Сверхпустота

Шлюз за спиной таил опасность – он чувствовал этой кожей, и поворачиваясь к нему спиной, ощущал на себе тяжелый металлический взгляд, точно кто-то следит за ним через ослепшую камеру над кодовой панелью. Этого, естественно быть не может. Во-первых, система наблюдения идет прямиком в рубку, и отцу нет никакого дела до заброшенного модуля, а во-вторых, висевшие кругом провода и разорванные на куски кабели красноречиво говорят о том, что все, что можно сломать – уже сломано. Кроме этих дурацких белых лампочек над головой. Удивительно, как они вообще продолжают работать.

Макс достиг первой каюты. Дверь комнаты не заперта – достаточно только немного надавить плечом, и она повернется на петлях, выплеснув темноту прямо в коридор, точно упавшая на пол чашка с какао. Что внутри – загадка. Раньше он никогда не заходил так далеко, а сегодня чувство страха куда-то пропало. Может, дело в том, что и день сегодня идет как-то необычно. Необычная прогулка по техническому этажу, необычный разговор с Германом, необычные идеи так и лезут в голову. Макс мог бы собой гордиться – ему удалось не только побороть страх, но и пойти ему навстречу.

Он посветил фонариком внутрь каюты, выхватывая из темноты вещи и мебель. На первый взгляд, как будто ничего интересного. Но самое важное всегда прячется в мелочах. Где-нибудь на верхних полках шкафа, под подушками или под кроватью. Искать что-то среди одежды бессмысленно – рабочая форма на «Легате» у всех одинаковая, и что интересного может быть среди комбинезонов и защитных курток?

Макс посадил Защитника в дверном проеме, прислонив его спиной к косяку, шагнул внутрь, направив под ноги луч фонарика. Больше четверти часа он кропотливо изучал свои новые владения, и в результате обнаружил две шариковые ручки, электронные наручные часы и запечатанную пачку сигарет. Не слишком большое сокровище, но лучше, чем ничего. Ручки он заберет себе, часы отдаст Герману, а сигареты – Дэвиду. Нужно только сделать это незаметно, что бы не узнал отец. Необходимо найти что-то для Феликса и Лауры, пока есть время. Не возвращаться же с пустыми руками.

Довольный собой, Макс вынырнул в коридор и потянул Защитника к соседней двери. Замок открыт, а ключ все еще торчит в скважине, словно его забыли вытащить.

– Разве дверь на корабле можно запереть обычным железным ключом? – удивился Макс вслух, покосившись на своего игрушечного спутника, – Как думаешь, это нормально?

Видимо, нормально, раз Защитник ничего не ответил и продолжал упрямо молчать. Макс пожал плечами, осторожно толкнул дверь фонариком, и та со скрипом, открылась. Какие-то странные каюты на этом модуле. Слишком старомодные, слишком простые. Конечно, «Легат» совсем не похож на те самые космические лайнеры и межгалактические станции, какие бывают в книгах и фильмах, но там хотя бы есть техника. Вроде системы внутренней связи. Или компьютера. А еще, там есть иллюминаторы. А здесь – ничего.

Новая каюта была погружена в привычный густой мрак. Темнота была настолько насыщенной, что луч фонарика резал ее, будто нож. Макс застыл в белом квадрате света, падающем через дверной проем, огляделся по сторонам. Вещей здесь оказалось еще меньше, чем в предыдущей комнате, вокруг порядок и чистота, а кровать аккуратно заправлена. Первое, что он ощутил – это разочарование. Простая логика – если вещи не разбросаны по всему полу, значит, этих вещей просто-напросто нет, и искать здесь нечего. С другой стороны, пол каюты слишком грязный. Кто бы не жил здесь, может он просто не хотел пачкать одежду? Только откуда взяться грязи здесь, да еще такой странной, посреди корабля?

Макс пересек темноту, добрался до шкафа, аккуратно потянул одну из полок, с любопытством заглядывая внутрь. Теперь понятно, что эта каюта принадлежала женщине. Иначе откуда возьмется столько странных штук, вроде губной помады, туши для ресниц и пудры? Отличная находка. Это все он отдаст Лауре, когда вернется в общий зал.

