А жизнь продолжалась. В отделение обработки информации был наконец-то назначен инженер отделения – выпускник Ростовского училища лейтенант Потанин. Вначале я хотел один МАЗ СПО сразу закрепить за ним, но потом решил, что будет лучше, если обе машины мы будем эксплуатировать вместе.

Техника после проведения неудачных испытаний ракеты под Саратовом эшелоном была возвращена на Байконур. Оба агрегата СПО прибыли на место. Новый офицер сразу взялся за их освоение. Помимо всего прочего, он был неплохим спортсменом, что позволило ему быстро завоевать авторитет у личного состава.

Следующая работа должна будет проводиться в конце года в Красноярске.

Новому офицеру я попытался дать возможность к ней подготовиться, изучить особенности техники, которые не изучались в военном училище.

Пока было время, мы с Володей Карповым решили ещё немного потренировать наших водителей-операторов и принять потом у них зачеты на предмет знания методов работы с расположенной в установленных на их машины фургонах аппаратурой. Надо сказать, что они в этом поднаторели, и мы решили переговорить с командованием части о том, чтобы присвоить этим парням звания младших сержантов. Через месяц на погонах у них уже было по две лычки – оба стали младшими сержантами.

Наступил ноябрь 1985 года. В конце месяца началась погрузка эшелона для отправки оборудования, необходимого для проведения измерений при проведении запуска ракеты из ракетной части, расположенной в районе Красноярска. Так как опыт выполнения погрузочных работ у военнослужащих срочной службы в нашей части уже был, большинство из них в таких работах уже участвовали. А недавно призванные брали пример со старших товарищей и старались от них не отставать. Хочу отметить это как положительный пример. Когда солдат занят нужным делом и понимает, что дело нужное, ему даже в те времена рисоваться сроком службы было ни к чему. Самым уважаемым считался тот, кто лучше других знал свое дело. А приобретенному опыту всегда можно найти правильное применение. Например, у нас, когда на платформы грузилась техника и закреплялась на них, естественно, у тех, кто уже участвовал в погрузке, это получалось лучше, поэтому мы как руководители следили за тем, чтобы положительный опыт передавался от старших к младшим личным примером, а не матом и зуботычинами. Казалось, что у нас это получается. Может быть, потому, что в части офицеров было 18 человек на 78 солдат и сержантов срочной службы. И разница в возрасте в среднем 3 – 4 года. Технические средства были погружены, эшелон ушёл. Я и новый инженер отделения добирались к месту выполнения работ своим ходом. Прибыли за двое суток до прихода эшелона. Когда он пришёл, стали принимать участие в руководстве его разгрузкой. Сразу после разгрузки все автомобили перегонялись и устанавливались на местах выполнения работ. Самым интересным было то, что на этот раз все машины МАЗ-543 с основным. приемным телеметрическим оборудованием, включая одну станцию СПО, средства измерения траектории, МАЗы-электростанции и основная часть бытового комплекса устанавливались. всего в 5 км от военного городка, который назывался поселок Кедровый, в лесу. Там организовывалась выездная телеметрическая позиция. Одну станцию СПР, одну машину СПО и один МАЗ-гостиницу разместили вообще на обочине дороги, ведущей из посёлка Кедровый в город Красноярск, в двухстах метрах от КПП этого посёлка. В это время в Красноярске стоял достаточно сильный мороз, и необходимо было следить за тем, чтобы автомобили были правильно прогреты и заведены, а личный состав, который этим занимался, ничего себе не отморозил и периодически отогревался у печки-буржуйки, которая была установлена в одном из вагонов. Убедившись, что разгрузка идёт без нарушения правил и мер безопасности, личный состав своевременно обогревается, я включил печку в фургоне своего нового агрегата ЧВУ-1. Он быстро прогрелся, я вышел на улицу. Посмотрел, как съезжают с платформ последние МАЗы, что-то сказал руководившему всей разгрузкой Виктору Михайловичу Андрееву, когда он вдруг подозвал меня к себе. Посмотрел мне в глаза… Взял за руку, отвёл в вагон, где стояла печка-буржуйка. Снял с ремня фляжку, взял у одного из солдат металлическую кружку, из которой тот пил чай. Вылил на насыпь возле вагона то, что в ней осталось. Несколько раз встряхнул её, налил из фляжки больше половины кружки спирта. Протянул мне и сказал: «Пей». Я попытался что-то говорить. Снова, уже настойчиво прозвучало: «Пей». Я выпил. Дальше ничего не помню. Проснулся я на откидной полке своего агрегата ЧВУ-1 на следующий день. Разгрузка была закончена. Все мои машины стояли возле военного городка. Я перебрался в фургон машины СПО, который был уже прогрет.

