Маркиз и маркиза Ангелов

– Ладно, пришли мне на телефон время и адрес венчания, – чуть оттаял Олег Иванович, представив себя во фраке, с красивой сединой на свадебных фотографиях дочери.

Но сама Настя вовсе не была рада тому, что мать занялась подготовкой свадьбы и папочку с его «козой» позвала. Она именно так и сказала расстроенной Лилии Антоновне по скайпу.

– Дошла бы я и без него к алтарю, не споткнулась бы! – Она чуть не заплакала, подумав, что отец придет не только в ЗАГС, но и в церковь. – Его же придется и в Турцию тогда позвать, а я не хочу его знакомить с Соней и Клодом. Да еще припрется с этой «куклой», которая меня всего на четыре года старше.

– А может, Настя, он увидит твою Соню, влюбится, Танька разъярится и бросит его. Тогда он помыкается по углам! – мстительно сказала Лилия Антоновна.

– Ага, да у тебя план есть, как его вернуть! – съязвила дочь.

– Не будем спорить. Все равно все будет так, как будет, – вздохнула женщина, – может, я надеюсь на твоей свадьбе турка окрутить. Чтоб возвращаться твоему папаше стало некуда.

– Организую это для тебя. Тут есть нотариус по имени Джем. От такого глаз не оторвать. И я попрошу его назло папаше за тобою приударить на свадьбе.

– Океюшки, – пропела Лилия Антоновна, – не подведи, доченька!

Он тут же решила купить платье и начать худеть. Хотя и не была бесформенно толстой, а просто «гладкой». «Укатистой», как выражается в популярной телепрограмме о моде одна из ведущих.

Но первая мысль о любовнике приводит даму ее возраста к мысли о складке на талии. И то, что она может соблазнить красавца-брюнета хотя бы и понарошку, ее подбодрила. Появился стимул к жизни. Пусть и временный, и не настоящий, а суррогат. Но реванш мог состояться, особенно если его хорошо подготовить. Лилия распахнула халат и уставилась на белую, гладкую, тяжелую грудь и округлые плечи.

– Идем за кружевным бельем, – решила она вслух. И прозвучало это как готовность штурмовать крепость.

Глава третья

Миха с Клодом объехали несколько мастерских, где раз за разом показывали нарисованный Михаилом эскиз подъемника, объясняясь с владельцами где на английском, где жестами и с помощью рисунка. Так они оказались у архитектора в центре города.

Мужчина оказался очень холеным, сидел в прохладе богатого офиса, как падишах в гареме, состоящем из симпатичных сотрудниц. Клод и Реваз поболтали о том, как чудесно жить и работать на море. И архитектор дал Клоду электронный адрес компании в Австрии, которая занимается производством лифтов и подъемников. Мастерские в Аланье за такое дело не брались. Они специализировались на ремонте. Впрочем, иметь дело с европейскими производителями было легче и надежнее. Так что друзья позвонили Соне, которая ела мороженое в кафе на набережной, поставив пакеты с купленными тканями у ног, чтоб не забыть.

В джипе проснулся малыш и заплакал, осознав, что он оказался один. Так что, влезая на заднее сиденье, Клод чувствовал себя виноватым: надо было бы по приезду на встречу взять малыша на руки и отнести в офис архитектора.

– Прости, родной, – обнял он мальчика крепко и вытер ему слезы полой его майки. Тот взобрался на колени и выдал по-русски:

– Маме скажу.

Поняв, что отец не понял его угрозу, он повторил ее на английском.

– Нет, только не это! – шутливо взмолился Клод.

– А что? – уже деловито поинтересовался начинающий шантажист.

– Подброшу тебя много раз, чтобы ты меня простил.

– Сейчас! – торговался малыш хорошо. Клод снова вылез из машины и стал подбрасывать мальчика высоко и ловить его «с оттягом». Фредик верещал, щеки разгорелись от восторга.

Миха высунулся из окна машины:

– Полетели к маме, мальчики. А то к ней кто-нибудь начнет в кафе клеиться.

– Клеиться – это как? – любознательный мальчик спросил Михаила.