Он разложил косметику по боковым карманам штанов, застегнул молнии, затем повеселел, и вытащил еще один ящик. Внутри одежда. Свернутые платья, аккуратно сложенные блузки, брюки и юбки. Вот и зачем они здесь? Здесь, на космическом корабле? Макс пожал плечами, зажал зубами фонарик, привычно вытряхнул содержимое на пол, положил ящик на бок, и осторожно забрался на него, чтобы дотянуться до верхних полок. Интересно. «Легат» – космический корабль, а шкафы в каждой каюте такие старомодные. Деревянные. И все разные. Может, этот модуль как раз и закрыли потому, что он не подходящий? И потому что проводка здесь горелая? Хорошо бы спросить об этом у Германа или Феликса, когда будет возможность. А пока, нужно дотянуться до самого верхнего ящика и посмотреть, что лежит в нем. Самые ценные вещи лежат дальше всех, и достать их всегда сложнее – это правило Макс выучил назубок.

Полка поддалась неожиданно легко, ящик внезапно ушел из-под ног, и Макс, с грохотом, столь непривычным для этого места, растянулся прямо на полу, чудом не врезавшись затылком об угол кровати. Горка грязи, на которую он приземлился, наверное, смогла смягчить удар. Он скривился от боли, потирая ушибленное плечо, сел, поднял фонарь и посветил на результат собственных трудов. Полке пришел конец – ясно с первого взгляда. Ручка откололась, фанера треснула, разлетелась на куски, и теперь топорщилась ржавыми гвоздями, напоминая гору деревянных обломков, годных только на растопку. Два крупных осколка стекла блеснули немного в стороне – если что-то и было внутри, то все теперь разбилось.

Макс разочарованно поковырялся в обломках, стараясь не занозить пальцы. Ничего интересного, только под куском фанеры что-то вроде треснувшей фоторамки. Такие он уже видел в каюте Лауры. Наверняка внутри какая-то нелепая картинка с дурацкой надписью. Момент чьей-то жизни, запечатленный на небольшом картонном квадратике – какой теперь от него смысл?

Макс осторожно выудил снимок, поднес его к лучу фонарика. Так и есть. Только вместо целой – половинка фотографии. Левая часть срезана ножом или ножницами, а на правой – переплетение хромированных трубок и металла. Надпись «Исследовательская лаборатория №13» и красный крест, обведенный в круг. На переднем плане красивая женщина с добрым лицом и длинными золотистыми волосами. Макс почувствовал, как у него перехватило дыхание, а руки мелко задрожали.

– Это мама, Косми! – прошептал он потрясенно, – Это мамина каюта! Мамина!

3.

– Думаю, если ты не будешь показывать снимок отцу, он об этом не узнает, – подсказал Феликс, разглядывая фотографию в руках мальчика, – Не знаю, что да как, но это хорошая находка. Главное – держать все в секрете. Храни ее в книгах, или среди своих вещей, что бы не слишком бросалась в глаза. А то ты знаешь своего папашу – ему только дай волю, он тебе вообще перемещение по кораблю запретит. Будешь сидеть в своей каюте до конца полета.

Макс задумчиво посмотрел на маленький квадратик, бережно разгладил загнувшиеся уголки.

В общей каюте сегодня было нестерпимо тихо. Или это Макс принес тишину с собой, или даже механизмы корабля временно умолки, что бы не отвлекать его от мыслей. А мыслей было слишком много.

Они с Германом долго шли по техническим этажам, поднимались по лестницам, проверяли проводку, отпирали и запирали двери, проходили по коридорам и возвращались обратно, но лишь одна незначительная деталь, заключенная в маленьком обрывке бумаги, упрямо сидела у Макса в голове.

Он вернулся больше часа назад, но все равно чувствовал себя уставшим и измотанным. Быстро умылся, причесался пятерней, сменил одежду, но так и не смог избавиться от какого-то гнетущего чувства, поселившегося внутри. Страх или тревога – он и сам не мог понять, что именно переполняет его. Ощущение, что он где-то ошибся, сделал что-то не так, совершил что-то не то, подглядел в замочную скважину.