В фургоне сидели лейтенант Потанин и младший сержант Афонин. Лейтенант сказал, что все внешние кабельные подключения уже сделаны. Помимо электропитания, были подключены кабель передачи информации со станции СПР, которая стояла рядом со станцией СПО, кабель внутренней телефонной связи со станцией СПР, кабель громкой связи со станцией СПР, кабель дальней телефонной связи, кабель связи ЗАС. На вопрос, откуда у нас связь ЗАС, лейтенант ответил, что приходил какой-то капитан и долго что-то искал. На его вопрос, что ищет, сказал, что ему нужно подключить ЗАС. Я показал ему разъем ЗАС, закрытый специальной крышкой, и не удержался, чтобы не похвастаться тем, как начинает выть машина, если эту крышку открыть. Ему понравилось, он сказал, что такая сигнализация решает кучу его проблем. Приходил заместитель командира части, велел мне позвонить ему, когда проснетесь. Я сам снял трубку дальней связи и попросил соединить меня с майором Урядником, который прибыл с Байконура. Когда он ответил, спросил меня, живой ли я, и сказал, что через десять минут зайдёт. Через десять минут от него я узнал, что у планируемой работы будет сразу несколько кураторов. Помимо представителей Москвы и Байконура, контролировать проведение этой работы будут генерал и полковник с полигона Капустин Яр. Я спросил, что же это будет за работа, а он ответил, что сам до конца не знает. Ракета будет запускаться вроде бы как по тематике Байконура, остальное мне знать не надо. Программу обработки измерений дадут. Прибор «Муравей» привезут и установят офицеры из Капустина Яра. Магнитные ленты с записью автономных и комплексных испытаний доставят, моё дело перекодировать их, сделать необходимые графики, а когда ракета будет готова и запущена, обеспечить информацией проведение репортажа о её полете. На следующий день двое гражданских представителей промышленности привезли прибор «Муравей». Я ещё удивился тому, что таким оборудованием занимаются штатские лица. Обычно, если такая техника попадает в армию, она закрепляется за расчётом из офицеров, которые ее никогда никому не передают. Прибор был нового типа. Такой прибор подключается к специально для него установленной стойке АСМ (аппаратура согласования с «Муравьем»), кабелями, которые входят в его комплект. На практике я с таким прибором раньше не сталкивался. Он был знаком мне только тем, что аналогичный прибор использовался на последнем этапе проведения межведомственных испытаний комплекса БРС-4 МП для проверки стойки АСМ. Тогда он был такими же кабелями подключён и выполнил свою задачу великолепно. Меня это радовало. Ведь хорошо, когда не возникает проблем с оборудованием. Однако проверить на практике этот прибор пока было нельзя. Не было записи, зашифрованной на борту прибором такого типа. И запись на магнитной ленте, и ключи для ее расшифровки те же двое гражданских специалистов принесли на следующий день. Прибор «Муравей» входящим в его комплект кабелем подключили к стойке AСM. Ключи установили, запись поставили на воспроизведение. Однако на мониторе, где должна была быть картинка расшифрованной информации, присутствовал только белый, то есть абсолютный шум. Вызвали секретчика, прибывшего из Капустина Яра, проверили ключи по документам. Всё равно белый шум. Секретчики сначала сказали, что они ни при