Человек изначальный. Из пены морской

В люди – прыжком, или Зачем нужен секс

Еще один «естественный фактор эволюции», который привлекается для объяснения происхождения человека, – внезапная мутация. На нем в основном зиждется т. н. сальтационизм, т. е. гипотезы внезапного появления новых качеств, не мотивированных предыдущим развитием («сальто» – прыжок через голову). Известна концепция археолога Г. Матюшина, который утверждал, что человек появился в зоне разлома земной коры в Восточной Африке благодаря воздействию жесткой радиации, которая привела к специфической мутации понгид, включая переход к прямохождению, труду и появлению сознания (Матюшин, 1982). Эта концепция не случайно появилась в начале 80-х годов. Системный кризис «трудовой теории» начался в 70-е годы, когда абсолютные датировки сломали выстроенный на базе окаменелостей ряд распрямляющихся уродов.

Разберемся, начиная с предыстории подобных идей. Основоположником мутационизма в биологии является Х. Де Фриз, ему же принадлежит термин «мутация» (1901). В представлениях Де Фриза, как кратко пишет Э. Майр, «мутация – это коренная реорганизация типа, способная сразу создать новый вид» (Майр, 1973, с. 113). За столетие, прошедшее со времени высказывания Де Фризом этих идей, имевших антидарвиновскую направленность, они достаточно полно оценены биологами-эволюционистами; они не отвергнуты полностью, частично вписаны в эволюционные схемы, в которых нет места утверждениям, подобным тем, что предлагает Г. Матюшин.

Мутационный процесс может быть (и является) «поставщиком нового элементарного материала» (Тимофеев-Ресовский, Яблоков, 1974) для естественного отбора, представления о котором существенно изменились со времен Дарвина. Выяснилось, что мутации на клеточном уровне происходят постоянно во всех организмах, достигая огромных количеств на уровне популяций. Еще в 1926 г. С.С. Четвериков образно сформулировал, что «популяция впитывает мутации, как губка впитывает воду» (Цит. по: Северцов, 1981, с. 37). Следующим шагом было появление в 40-е годы теории «стабилизирующего отбора» И. Шмальгаузена (Шмальгаузен, 1968), в которой роль естественного отбора переосмыслена «до наоборот»: он не только не инициирует, он притормаживает процесс изменчивости и отсекает крайности!

Вспомним, кстати, о происхождении потрясающего разнообразия видов птиц, где природа разгулялась вовсю, получив «перо в руки». Она создавала яркие и почти немыслимые виды птиц, предоставляя им выживать или сходить со сцены. Естественный отбор в большинстве случаев «молчал», потому что легкость и многообразие форм пера делали возможным выживание почти любых трансформеров, не угрожая их жизни. Это аналогично употреблению легких материалов в строительстве. Легкие бетоны и пластики сделали возможным строительство зданий с самыми причудливыми формами, что раньше было невозможно. Естественный отбор работает согласно принципу адаптивной допустимости, и он работает, даже когда молчит. А это естественное отсутствие реакции часто представляют как полное отсутствие естественного отбора. Если таможня в «зеленом коридоре» не задерживает каждый чемодан, это не означает, что таможни нет вообще.

Как известно, классический дарвинизм исходил из творческой роли естественного отбора, который продуцирует новые качества видов или новые виды, потому что в них появилась нужда. Вот мистер Отбор сел, подумал и придумал новый вид. Сейчас естественный отбор рассматривают в прямо противоположном качестве: в качестве «фактора, снижающего изменчивость популяций» (Майр, 1973, гл. 8). На самом деле естественный отбор – не столько деятель эволюции, сколько фильтр. Он работает не как гончар, добавляющий материал, а как скульптор, отсекающий все лишнее.