Огромные металлические двери, железный вентиль и кодовая панель. Это они не дают ему покоя. Возникают сразу же, стоит только закрыть глаза.

Даже есть не хотелось – очередная банка томатного супа так и стояла открытая на столе. Обычная проблема – стоит о чем-нибудь хоть немного задуматься, и аппетит пропадает.

Максу было не по себе.

– Как думаешь, Феликс, почему здесь только половина фотографии? – спросил он осторожно.

– Потому что вторую половину кто-то отрезал и выбросил, – предположил тот, вытянув ноги в тяжелых сапогах, – Скорее всего, твоя мама это и сделала, когда убирала снимок на самую верхнюю полку. Взрослые люди иногда совершают странные поступки, знаешь ли…

– И режут фотографии?

– И даже хуже, – поддакнул Феликс, – Иногда даже режут друг друга, но не будем об этом дерьме. Ну, чего ты такой мрачный? Не рад своей находке? Или ты плохо себя чувствуешь? Как состояние, парень?

– Плечо болит, – пожаловался Макс, – И нога. Но это уже не важно. Я хочу узнать, что было на второй половинке фотографии.

Феликс бросил на него острый взгляд.

– Не думаю, что ее можно найти. Наверняка твоя мама ее выбросила или сожгла. Ты все обыскал в ее каюте?

– Полностью, – подтвердил Макс, прижимая к себе Защитника, – Каждую полку и каждый ящик. Ни снимков, ни записок. Потом пришел Герман, и я попросил его помочь…

– И ничего нет?

– Ничего, – вздохнул Макс, – Но мне кажется…

Что-то в его голосе не понравилось Феликсу. Он с подозрением поглядел на него, сложив руки на груди.

– Что тебе кажется? – спросил он тихо.

– Я думаю, что мама сделала это специально. Она хотела, что бы я нашел вторую половинку, когда попаду в ее каюту.

– Нет, парень, это не так, – произнес Феликс мягко, – Твоя мама умерла два года назад. Конечно, ты скучаешь по ней, тебе ее не хватает. Вот твое воображение и подбрасывает тебе всякие дерьмовые идеи. Твоя мама не была неизлечимо больна, не готовилась к смерти, что бы оставлять какие-то загадки. Ты, серьезно, думаешь, что она оставила тебе послание в закрытом модуле, спрятав кусок какой-то фотографии на самой верхней полке?

– Думаю, – кивнул Макс, даже не обратив внимания на слова Феликса, – Я это знаю. Чувствую.

– И где ты думаешь, она могла спрятать вторую половинку?

Макс покосился на своего друга, после чего пожал плечами.

– Если я скажу, ты не одобришь. Никто не одобрит. И никто не поможет.

– Тем не менее?..

– Мне кажется, я должен попасть на медицинскую палубу. Ту, что запечатал отец, после Первой Аварии. Мне нужно увидеть место, где все это произошло. Где умерла мама.

Феликс фыркнул, изумленно открыл рот, развел руками.

– Что ты хочешь сделать?

– Ну, вот, я же говорил…

– Послушай меня, мальчик, – сказал Феликс сурово, – Первое, что ты должен сделать – это выкинуть из головы эту бредовую затею. Соваться на разгерметизированную палубу, полную радиации и аномальной активности – это самоубийство. И убийство, вдобавок. Позволь тебе напомнить, что помимо нас, экипажа, у нас сзади болтается криозал на десять тысяч человек, рисковать которыми мы не имеем права. Одно дело свалить с этого корыта, когда спасаешь свою жизнь, другое – поставить всех под удар из-за глупости. Посуди сам – а что, если наш «Легат» – последний? Связи с другими кораблями уже давно нет, может, никого больше и не осталось? Ты хочешь взять на себя ответственность за все смерти?

Макс не ответил, потупился, изучая носки своих ботинок.

– А откуда ты знаешь, что происходит на закрытой палубе, если никто из нас там не бывал? – спросил он – Это же нечестно!

Феликс несколько секунд молчал, затем осторожно обхватил его за плечи.

