеть повисшую в гостиной тишину. Еле слышно шелестел бассейн, гудела муха у барной стойки в глубине, громко дышал Родригес.

–Вы понимаете, капитан, что «Венера» не приспособлена к такому полету? – наконец медленно и тихо проговорил индеец. – Мы никогда не бывали на настолько дальней орбите.

–А на какой бывали? – живо спросил Тамерлан, метнув взгляд на Орлиевского.

–На 3000 ходили. Пару раз заходили 4000, – ответил Орлиевский. – Так, как ты говоришь, конечно, не поднимались… Это совсем другое снаряжение у шаттла…

–Не только снаряжение, капитан, – продолжил Родригес. – Шаттл ТАКА велся с земли. Полностью. В нашем случае подобное управление невозможно. Вероятно, частично дублировать контроль получится, но полностью перенести – нет. А это значит…

–А это значит, – перебил его высокий светловолосый мужчина, сидевший в том самом кресле, которое так любила Анна,– что гарантий возвращения не будет.

–Ну почему! – Тамерлан крякнул, пытаясь выстроить в ряд толпу бившихся в горле возражений, – Джерри! Вы путаете мух с котлетами! Программа полета не замкнута на систему управления. Это просто контроль за последовательностью событий, если можно так выразиться…

–Вот про последовательность событий он и говорит, Тамик, – устало проговорил Орлиевский. Он чувствовал, что позволил себя втянуть в это безумие, и не находил в себе сил на решительный разворот прочь от этого проекта. – Хорошо. Скажи мне, у тебя есть план всех переделок, которые нам нужны для этого полета?

–Гриша… – протянул Родригес. В глазах его стояла вековая печаль и инков, и майя, и ацтеков, и всех прочих угнетенных народов Америки.

–Подожди, Адэхи. Пусть ответит, – прервал его капитан.

–По сути, Тамерлан уже на все ответил, – высокий встал с кресла, подошел к бассейну и заглянул вглубь. Голубой отсвет отразился на его крупной лепки лице, немного смягчая резкие и яркие черты. – Потрясная вещь эта искусственная вода, Григорий. Надо установить себе такой. Так вот…Ясно то, что если мы решаемся на этот эксперимент, то необходимо будет очень серьезное переоборудование, ряд испытаний без использования био-преобразователя. То есть минимум два полета по высоким орбитам. Во-вторых, место. Где будут проходить эти работы. Не в ваших же доках, Григорий?

Орлиевский покачал головой. Было очевидно, что подобная суета привлечет к себе интерес ТАКА, а этого Тамерлан хотел бы в последнюю очередь.

–Место есть, – ответил Магометов. – Как и план оборудования, и средства. Что еще вас смущает, Джерри?

–Меня? Меня как раз ничего не смущает. Вы сделали мне предложение – я его принял.

Джерри Картер оглядел остальных собравшихся. Его пронзительный синий взгляд задержался на скорбном лице огромного, стоящего, словно памятник Родригеса. Индейцу настолько явно было не по душе происходящее, что Джерри захотелось его утешить. Орлиевский тоже не был особо радостен, но и не настолько угнетен. Он размышлял, прикидывая все варианты развития событий и пытаясь угадать верный. Тамерлан же с нетерпением ждал вердикта Орлиевского, нервно шныряя взглядом с лица на лицо.