чём. Их оборудование, когда находилось на полигоне, работало. Я заявил, что моя аппаратура тоже работает безукоризненно, и это подтверждается прохождением всех тестов. Пришел полковник из Капустина Яра. Он сразу заявил, что у представителей промышленности, которые привезли прибор «Муравей», большой опыт, они ошибаться не могут в принципе. Секретчики тоже не могут ошибаться – у них большой опыт. И все проблемы в том, что скорее всего либо неисправна закреплённая за мной техника, либо я не умею с ней работать и где-то нажал не ту кнопку. Ему уже звонил военный представитель завода, на котором эти гражданские специалисты работают. Сообщил, что один из них начальник отдела, а другой – заместитель директора завода. Это высокие должности. Конечно, у гражданских нет такой иерархии, как у военных. Однако заместитель директора огромного завода стоит в одном иерархическом ряду с заместителем начальника управления на космодроме, а начальник отдела на таком заводе стоит на одном уровне с начальником отдела управления космодрома. И скорее всего при выполнении работ будет ошибаться старший лейтенант, чем они. Потом я узнал, что этот полковник был начальником отдела 3-го управления космодрома Капустин Яр. Он ушёл. Через 10 минут появился майор Урядник, он пояснил мне ситуацию. В случае срыва этих работ и на голову прибывшего сюда генерала, и на голову этого полковника упадут две огромные дыни. Поэтому полковник заранее делает всё, чтобы дыня, предназначенная генералу, упала на его, Урядника, голову, а дыня, предназначенная этому полковнику, упала на мою. Поэтому мне надо не нервничать, а разобраться в ситуации, найти причину возникшей неприятности и устранить ее. Помощи ждать неоткуда. Вас трое: ты, твой подчиненный, неопытный лейтенант, и водитель, слава Богу, понимающий парень. Причину неприятностей я определил довольно быстро. Она заключалась в повреждении при перевозке из Капустина Яра до Красноярска кабелей, которыми прибор «Муравей» соединялся со стойкой АСМ. Но там в системе кабелей с обеих сторон куча разъемов. Эта система кабелей входит в состав прибора «Муравей». Их схемы находятся в его комплекте документации, которая секретная, и, естественно, её никто никогда с тобой не возит. Неисправность можно устранить двумя способами: либо узнать причину повреждения кабелей, либо заменить в них провода методом подбора. Это долго и сложно. В конце концов этот прибор эксплуатируем не мы, а гражданские специалисты, которые его привезли. Вдруг зазвонил телефон ЗАС. Я снял трубку, представился. Женский голос из трубки сказал: «А что, рядом никого нету повыше в звании, чем старший лейтенант? Через 20 минут вам будет звонить Главнокомандующий». Благо, Урядник далеко не ушёл. Я послал водителя догнать его. Тот вернулся. Снова зазвонил телефон ЗАС, Урядник снял трубку и представился. Из трубки донеслось: «Толубко. Здравствуйте. Что у вас там происходит? Мне доложили, что из-за ваших гражданских деятелей нет возможности подготовить ракету к запуску. У вас там есть военные, пусть они сделают». Урядник ответил: «Здравия желаю, у них тоже пока не получается». – «Не давайте им спать, пока не сделают, когда сильно захотят спать, всё получится», – резюмировал Главнокомандующий. Телефон выключился. Урядник спросил меня, нужно ли повторять