– Выкинь эту идею из головы, Макс. Не суйся в это дерьмо. Твоя мама, какой бы там она не была, упокой небеса ее душу, никогда не стала бы заниматься такой чушью, как загадки. И уж тем более, не стала бы гнать тебя в опасное место. Ты пытаешься найти секрет там, где его просто не существует! Две половинки фотографии – вот загадка века! Хочешь погулять на технических этажах – пожалуйста. Хочешь попасть в какие-то старые отсеки – только скажи. Но не суйся на закрытую палубу. Спроси у своего отца, если мне не веришь.

– Отец не хочет разговаривать со мной. На эту тему уж точно.

– Твой папаша, конечно, засранец, – согласился Феликс, – Но не стоит пока списывать его мнение со счетов, хорошо? Он и твой командир тоже.

Макс не ответил, снова разглядывая снимок в руке. Было в этой фотографии что-то нестерпимо знакомое. Может, он видел это изображение раньше? Сколько же много времени прошло с момента смерти мамы. С ума можно сойти.

– Ты видел другие корабли?– спросил Макс, тяжело вздохнув, – Все «Легаты» такие странные, как наш?

– Странные? Не пойму о чем ты говоришь, парень.

– Понимаешь, здесь все не так. Как-то не правильно. Космические корабли в фильмах совсем не такие. И в книгах тоже. Я это знаю.

– Потому что в книгах и фильмах – сплошные выдумки, – отмахнулся Феликс, – Это у них не правильно, а у нас так, как надо. И как есть на самом деле. Мне что-то совсем не нравится твой настрой, парень. Я думаю…

Макс посмотрел на него в упор с таким выражением на лице, что Феликс нехотя умолк.

– Сегодня, в маминой каюте, я нашел еще кое-что. И это очень важно.

– Что-то еще? Ну, говори, я слушаю.

– Когда я зашел в ее каюту, на полу я нашел это. Ты же знаешь, что это такое?

Макс растянул на коленях свою защитную курточку. Спина и часть рукава испачканы чем-то коричнево-серым. Феликс задумчиво поглядел на пятно, потом зацепил ногтем и поднес к лицу, растирая между пальцами мелкие крупицы.

– Это земля, – подытожил он, отряхивая ладони, – Обычная земля. Ничего страшного.

Макс поднял на него взгляд.

– Но откуда земле взяться на космическом корабле? Прямо посреди жилого отсека? Разве это не странно?

Феликс не ответил, тяжело вздохнул, и перевел взгляд на один из трех иллюминаторов на стене.

За тонкой обшивкой «Легата» безразлично и неспешно плескался холодный космос.

Часть 2. Иерихон

Глава 1. Галактика звездной пастилы

1.

Сначала появился приглушенный свет. Он возник где-то на границе периферийного зрения, загорелся в пустом брюхе мертвого космоса одинокой путеводной звездой, полыхнул волнами, и забился, как крохотное сердце. Тихо, почти незаметно. Слишком блеклая, слишком смазанная, слишком выцветшая и вылинявшая точка, поставленная простым серым карандашом на листе копирки. Серое на черном – восхитительное сочетание цветов, которое не может разрушить царящую вокруг гармонию. Густая, как патока, насыщенная темнота со сливочным привкусом. Вселенная черного десерта. Галактика звездной пастилы. Туманность запеченного маршмеллоу и лацертида зефирных крошек.

Макс знал все их наизусть. Если свернуть направо, натолкнешься на пояс Крекеров, а если налево окажешься у кольца Мармеладных Мишек. Как удивителен и прост, оказывается, космос, если отбросить страх, открыть шлюзовые двери, ведущие на запечатанную палубу и выйти наружу. Защитник был прав, когда советовал, какой подобрать пароль и в какую сторону поворачивать вентиль. Здесь настоящее волшебство, и совсем не так жутко, как любят рассказывать все эти взрослые зануды на «Легате».