– Вырастешь – научу, – пообещал Михаил и включил машину.

В кафе на набережной к Соне никто не подсел, опасения Миши были напрасны. Всей компанией загрузившись в джип, они поехали обедать в рыбный ресторан с видом на море. Его Миша заметил только что, когда возвращались за Софьей.

Столы в кафе были на редкость брутальными, сколоченными из толстых грубых досок. Мужики, готовившие рыбу и креветки на гриле, были «не по делу» мощными, бритоголовыми. Неужели местные «сидельцы»? Но выяснять их биографию мужчины не стали, а Соня за всех сделала заказ, просто показав пальцем на то, что выбрали муж и Миха. Хозяин молча кивнул и отошел к грилю. Когда малыш слез с колен Клода и подбежал к нему, привычно зацепился за ногу новой жертвы своего обаяния.

– Как будет на турецком рыба? – поинтересовался он по-русски, потянувшись к грилю ручонкой.

– Не знаю, – ответил ему мужчина. – Я сам из Молдавии.

Услышав русскую речь, Миха подошел к нему, пожал руку, представился. Поднял мальчика на руки.

– Трудно тут прижиться? Мы купили дом неподалеку (он мысленно уже ассоциировала себя с виллой).

– Нам было трудно. Турки предпочитают покупать у своих. Но летом выживаем благодаря за русским клиентам.

– А можете нам каждый день обед доставлять и ужин?

Мише явно надоела примитивная еда в доме Таубов. У Сони с кулинарией так и не заладилось.

– Будем рады новым клиентам.

Соня тоже подошла, подслушав их разговор. И по просьбе парня, назвавшегося Иваном, написала адрес виллы.

Клод остался сидеть, просекая ситуацию и понимая, что парни явно с английским не в ладу. Но на последнем этапе он встал, расплатился за обед и дал им пару долларов впрок. Все показывало, что дела у парней пока шли плохо, и им надо было денег на покупку продуктов. Иван и его брат, Леша, наконец, улыбнулись ему. Раньше, видно, приветливость казалась им холуйством. И Клод это почувствовал, пожав обоим руки на прощание.

– Вино молдавское хотите? – вслед Мише задал вопрос Леша. – У нас есть.

Миша вернулся, отпил из стаканчика, протянутого ему вторым братом. И, жестом попросив друзей его подождать, купил аж двадцать бутылок.

– Решил напиться? – присвистнул Клод, увидев его с двумя ящиками спиртного у машины.

– Пригодится на твой день рождения и свадьбу Влада и Насти, – сказал практичный Михаил. – Чего метаться потом по магазинам. Что-то и Махмуд нас не навещает, – вдруг отметил Миша, ставя ящики в багажник. Раньше-то все обитатели виллы ежедневно общались с владельцем небольшого супермаркета неподалеку. Да и его молодая жена приходила к Таубам на уроки русского языка.

– Жена его в Клода влюбилась. Он еще не знает, что и объяснилась с ним.

– Как? Она же ни по-русски, ни по-английски – ни слова, ни полслова? – еще больше удивился Михаил.

– Сердечки в воздухе рисовала и слала воздушные поцелуи.

– И вы восточному мужчине об этом рассказали?!

– Нет, конечно. Он сам «просёк» про ее чувства. И мне рассказал, – возразила Соня, – я ему пообещала, что не буду звать Арну к нам домой. И Клод, отвергнув ее, передал через жену мужу диск с нашим эротическим рэпом. С тех пор мы не виделись.

– Но на день рождения-то надо их позвать. Уж не кинется Арна на Клода при всех.

Компашка загрузилась в джип и поехала. Соня задумалась над предыдущими словами и велела остановить машину у магазинчика Махмуда.

– Я одна зайду их пригласить на праздники, – сказала она Клоду с Мишей.

Так и сделали.

Махмуд сидел за кассой и отпускал посетителям товар. Два пожилых англичанина, явные геи, покупали кусок мяса и консервированный горошек. Магомед, морщась брезгливо, взял у них деньги. Многие мужчины из бывшего «совка» до сих пор не лояльны к гомосексуалистам. Соня дождалась, пока они уйдут, взяв за это время батон любимой колбасы.