Через пару минут раздался стук в дверь, я открыл. Перед машиной стоял генерал. Я предложил ему войти. Он вошел и заинтересованно рассматривал аппаратуру. Следом за ним в машину поднялся полковник из Капустина Яра.

Генерал спросил меня о причинах задержки в выполнении работ по обработке информации. Я ответил, что причина в неисправности прибора «Муравей» и отсутствии его схем. Генерал сразу задал вопрос полковнику о том, почему он не обеспечил наш расчёт схемами. Тот замялся. Генерал повторил свой вопрос более строгим голосом. Было видно, что в душе полковника началась паника. Он сказал, что схемы остались в Капустином Яру и попытался перевести стрелки на меня – мол, это я забыл там схемы. В это время распахнулась дверь машины. В проёме двери показался Урядник. На вопрос генерала: «Вы кто?» – он чётко ответил: «Заместитель командира части майор Урядник». Генерал сказал ему, что он получил от старшего лейтенанта информацию о том, что у расчёта не хватает схем. Урядник ответил, что старший лейтенант ошибся и у нас всё есть. Тут же приказал мне показать схемы. Я спросил его, где их взять. Он ответил: «Рисуй. Только быстро». Я включил дурака. Дал команду: «Афонин, принеси схемы». На его вопрос о том, где их взять, ответил: «Рисуй». Он был парень смышлёный. Тут же подал мне схему подключения электропитания. Я передал её Уряднику. Тот взял лист со схемой в руки. Перевернул изображение вверх ногами и показал генералу. В это время полковник истошно завопил: «Это документ, утверждённый Генеральным конструктором!» Генерал сказал: «Ну, раз всё есть, пусть люди работают». И ушёл.

Я попросил Урядника дать мне возможность переговорить с представителями завода. Через час они оба были у меня в машине. Разговор был тяжёлый. Косяк упороли они, а списать всё решили на выездной измерительный пункт. На выездном измерительном пункте крайним оказывался я. Надо было восстанавливать ситуацию. Они в возможность ее восстановления не верили. Через неделю заводом уже был заказан самолет АН-26, для того чтобы привезти к месту выполнения работ новый прибор «Муравей» в комплекте. За сутки он долетит до Красноярска. Через 7– 8 дней, когда гражданские лишатся премии, а военные получат свои взыскания, продолжим.

Я верил в лучшее и продолжал восстанавливать кабели – третьи сутки.

Решение я принял радикальное. С кабелей была снята внешняя общая изоляция и металлическая оплетка. После этого из жгута выплетался и проверялся каждый провод.

В то время была популярна песня «Четвертые сутки пылают станицы».

Я загадал, что на четвёртые сутки, несмотря на отсутствие схем, восстановление кабелей закончу.

Как в воду глядел. Через трое суток после начала работ мною было обнаружено, что один из выплетенных проводов порван внутри собственной изоляции. Кабель был опять сплетен в жгут, а оборванный провод был задублирован другим, взятым из ЗИП. Я старался не терять чувства юмора. Дублирующий провод был не белого, как все остальные, цвета, а красного и располагался не внутри жгута, а был прикручен изолентой к нему снаружи. Представители завода всё это время находились у меня в аппаратной. В общем, когда начались эти самые четвёртые сутки, кабель был восстановлен. Необходимая информация была декоммутирована, расшифрована и переписана на магнитофон системы Спектр-Б1. Инженерам-заводчанам я предложил отправиться в военный городок. У них там были забронированы номера в гостинице. Сдать в штаб ключевые документы, немного отдохнуть. Сам секретный прибор поставить в предназначенный для этого специальный отсек машины, который закрыть и опечатать, что и было ими сделано. Необходимые графики получены. Работы вошли в ритм. Доложил майору Уряднику. Он доложил представителю главка и сообщил полковнику из Капустина Яра. Тот велел делать с расшифрованной ленты копию – на всякий случай. Урядник передал это приказание мне. Я уже валился с ног. Поручил сделать копию лейтенанту, спустился в свой агрегат ЧВУ-1, от усталости вырубился. Когда проснулся, удивлению моему не было предела – лейтенант вместо того, чтобы сделать копию, стёр запись с магнитной ленты

