История одного Рода

Глава 3. Тенгиз

К середине лета обоз беженцев подошел к пойме неизвестной реки. Пологие холмы по берегам рек да дубовые леса с ландышевыми дубравами, дышащие легкой прохладой, постепенно сменили знойную степь с ее палящим солнцем и обжигающим летним суховеем. Свежий аромат леса, трав и листвы в одночасье погрузил людей в состояние покоя.

– Это, кажется, река Яик, – охватывая взглядом буйную зелень лесов и высокотравных лугов и долго всматриваясь в незнакомые места, рассуждал Любомир, – а если это так, то мы следуем в правильном направлении, указанном моим отцом. – И, привстав в стременах, он еще раз окинул взором пойму реки. – Ну что, Ядрило? Надо бы оповестить люд о привале. Отдохнем в тени дубрав, помоем комоней, поохотимся. А завтра на свежую голову и подумаем, каким путем двигаться дальше. И вот что еще, скажи Путиле, чтобы привел он ко мне плененного басурманина, говорить с ним буду.

Расположились неподалеку от реки на солнечной луговой поляне в окружении черемуховых кустов. А уже немного погодя затрещали костры, и забурлила вода в котлах, и повеяло запахом вареного вкусного мяса. И дым, расстилаясь по ложбинам, повис над рекой.

– Тенгиз, как тебе у нас? – с ходу спросил Любомир у только что приведенного кипчака.

– Как может быть в плену? – не опуская пронзительного взгляда, буркнул пленник.

– Чой-то ты чересчур осмелел, как я погляжу, – грозно сверкнув глазами, вспыхнул вожак.

– Давай-ка мы ему врежем для острастки, чтобы неповадно было, – подскочив, прогремел Путила.

– Не мешало бы, – поддержал друга рядом стоящий Калина.

– Чуток погодь, успеется еще, – враз урезонил друзей Любомир. И, укоризненно посмотрев на них, уже более миролюбиво прибавил, – вы лучше развяжите его.

– Вот это другое дело, – растирая запястье, процедил сквозь зубы Тенгиз, – теперя и поговорить можно.

И, ухмыльнувшись, в ожидании устремил взор своих огромных раскосых глаз на предводителя русичей. Высокий, стройный, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и вьющимися белокурыми волосами – он был прекрасен в этот миг.

«Красивый, чертяга, не одну нашу бабу с ума свести сможет», – мелькнуло в голове у Любомира. И, встряхнув головой, как от наваждения, спросил:

– Откуда, басурманин, язык-то наш знаешь?

– Да у меня ж матушка-то русская, – незамедлительно последовал ответ.

– А отец?

– Он из знатного кипчакского рода, – и, потупив взор, задумался. Но через мгновение, вновь устремив свой ясный взгляд на Любомира, заговорил, – во время одного из походов в русском селении он и увидел Елену Прекрасную. Они полюбили друг друга, она и согласилась с ним уйти.

– И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? – стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:

– Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! – и, помолчав, уже более спокойно продолжил, – она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.

Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:

– И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.

– Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?

– Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! – вновь возмутился Тенгиз. – Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.

– И что, не лишал? – вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. – Это же невозможно! Ты же воин!

– Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.

– Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.

– Значит, материнское благословение действует, – уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.

– Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.

– Опять заладил. И никакой я ни нехристь, а такой же крещеный, как и ты.

– Это как же? – пробормотал пораженный Любомир.

– Да, матушка моя втихаря меня окрестила. – И Тенгиз, распахнув ворот косоворотки, показал нательный медный крестик на простом черном шнурке. На какое-то время наступила ошеломляющая тишина.

– Ну, что пораскрывали рты? Невидаль какая. Выходит, не все кипчаки безбожники, – прервав молчание, прикрикнул главарь. И, обведя беглым взглядом сородичей, вновь остановил свой взор на пленнике, – а ты что умолк? Продолжай.

– А что рассказывать-то? Все земли, что находятся между реками Итилем и Яиком, контролируются куманами. Так что в этих местах нужно быть поосторожнее, так как здесь часто кочуют волжские и яицкие половцы вплоть до бурной и мутной реки Иртыш, что за Каменным поясом.