Естественный отбор отсекает вредные мутации, «комбинируя нейтральные и полезные мутации» (Тимофеев-Ресовский, Яблоков, 1974, с. 522; кстати сказать, А.В. Яблоков, выдающийся советский биолог, являлся сторонником акватической теории). Новое качество не может появиться «ниоткуда», прежде необходимо накопление «критического минимума» незаметных количественных изменений, и отрицание подразумевает сохранение, а «каждый фенотип – компромисс между противоположно направленными давлениями отбора», как утверждал автор синтетической теории эволюции Э. Майр (Майр, 2004, с. 75). Ключевое слово: компромисс. Мутации в геномах происходят непрерывно и массово, но закрепляются те, которые пропустит мистер Отбор.

«Процесс естественного отбора есть диалектический процесс, который мы обнаруживаем в природе», – считает Г.Аллен (Allen, 1983, р. 81–103). Иное, сальтационистское понимание является вульгаризацией и поэтому антинаучно. Это тоже не что иное, как фактор Чуда. «При всей сложности проблемы, – пишет академик Л. Татаринов, критикуя Г.Матюшина, В.Кордюма, О.Шиндевольфа и других «сальтационистов», – нам кажется возможным утверждать, что прямолинейный сальтационизм на уровне возникновения высших таксонов… не выдерживает проверки фактами. Тем не менее мы встречаемся со все новыми попытками популяризации вульгарного сальтационизма. Конечно, сейчас трудно полностью согласиться с излюбленным Дарвином выражением «природа не делает скачков». Многие процессы и в эволюции, и в жизнедеятельности организмов настолько сложны, что мы с трудом приближаемся к их пониманию… Однако вульгарный сальтационизм, стремящийся объяснить все качественные различия в природе независимо от их глубины более или менее мгновенными скачками, явно бесперспективен» (Татаринов, 1985, с. 35). С этим нельзя не согласиться. На мой взгляд, вульгарный сальтационизм объясняет не больше чем креационизм, т. е. концепция творения человека Богом.

Существуют генетические пороги, препятствующие сальтации видов, особенно у размножающихся половым путем. Во-первых, гетерозиготность мутантных генов. «…Гипотеза, что новые виды могут возникать путем единичных крупных мутаций, оказалась ложной… – пишет Ф. Шеппард. – Даже если такие мутации возникали бы, они имели бы мало шансов выжить. Кроме того, поскольку виды обычно не скрещиваются и поскольку мутации при своем возникновении находятся в гетерозиготном состоянии, то для того, чтобы возникла гомозигота по новой мутации (если бы даже такая форма выжила) у двуполых организмов с половым размножением, требуются по крайней мере один самец и одна самка, которые находились бы одновременно в одном месте и были бы гетерозиготны по новой мутации. Такое событие было бы возможно лишь у организмов с бесполым размножением» (Шеппард, 1970, с. 197).

Во-вторых, дискретность генов. Здесь опять необходимо углубиться в историю. После выхода книги «Происхождение видов…» Дарвин наткнулся на возражение, на которое не смог ответить до конца жизни, что сам честно признавал, называя это «кошмар Дженкина». Английский инженер Дженкин заявил, что, даже если у какого-либо организма появится какое-либо адаптивное изменение, оно в ходе скрещивания с другими, неизмененными организмами просто рассосется. Если не в первом поколении, то в пятом, десятом, двадцатом все возвратится на круги своя. Следовательно, утверждал Дженкин, разнообразие видов создано изначально и никакой эволюции нет.

С другой стороны, Дарвина вроде бы опроверг монах Мендель, который своими опытами с горохом доказал, что природа все-таки делает скачки. Мендель выявил свойство процесса наследственности, которое впоследствии было названо «дискретность генов». Скрещивание двух разноокрашенных сортов гороха показало, что дарвиновское представление, будто новая полезная адаптация обязательно закрепится в следующем поколении, было неверно. Новый признак вообще может не проявиться в следующем поколении. Это у растений. У более сложно устроенных организмов еще более замысловатый аппарат наследования. Дарвин знал об опытах Менделя, но проигнорировал их. Между тем Мендель на самом деле опроверг «кошмар Дженкина», который исходил из того, что каждый вновь возникший ген немедленно реализуется и в конце концов рассосется в общей массе. Отнюдь. Дискретность генов означает, что новый генетический материал не рассасывается, а хранится в запасниках генома, при этом мутантные гены не обязательно реализуются. Новый ген может проявить себя в отдаленной перспективе, а может вообще не выявляться, перейдя в скрытую форму существования и гуляя от организма к организму. И только накопление новых мутаций, возможно, вызовет его к жизни. А возможно, и не вызовет, если условия существования вида будут оставаться стабильными. В каждом организме множество таких «спящих» генов.