Куда не кинь взгляд – везде одно и тоже. Можно придумать тысячи и тысячи названий для небесных тел, написать на деревянных указателях и прибить к каждой планете на ржавые гвозди, а после летать и читать их задом наперед. Макс вглядывается вдаль, где между планетами, так похожими на куски торта, медленно движутся шоколадные батончики космических кораблей в серебристой обертке. Далеко-далеко внизу, если как следует, присмотреться, можно увидеть сморщенный огрызок яблока, подвешенный за хвостик в совершенной пустоте. Яблоко гниет, его точат черви, по левому боку бежит пятно волокнистой плесени. Это – Земля. Та самая Земля, которую сокрушил «Разлом», и куда больше никто не вернется. Заброшенный модуль на огромном корабле, под названием «Космос». Корабль внутри корабля, вселенная внутри вселенной, жизнь, внутри жизни.

Макс хотел бы добраться до этого места, посмотреть на разрушенную колыбель всего человечества, но сливочная темнота вокруг такая плотная, что плыть в ней становится все сложнее. Он выдохся уже через четверть часа, а не приблизился и на сотню метров, только промок до нитки – лужи карамели под ногами разлетались мелкими брызгами, а одна из канав, у самой обочины, заполненная томатным супом, окатила его с головой.

В космосе становится прохладно, словно кто-то приоткрыл форточку. Черный ветер гонит звездную пыль. Мрак наплывает откуда-то из-за спины, концентрируется, виснет тяжелыми каплями тревоги. Что-то происходит вокруг, и Макс чувствует это. Что-то приближается издалека. И что это такое, лучше не знать.

Несколько минут Макс просто плыл в совершенной пустоте, наблюдая, как далеко-далеко, за границами всех возможных миров и переплетающихся вселенных возникают и пропадают галактики, искрятся новые звезды, раскрываются пасти черных дыр, вспыхивают фейерверки метеоритов и аэролитов, а потом увидел приглушенный мягкий свет.

Крохотная, едва заметная точка билась вместе с его пульсом, то появляясь, то исчезая, то обретая яркость, то бледнея, точно кто-то, совершенно случайно, проколол острым лезвием натянутую шелковую ткань. Интересно, у кого нашлась такая острая, и такая длинная игла? И кому захотелось заглянуть в мир с той, далекой стороны?

Можно, конечно, подплыть поближе и посмотреть на этот огонек. Ничего плохого не произойдет. Опасность должна скрываться в темноте, но уж точно не на свету. Свет помогает, свет дарит чувство уюта, спокойствия и безопасности. Светом залиты все верхние палубы «Легата». А вот космос вокруг внезапно стал другим – теперь это что-то могучее, мрачное и опасное. А вместе с тем – нестерпимо холодное. Хорошо бы развести костер, и согреться. Макс не хочет находиться здесь, но лететь некуда.

Приглядываясь белому свету, Макс сделал несколько сильных гребков, миновал несколько созвездий из блестящих конфетти, разминулся с бенгальским огнем летящей в лицо кометы, ловко обошел гудящую, как фонарик с динамо моторчиком, звезду, двигаясь навстречу нарастающему пламени. Изначально, свет был совсем слабым, а теперь разгорелся и обрел силу. Какой странный огонек. Сперва он показался ему ослепительно белым, а теперь его ореол переходил в мутно-зеленый, почти болотный. Лучи грязного света расходились во все стороны, напоминая раздавленного паука, оставшегося на полу в общем зале.

Что-то с этим светом было не так. Огонь болен, потому что ни одна стихия не может иметь такого отвратительного оттенка. Еще пара неуверенных гребков, и пламя оказалось совсем рядом. Теперь не зеленоватое, а безукоризненно изумрудное, переливающееся. Оно течет снаружи космоса, плещется о край, затекает внутрь. Макс знает, что это за огонек, помнит, что это за цвет. Откуда-то издалека он слышит приглушенный женский крик – такой знакомый, и вместе с тем, невероятно чужой. Это голос мамы. Она кричала ему, когда зеленый свет, этот ненавистный зеленый свет настиг, охватил и поглотил ее.