– А сам-то ты знаком с оной местностью? – не отрывая острого взгляда от Тенгиза, спросил Любомир.

– Да, бывал и не раз. Единожды даже до реки Иртыш пришлось хаживать.

– А ведаешь, как лучше добраться до сей самой реки?

Тенгиз, опустив голову, призадумался.

– Вдоль реки Яик следовало бы держаться, – поразмыслив, через некоторое время уверенно ответил он.

– Хорошо, – немного помолчав в раздумье, согласился Любомир, – думаю, послезавтра и тронемся в путь-дорожку. А вот ты и пособишь нам в этом деле.

И, повернувшись к Калине и Путиле, как бы невзначай обронил:

– А этого больше не связывать. Я тут покумекал и решил, что он больше принесет нам пользы, если свободным будет.

– А если драпанет к своим? – недовольно шмыгнув носом, возмутился Калина.

– Да куда он удерет-то? Что, не видите, как он глаз на Смеяну положил? Да и она неравнодушно постреливает озорными глазками в его сторону. – И Любомир, усмехнувшись, остановил свой лукавый взгляд на мгновенно покрасневшем парне. – Правильно, я говорю, Тенгиз?

– Что верно, то верно. Видать, от судьбы никуда не убежишь. Да и прикипел я к вам всей душой. Так что до конца пойду.

И, встряхнув буйной головой, обвел славян преданным взглядом.

– Ну что, братцы, поверим супостату?! – поднявшись, зычно обратился предводитель к соплеменникам.

– Проверить бы надо, – зашумели со всех сторон.

– Вот в походе и проверим, – решительно и уверенно бросил в толпу вожак. – Половцы, конечно, коварный народец, но все мы знаем, что у них есть и врожденная честность, и верность хозяину.

Услышав последние слова, Тенгиз, с благодарностью глянув на Любомира вмиг просветлевшими глазами, что-то очень тихо прошептал.

– А ты можешь погромче, а то бубнишь себе под нос, что ничего не слышно, – наклонившись, прогремел Путила.

– Да отстань ты от него, – вступился Любомир, – не видишь, человек от радости дар речи потерял. Пусть немного успокоится, а потом, если захочет, всё сам и скажет.

– Он дите малое, что ли? – не унимался Путила. – Мы ему, почитай, жизнь даруем, а он, цаца такая, даже разговаривать с нами толком не хочет.

– Истину глаголет Путила, – вновь завозмущались мужики.

– Что расселся-то?! Давай-ка, живехонько вскакивай! И кланяйся, кланяйся народу, пока не разорвали тебя в клочья, – подталкивая в спину кипчака, полушепотом проговорил Любомир. Тенгиз, признательно посмотрев на вожака, быстро встал и, поклонившись люду в пояс, заговорил:

– Простите меня, люди добрые, коль кого обидел. Никак не желал я этого. Вовек доброты вашей не забуду. И пока жив, верой и правдой служить буду русскому народу. – И он еще раз поклонился до самой матушки-земли.

– Вот это совсем другое дело, – одобрительно загудела толпа.

– А теперь сказывай, чем можно в этих дивных краях поживиться. А то скоро совсем есть нечего будет. Наши-то запасы почти полностью оскудели. Да и оставшуюся скотину пускать на убой, ох как дюжа¹² не хочется, да и молодняк для приплоду оставить надобедь, – больше обращаясь к предводителю, чем к кипчаку, рассудительно провещал Ядрило.

– С интересом внимаем тебе, Тенгиз. Видишь, как людям не терпится узнать, на кого же здесь можно поохотиться, – наклонив голову набок, будто нехотя обронил вожак.

Тенгиз, подперев кулаком подбородок, призадумался, не замечая десятки глаз, устремленных на него. И в этой вновь наступившей тишине, лишь изредка нарушаемой голосами птиц, люди, изможденные и обессиленные длинными переходами, жаждали услышать только хорошую весть. Наконец, встав лицом к народу, заговорил:

– Брати, слушайте меня! Это я говорю, ваш брат по духу и по крови. Что вы вот сейчас видите перед собой?

