Карабах

Глава 2. Капитан

Улицы Тбилиси своей беззаботностью и веселым настроением прохожих быстро сняли с меня тяжелый осадок после посещения штаба. Я слился с прохожими и стал искать взглядом надписи на фасадах зданий, знакомые для российских городов: «Столовая» или «Пельменная». Навстречу шла беззаботная молодежь, мои ровесники, модно одетые. На девушках были длинные юбки, что отличало их от российских сверстниц, которым разрешалось поднимать границу юбок на непростительную высоту. Строгие законы Кавказа не давали таких вольностей местным девушкам. Но зато никто не мог запретить им подкрашивать в светлый цвет волосы, что видно заставляло оказывать повышенный интерес и внимание мужскую половину Тбилиси. Я ловил их интересующиеся взгляды.

Тут я с благодарностью вспомнил полковника Козловского, знатока устава, который заставил меня переодеться в парадную форму. И вспомнились опять слова преподавателей из военного училища о том, что «устав был написан кровью».

Пройдя еще несколько кварталов, я наконец увидел в витрине круглы высокие столы, называемые в народе «стояками», и вывеску «Хинкальная», которая ни о чем мне не говорила, но в то же время я почувствовал по манящему запаху, что здесь можно перекусить. Решив войти, я неожиданно увидел, что навстречу мне выходит капитан. Он был невысокого роста, без фуражки, слегка лысоватый, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, лямка галстука была зацеплена за погон, что придавало ему бравый и независимый вид. Я принял право, как учили, и приложил руку к головному убор

– Вольно, вольно! – ленивым подвыпившим голосом произнес капитан. – Заходи смелей перекусить! – гаркнул он, заметив мою нерешительность.

Войдя в темное, как мне показалось после улицы помещение, я увидел настоящий смог от дыма сигарет, слоем расстилавшийся в помещении сладковатый запах, смешанный с пивом, вином и едой. Посетителями в зале были одни мужчины. Они громко разговаривали и, выразительно жестикулируя руками, которые иногда заменяли слова, создавали гул в помещении. Увидев свободный столик, я направился к нему. Стол был заставлен грязными тарелками и пустыми кружками из-под пива, пепел от сигарет стряхивался, видно, в тарелки. Ругаясь по-грузински, пожилая грузинка, единственная женщина, убралась на столе и, протерев тщательно его, ласково обратилась:

– Покушать сынок?

Я кивнул одобрительно головой.

– Подойди к Гоги и скажи, он тебе все сделает!

Я хотел было подойти и заказать, как к столику подошел капитан и сказал:

– И на меня не забудь, лейтенант, заказать сто грамм! – властно скомандовал капитан.

Капитан строго спросил, куда я получил назначение. Подчеркивая строгость, фамильярность и деловитость, он молча выслушивал мой рассказ, каркнув:

– Что стоим? Давай неси закуску и мои сто грамм!

Я подошел к Гоги, который, знав потребности капитана, уже приготовил порции хинкали и графин с водкой. Капитан быстрым движением подал мне графин, сделав замечание:

– Что у нас в армии наливает младший по званию?

Налив по маленькому граненому стакану, он предложил первый тост выпить за встречу. Опрокинув стакан и громко крякнув, взяв зелень, он, демонстративно и ловко сворачивая зелень в пучок, обмакнул в соль и аппетитно захрустел, что меня заставило повторить его действия. Капитан все еще старался подчеркивать свой высокий ранг. Выпив по второй рюмке за знакомство, он спросил, как меня зовут, хотя сам не представился, дав мне понять, что я должен соблюдать дистанцию и никакого панибратства, всем своим видом показывая, что это честь – выпить со старшим по званию. Я должен дорожить его доверием и угощать его. Осмелев, я обратился к нему:

– Товарищ капитан, не могли бы Вы рассказать, как начинали службу здесь, ЗакВО?

Вопрос попал в точку, он только, видно, этого и ждал. Сразу преобразившись и развернув плечи, он стал неторопливо рассказывать, как он начинал служить на Кавказе, постепенно переходя на эмоции и так же жестикулируя руками, как все вокруг нас, приобретая в разговоре кавказский акцент. И со стороны казалось, что мы тоже слились с общей массой зала, которая гудела, дымила, что-то друг другу громко доказывала, рассказывая, как он начинал службу на Кавказе с командира взвода, в дыре на полигоне. «Командовал взводом три года, дневал и ночевал в казарме, дали мне роту», – продолжал он, при этом не забывал вставлять слова-паразиты, т.е. мат.