Малахитовое пламя невозможно твердое и холодное. Макс знает об этом наверняка. Этот зеленый – огромная снежинка, или бабочка, спрессованная из боли, отчаяния и костей, медленно и неторопливо пожирает его любимую и родную темноту. Холоднее космоса, холоднее металла, холоднее криокамер, запертых на корабле, она разрастается острыми блестящими иглами, вгрызаясь в плоть пустоты все глубже и глубже. Макс хочет бежать, но не может пошевелиться. Совсем скоро зеленый свет поглотит и его самого, войдет в чрево «Легата» и сотрет каждого, одного за другим. И Дэвида, и Феликса, и Германа, и Лауру. И даже его отца. И даже Космического Защитника.

Макс хочет кричать, но рот, оказывается, крепко-накрепко зашит тонкой проволокой. Швы наложены неровно и криво, узлы торчат во все стороны, поэтому вместо вопля выходит только приглушенное мычание. Зеленый свет обретает форму, подкрадывается к нему все ближе и ближе, протягивает иглы, ухмыляется. Макс дрожит, делает несколько отчаянных гребков, и…

– Макс! – кто-то осторожно потряс его за плечо, – Парень, ты что, уснул?

Макс сонно пошевелился, осторожно повертел головой, с трудом открывая глаза. Так и есть, задремал в архиве, уткнувшись в одну из книг. Интересно, что это было? Наверное, очередная фантастика, вроде Желязны или Брэдбери – сейчас на полках осталось совсем мало книг. Многие без обложек, не разобрать.

Дэвид, непрерывно дымящий бесконечной сигаретой, стряхнул несуществующий пепел.

– Скучная попалась книга? – проскрипел он, тяжело прохаживаясь между пустых полок, – Вид у тебя уставший.

Дэвид частенько приходит сюда. Может, ищет какие-то сочинения, а может, старается навести порядок – Макс никогда не задумывался, почему все чаще сталкивается с ним именно здесь. Дэвид не против гостей, и всегда рад мальчику, а вот если бы его застал Капитан – Максу пришлось бы тяжело. О том, как отреагировал бы его отец, даже думать не хотелось.

Архив когда-то занимал четверть всей палубы, но теперь от него осталась только крохотная часть, заставленная повалившимися друг на друга шкафчиками и полками. Стекла разбиты, дерево погнулось и треснуло, ржавчина медленно, но верно грызет дверцы и петли. Помещение погружено в сонный полумрак, а источник света – три тусклых лампочки под потолком. Раньше их было больше, они были утоплены в панелях, и по рассказам Лауры, светились нежным голубым светом. Потом случилась Первая Авария, корабль тряхнуло, едва не развалив на куски, и панели отскочили, полетели из пазов прямо вниз. Их собрали и поставили у стены – если приглядеться, можно рассмотреть ребристые металлические пластины. Теперь вместо них, прямо по потолку, тянется вязь проводов и мешанина из блеклого железа и резиновых патрубков.

Небольшое свободное от хлама пространство огорожено рухнувшими шкафами и полками. Добраться в дальнюю часть архива, не сломав ногу, или не опрокинув полки на себя – невозможно.

– Там, под грудами мусора, до сих пор лежат целые собрания сочинений великих писателей Земли, – говорил ему Герман как-то, – Вальтер Скотт, Уильям Шекспир, Шарль Бодлер, Говард Лавкрафт, Михаил Лермонтов – да всех не перечислить. Это наше наследие. Когда человек отказывается от литературы, он теряет целые миры, которые скрыты за обложкой. Конечно, книги пострадали. Смялись, порвались, лишились обложек и страниц, но, к сожалению, до них не добраться. Поэтому читай то, что есть поблизости. Когда-нибудь, мы обязательно наведем здесь порядок.

Обещанное «когда-нибудь» все не наступало, а запас доступных книг таял. Для Макса всегда оставалось загадкой, почему взрослые просто не разберут эти завалы, которые повсюду на «Легате» – и в архиве, и в служебных тоннелях, и на кухне, но эту темы предпочитали не поднимать, делая вид, что ничего не происходит.

– Раньше здесь жутко воняло, – доверительно говорил ему Феликс, – Как будто крыса сдохла. Но постепенно стало лучше. Видимо, выветрилось. Или мы просто привыкли и перестали замечать. Помнишь, кто такие крысы, дружок?