– Лепота неописуемая! – раздался восторженный голос из толпы.

– Да, верно. Но это не только красивые, но и очень богатые места. Не зря же половцы, вытеснив печенегов из кипчакской степи, устремили свой взор именно сюда – в сторону Каменного пояса и дальше вплоть до Иртыша. Всякий раз, когда нам приходилось бывать здесь, мы никогда отсюда пустыми не уходили. А почему? Да потому, что урочища поймы этой реки облюбовали косули, лоси, кабаны и даже медведи. Здесь нашли свое приволье и норка, и бобр, и выхухоль, тут же гнездятся гуси, утки и многие другие птицы, а дубравы богаты ягодами и грибами. Ижно¹³ завтра будет, где разгуляться, всем работы хватит. И тогда, пополнив свои съестные запасы, можно будет смело отправляться дальше, а по ходу пути пополнять охотой закрома.

– Так зачем же тогда отсюда куда-то срываться, если здесь так привольно и хорошо? – расширив глаза, неожиданно выкрикнул Путила.

– А затем, что небезопасно здесь. Чем вы слушали-то? – удивленно отрезал вожак. – Вам же ясно было говорено, что все земли от Дуная до Иртыша захватили половцы. А как вы знаете, это кочевой народ, и они будут стремиться заселить свою территорию.

– И эти просторы они уже и назвали по-своему: Дешт-и-Кипчак, – уверенно добавил Тенгиз.

– Днесь-то¹⁴ слышите. Вы что, хотите снова терпеть их издевательства, как это было на Дону? Тогда ж зачем надо было бежать от этих извергов? Сейчас-то понимаете, что не дадут они нам покоя!

– Понимаем, понимаем! – послышалось со всех сторон.

– То-то, – кратко изрек предводитель, успокаивая взволновавшуюся толпу поднятием руки.

– Ты уж, Любомир, прости нас за нашу темноту, – тихо промолвил за всех Ядрило.

– Очень вкусно. Первый раз мясо кабана ем – причмокивал от удовольствия Ядрило, вытирая рукавом рубахи жир, медленно стекающий по его окладистой бороде.

– Да уж, знатная была охота, – погрузившись в свои мысли, невпопад поддакнул ему Любомир. И окинув взглядом мужиков, усердно жующих мясо, впервые за последние дни рассмеялся, да так весело, да так громко, что все в недоумении обратили взоры на своего вожака. А Дарина, проходя мимо и услышав смех мужа, исходящий из глубины его широкой души, приостановилась и радостно улыбнулась. Не улавливая происходящего, люди какое-то время непонимающе смотрели на Любомира. Но его заразительный смех, вначале вызвавший такое замешательство, вдруг заставляет всех расплыться в улыбке. И вот уже раскатистый гогот, покатился по дубраве, пугая пернатых птиц.

Глава 4. А за Каменным поясом – Сибэр

И вновь потащился обоз, теперь уже вдоль берега реки, то песчаного, то вдруг крутого, да мимо высокоствольных тополей. Иногда приходилось преодолевать низины, овраги и протоки, заросшие непролазными кустарниковыми чащами, где часто встречались и ландыши, и ежевика, и вязовники. Возникающие плесово-чистоводные озера, раскинувшиеся гирляндами в долине реки, поражали своей неописуемой красотой и великолепием.

Неожиданно Яик, резко повернув направо, уперся в отроги Каменного пояса. Бурля и пенясь, воды пускаются в свой стремительный бег среди высоких зубчатых скал, приобретая вид горной реки.

– Вот здесь бы лучше по мелководью перебраться на противоположный берег, а там уже можно и в сторону восходящего солнца следовать, – потягиваясь навстречу первым солнечным лучам, как-то поутру посоветовал Тенгиз Любомиру.