Продолжив рассказ, капитан с еще большим азартом стал вспоминать, когда ему дали роту, семьдесят гавриков разной национальности. «С этим подразделением никто не мог справиться в части, я один покончил с этим бардаком, – с гордостью заявил он. – Этому вас в училище не учат».

Увидев мой растерянный вид от полученной информации, особенно о знании языков народа Кавказа, он с еще большим удовольствием стал говорить, вставляя непонятные для меня грузинские слова, что приводило меня в ужас. Учитывая мой английский, который я еле сдал в училище с помощью словаря и шпаргалок, мне стало грустно. Капитан все яростней продолжал: «Таким образом, – добавил он, – из безнадежной роты я сделал отличное подразделение. Ротой командовал четыре года, на учениях, на проверках везде добился отличных результатов, двух командиров батальона и трех начальников штабов отправил в академию, и все только говорили: «Работаешь, получается, ЧП нету в подразделении, ну и работай! Ни одно учение в Караязах на полигоне не обходится без моего участия, ночью в непогоду выводил затерявшиеся части, я на этом полигоне с закрытыми глазами мог ориентироваться. Пока я пахал в роте, делал отличников боевой и политической подготовки, некоторые сослуживцы вовремя доставали канистры с коньяком нужному начальнику, когда прилетали «мандарины», т.е. московская комиссия с ГШ или МО. Они прибывали, как правило, в сезон урожая мандаринов, поэтому их так называли. Шустрые офицеры доставляли вовремя ящики с урожаем к трапу самолетов, а я все растил отличников. В глазах у капитана мелькнула обида за честную службу, оставшуюся не замеченной командованием, а канистры с коньяком и ящики с мандаринами оказались весомей для карьеры его сослуживцев. Опустив голову и примолкнув, капитан выпил рюмку водки, закусив, задумался о своем. В этот момент мне вспомнился герой из произведения «Война и Мир» Л. Н. Толстого – капитан Тушин, и мне захотелось сравнить с героем войны, который совершил героический поступок на поле боя, а награды получили другие, успев вовремя донести до командования об успехах на поле боя. «Так и в этом случае», – подумал я, и в моих глазах мой собеседник приобретал образ капитана Тушина, только в его случае не было князя Болконского, который мог бы донести всю правду до вышестоящего командования. А капитан тем временем продолжал свой рассказ и одновременно давал наставления мне, как надо служить в Закавказье. Здесь слабых не любят, при этом, сделав вращательные движения плечами. «Видно, когда-то по молодости он подкидывал пудовые гири», – подумал я, а капитан продолжал: «Тех, кто не умеет пить, это запомни и заруби себе, лейтенант!» ЗАКВО Закавказский округ считается пьяным округом, т.к. кругом коньячные и винные заводы, здесь все пьют и хорошо закусывают, поэтому пьяных нигде не увидишь, даже вытрезвителей нет, в Тбилиси, Ереване, Баку. В нашем округе, если ты выпил и можешь работать, это нормально, даже некоторые начальники не обращают внимания, за исключением замполитов, которые постоянно принюхиваются к тебе, но если ты упал или не вышел на службу, то будешь вызван на партийное собрание или получишь взыскание. «Так что учти это! – строго произнес капитан. А в дальнейшем смешают тебя с говном, как это случилось со мной». Замолчав, с грустью произнес: «Наливай, лейтенант, учись на ошибках!»

Мне стало жалко капитана. Несмотря на свою казавшуюся строгость, в его глазах светилась доброта и отзывчивость, хотелось чем-нибудь помочь ему, но я не знал чем. Чтобы уйти от грустной темы, я открыл ему свою мечту: найти камень на скале, где были выбиты слова русских офицеров, которые служили при Царе-батюшке, которые звучали так: «Здесь служат офицеры, не угодные царю, но преданные отечеству». От этих слов капитан поднял подбородок, расправил плечи и громко произнес: «Правильные слова! Не волнуйся, лейтенант, найдем мы этот камень, знаю, где искать его! Выпьем за всех офицеров, которые служили и служат на Кавказе!» – торжественно произнес он.