– Приходите вместе с Арной 20 февраля на день рождения Клода. Заодно свадьбу там же на крыше отпразднуем – Влад с Настей в Москве распишутся и обвенчаются, но застолье будет тут. Решили накрыть столы на крыше. – Махмуд покивал головой, выражая согласие.

– И еще, когда мы с Клодом вскоре уедем на премьеру фильма в Москву, вы с Мишей завезите все продукты на праздник из твоего магазинчика, ладно? – продолжила залечивать душевные раны бизнесмена Соня. – Деньги могу оставить прямо сейчас.

Соня вынула пачку турецких лир и три сотни евро и положила возле кассы. – Если не хватит – Миша добавит. Надо еще купить пластиковые столы и стулья, чтобы они могли так и оставаться на крыше.

– Придем, обязательно придем. Ваш эротический рэп все уладил, – обтекаемо успокоил Софью Махмуд, покосившись на дверь в подсобку. – Да и сама Арна понимает, что Клоду не до нее с такой красавицей-женой, – грустно, тихо и с опаской добавил мужчина, – все сделаем, как просишь.

Соня отдала Махмуду деньги за колбасу и, помахав на прощанье рукой, вышла из магазина. Краем глаза она увидела «неверную жену», подсматривающую за ней из-за шторы в подсобке. Выйти ей, наверное, было стыдно.

Ее бы пару веков назад сбросили в мешке со скалы в крепости в Аланье, как сотни других женщин. А теперь… Впрочем, раньше за прекрасную женщину войну могли развязать, – размышляла Соня. И не знала, что война скоро разгорится и из-за нее самой.

И один из антигероев этой бандитской разборки – режиссер Игорь Заславский – как раз сейчас слушал эротический рэп, написанный для его фильма, и завидовал Клоду, как музыканту, и как мужику, само собой.

Софья как личность оказалась даже лучше, чем Софья как тело.

Но и у мужа ее явный талант к музыке. Та, что идет на заставку к фильму, заставила сердца больно, гулко биться, задыхаться от чего-то невозможно прекрасного, запретного, опасного и трагического.

Заславский невольно сравнивал эти выраженные в музыке чувства Клода со своими по отношению к Софье. И они казались ему теперь плоскими, как два аккорда, банальными и скандальными. И ему стало стыдно. Мелкий жеребчик, недопрыгнувший ни в каком смысле до белой горячей кобылицы. Он решил поменьше попадаться Соне на глаза.

Конечно, эротический рэп, когда он его прослушал в первый раз, произвел на него нужное впечатление – он загорелся. И, конечно, занимаясь в это время сексом с Марианной, он вспоминал свое впечатление от тела Софьи на съемках.

Жена догадывалась об этом. Но и ей было чем занять мысли. Она-то тоже вспоминала тело Клода в лунном свете и как она лизала его эррегированный член. Но красавец выгнал ее тогда из спальни. И до сих пор ее раздирают обида и сомнения: была ли с его стороны порядочность по отношению к хозяину дома или же она так сильно ему не понравилась?

Так или иначе, но под стоны и вздохи другой пары оба супруга осуществили свои мечты, так и не изменив один другому.

Игорь думал потом об этом эффекте. В их личном плане эротический рэп сработал, как положено. Но тут загвоздка: другие люди не смогут представлять себе совершенные тела обоих Таубов. Ведь по контракту в титрах фильма имена «постельных телозаменителей» не должны упоминаться. То есть, для большинства людей эротический рэп не будет ассоциироваться с лучшей сексуальной сценой в его фильме.

Утром, за чашкой кофе, Игорь поделился этими мыслями с женой. Марианна покраснела, вспомнив, что она воображала под музыку. И ей было не до того, что будут представлять другие люди. Наверное, своих любимых актеров или исполнителей ролей Клода и Жизель.