– Хорошо, – согласился предводитель, сосредоточенно вглядываясь в цепь хребтов, громоздящихся над руслом реки.

И вот уже позади скалистые горы, которые постепенно стали сменять невероятные по своей красоте холмы, плавно переходящие в лесостепные просторы.

– А здесь-то, за Камнем, совсем другая земля! – воскликнул Любомир, с интересом разглядывая с головокружительной возвышенности раскинувшиеся как на ладони незнакомые бескрайние просторы.

– Да это другая земля, но очень красивая земля, – подтвердил Тенгиз, неотступно следовавший за предводителем, – и наши предки-тюрки прозвали ее Сибэр. И немного помолчав, интригующе дополнил, – но это совсем другой мир – божий мир! Здесь много лесов, озер, больших рек и непроходимых болот. А зимой бывает такая стужа, аж жуть! Зато лето шибко жаркое, но дюже короткое. Так что, Любомир, поспешать бы надо, чтобы успеть до наступления заморозков.

– Да я и сам об этом подумахиваю, – и он, как-то сразу резко выпрямившись, озабоченно прибавил, – землянки бы успеть вырыть, чтоб за зиму-то не сгинуть в этих краях!

Пройдя живописное холмогорье, русичи вступили на ранее неведомую для них территорию. Всё здесь было для них ново, непохоже на то, что они привыкли видеть раньше. На смену донским и волжским черноземным степям, пересеченными глубокими оврагами, пришла равнина со своими лесами и луговыми разнотравными степями.

– Какая-то она, земля эта тутошняя, уж чересчур плоская, не то что наша степь-матушка, – негромко заметил Ядрило, пристально оглядывая представшую перед ними местность. Глянув на своего помощника, Любомир хотел что-то сказать, но, видимо, передумав в самый последний момент, одобрительно махнул рукой.

Не углубляясь на север, они выбрали более удобный южный безлесный маршрут, лишь иногда встречая на своем пути дивные островки березовых перелесков.

– Глянь, глянь, сколько зайцев-то! – вдруг азартно вскрикнул Микула, привлекая внимание взрослых.

– Невидаль-то какая, – бурчит Путила. Но сам всё-таки с нескрываемым любопытством поворачивается в сторону околка.

– Это, видимо, зайчиха, услышав какой-то шум, уводит своих зайчат подальше от опасности, – развернувшись в седле, спокойно и рассудительно поясняет Ядрило. И действительно, через некоторое время на опушке появляется огромный лось в сопровождении двух лосят. Затаив дыхание, люди устремляют взгляды на прекрасных диких животных. Горделиво глянув на людей, лоси, как ни в чем не бывало, потрусили в своем направлении. А обоз, минуя березовый околок, под пение жаворонков продолжил движение.

Стояло сухое и жаркое лето. На ровной степной поверхности колыхались травянистые сизые волны. Солнце палило так, что от знойного ветерка и невыносимой жары спасали только часто встречающиеся небольшие речушки и старицы. Похожие на блюдца, стали появляться и низины, заполненные водой, образуя многочисленные озера. Березовые колки стали чередоваться с осиновыми и тополевыми рощами. А вокруг, куда ни глянь, трава да ковыль.

– Чуешь, как свежестью повеяло, – как бы невзначай замечает Любомир, озирая прозорливым взглядом до сих пор неведанное ему пространство.

– Видно, скоро большая река, – вторит ему Тенгиз, вдыхая полной грудью воздух, насыщенный неповторимым запахом разнотравья.

Во второй половине дня неожиданно поднимается порывистый северный ветер, и в мгновение ока всё небо заволакивает тучами. И на землю как из ведра обрушивается ливень. Но в скором времени облака понемногу рассеялись, и снова выглянуло солнце. А где-то далеко-далеко над горизонтом сквозь грозовые тучи начинает пробиваться едва заметная радуга.

Русичи вышли к реке как раз в тот момент, когда разноцветная радуга, это диво дивное, пронзив весь небосклон и украсив небо дельты большой реки, предстала их взору.