Продолжая разговор, капитан как бы протрезвел

– Первое, что ты должен знать, народ здесь разный, в основном гостеприимный. Военных уважают, и всегда готовы помочь, угостить, поэтому первое, чему ты должен научиться, это, как я уже тебе говорил, пить. Да, не удивляйся! От того, умеешь ли ты пить, будет зависеть многое: твоя карьера, семейное благополучие. На моих глазах за десять лет службы на Северном Кавказе многих офицеров из-за зеленого змия выгнали из армии. Они лишились карьеры, потеряли свои семьи, застрелилось двое из нашего подразделения, хорошие мужики, как правило, классные спецы. Правильно пить на Кавказе – это целый ритуал. Решается много дел, налаживание деловых и дружеских контактов, включая вопросы боевой готовности твоего подразделения. Будешь отказываться – тебя не поймут, будешь как белая ворона – народ здесь гостеприимный, любит угощать, а мы, славяне, к этой заразе имеем слабину и не знаем придела. Вот в чем наша беда! Местные пьют за столом, с хорошей закуской, не торопясь, произнося длинные тосты, все пьется и кушается на здоровье, бабы у них не ругаются, как у нас, а наоборот бегают вокруг стола, предлагая закуску. Произошел такой случай в прошлом году: была эпидемия желтухи в подразделении. Приехал начмед и приказал всем офицерам и прапорщикам выпивать в обед по 100гр. Все выполнили требования начмеда, даже более того принимали, на грудь и побольше, кроме принципиального замполита. Бедняга слег с желтухой в госпиталь, потом все жалел, что с нами не пил. Я подумал, что после такой темы капитан даст команду перестать пить, но прозвучала другая команда: «Наливай, лейтенант!» Выпив рюмку и посмотрев на меня внимательно, он продолжил свой инструктаж, а мне все казалось, что с каждой выпитой рюмки он становился все трезвей.

Второе запомни, ты должен знать особенности службы на Кавказе, это тебе не Московский или Киевские округа, здесь у тебя в подразделении будут служить местные жители: армяне, грузины, азербайджанцы. У меня даже иранцы были. Ты должен знать обычаи, традиции этих народов и уважать их! Я тебе случай расскажу. Рядовой Мамедов был у меня такой в роте, рас…..яй, одним словом, в наряды не ходил, все больным косил, мне это надоело. Вызвал я его отца и перед строем назначил его на кухню вместо сына сходить в наряд. Папаня долго не мог понять, что от него хотят. Когда врубился, попросил сына на ночь в увольнение, провел с ним беседу, правда, долго эта профилактика сходила с лица рядового Мамедова, зато после этой беседы рядовой Мамедов постоянно просился в наряд. Это один из примеров! Ты должен знать, что у тебя творится в подразделении. У меня был человек, который докладывал до моего прихода в подразделение все, что делалось в роте в мое отсутствие, и я все знал и всех, держал в кулаке. Наливай! Не любят здесь слабых, скромных, бедных и мелочных, сдачу можешь не ждать, здесь не дадут, да и медяков здесь в обиходе не увидишь, а любят деньги, наших баб, уважают сильную власть.

Выпив рюмку, ловко свернув зелень в пучок, окунув ее в соль, капитан с хрустом смачно закусил, закурил сигарету и с удовольствием продолжил дальше свой инструктаж о нравах и обычаях здешней службы на Кавказе.

– На днях с женой ходили в кино, здесь, кстати, все больше смотрят индийские фильмы, народу тьма, ну я долго не думая, пробрался к кассе, взял билет. Когда возвращался от кассы, на меня смотрели как на героя, здесь таких уважают, сумел достать дефицит – значит свой. Зашли с женой в кинотеатр, прошли в зрительный зал, выключили свет, начался фильм, и что-то моя жена начала ерзать. То встанет, то сядет, то опять встанет, потом слышу удар громкой оплеухи и какое-то бормотание на своем языке за моей спиной. Ну, я все понял, жена моя из кубанских казачек, нрава крутого, если приложит, то по делу, сам иногда получал. Потом уже дома она мне рассказала, что кто-то в темноте стал ее гладить по заднему месту, ну она, естественно, и развернулась. Так что учти, лейтенант, и жену себе выбирай, ух… какую, чтобы не только ты мог ее защитить, но и сама она могла бы за себя постоять. Это важно! Тут я тебе могу долго рассказывать. Когда у тебя поезд-то? На поезд я тебя провожу, посажу в вагон, не волнуйся! Ну, давай рубай, все будет как надо, налегай на хин кали!