С.Четвериков был прав: организм впитывает мутации, как губка. И этот запас генетического материала делает его потенциально способным к изменчивости при изменении условий существования. Это на уровне отдельного организма. А на уровне вида все зависит от рамок, в которые будет поставлен вид. Генофонд вида – это среднестатистическое измерение, где крайности отсеиваются.

В-третьих, против «прыжка в люди» посредством разовой мутации говорит следующий факт. Природой созданы специальные механизмы, позволяющие высокоразвитым видам сохранять стабильный генофонд.

Почему простейшие организмы, например вирусы, так быстро мутируют? Потому что у них бесполое размножение. Появилась какая-то мутация – и она начинает реплицироваться один к одному. Половое размножение в этом смысле невыгодно, потому что резко уменьшает скорость размножения вида. Поэтому ученых всегда интересовал вопрос: почему появился секс?

Преимущество полового размножения обычно представляют как способ, который природа изобрела с целью комбинирования генетического материала, которого сразу становится в два раза больше уже при контакте первых мужской и женской особей, а далее – в геометрической прогрессии. Такое объяснение происхождения полов в свое время предложил знаменитый Вейсманн. Но его недостаточно. На самом деле разнообразие генетического материала лучше обеспечивают мутации при бесполом размножении, ведь они происходят почти лавинообразно и сразу же реализуются. Главная причина – в другом. В чем?

Представим себе человека с каким-нибудь генетическим дефектом, например лилипута. Если бы он размножался простым делением самого себя, как вирус, он со стопроцентной вероятностью породил бы другого лилипута. Но он женится на лилипутке, и – о чудо! – два лилипута рождают совершенно нормального ребенка.

На самом деле главная цель природы была другая: обеспечение стабильности видов в высших эшелонах животного царства. Когда мы сооружаем шалаш, нам стабильность ни к чему. Мы этот шалаш за полчаса построим, за пять минут развалим и построим новый. Когда мы строим большой каменный дом (а человек – это дворец, это Версаль эволюции), фактор постоянства имеет огромное значение. Мы только начали возводить фундамент – и тут же его перестроили… Когда до крыши дело дойдет? Никогда.

Вот об этом пишет Шеппард. Зигота – это оплодотворенная половая клетка, первичное яйцо, содержащее отцовский и материнский геномы. Она благодаря детородному половому акту является диплоидной, что означает, что каждая хромосома в ней существует в двух копиях. Каждый ген существует в двух копиях, которые называются аллелями. При этом мутантные гены, как правило, бывают рецессивными, это случайные новички. Гены, составляющие устойчивый генофонд данного вида, уже много раз реплицировались, они являются доминантными. Гены – создания с характером. Не случайно Р. Докинз предложил в книге «Эгоистичный ген» новую теорию эволюции, согласно которой объектом эволюции является не вид, не популяция, а ген. Организмы для гена – это всего лишь временные убежища (Докинз, 2016).

У рецессивных генов есть шанс реплицироваться, только если они – в гомозиготе, т. е. обе аллели в одной зиготе мутировали абсолютно одинаково. Тогда при сверке (а двойная «запись» существует именно для сверки) в ходе репликации «чужак» не будет распознан.

Если изменятся условия существования вида и то, что несет в себе данный ген, станет выгодно, тогда естественный отбор позволит ему проявить «эгоизм».

Странно, но такую выгоду полового размножения, как стабилизация видовых признаков, благодаря избавлению от вредных мутаций при сверках, первым сформулировал только в 1988 г. А.С. Кондрашов (Kondrashov, 1988).