– Любомир, глянь какой чудный лес стоит на том берегу, я такого еще отродясь не видывал, – с придыханием вырвалось у Микулки.

Кто-то разинув рот, а кто-то застыв в изумлении, не отрывая глаз, созерцал это сказочное чудо природы, вдруг возникшее перед ними. Сосновый бор, возвышаясь сплошной стеной над рекой, тянулся вдоль берега крутого песчаного яра, скрываясь за поворотом. А напротив березовые и ивовые рощи, соседствуя со стройными соснами, украшали пойму реки. В русле извилистой реки приютился живописный островок, омываемый протоками.

– Хорошее место! – прищелкнув языком, воскликнул Ядрило. – Ты только посмотри, какие здесь заливные луга! Будет где нашим комоням разгуляться.

– Да уж, знатные выкосы, как будто назад на Дон вернулись, – просияв, радостно откликнулся Любомир. И долго еще просветленная улыбка не сходила с его лица.

Три дня обследовали русичи пойму Иртыша, выбирая место для будущего селища.

– Весной вся эта пойма была затоплена и все ивы стояли в воде, – как бы случайно заметил Тенгиз, – но зато трава-то какая сочная вымахала.

– Верно говоришь. Одолевати вода оное место. Вот поэтому-то и строиться будем во-о-н там. – И Любомир взмахом руки указал на взгорье, окруженное белоствольными березами и речкой, впадающей в Иртыш.

– Пригодно, пригодно для жизни оное урочище! – дружно прокричали русичи.

– В таком разе здесь и остановимся, – после некоторого раздумья предложил предводитель.

Долго не стихали возбужденные голоса над Прииртышьем. И только после продолжительного и обстоятельного обсуждения сход в конечном итоге порешил: быть на этом месте новому поселению. Когда же начали опускаться вечерние сумерки, все стали потихоньку расходиться. А в это же самое время на водной глади, как в зеркале, точно по волшебству появились первые отражения северных звезд ночного неба.

А уже на следующий день застучали топоры на облюбованном солнечном склоне у берега реки. И как же здесь пригодился этот главный инструмент, с которым мужик не расставался почти никогда! Расчищая ровную песчаную площадку от мелколесья, угрюмые на вид люди, видно соскучившись по обыденному труду, как-то враз повесели. А вечером из собранного в огромные кучи хвороста развели костры. И усевшись вокруг них, тихо вели неторопливую беседу про будущее житье-бытье и пели заунывные песни.

День с каждым новым днем становился всё короче и короче, а ночи всё длиннее и длиннее.

– Ишь, как прохладно становится. Не за горами и первые заморозки. Поспешать бы надо, – озабоченно приговаривал Любомир, беспрестанно поглядывая на вечернее осеннее небо, по которому медленно плыли тяжелые облака.

– Не переживай ты уж так. Вовремя справимся. Вишь, сколько землянок ужо выкопали, – поглаживая бороду, подбадривающе успокаивал Ядрило.

– Так-то оно так. Но меня совсем другое волнует: как мы в этих-то самых землянках перезимуем. Ведь совсем неведомо нам, какая зима нас ожидает.

– Но уж точно не как на Дону, – понурив голову, вступил в разговор Тенгиз, – лютая будет зимушка-то.

– Да слыхивал я ране про это, вот поэтому-то и думаю, как бы получше утеплить наши временные жилища.

– Обижаешь. Куда уж лучше утеплять-то? – напыжившись, с обидой буркнул Добрыня. И, словно ища поддержки, зыркнул по лицам товарищей.

– По мне и в землянках жить можно. Самое главное, что в них тепло постоянно сохраняется и в трескучие морозы, и в невыносимую жару. Да и убежище хорошее от ворогов, от голодных зверей, от пожаров и сильных ветров, – благосклонно улыбнувшись, поддержал молодого соплеменника более опытный Ядрило.

– Однако ты одно упустил, это близость подземных вод, которые опасны затоплением этого жилища, – прямо посмотрев в глаза своему помощнику, уважительно ответил Любомир.