Капитан крикнул:

– Биджо, принеси еще порцию! Впереди тебя ждет нелегкая дорога, да и служба – не сахар!

От этих слов сурового капитана мне стало теплее на душе. Далее он продолжил:

– Едешь ты служить в Карабах, в Степанакерт, там в основном живут армяне, крестьяне одной с нами верой, так что тебе еще повезло. Есть места здесь и похуже, я был в Карабахе в командировке, места там, я тебе скажу, красивые. Еще сам Чингисхан отводил туда свои войска на отдых. Обилие дичи и благоприятный климат способствовали этому. Приедешь – сам увидишь, первое время будет трудно, а потом привыкнешь и не захочешь уезжать отсюда, как я, к примеру! – заразительно громко засмеялся капитан. – Вино, тепло, горы, шашлык-машлык, с женщинами, правда, тяжелей, свои нравы, а по березкам скучать будешь еще, погоди! Ну давай, лейтенант, наливай по последней, да я тебя провожу на поезд!

Я взял бутылку, налил то, что осталось, и поставил ее под стол, так как по закону Кавказа пустую бутылку на стол не ставят, это я уже запомнил…

– Ну что, – сказал капитан и поднял рюмку, – пора тебя познакомить с гостеприимством Кавказа!

Посмотрев вокруг себя, он приподнял локоть, как это делается в офицерской среде, и громко крикнул на всю хинкальную: «За Сталина!» На минуту в чайхане наступила гробовая тишина, я так же, как и он, опрокинув голову назад, торжественно опустил рюмку. Что тут началось, трудно описать! Все тянулись к нам с бокалами и кричали: «За Сталина! За Сталина! Молодцы, молодцы офицеры!»

Мне показалось, что вся чайхана ринулась к нам. «Молодец, лейтенант!» – обняв меня, произнес пожилой грузин, а я стоял растерянно и не знал что делать. А в это время на столе появилась неизвестно откуда закуска и много бутылок с водкой, вином и еще какими-то напитками. Вокруг столика столпилось много народа, и все хотели пожать нам руку, приговаривая: «Молодец!» Инициативу взял на себя пожилой грузин и произнес торжественно: «Давайте выпьем за Сталина, за Победу!» Все громко скандировали: «За Сталина, за Победу!» Капитан с кем-то уже вел дружескую беседу.

Тем временем ко мне обратился пожилой грузин и спросил, куда и откуда я еду. Я объяснил ему, что еду служить в Степанакерт. Посмотрев на всех, он с возмущением выкрикнул, что такой лейтенант должен в Тбилиси служить. Кто-то из присутствующих крикнул: «У меня есть знакомый генерал, надо ему позвонить!» И все громко стали его поддерживать.

Тем временем он громко произнес следующий тост: «За офицеров, присутствующих здесь!» Все громко поддержали его. Я почувствовал, что пьянею и подумал о том, что нужно найти в себе силы выдержать все это, не обидев людей. Капитан, посмотрев на меня, хитро улыбался и продолжал активно вести разговор. Тосты все громче звучали, но я уже с трудом их понимал. Наконец я услышал громкую команду капитана: «Лейтенант опаздывает на поезд!» К этому моменту я уже плохо ориентировался.

Вся толпа ринулась на дорогу, перекрыли все движение. Я только помню непрерывистые гудки легковых машин, и колонна из нескольких машин ринулась в сторону вокзала. Как меня посадили на поезд в вагон и загрузили мои чемоданы, я уже плохо помнил.