В-четвертых, чистка генома. В 2001 г. американцы В. Райс и А. Чиппендейл доказали, что, даже если мутация происходит в гомозиготе и наследуется впоследствии благодаря рекомбинациям, которые обеспечивает половое размножение, вид стремится восстановить свой генофонд. Мутантные гены неизбежно попадают при рекомбинациях в гетерозиготные формы и переводятся в «спящую» форму при сверке с адекватными аллелями. Этот процесс назвали «чисткой генома». Благодаря чистке генома вид восстанавливает свою исходную форму даже после многих скрещиваний. Вот почему одичавшие животные самых разных пород становятся похожи на диких предков. Показательный пример приводит сам Дарвин. Выведенные породы голубей очень красивы, но признаки половым отбором не закрепляются. Как только прекращается изолированное содержание, все возвращается к обычному сизарю (Дарвин, 1953, с. 83). Вид, добросовестно занимающийся продуктивным сексом, нелегко сдвинуть с занимаемого им места в биосфере. И эта «дорожная карта» антропогенеза – разовая мутация – оказалась бита в ходе развития науки.

Люди – пришельцы?

«Какая точная подгонка, даже лист бумаги нельзя просунуть между двумя каменными блоками! Нет, люди без шлифовальных станков не могли это сделать! А откуда станки? От инопланетян!» Знакомо?

Были шлифовальные станки у древних вождей и царей. Они называются поощрение и наказание. Если современному энтузиасту с листком бумаги дать абразивный камень, воду, песок, вырубленный монолит песчаника (например, 1 × 1 метр) и сказать, что он должен быть отшлифован до блеска за месяц, а иначе ты, уважаемый, будешь посажен на кол, – камень будет отшлифован до блеска и ляжет на другой так, что другой энтузиаст не просунет листок. Разные авторы пересказывают бесконечные истории о находках сложных изделий возрастом миллионы лет, но почему-то после находки все эти предметы куда-то исчезают. В принципе я был бы не против подобных версий, ибо это интересно. В свое время сам отдал им дань, даже написал в начале 90-х повесть на данную тему, которая опубликована в одном из московских «толстых» журналов. Но, к сожалению, ни одной убедительной версии нет. Это не касается альтернативной археологии, не связанной с инопланетянами. Там есть открытия, скрываемые от публики, потому что они не укладываются в теорию происхождения человека от африканских обезьян.

Самым серьезным возражением против прыжка с другой планеты является состав нуклеотидов всего живого на Земле. Всего 4 компонента в разных вариациях – и нас много, и мы все разные! Если нас породили инопланетяне, то не в виде человека сразу, а в виде сгустков белка, ставших первыми живыми организмами. Космос в этом, разумеется, поучаствовал. Дело в том, что все попытки создать из сложных органических молекул живой организм до сих пор терпели неудачу, и все теории, объясняющие, как это происходило, канули в Лету – от теории «коацерватных капель» академика Опарина до появившейся в начале XXI века теории чилийца Митураны, пустой, но вызвавшей много шума. Наиболее вероятным является перенос жизни по Вселенной кометами, которые можно образно назвать пальцами Бога-сеятеля.

Немного о вере

Креационизм, т. е. теории происхождения человека по воле Божьей, – это тоже сальтация. Библия уверяет, что Бог создал человека в один день, но кто знает, сколько длится день Бога? В ведической религии индусов он длится миллионы наших лет. Если Бог существует, то он создавал человека как истинный Художник с большой буквы. Почему одни картины – это живопись, а другие – нет, даже если сюжет один? Живопись отличается глубиной, она, если хотите, стереоскопична. Вру: живопись отличается тем, что она – живая. И словами это не передать.