– Хорошо, после фильма к телам в воображении всегда будут «приделывать» лица Таисьи и Стаса. Но ведь Таубы будут и дальше работать в этом жанре. Рекламировать диски в Интернете. Как они тогда обойдутся без картинки?

А если картинка появится, то это уже будет не эротика, а порно… И на эту территорию конкуренты их скорее убьют, чем допустят.

– Ты хочешь, чтобы их убили? – неожиданно проницательно спросила Марианна у мужа, помня его злобу на Софью, когда она отказалась с ним трахаться. – Достаточно просто раскрыть инкогнито телозаменителей, и Соньку похитят и продадут в сексуальное рабство. А Клод и сам без нее умрет.

Игорь Заславский замер, окаменел круглым лицом. Вся его внешность славного парня на глазах будто «перестряпалась» в белую маску злого шута.

И признался сам себе, что именно этого он и хочет. Как понимал он теперь Сальери, убившего Моцарта. Нет ничего горше, чем когда такая красота и такой талант принадлежат не тебе.

Но сравнительно недавнее отрезвление после периода горячей ненависти Заславского чему-то научило. Он понял главное: идя против любящих – идешь против Бога.

Когда перед Новым годом до него дошло, что Ангелы действительно заступились за Соньку, ему стало страшно. Он увидел сон, как его отбивают на кухонной доске кувалдами, чтобы положить на сковородку. И ему впервые стало мистически страшно. Может, про ад – это все сказки? Или ад – это и есть горячечная ревность и зависть здесь и сейчас?

Но, так или нет, но все устроено, чтобы отсеять мусор от душ. И тяжелая, тягостная скука, овладевшая им после того, как Соня уехала, почти уничтожила его, размазала. И с того момента, как он послушал музыку Клода и стихи Сони, он опять ожил, собрался. Ему хотелось им что-то доказать, сделать самому что-нибудь этакое. Он стал соревноваться с Таубами снова. Их желание сотрудничать он воспринял как прощение. И твердо решил тогда не допускать в голову черные мысли. И вот они опять пришли. Они его простили, а он их нет?!

Ангел Марианны кинулся к Ангелам Клода и Софьи с сообщением, что у режиссера опять приступ ненависти, да еще сдобренный самобичеванием. Потому что пока он ничего еще не доказал. Особенно себе. И внутренне был уверен, что фильм станет знаменитым из-за музыки и той сцены, где любили друг друга на самом деле Софья и Клод. А он просто будет вынесен наверх из-за них двоих. А хотелось бы самому. Как ни уверял себя шутливо Игорь, что нет смысла размышлять на тему «мама, роди меня обратно», что внешне он такой, какой есть – колобок с мировым именем, это не помогало погасить обиду на тех, кто смелее, красивее и умнее. А сам ты играешь роль великого режиссера, не только внутренне, но и внешне ей не соответствуя.

– Быть или казаться – вот в чем вопрос не Гамлета, – проговорил он вслух. Поскольку выдал он эту фразу поверх головы Марианны, которая подкрашивала глаза перед зеркалом, то она сочла это выпадом в свою сторону.

– На себя посмотри, – фыркнула жена и не подумала, что посыпала рану мужа солью.

Ангел Клода рванул вместе с Ангелом Марианны послушать ее мысли. Она не была злой. Она боялась потерять мужа, потому что тот мог снова перейти грань разумного. Но оба Ангела с радостью увидели, что Игорь начал внутреннюю борьбу. Желание уничтожить соперника и ту «девку», что не ответила на его чувства, он задавил в себе. И Ангел Клода стал убеждать Ангела Марианны подать через нее идею режиссеру к дальнейшему сотрудничеству с парой. Например, он мог бы снять продолжение фильма о жизни Клода с Жизель, сделав второй – о жизни Клода с Софьей. Чтобы он мог получить какую-то выгоду от своей лояльности. Иначе не удержится, раскроет «тайну тел» в постельной сцене. И это сможет навредить супругам Тауб. Они явно не хотят быть секс-символами, которых отрывают друг от друга и прячут «по норкам» богатые негодяи и нимфоманки. Ради этого они отказались от видеоподдержки своей музыки и отдали доходы от тиражирования дисков эротического рэпа в чужие руки.