В принципе не было ничего страшного. Но я с расстройства решил тяпнуть немного спирта. Достал фляжку, положил её на стол, поверх схемы электрических подключений, которую мы показывали генералу. Вернуть гражданских специалистов из гостиницы было несложно. Стертая информация предназначалась исключительно для тестирования аппаратуры перед началом работ. До начала реальных работ оставались почти сутки. Все технические средства были исправны и готовы к применению по назначению. В этот момент раздался стук в дверь фургона. Я открыл. На ступеньках металлической лестницы стоял полковник из Капустина Яра. Он посмотрел на стол, увидел фляжку, которая лежала на схеме, и спросил, чем это мы тут занимаемся. Я ответил, что работаем с документацией, которая утверждена генеральным конструктором. Потом он потребовал предоставить ему копию магнитной ленты. Я попытался ему объяснить, что оригинал случайно стёрли. Однако в ответ услышал, что он так и знал. Он сразу говорил, что мне доверять нельзя, – и вот он результат. Он оказался прав, поэтому отстраняет меня от должности и назначает старшим расчёта на время выполнения работ лейтенанта – инженера отделения. Даёт ему команду запись на ленте восстановить и сделать с неё копию, которую передать ему. И чтобы всё было сделано в течении двух часов. Слава Богу, после этого ушёл. Я по телефону доложил ситуацию Уряднику. Тот спросил, как я себя чувствую, смогу ли дождаться представителей промышленности, которых сейчас разбудят и из гостиницы направят ко мне в машину-аппаратную, чтобы они поставили свои секретные ключи, и сделать еще одну запись – не для полковника из Капустина Яра, а для того, чтобы она была готова к началу выполнения реальных работ как тестовая вместо той, которую стерли. Я спросил, нужен ли второй экземпляр. Он ответил, что на моё усмотрение. После того как тестовая лента будет готова, мне можно идти отдыхать. Если идти некуда, отдохнуть можно в МАЗе-гостинице. В гостинице военного городка наверняка нет свободных мест – слишком много народу приехало на эти испытания. После того как была сделана тестовая лента и её копия, я решил рискнуть и пойти в гостиницу военного городка. Дежурная в гостинице сказала, что действительно мест нет. Пришлось задействовать все свое обаяние и шоколадку. В конце концов удалось уговорить её поставить для меня кровать в бытовой комнате, которая, слава Богу, закрывалась на ключ. Перед тем как я лёг спать, она даже угостила меня чаем. После этого я зашёл в комнату, упал на койку и вырубился. Проснулся от стука в дверь. На входе в комнату стоял майор Урядник, а за его спиной полковник из Капустина Яра, который сразу стал возмущаться тем, что я ночую вне расположения части. Это возмущение довело до бешенства Урядника, который ответил ему, что именно он, целый полковник из Капустина Яра, должен был обеспечить возможность всем офицерам нашей части во внеслужебное время отдыхать вне рабочего места. Он для этого сюда и прибыл, а не для того, чтобы пытаться руководить работами, в которых он ничего не понимает, и давать указания, которые могут привести к их срыву. Потом сказал мне, что через час ждёт меня в агрегате СПО. В указанное время я уже был в своей аппаратной, где и встретил Урядника. Он сказал мне, что скорее всего в следующем году всю нашу часть переведут с Байконура в Капустин Яр и этот полковник, возможно, будет нашим начальником, так что обращаться с ним нужно по возможности аккуратно. После этого позвонил по телефону ЗАС и доложил, что все средства выездного измерительного пункта готовы к продолжению работ. Я понял, что это касается не только моего расчёта. В дальнейшем всё было как обычно, за исключением того, что записи телеметрической информации о подготовке изделия в РТБ делали гражданские специалисты.

Какими техническими средствами, я не знаю. Мне привозили магнитные ленты. Их обработка проходила быстро. Работы по подготовке изделия проводились круглосуточно. Однако был выходной – после завершения автономных испытаний и после того, как были проведены комплексные испытания в РТБ.