Глава 3 дорога

Проснулся я от яркого солнечного света и тихого ритмичного постукивания колес, лежал я на нижней полке, на заправленной простынями постели. Разжав почему-то сильно зажатый кулак, я обнаружил в нем деньги. Как они там оказались, я плохо представлял, хотя смутно вспоминал трогательные проводы на вокзале. В купе постучались, в дверь заглянул, широко улыбаясь золотой, во весь передний ряд зубов, улыбкой, проводник и спросил, хочу ли я чая. В ответ я только смог кивнуть головой, открыть рот и сказать я не смог. Выпив стакан чая, я почувствовал, что ко мне опять возвращается жизнь, теперь можно было осмотреться, где я и где мои вещи.

Купе было двух местное, видно, служебное, чемоданы мои сложены наверху, форма висела на вешалке. Проверив машинально документы и деньги, я успокоился. В купе опять постучал проводник. Улыбнувшись золотой улыбкой, предложил еще чая, тут я уже мог выразить свое желание словами. Убедившись, что я могу говорить, проводник многозначительно произнес: «Какие хорошие люди вас вчера провожали! Почетный вы человек, наверное, я таких мало встречал, наверное, родственники, прямо очень хорошие… очень, попросили Вас доставить до станции Евлах», – прикрыв осторожно дверь, улыбаясь, проводник пошел за чаем. Выпив еще животворящего чая, я приобрел бодрый вид, надел форму и вышел из купе покурить, хотел расплатиться за чай с проводником, но тот замахал руками: «Не надо, дорогой, все заплачено!»

Вчерашние слова капитана о Кавказском гостеприимстве сбывались. Народу в вагоне было мало, все смотрели на меня с уважением и почитанием, видно, вчерашние проводы давали на то основание. Проводник объявил, что поезд прибывает на станцию Евлах, люди засуетились, стали выносить вещи в тамбур, я снял свой чемодан с верхней полки и также приготовился к выходу. Поезд, заскрипев и засвистев тормозами, резко затормозил. На выходе проводник объяснил, что за зданием вокзала на площади стоянка автобусов, которые едут до Степанакерта. Проследовав к вокзальной площади, где стояло несколько автобусов, я обратил внимание на таксистов, которые предлагали подвезти, тоже улыбаясь всем рядом золотых зубов из-под темных кепок, которые в народе называют «аэродромами».

Увидев на автобусном стекле вывеску «г. Степанакерт», я обрадовался, поняв, что на правильном пути. Уточнив у водителя направление движения автобуса, я начал укладывать свои чемоданы в багажное отделение и поспешил занять удобное место у окна, чтобы лучше увидеть местные достопримечательности. Водитель просигналил об отправке, и мы тронулись.

В салоне автобуса, сидя, курили мужчины, а женщины почему-то все стояли. Мне стало неудобно, и я предложил свое место женщине, на что сосед объяснил, что мужчина должен сидеть в автобусе, а женщина – стоять. Так здесь принято. И посоветовал мне сесть на место, что я и сделал, подчинившись обычаям. Но подумал про себя, что неплохой обычай, вспомнив слова капитана, что на первых порах будет трудно привыкать к особенностям Кавказа, ну а когда привыкнешь, то не захочешь уезжать.