Для Тициана получить красный цвет не означало намазать красной краской по определенному месту. Он начинал издалека, растягивая работу на длительное время. Слои краски накладывались друг на друга, красной среди них вообще могло не быть, а в итоге получался глубокий красный цвет. До двадцати слоев у Тициана! А между красками, между прочим, слои расплавленного янтаря… Не зря Пикассо говорил, что отдал бы полжизни за знание связующего старых мастеров. Не успел, к сожалению, это открыли уже после его смерти. Получались переливы и переходы, которых никогда не добьешься письмом а-ля-прима, т. е. в один слой. Отсюда на картинах старых мастеров жизнь. Живое дерево, живой цветок, живое яблоко, живой человек. И вот идешь по Невскому, где продают картины: там тщательно выписанный труп прохожего, там труп дерева, там труп цветка, там добросовестно нарисованный труп яблока, там труп солнца, там труп воздуха, там труп дождя и т. д.

Бог, задумав создать человека, начал с живого микроба, а дальше все пошло само собой по законам эволюции. Занеси на подходящую планету микроб – и дело дойдет до разума.

В заключение данного параграфа выскажу мысль еретическую: эти строки пишет человек верующий, убежденный в том, что Высший разум существует во Вселенной, просто не может не существовать. Дошел до этого путем простых, но долгих размышлений, взвешиваний всех «за» и «против». И вот аргументы. Прошло всего сто лет, как появились первые электронные приборы, люди научились передавать информацию через провода и эфир. А ныне уже ведутся разговоры об оцифровке сознания и возможности бестелесного существования в виде компьютерной программы или даже файла. Скоро богатые люди перестанут уходить навсегда. Сознание будет оставаться в качестве наблюдателя. Прогресс движется такими темпами, что сознание станет возможно впихнуть в объем атома. В принципе для этого годится любая биполярная структура. Как тут не вспомнить Циолковского с его «счастливым атомом», ноосферу Вернадского в интерпретации Тейяр де Шардена, Лейбница с его мыслящими монадами и даже Демокрита, которого по недоразумению считают отцом материализма, хотя его «атом» – это душа.

Вселенная существует миллиарды лет. За это время в каких-то ее уголках возникали жизнь и сознание и такое же точно, как у землян, желание быть вечно. Отсюда вывод: в Космосе разум присутствует. Но это не означает, что он суетно вмешивается в процессы на Земле или других планетах. Любым вмешательством можно нечаянно навредить, особенно если вмешиваться с благими желаниями. Вмешательства с благими желаниями – это самые опасные вмешательства всегда, в том числе для тех, кто вмешивается. Здесь говорится о таком уровне бытия, где это хорошо понимают. На таком уровне уже не вмешиваются, потому что можно получить неожиданный синергетический эффект и породить хаос (вспомним «эффект бабочки»). Вмешательство может ударить по тому, кто вмешивается, как в романе А. Азимова «Конец вечности». В убедительном романе Азимова объявление в старой газете погубило параллельный мир с обитателями, жившими вечно. Умный Высший разум – а он не может быть глупым – предоставит всему идти своим чередом, оставаясь наблюдателем. Знание о Высшем разуме не мешает познавать законы эволюции и не освобождает от познания.

Никакого вмешательства Высшего разума в дело эволюции человека не вижу. Весь процесс антропогенеза объясним естественным адаптивным отбором. Легко объясним, надо только взять правильный метод. Точнее, просто взять метод, потому что все существующие теории антропогенеза – это теории без методологии, следовательно, вообще не теории, а пустые разговоры «с примерами». Излагаемая здесь инверсионная теория антропогенеза – единственная теория, имеющая методологию, которую я представлю в соответствующем месте.

Откуда у женщин груди, или Современный дарвинизм

Теория полового отбора Дарвина, как главного фактора эволюции человека, показалась вначале неубедительной не только Уоллесу, а всем. О ней не вспоминали более ста лет. Книга «Происхождение человека…» не цитировалась даже дарвинистами в отличие от книги «Происхождение видов…». Но в конце ХХ в. для нее наступил ренессанс. Безуспешность попыток объяснить происхождение человека от обезьян естественным адаптивным отбором вызвала желание стряхнуть пыль со старых папок.