Но вот возникла еще одна угроза для их физического существования – интриги режиссера и мафии. А ведь Софья – беременна. И ей это идет необычайно.

Ее красота раньше была гибкой, яркой, смелой. Теперь стала словно бы расцветшей, раскрывшейся. Грудь сильно увеличилась, в овале лица появилось некое свечение.

И все это в этот момент лицезрел потрясенный портной Карл. Когда утром ему постучали в дверь ателье, он и не знал, что может быть на свете женщина красивая, как Мадонна, но неимоверно желанная при этом.

Он пил кофе в своем небольшом ателье, куда заходили в этом городе нечасто. И из-за цен, и из-за того, что большинство людей довольствуются недорогой и довольно качественной готовой одеждой.

Только немецкая пунктуальность заставляла этого немолодого мужчину какой-то невыразительной, стертой наружности приходить на работу ровно в десять и ждать «у моря клиентов». В полном смысле. Потому что многие его заказчики приезжали в Аланью только в купальный сезон. А до него еще – пара месяцев. Хотя на улице в этом году – теплынь неимоверная. Апрельская погода.

Соня смотрела на себя в зеркало оценивающе.

Талия ее расширилась, конечно, но в пропорциональном отношении все еще была довольно тонкой. И нежное желе под кожей на бедрах делало их такими округлыми, что хотелось по ним провести рукой.

Она пришла сюда заказать мужу стилизацию под камзол. И узнать, кто сошьет платье ей. Конечно же, никого рекомендовать женщине Карл не стал: пообещал, что гораздо лучше сам скроит ей комплект из платья и пелерины. И вот эта великолепная женщина в купальнике стоит перед ним! И он не может поверить, что это не во сне, а на самом деле. Остужает его только ее муж, с которого тоже нужно снимать мерки. И он смотрит на жену так, что Карл старался из опасения за свою жизнь не сделать лишнего жеста, который можно истолковать двояко.

Он понял, что перед ним, несомненно, – звезды кино. Пусть даже и будущие. И это его шанс выйти на новый уровень в профессии. Тем более, что мастерство позволяло ему решать абсолютно любые задачи.

А их Соня ставила четко. Она даже наброски фасонов принесла. И это заставило преклоняться перед ней еще больше.

Модели были в тренде, но не копировали никого. Камзол без рукавов, но и без позументов, скорее, контур его. А платье и вовсе из эпохи мадам Рекомье – свободный присборенный из легкого шифона лиф, больше похожий на повязанный на плечах шарф, и складки легкой материи от линии груди. Ведь живот ее будет продолжать расти, и его придется скрывать на кинофорумах, которые все приходятся на период беременности.

И вот поблескивающая золотом голубая тафта сзади была чем-то вроде пальто до колен, а спереди из нее нужно было сшить запах в виде двух расходящихся от груди крыльев птицы. В застегнутом виде они были как бы сложенными, а когда летнее пальто распахнуто, то изнутри оно подбито перьями страуса.

– Вы не видели, наверное, в силу своего юного возраста фильм «Маркиза ангелов»? – при обмеривании, покосившись на эскиз платья Сони, спросил Карл.

– Это был любимый фильм моей мамы. Но сама я его не видела. Зато я воочию видела самих Ангелов – два раза. И перьев у них на крыльях нет. Только энергетическое свечение по плечам, которое раскладывается в подобие крыльев при передвижении. Так что, планируя такие наряды, я просто обыграла фамилию мужа – Тауб. А до этого я успела побывать Воробьевой и Орловой. Поэтому и возникла идея перьев на подкладке и запаха в виде намека на крылья.

– О, так вы женщина-птица. Предлагаю и сзади по низу пальто сделать выступы в виде концов перьев и добавить их на воротник, а то шея будет казаться слишком голой, поскольку такая длинная, – раздумывал вслух кутюрье. – Хотя широко распахнутый присборенный шелк может быть и самодостаточным.

– Хорошо, это мне нравится. Но можно перья сделать голубыми или золотистыми?