Выходной я решил использовать для экскурсии по городу Красноярску, набережной Енисея. Вечером пошёл поужинать в ресторан. Особенно удивили меня в то время красноярские пельмени. В бульоне они были на первое, без бульона – на второе, а с ягодами вместо мяса внутри пельменей – на третье. В ресторане познакомился с интересной, очень красивой девушкой. Она была моего роста и поэтому не носила каблуков. Пару раз с ней потанцевали, познакомились, разговорились. Она оказалась офицером МВД, причём стала носить погоны без особого желания. Несколько лет назад она училась в Ленинграде на юридическом факультете университета

На четвёртом курсе влюбилась в молодого человека, студента этого же вуза. И хватило же ума помогать ему переписывать антисоветские прокламации! Он говорил ей, что текст их придумывает сам. Однако потом оказалось, что он занимался фарцовкой, и распространять эти прокламации, придуманные совсем не им, взялся тоже за деньги. Через месяц они с ним разошлись. А еще через месяц к ней пришли сотрудники КГБ. Молодой человек попался ещё раньше, причём он сказал, что всё делал по ее инициативе.

Но сотрудники комитета государственной безопасности своё дело знали. Молодого человека привлекли к ответственности за антигосударственную деятельность. Однако ей тоже досталось. Из института выперли со справкой о незаконченном высшем образовании. К уголовной ответственности не привлекли, но в Ленинграде жить запретили. Пришлось уехать в Красноярск. А здесь, с её незаконченным высшим юридическим образованием, можно работать только в МВД. Сначала была сержантом потом заочно доучилась в институте и стала офицером. Теперь мечтает вернуться в Ленинград, где живёт её мать.

Выходные закончились. Началось проведение комплексные испытаний.

Обработка информации комплексных испытаний проводилась с использованием агрегата СПО, который находился на выездной телеметрической позиции. Туда представители завода перевезли многострадальный прибор «Муравей» с уже исправленной кабельной системой. Там же будет производиться и обработка информации о полете ракеты.

Вообще, во время выполнения данной работы было много чудес.

В это время американцы запустили новый спутник радиотехнической разведки, который каким-то образом засек включение для настройки нашей станции «Кама», расчёт которой не был предупреждён о его пролете. И потом целый месяц американские империалисты на весь мир вопили о том, что русские размещают под Красноярском комплекс радиотехнических средств противоракетной обороны. Министерство иностранных дел СССР их еле успокоило.

А мы после обработки информации о комплексных испытаниях изделия закончили подготовку к обеспечению телеметрическими измерениями учебно- боевого пуска ракеты из Красноярской дивизии, который был проведен строго в назначенное время. Я до сих пор не знаю, какого именно типа ракета была запущена – жидкостная или твердотопливная. Запустили её ночью – с 24 на 25 декабря. С нашей позиции было прекрасно видно, как она взлетает. Мне показалось, что факел двигателя не совсем обычный, не такой, как у жидкостных ракет, но это только предположение. Когда на выездной телеметрической позиции я начал в соответствии с полученной программой производить обработку информации и вывод графиков на бумагу, поинтересовался у тех, кто эти графики анализировал, что за ракета была запущена. Мне ответили, что будет лучше, если я останусь в неведении. Я в неведении до сих пор. После окончания обработки до меня довели, что за правильные и грамотные действия при подготовке телеметрического оборудования для учебно-боевого пуска ракеты мне объявил благодарность Главнокомандующий РВСН. Я спросил Урядника о том, действительно ли нашу часть планируется передислоцировать из Байконура в Капустин Яр. Он ответил, что скоро мне самому станет всё известно. Обработка информации была закончена около часа ночи 26 декабря, вся техника была погружена на эшелон 27 декабря. Лейтенанту из моего отделения полагалось следовать эшелоном. Командование части привлекло его для работы с личным составом. В 18 часов офицерам, не задействованным в сопровождении эшелона, было разрешено самостоятельно убывать в город Ленинск.