– Но мы же не собираемся вечно жить в землянках, – удивленно вскинув бровь, проронил ответ Ядрило.

– Любомир, ты же сам на сходе говорил: нам бы только перезимовать, а уже весной начнем избы строить! – хором зашумели переселенцы, перебивая друг друга.

– Я и не отказываюсь от своих слов. Да и сход так решил, а это закон. Значит, так и будем делать, – подняв руку, громко возвестил староста.

– Тогда поясни, чего ты добиваешься от нас? – приподнявшись, вновь обратился Ядрило. И в этой повисшей в вечерней мгле тишине поднялся Любомир во весь свой немалый рост и, освещенный пламенем костра, заговорил:

– Брати, на нашу долю выпало не одно испытание, которые мы мужественно преодолели. И вот мы здесь, в этом прекрасном северном крае, не для того чтобы тут зазря сгинуть, а затем, чтоб пережить эту неизвестную для нас суровую зиму и всё сделать, дабы продолжить наш род, как завещали наши предки.

Окинув ясным взором своих соплеменников, он замолк. Но буквально через мгновение, нахмурив лоб, гневно продолжил:

– Вчерась я посмотрел несколько, как мне поведали, уже готовых землянок. Ну это, брати, ни в какие ворота не годится! Что, сами хотите в знойную стужу замерзнуть и других за собой увести? Не пойдет так! Не позволю! Посему начатые жилища надо переделать, а новые строить так, как я сейчас повелю, – и, громко кашлянув в кулак, уже более невозмутимо и обстоятельно изложил. – Для начала следует вырыть яму на глубину чуть-чуть ниже человеческого роста. Стены будем укреплять бревнами. Крышу покроем тёсом, а затем толстым слоем соломы и земли. Видели, сколько здесь растет высокоствольных сосен? Вот их-то и пустим для утепления наших землянок. Снаружи стены присыплем землей. А опосля наши женщины обмажут глиной пол, посредине которого обязательно должен быть установлен очаг.

Понурив головы, сидели мужики и молчали, не смея поднять глаза на вожака.

– Ну что приуныли-то, всё еще поправимо, да и время у нас еще есть.

Услышав последние слова предводителя, люди понемногу оживились.

– Ты уж шибко не серчай на нас, Любомир. По неопытности это у нас. А на зорьке и зачнем всё исправлять, – оправдываясь, посетовал за всех Ждан. И уже, обращаясь к соплеменникам, с досадой вскрикнул, – не правда ли, земляки?!

– Истина твоя, Любомир! Да и Ждан правду говорит! – на разные голоса и вразнобой покатилось со всех сторон. Когда же все понемногу успокоились, вновь зазвучал уверенный голос вожака:

– Вот что еще я хочу сказать вам, други мои. Все знания и опыт, которые мы получили от своих родичей, нам никак нельзя забывать. Теперь уж никто за нас не сделает ни топоры, ни ножи, ни луки и стрелы, ни другие инструменты. Так что придется самим всё делать, налаживать ремёсла, и кузнечное, и гончарное, и ткацкое, да и иные нужные ремёсла. Каждому треба освоить какое-нибудь мастерство, – и, найдя взглядом Ядрилу, тихо прибавил, – как закончим с землянками, собери-ка всех мастеровых людей. Будем решать, какими ремеслами и промыслами мы можем заняться.

Ядрило, не опуская глаз с молодого предводителя, молча кивнул головой, подумав про себя, как же им всем, молодому и неопытному племени, повезло с этим умным и рассудительным вожаком. И неизвестно, что стало бы с ними в этом опасном и изнурительном походе, окажись на месте Любомира другой человек.

С появлением первых заморозков разом повалил дым через двери землянок. И как-то сразу в жилищах повеяло теплом.

Многое постепенно начало перестраиваться в жизни пришлых людей. А тут вдобавок с приходом осени стала часто меняться и погода. То с утра дождь зарядит, а то вдруг холодный ветер внезапно тучи разгонит и выглянет солнце, играя и радуя искрометными лучами своих новых жителей. Но и темнеть стало рано. И в это самое сумеречное вечернее время собрались люди в центре поселения у большого костра, чтобы опять сообща порешать важные дела.