Макс протяжно зевнул, отвлекся от воспоминаний. Твердый деревянный стол с открытой книгой, хоть и толстой, не самая удобная кровать.

– Ты плохо спал ночью, Макс?

И чего каждый день начинается с одинаковых вопросов? Вчера об этом спрашивала Лаура, позавчера Герман, а три дня назад Феликс. Кажется, единственным, кто промолчал, был отец. Но здесь все просто: скорее всего, Макса он просто не заметил, пока, пошатываясь, брел к холодильнику.

Дэвид выжидающе смотрел на Макса. Конечно, можно поговорить с ним о том, что происходит, но только зачем. Дэвид – очень хороший, но едва ли он может помочь. Гораздо проще сделать вид, что все в порядке, чтобы не создавать лишних проблем ни себе, ни ему. Можно сказать правду, и при этом не открывать всех карт.

– Да, не выспался, – честно признался Макс, потянувшись к Космическому Защитнику на соседнем стуле, – Уснул поздно. Много думал перед сном.

– И о чем ты там думал?

– О земле, – отозвался Макс, – Ничего важного.

– Все мы иногда думаем о Земле, – вздохнул Дэвид, выпуская облачко дыма, – В этом нет ничего постыдного. Особенно, когда тебя окружает это.

Он ткнул пальцем в круглое окно иллюминатора, за которым плескались мягкая пульсирующая темнота. Три светящиеся точки далеких звезд проплывали в бесконечной дали, напоминая крохотные кристаллики льда, вплавленные в черный бархат. Макс поежился от их вида, спешно отвел взгляд.

– Шел бы ты отдыхать, парень. Можешь взять книгу с собой, в каюту – посоветовал Дэвид, – Иногда литература – лучшее снотворное. Хотя, судя по твоему виду, ты и сам прекрасно это знаешь.

Макс снова зевнул, и медленно кивнул в ответ.

2.

– Ну, с тем учетом, что мы не меняем курс уже восемь месяцев, довольно трудно сказать, куда конкретно мы прилетим, – вздохнул Герман, поправляя соскальзывающие с носа очки. Изолента начала отклеиваться, и теперь дужка забавно расползалась в стороны, – Когда были осуществлены первые пробные отправления с Земли, никто не знал конкретной цели. Конечно, раньше мы отправляли спутники, сканировали и изучали космос, даже делали масштабное компьютерное моделирование доступного пространства, насколько это было возможно. Пробовали соваться за пределы известного. Не простая задачка, правда? Видишь, в чем дело, человеческий глаз видит далеко не все – например, мы не можем увидеть те излучения, которые, наряду со световыми лучами, испускают звезды и другие космические тела: рентгеновские и гамма-лучи, микро- и радиоволны. Вместе с лучами видимого света они образуют так называемый электромагнитный спектр. Изучая невидимые части спектра с помощью специальных приборов, астрономы сделали множество открытий, в частности, обнаружили над нашей галактикой огромное облако античастиц, а также гигантские черные дыры, пожирающие все вокруг себя. Слушаешь меня, Макс?

Макс встрепенулся, протер глаза. И почему так сильно хочется спать именно в самые неподходящие моменты? Если он продолжит и дальше клевать носом, кто-нибудь из взрослых обязательно спросит его, почему он плохо спал ночью. А затем станут узнавать, спал ли он вообще? Потом он скажет им правду, и они наверняка станут ругаться. Герман устроит допрос, Лаура будет охать, ахать и переживать, Дэвид насупится, а Феликс надуется, как жаба, и перестанет с ним разговаривать. А уж если все это дойдет до отца…

Макс потянулся к термосу с бледно-зеленым чаем, где в горячей воде одиноко плавал выцветший пакетик, едва не уронил книжку и Защитника на пол.

– Да-да, я слушаю, Герман.