Дарвин в свое время был уверен, что находки ископаемых обезьянолюдей в будущем внесут полную ясность. Но вот будущее наступило. Находок уже столько, что у наперсточников, тусующих кости, никогда не кончится хлеб. А вот ясности нет. Хуже – тьма сгустилась. Ни в одной науке нет такого разрыва между тем, что пишут ученые, и общественным мнением. Например, в то, что физики не врут, люди в основном верят, хотя проверить большинство объяснений не могут.

За полтораста лет палеоантропологи не ответили ни на один вопрос. Это удивительно, но факт: ни на один! Процесс антропогенеза – серия загадок, начиная с вопроса, зачем древняя обезьяна слезла с дерева, и кончая возникновением сознания. Человеческий организм весь – свалка загадок с точки зрения академической теории эволюции. Например, еще ни один антрополог-симиалист не объяснил, почему волосы на голове растут бесконечно. Представим себе физиков, не знающих, почему яблоко падает вниз. Кому нужны такие физики? Кому нужны такие антропологи?!.

Но видимость научной деятельности создавать необходимо. Отсюда новые попытки объяснить строение человека неестественным отбором. Начался усиленный поиск неадаптивных признаков с целью объяснить их половым отбором. Например, зачем губы человеку, ведь у обезьян их нет? Или: женские молочные железы располагаются не по всему животу, как у большинства млекопитающих, и как-то они слишком велики в сравнении с тем же у обезьян. Сторонники дарвиновской теории полового отбора нашли ответ в ХХ веке!

Десмонд Моррис в 60-х гг. ХХ в. объяснил женские губы и пышные груди исключительно половым отбором. Обоснование? Цитирую: «Когда-то в прошлом мы, по-видимому, совершали половой акт с тыла. Предположим, что мы достигли той стадии, когда женщина подавала мужчине сексуальные сигналы с помощью пышных ягодиц и пары ярко окрашенных наружных половых губ». Желающие могут включить воображение, представив себе эту женщину. Далее директор Лондонского зоопарка опять бездоказательно «предполагает», что произошел переход к прямохождению. Объяснить данный переход он, как и все симиалисты, не в состоянии. Здесь «всеобъясняющий половой отбор» ничего не объясняет. Но, теоретически приподняв похотливую обезьяну с колен, он уже смело объясняет, почему появились женские губы и груди: «Они, эти пухлые полушария, наверняка являются аналогами полных ягодиц, а ярко очерченные алые губы, окружающие рот, – подобием красных наружных губ… влагалища» (Morris, 1967; русский перевод: Моррис, 2004, с. 80). Груди у женщин выросли, потому что мужчинам нравились ягодицы, когда они «подходили сзади». Постольку-поскольку ягодиц было всего лишь две, то и грудей, соответственно, две, а не восемь. И губы, соответственно, пухлые и ярко-красные, как женские половые губы, хотя у обезьян губ нет совсем.

С другой стороны, зады у обезьян ярко-красные, почему же ярко-красных губ нет на мордах? И еще интересный вопрос: а яркие, пухлые губы мальчиков и юношей чем объяснить? Неужели мужчин тоже отбирали по эффектности половых губ на лице? Возможно, такие интерпретации нравятся обществу сплошной толерантности.

Объяснение Морриса можно было бы считать курьезом, если бы не докторская степень, солидная должность и далекий от юмора замысел автора.

В 1998 г. английский антрополог Д. Миллер возродил идею Дарвина, отвергнутую Уоллесом, что мозг человека можно объяснить половым отбором (Miller, 1998). Якобы только половым отбором на выбывание и можно объяснить. Иное эволюционное объяснение взрывного роста мозга и появления сознания и языка невозможно. Это в конце ХХ в., спустя полтораста лет попыток!