– Ну что, Ядрило, есть ли среди нас мастеровые люди? – с таким вопросом встретил Любомир своего помощника.

– Ведь сам же всё знаешь, – лукаво ухмыльнувшись, отозвался Ядрило.

– Знамо дело, знаю, кто чем занимался на Дону. Но не всё и не про всех. Да и молод я был в то время, не до этого мне было. – И он, вспомнив свои беззаботные годы в родительском доме, просветленно улыбнулся. – Да и собирались в дорогу спешно, так что могли что-то и упустить.

– А вот родитель твой, Василько, не упустил. Светлая голова, всё продумал, всё просчитал. Наперед знал, с чем мы столкнемся.

– Да, верно говоришь, Ядрило. Ясный и трезвый ум был у моего батюшки. Да и матушка моя умницей слыла. Как они там? Что с ними? Ничего не ведаю.

– А как твоих родичей звали-то? Повтори! – встрепенувшись, спросил Тенгиз.

– Матушку Ярославой прозывали, а батюшку Василием. Он старостой нашего села был. Все в округе любили и уважали его. Может быть, поэтому-то и называли его ласково Василько. А ты что-то ведаешь про них? – И Любомир, весь напрягшись, с надеждой вонзил свой взгляд в Тенгиза. Полукровок, опустив голову, молчал.

– Да не тяни же ты! – тревожно вскричал Любомир.

– Не захотели они смириться, сопротивление оказали. Вот и убили их кипчаки. Почти всех вырезали. А кто остался жив, того в полон взяли, – с трудом выдохнул Тенгиз.

– А ты-то, про это откуда знаешь? – сжав кулаки, подскочил Любомир.

– Матушка моя сказывала, а ей, видно, отец рассказал, – и он, грустно улыбнувшись, добавил, – вот тогда-то матушка и взяла с меня слово, чтобы я никогда не вставал на пути русичей.

Наступившую тягостную тишину лишь изредка разрывал протяжный вой волков, да огромное черное небо, усеянное мелкими звездами, словно купол, повисло над головами.

Услышав страшную весть, оцепенели люди, упершись застывшими глазами в темноту. И так долго еще сидели молча, погрузившись каждый в свои думы. И только явственный голос предводителя вывел их из тягостных раздумий:

– Не печальтесь, други. Нашим родичам хорошо там, в загробном мире. Они помнят и любят нас. Я чувствую, а порой и слышу, как, наблюдая за нами, они шлют послания. Будто таинственный шепот доносится с небес: трудно вам будет, но мы не оставим вас в беде, мы поможем преодолеть трудности.

– Свят, свят, свят! – испуганно забормотали славяне и, падая ниц и простирая к небу руки, зашептали, – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, благодарю тебя за милость твою…

Только ближе к полуночи разошлись русичи по своим новым жилищам, так и не приступив к обсуждению животрепещущих вопросов.

– Вишь, как дело-то повернулось, – с каким-то горестным сожалением произнес Любомир, – но зато родичей помянули. Ну что ж, завтра поутру на свежую голову и потолкуем. А сейчас спать пора. Утро вечера мудренее. – И он широким шагом направился к своей молодой жене.

На рассвете зарождающегося дня в который раз сошлись люди на сельской площади, чтобы разрешить, в конце концов, наиглавнейшую задачу: чем же заняться на необжитой и пока не совсем понятной земле и каким ремеслам уделить первостепенное внимание.

– Первым делом кузню бы надо сладить. Дело-то кузнецкое мне сызмальства знакомо. Сначала в подмастерьях у отца хаживал, а последнее время всё больше сам робил, – скупо поведал коренастый мужик с взлохмаченными светло-русыми волосами и пытливым взглядом.

– Знавал я, Бажен, твоего батюшку. Хороший кузнец был. И сынишка у тебя хлопец смышленый, – стараясь не пропустить ни одного слова, выслушал кузнеца Любомир.