– Так вот. К примеру, наиболее мощные в электромагнитном спектре – рентгеновские и гамма-лучи. Их обычно излучает материя, которую поглощают черные дыры. Горячие звезды излучают большое количество ультрафиолета, тогда как микро- и радиоволны – признаки облаков холодного газа. Не так давно было установлено, что внезапные выбросы гамма-лучей, причину которых долгое время не могли понять ученые, свидетельствуют о драматических событиях в далеких галактиках.

Изучая ультрафиолетовое излучение небесных тел, астрономы узнавали о процессах, происходящих в недрах звезд. Исследования, проводимые со спутников, выявляющих инфракрасное излучение, помогали ученым понять, что находится в центре Млечного Пути и других галактик. Чтобы получить подробную картину других галактик, астрономы соединяли радиотелескопы, располагающиеся на противоположных концах Земли. Ловко придумано, не так ли?

– Даже очень, – согласился Макс, с трудом пытаясь вникнуть в рассказ Германа, – Это интересно.

На самом деле, интересного было мало. Единственное, что действительно занимало его – это кровать в его собственной каюте. Когда спишь почти две недели по паре часов в сутки, будь готов к тому, что тебя начнет выключать, как электрочайник, прямо посреди разговора. Нужно как-то дождаться ночи, просидеть оставшиеся шесть часов, и не уснуть. Не слишком-то это легко, если нужно держать все в тайне.

Макс встретил Германа по пути из архива, и тот позвал его прогуляться на нижние палубы. Отказаться от такого предложения, значило вызвать подозрения. Пришлось согласиться, хоть все мысли и занимала мягкая удобная кровать и уютное одеяло. Как замечательно было бы оказаться у иллюминатора, выключить свет и просто отдохнуть. Голова напоминала подушечку для иголок, и топорщилась во все стороны мыслями, только каждая идея пробивается смутно и неясно, как лучик фонарика через дым. Нужно выспаться. Просто выспаться.

Теперь они брели по минус первому этажу, изредка делая короткие остановки перед решетками вентиляционной системы. Вид у Германа был мрачный, движения – нервными. Какой-то загадочный прибор, прикрепленный к его поясу, предостерегающе пощелкивал. Иногда громче, иногда – тише.

Первый привал они сделали спустя три четверти часа, и Макс вытащил из маленького рюкзачка термос с горячим чаем. Вроде бы, эта штука должна взбодрить, если верить тому, что пишут в книгах. Во всяком случае, будет сладко – он насыпал больше десяти ложек сахара и старательно взболтал.

– Итак, планет на рассмотрении было несколько, – говорил меж тем Герман, поднося странный инструмент к шахте вентиляции, – К примеру, «Хромосфера»: планета с подходящей для человека среднесуточной температурой и богатой атмосферой, содержащей в основном кислород и азот. Поверхность ее покрыта кристаллическими формациями, напоминающими драгоценные камни. Конечно, не Земля, но…

Герман скривился, посмотрел на данные отчаянно щелкающего прибора, сделал шаг в сторону – Или, вот, «Терранис»: Планета с землеподобной поверхностью и умеренным климатом, обладающая широким разнообразием экосистем и богатыми водными ресурсами. Атмосфера содержит высокий уровень кислорода. Тоже подходила для колонизации.

Макс попробовал варево из крышечки термоса, заменяющего чашку, скривился. Горячо, приторно и совершенно невкусно. Но обожженный язык тотчас отогнал дремоту. Надо же, а ведь, и правда, работает.

– Что это у тебя там? – поинтересовался Герман, обернувшись через плечо.

– Чай. Сделал, как сказали в книге. Хочешь?

Герман отказался, и они прошли еще несколько десятков метров, остановившись перед очередным зевом вентиляции. Пока тот возился с креплениями, Макс сделал еще один глоток. Господи, ну и гадость. Но хотя бы помогает не уснуть, ибо эта темнота вокруг, кого хочешь, вгонит в дремоту.

– Была еще «Синтезис»: планета с покрытием из плотных джунглей и биолюминесцентных организмов, если верить видеозаписям и снимкам со спутников. Атмосфера содержит высокий процент метана и аммиака, что создает необычные цвета в небе. Сумасшедшее зрелище, – невозмутимо говорил Герман,– Только слишком далеко. За шесть лет до этого места не добраться точно.