Когда мы видим сексуальные предпочтения современных женщин, в это выбывание как-то не верится. Женщина может выйти замуж за умного ботаника, но для секса предпочтет тупого качка. Не случайно, когда в США мужчины начали тестировать детей, выяснилось, что треть умных и богатых кормят не своих детей. А ведь у современных женщин есть масса возможностей избежать ненужного зачатия. Видимо, они не такие уж ненужные. Работает древняя программа: хочу ребенка от сильного и молодого! От любимого мужчины хочу, иначе ребенка любить не смогу! – и женщины рискуют.

Мужчины вообще выбирают не по уму. У умных женщин проблемы с замужеством, потому что мужчины предпочитают блондинок. Где тот молодой человек, который мечтает об умной жене, а не о красивой?

В первобытности для роста мозга не было стимулов. Первобытные люди избегают новаций. Их день похож на другой как две капли воды, и так на протяжении тысячелетий. Об отсутствии новаций говорит каменная индустрия: миллионы лет не менялись приемы обработки камня. На протяжении тысячелетий люди ели одну и ту же простую пищу, исполняли одни и те же трансовые ритуалы, наносили одни и те же татуировки. Об этом подробно пишет Дарвин. Вспомним, как он объяснил вымирание «дикарей»: переменой в образе жизни в связи с приходом европейцев, хотя она, по его мнению, ухудшением не была. Получается, что Миллер противоречит Дарвину, учение которого о половом отборе берет за основу.

Не было необходимости в росте мозга еще и потому, что он у нас с большим запасом. Даже современные люди используют мозг на 5–10 %. Это, кстати сказать, тоже проблема теории эволюции. Симиалисты этот излишек никак не объясняют. Инверсионная теория объясняет легко, вы убедитесь.

У неандертальцев, являющихся одними из предков homo sapiens, мозг в среднем был на 300 граммов больше, чем у современного человека. Это уменьшение мозга можно было бы объяснить тем, что неандертальцы смешались с кроманьонцами, но ведь у кроманьонцев мозг тоже в среднем был больше, чем у современного человека! Интересно, что уменьшение мозга совпадает с началом внедрения всякого рода новаций – примерно 25 тыс. лет назад. В верхнем палеолите каменная индустрия отличается разнообразием форм, а мозг людей верхнего палеолита меньше, чем людей среднего палеолита, где один и тот же дисковидный нуклеус и скалываемые с него круглые отщепы не менялись десятки тысяч лет.

Начало цивилизации тоже не вызвало рост мозга, он продолжил уменьшаться, хотя отбор уже шел во многом по уму. В первобытности это качество ценилось не столь дорого, там ценились в мужчинах сила и смелость, потому что думать, собственно, было не над чем. Ну, попробуй изменить какой-нибудь тысячелетний ритуал… Вряд ли это оценят.

Теория полового отбора в принципе не может объяснить взрывной рост мозга обезьян в процессе антропогенеза, точно так же как теория естественного отбора «от обезьян». Одно это ставит на ней жирный, несмываемый никакими потугами крест.

Ответ на все эти вопросы может быть только один: не было роста мозга в процессе антропогенеза. Он был получен людьми от наших настоящих предков – конечно, не обезьян, – с избыточной массой и возможностями. Большой мозг – это не результат, а предпосылка антропогенеза.

Возможно, с этим связаны разговоры о том, что неандертальцы обладали сверхчеловеческими ментальными способностями, каким-то «шестым чувством». В принципе такое может быть. Это может быть связано, например, с возможностью воспринимать ультразвук. Диапазон, воспринимаемый человеком, от – 20 до 20 кгц. Но ухо может воспринимать более высокий звук – до 22 кгц. Это уже ультразвук. Однако в мозге (а слышим мы в конечном счете мозгом) нет структур, способных обеспечить этот диапазон. Они есть у отдельных людей со сверхразвитым слухом. Возможно, они были у пресапиенсов. Они есть, как известно, у дельфинов, использующих ультразвук для общения. Точно так же обстоит дело с инфразвуками: ухо может, но не может мозг. А ведь это и есть «шестое чувство» животных. Известно, что животные массово бегут с места природных катастроф до катастроф. Они слышат их приближение по инфразвуку, по «дрожи земли», а люди не слышат.