– Есть серо-голубые в моем арсенале, – уточнил портной, – остальные придется заказывать и ждать.

– Нет, ждать нам некогда. Премьера в Москве через шесть дней. А потом мы поедем в Канны в мае. И живот мой будет тогда гораздо больше, так что присборьте платье под грудью легким материалом.

Клод слушал их разговор, разглядывая свой будущий камзол со складкой сзади из переливающегося коричневого с золотом материала и черную рубашку с воланами и распахнутую почти до пупа.

– Знаешь, сперва мне твои замыслы насчет нарядов показались слишком экстравагантным. На ковровых дорожках большинство мужчин – во фраках и с бабочками на шее. Но сейчас я понял – ты решила создать маскирующий образ. Закамуфлировать фигуры, чтобы их невозможно было разглядеть, но при этом нам удастся выглядеть красиво в театрализованном образе. – Портной скептически улыбнулся, оглядел обоих супругов.

– Должен вас огорчить – камуфляжа из такого лука не получится. Кто вас увидит – никогда не забудет, даже если очень захочет.

– Они запомнят маркиза Ангелов и его маркизу, а не Клода и Софью, – возразила ему Соня. – Образ станет ярче лиц. Я постараюсь сделать отвлекающий макияж – с синими ресницами.

– А я стяну свою гриву в хвост, как у маркизов на картинах, – воодушевился Клод.

– Самое то! – с энтузиазмом сказала Соня. И посмотрела на мужа такими глазами, что он соскочил со своего места и, будто не заметив портного, который в силу его роста в поле зрения не попадал, впился губами в шею жены. Ее кожа в купальнике пошла мурашками, и глаза «поплыли».

Но Карл вмешался в сцену.

– Господа маркизы, у меня всего четыре дня на изготовление эксклюзивных нарядов. Так что вечную любовь можно на полчаса и отложить.

– Вечная не откладывается, – с трудом оторвавшись от жены, пошутил Клод.

– Софья, вы можете одеваться, – скомандовал Карл, – а вы, Клод, раздеваться. Ваш черед быть обмеренным.

Клод развел руками и стал стягивать клетчатую рубашку и джинсы. А Соня – натягивать черные леггинсы и свитер.

Соня подумала, не слишком ли часто в медовый месяц она влезает в «расхожие» вещи? Ведь у них сейчас период, который будет согревать воспоминания всю жизнь. А они даже не фотографируются!

И она достала телефон и начала снимать обмеривание Клода. Его великолепный торс гимнаста, его красивую длинную и мощную шею, его лепную голову. И, не удержавшись, подошла со спины и поцеловала его в шею. По позвоночнику его от неожиданности прошла волна.

Карл вздохнул, отошел и дал супругам поцеловаться снова. Ведь его эта пара заставила вспомнить молодость. Тогда у него тоже были красота и амбиции, с их же помощью, он решил осуществить. Вот только придется нанять трех швей для ускорения работы. Он стал искать в своем телефоне их номера, пока Соня покрывала поцелуями спину мужа. А он вздрагивал от этих касаний губ.

Карл опять отстранил Софью аккуратно и посмотрел в затуманенные страстью глаза ее мужа.

– Советую подумать вам об обуви. Ботинки с таким костюмом не наденешь. – Может, выбрать вместо брюк джинсы и сапоги из натуральной коричневой кожи? Это снизит пафосность стилизации под камзол. – Глаза Клода прояснились, стали сосредоточенными. – Спасибо, маэстро. Как только домеряете, мы отправимся за аристократическими сапогами.

Карл, закончив измерения, потребовал за работу с молодоженов пять тысяч долларов и три из них – в качестве аванса. Ведь ему нужно было сразу оплатить услуги трех помощников. Ему не терпелось начать. Что и говорить – заказ его вдохновил. И даже окрылил.

Тем временем Насте после разговора по скайпу с матерью нужно было еще набраться храбрости и поговорить с Джемом – красавчиком-нотариусом, ведь ему предстояло, по замыслу Насти, приударить за матерью и быть достоверным.