Перед этим солдаты срубили, упаковали и подарили мне небольшую, но очень красивую, настоящую красноярскую голубую ёлочку. С ней я и отправился в аэропорт, куда меня взялись подбросить представители промышленности, участвовавшие в этой работе. С собой они везли магнитную ленту с декоммутированной информацией для её отправки, однако на этот раз на вычислительный центр не Байконура, а полигона Капустин Яр, поэтому в аэропорту наши дороги разошлись. Хотя до Нового года оставалось ещё больше 4 суток, добраться из Красноярска до Байконура в то время за такой период было проблематично. Мне сразу удалось взять билет до города Фрунзе (ныне Бишкек). Самолёт взлетел. Я обрадовался, что скоро буду дома, но когда казалось, что он вот-вот уже заходит на посадку, пассажирам объявили: аэропорт города Фрунзе закрыт по техническим причинам, а самолёт сделает посадку в Алма-Ате. Для меня это было даже лучше. После приземления я получил сданную в багаж ёлочку, взял такси от аэропорта до железнодорожного вокзала и через час уже ехал поездом Алма-Ата – Москва до станции Тюратам – Байконура. Домой я добрался 30 декабря, Новый год встретил дома. После новогодних праздников я прибыл на службу.

Как выяснилось, пока мы были в командировке, замполита нашей части перевели служить в политотдел второго управления Байконура.

Володю Карпова назначили с повышением на должность инженера- испытателя В отношении его обещание уже ставшего генерал-майором Ковальчука было выполнено. Из тех лейтенантов, кого он определил на «Пургу», остался я один. Правда, все мы были уже старшими лейтенантами.

Через 10 дней возвратился эшелон из Красноярска. Новый лейтенант из моего отделения получил полное боевое крещение.

Жизнь продолжалась, эшелон разгрузили, технику разместили на 38-й площадке. После выполнения работ она нуждалась в регламентном обслуживании. Снова всплыла проблема недостатка тёплых боксов для проведения работ по техническому обслуживанию.

Я опять поднял этот вопрос перед майором Урядником и подполковником Ивановым – командиром части.

В ответ командир части мне сказал, что пришло изменение штатного расписания. Должность начальника моего отделения сокращена, зато введена должность начальника отдельной станции СПО, категория капитан, и есть мнение поставить на эту должность меня, а на мою должность поставить уже успевшего себя неплохо зарекомендовать инженера отделения. Его нынешняя должность пока останется вакантной. Не знаю, где как, а на Байконуре слова «есть мнение» означали, что решение уже принято и осталось уладить только формальности. Для меня такое «повышение» могло аукнуться тем, что на «Пурге» придется служить еще долго, несмотря на обещание начальника управления. Видно, в этот момент моё лицо исказила какая-то гримаса, потому как заместитель командира части посмотрел на меня и сказал, что возьмёт исполнение обещания начальника управления на себя, если, конечно, я не начну «чудить». Немного подумал и уточнил: «Пообещай, что сильно чудить не станешь». Я пообещал, что не буду. Честно говоря, сначала я собирался по приезде мотовозом домой приговорить как минимум бутылку водки, а потом устроить драку в центре города. Пусть выгоняют из армии. Через месяц буду жить дома – на Донбассе. В те времена там был рай.

Однако надежда умирает последней. И я надеялся, что в дальнейшем мне еще удастся послужить в нормальных условиях – не зря ведь я поступал в военное училище.

После той командировки до всех офицеров выездного измерительного пункта довели, что 1441 отдельный выездной измерительный пункт будет передислоцирован с пятого научно-исследовательского испытательного полигона Министерства обороны (Байконура) на четвертый научно-исследовательский испытательный полигон Министерства обороны (Капустин Яр). Пятизначный номер войсковой части (выездного измерительного пункта) изменится с 49505 на 22501. Полное наименование (1441отдельный выездной измерительный пункт) останется тем же. Для перевозки личного состава, автомобильной техники и имущества части, семей и личных вещей военнослужащих будет сформирован воинский эшелон.