Проезжая по узким улочкам двухэтажного небольшого городка Евлах (историческая справка: Евлах называют «Воротами Карабаха», факт прохождения Великого Шелкового пути через Евлах подтверждает его древность). Автобус неожиданно остановился, и водитель начал весело переговариваться на своем языке, при этом жестикулируя руками с водителем «Жигулей». В создавшейся пробке никто не ругался и не сигналил, а все терпеливо ждали, пока закончится диалог между двумя водителями. Пассажиры автобуса тоже не высказывали не довольствия, а слушали внимательно, так продолжалось минут пять. Еще несколько раз автобус останавливался для переговоров со знакомыми нашего водителя. Наконец мы выехали за пределы небольшого города, по обе стороны раскинулись хлопковые поля, на обочинах которых сидели раздетые мальчишки, предлагая арбузы, дыни и вареную кукурузу проезжим водителям. Проехав несколько километров, мы вновь остановились, теперь уже по требованию сотрудников ГАИ. Водитель вышел из автобуса и стал объясняться, показывая руками на пассажиров сотруднику ГАИ. О чем они говорили, я не мог понять, так как диалог шел на азербайджанском языке, зато мои соседи поняли все и начали выходить из автобуса. Мне недовольно объяснили, что сейчас будем собирать хлопок, дадут каждому по мешку, пойдем собирать хлопок на поле, который рос по обе стороны дороги. Я последовал за ними и вышел из автобуса, перед нами был закрытый шлагбаум, два милиционера и бригадир с пустыми мешками в руках. Женщины, которые ехали вместе с нами, покорно и молча взяли мешки и пошли собирать хлопок. Мужчины начали спорить с милиционером и бригадиром, но тот был непреступен и показывал в сторону поля с хлопком и на плакат с Первым секретарем Алиевым и Генеральным секретарем Л. И. Брежневым, с надписью на плакате «Широко шагает Азербайджан». После такого убедительного жеста мужчины нехотя покинули автобус и пошли в поле, некоторые постарше вытаскивали из карманов денежные купюры, молча отсчитывали, по всей видимости, бригадиру колхоза. Я не представлял, что делать мне в такой ситуации. Разредил обстановку водитель, сказав: «Товарищ лейтенант, садитесь в автобус!» Я неловко поблагодарил его, хотя было как-то не по себе, привык к коллективному братству в училище, хотелось взять мешок и пойти собирать хлопок, но положение не позволяло сделать это.

Водитель автобуса объяснил, что Алиеву, первому секретарю Азербайджана, нужно получить вторую звезду героя, и для этого надо выполнить план по уборке урожая. Водители легковых авто, которые стояли рядом с нами, стали возвращаться с мешками хлопка, бросая их на багажники и на крыши «Жигулей», подходили к бригадиру, делая отметки. Следующим этапом они должны сдать хлопок у второго шлагбаума, который располагался в ста метрах от нас, и получить право на дальнейшую поездку, до следующего хлопкового поля. Пассажиры нашего автобуса начали потихоньку возвращаться. Первыми шли женщины, садились в автобус с мешками хлопка, потихоньку возвращались мужчины, недовольно переговариваясь между собой. Сосед, усевшись рядом, с гордостью объяснил, что пришлось купить мешок у колхозников. Водитель, посмотрев в заднее зеркало, потихоньку тронулся до следующего шлагбаума, где сдавали результаты своего труда человеку в шляпе, который делал отметки в своем журнале. Закончив уборку урожая, автобус дальше весело побежал по просторам Азербайджана. Навстречу пробегали хлопковые поля, с работающими на них комбайнами, не очень живописные. Другое дело, когда проезжали мимо виноградников, видны были красивые спелые грозди, заманчиво свисающие на кустах. В местных деревнях мальчишки весело плескались в оросительных каналах, на обочинах дороги сидели дети с большими полосатыми арбузами. В салоне автобуса среди непонятного для меня разговора я стал все чаще слышать знакомое слово «Агдам». Я поинтересовался у соседа, почему так часто вспоминают Агдам. Он мне объяснил, что сейчас мы приедем в город Агдам, где остановка автобуса будет тридцать минут. Слово «город Агдам» для меня было удивительно, вся страна знает знаменитый портвейн «Агдам», но не как город.

Мы стали подъезжать к небольшому городу, состоящему из одно- и двухэтажных домов бело-желтой покраски, с большими южными верандами. На перекрестках стояли разного возраста мужчины, о чем-то разговаривая, посматривая на въезжающий автобус, одетые все одинаково в черные широкие кепки и мохеровые шарфы, ежась от утренней свежести, засунув руки в карманы.

Подъехав к автовокзалу, водитель объявил тридцать минут остановки и пошел в чайхану, где ему уже молодой мальчишка с уважительным почтением подавал чай. О чем-то своем переговаривались и весело приветствовали посетители чайханы, по всей видимости, водители с других автобусов. Автовокзал представлял собой небольшое здание с прилегающей площадью, где стояло несколько автобусов, между которыми бегали мальчишки, предлагая вареную кукурузу, чем я и воспользовался, купив у проворного пацана кукурузу и маленький пакетик с солью, и с удовольствием ее съел. И показалось мне, что такой вкусной кукурузы я никогда не пробовал. Вокруг меня раздавалась незнакомая речь. О чем говорили, я не понимал, только ловил на себе любопытные взгляды людей из-под широких кепок.