– Микулка с малых лет вместе со мной в кузнице пропадал. Так что и помощник у меня тож ужо есть.

– Вот и дельно, – и староста, потирая руки, обратился к сходу. – Чтобы мы сделали без топоров, ножей, кос, без железных наконечников для стрел? Да ничего! Поэтому до наступления зимы надобно срубить первую избу под кузню. Сробим братцы!

– Угу-у-у! – одобрительно зашумел сход.

– Тогда завтра с утреца и приступим, – и, повернувшись к Бажену, добавил, – вот ты и будешь руководить строительством кузницы. И еще: народ мы бережливый, но всё же надо посчитать, сколько привезено топоров, ножей, кос да сох с железным сошником, сколько у нас железных наконечников для стрел и всего того, что сделано из железа. Может, что-то уже и следует пустить на переплавку. Так что по ходу и этим с Микулкой займитесь.

– Любомир, надо бы и о гончарном деле, да и о ткацком ремесле тож не мешало бы потолковать, – подавшись немного вперед, напомнил Ядрило.

– А вот мы сейчас мастеровых и спросим, – и он, остановив свой взор на высоком худощавом мужике, спросил. – Как мне помнится, Бакула, тебе ж с женой Баженой ранее приходилось лепить горшки.

– Всякое бывало, и этим тож, – сухо ответил немногословный Бакула.

– Да я ужо здесь всё прошарила и нашла одно местечко в заводи реки, где как раз и глинка-то нужная имеется, – бойко выпалила жена гончара.

– Вот и добре, – подмигнув Бажене, сказал довольный староста. Зардевшись, ядреная молодка смущенно потупила глаза.

– Конечно, железная посуда для нас удобнее. Она и не бьется, как глиняная, да и в железных котлах сподручнее готовить пищу и на углях в очаге, и на костре. Но делать лепные горшки надобно. В них еда наваристей получается, – и Любомир, улыбнувшись, посмотрел на обращенные на него лица сельчан. – А что касаемо ткачества и рукоделия, этим у нас всегда занимались наши красавицы. И одна из них – это жена нашего славного кузнеца Бажена, мастерица и рукодельница Цветана.

И вышла вперед статная чернобровая молодица, кланяясь всем в пояс.

– Слыхивал я, что сберегла ты в полной сохранности и ткацкий станок, и прялку, и веретено с прясленем.

– И не один станок, аж целых два, да еще в придачу три прялки и несколько веретен, и еще семян льна не забыла прихватить с собой, – горделиво вскинув голову, поведала Цветана.

– Выходит, что нужно уже сейчас подыскивать поле с рыхлой и неглинистой землей, чтобы ранней весной высеять семена.

Цветана, удивленно посмотрев на Любомира, чуть слышно пробормотала:

– И об этом ты знашь?

– Ты что, совсем забыла, что мои родичи выращивали лен? Матушка моя знала в этом толк. А батюшка мне говаривал: хоть лен и неприхотлив, но он любит влагу и должен быть сохранен от сильных ветров.

– И не только лен выращивали на Руси наши родичи, – повернувшись к старосте, торопливо ввернул Ядрило, – надобедь заодно и поле сыскать для посева ржи, гречихи, овса, да и под просо не мешало бы выделить местечко.

– Вот с кузней порешаем, тогда и землицей займемся.

– А что решать-то, ведь уж всё решено. Теперича Бажен пущай сам поспешает. Дык жа¹⁵ так наказывал ты ему, – неодобрительно сверкнув глазами, возмутился Ядрило.

– Так-то оно так, но самое-то главное – это начать. Вот завтра всего лишь один день пособим, а потом Бажен и сам со своими молодцами доведет дело до конца. Я правильно говорю? – и Любомир, повернувшись к Бажену, вопросительно улыбнулся.

– Всё верно, так оно и будет, – ухмыльнувшись в усы, уверенно подтвердил кузнец.

– А вот тогда-то мы и займемся другими делами, которых невпроворот, – и он, тяжело вздохнув, задумался.