Началась подготовка к передислокации. Она планировалась на июнь. Однако для этого необходимо было решить целый ряд организационных вопросов – как общих, так и личных для каждого офицера. Любой профессиональный военнослужащий по виду своей деятельности всегда готов к переезду. Однако на этот раз наряду с обычными личными бытовыми трудностями возникала проблема с передислокацией целой воинской части, всего военного имущества. И если с автомобилями проблем не возникало, хотя на новом месте их тоже необходимо было где-то разместить, подготовить место для технического обслуживания как самих машин, так и установленного в них оборудования, но ведь в части было ещё и другое имущество, которое находилось на складах и которое нужно было подготовить к перевозке, загрузить в эшелон, обеспечить его перевозку целым и неповрежденным. А на новом месте снова разместить уже на других складах. Кроме этого, необходимо было собрать, упаковать и подготовить к перевозке личные вещи военнослужащих. Когда переводится к новому месту службы один офицер, он старается сам решить все вопросы, связанные с передислокацией, перевозкой личной мебели и личных вещей, жильем на новом месте службы. На этот раз приходилось думать не только о личном, но и о служебном, хотя и собственных проблем хватало. Казалось, первым решением личных проблем была максимальная распродажа имущества: на старом месте всё, что можно, продать, а на новом купить. Однако гладко было на бумаге. Покупателя тоже ещё найти надо. Часть мебели для перевозки командование разрешило разместить в закрепленных за офицерами машинах. Остальное необходимо было загрузить непосредственно в грузовой вагон эшелона, что и было сделано. Кое-что, конечно, продали, но немного, а то, что осталось, поместилось в закреплённые за мной МАЗы. Вещи лейтенанта из моего отделения поместились в ЗИПовые ЗИЛ-131. К переезду мы были готовы.

Перед отъездом командир части вспомнил, что у меня есть опыт проведения рекогносцировки. Приходилось в своё время ездить вместе с Урядником на проведение рекогносцировочных работ для выездного измерительного пункта в боевые ракетные части. Сейчас Урядник будет задействован в руководстве эшелоном. Мне ставится задача: до прихода нашего эшелона обычным поездом вместе с супругой прибыть в Капустин Яр, взять у ответственного за размещение нашей части подполковника согласованные со всеми службами как В Капустином Яру, так и в Москве документы о том, что должно было быть сделано к нашему приезду, постараться определить, сделано ли это, а после прихода эшелона доложить реальную ситуацию ему и Уряднику. Получив приказание, военнослужащий отвечает «есть» и выполняет его. Я ответил «есть», купил билеты от аэропорта Кзыл-Орда до аэропорта Астрахань и вместе с женой самолётом убыл туда. От Астрахани до Капустина Яра добрались поездом. Потом выяснилось, что Капустин Яр ближе к Волгограду и лететь надо было туда, но первый блин всегда комом. В Капустином Яру выяснилось, что службы Капустина Яра к передислокации нашей части готовы. В автопарке выделено место для размещения нашей техники, для ее обслуживания выделен отдельный бокс. Подготовлено место для наряда по парку. Размещение личного состава можно произвести в уже выделенной казарме. Для офицерского состава подобраны квартиры. Квартиры не новые, и большинство из них требует косметического ремонта, но самое главное, что сразу по приезде все будут обеспечены жильем. Очень оперативно! Мне предложили двухкомнатную квартиру на следующий день после приезда, еще до прибытия остальных офицеров семьями, правда, в двухэтажном доме, который был старше меня. Для того чтобы вселиться, необходимо было сделать очень серьёзный ремонт и завезти вещи, которые перевозились эшелоном. На перевод нашей части отреагировали все службы тыла. После того как я передал туда продовольственный и вещевой аттестаты на личный состав срочной службы нашей части, начальник тыла полигона распорядился поставить на вещевое и продовольственное довольствие солдат и сержантов нашей части сразу по прибытии эшелона. Эшелон прибыл через десять дней. Ещё три дня проводилась разгрузка техники, которая сразу размещалась в автопарке. Сразу после разгрузки все офицеры получили ключи от квартир. Квартиру получил также сержант сверхсрочной службы Борис Тенишев, имевший ещё до призыва в армию высшее образование и ожидавший в ближайшее время получения воинского звания «прапорщик». Он совсем недавно закончил срочную службу, и для него это была первая квартира, которую он получил лично.