Она рассказала о своих замыслах мужу. Влад помялся, не желая и обидеть тещу, и поддержать двусмысленный план мести.

– А ты не подумала о том, что если мы пригласим Джема на свадьбу, то он может прийти с женой или любимой девушкой?

Настя и правда не учла такой вариант.

– Но давай просто спросим у нотариуса, сможет ли он без ущерба для себя устроить такой розыгрыш.

Влад в ответ с сомнением пожал плечами и стал собираться. Надел пиджак, поискал в шкафу галстук. Его не было в принципе, просто еще не купил. Но, вспоминая Джема, Влад вдруг устыдился своей рассеянности и неаккуратности. Настя говорила, что и отец ее – подтянутый и ухоженный, всегда в костюме. Надо купить галстук – среда его обитания меняется. Надо подстраиваться под общий стиль.

Настя с удивлением наблюдала за сборами Владислава.

– Мы пойдем к Джему вместе. Я тебя к нему ревную, – покраснев, честно признался Влад.

– И очень хорошо, – обрадовалась Настя, – меня еще никто никогда не только не любил, но и не ревновал. Ты во всем у меня – первый. – Влад обнял хрупкую «пацанку», но строго добавил:

– Первый и последний я у тебя.

Настя улыбнулась ему в грудь. Но про себя подумала, что, чего греха таить: она хотела бы переспать с красавцем Джемом. Надо бы уточнить у Сони, нормально ли это или означает, что я Влада не люблю, как надо?

Клод и Софья примеряли обувь в магазине. Это был аттракцион для продавцов. Ножки Сони в закатанных джинсах и на каблуках заставляли их глаза масленеть. А то, как сама красавица со светлыми мелированными волосами смотрела на примерку ковбойских сапог мужем, тут же будило воображение женщин. И от этого «перекрестного огня» взглядов молодоженам не терпелось остаться наедине. Их страсть друг к другу еще и подогревали извне.

Но, вернувшись, они застали Мишу с Фредиком за столом. Малыш тут же перебрался на колени к маме, чтобы она его стала уговаривать съесть полезное. А сами супруги решили сгрызть чипсов, не желая продлевать время друг без друга. Миша по их все разгорающимся и повлажневшим глазам понял, чего они хотят, и вскоре унес малыша укачивать к себе в гостевой домик.

А Соня с Клодом начали дарить друг другу солено-перченые поцелуи от чипсов прямо в гостиной. У Софьи с утра был настрой ласкать Клода. Она наблюдала за ним в зеркале, когда он смотрел на нее в купальнике, воспринимая каждое прикосновение портного к ее телу как повод к ревности. А потом, когда он, такой невообразимо красивый, стоял обнаженным по пояс в мастерской кутюрье, на нее просто накатило желание обладания его скульптурным телом. Она хотела закрыть его собой от всего мира. Никогда ни один мужчина – даже актеры Голливуда – не вызывали в ней такого восторга от их внешности. Она не просто жаждала его, как мужчину, каждой клеточкой тела, у нее еще от совершенства каждой его черточки лица, в буквальном смысле слова, дух захватывало.

А Клод чувствовал любовь к Соне по-другому. При виде обнаженной жены у него внутри все шло волнами. И ритм нарастал, потом внизу закручивался клубок и требовал прикосновения к ней, чтобы развязаться. Кровь буквально закипала, если он ловил на ней чужой взгляд. Он считал себя обладателем сокровища, на которое все и в любой момент могут покуситься и отобрать у него. Поэтому у обоих Таубов сегодня обострилась жажда спрятать друг друга от всех.

– Софи, я должен тебе сказать, что не могу видеть, как кто-то прикасается к тебе. Я возненавидел тогда режиссера, который провел тебе рукой по бедру и спине во время пробы. А что я пережил, когда ты отдавалась капитану полиции, чтобы он закрыл дело, я даже описать не могу! И сегодня этот портной… Давай не поедем на премьеру фильма: я не смогу смотреть, как реагируют зрители на твое тело в постельной сцене. Я давно хотел тебе сказать это. Но ты уже купила материал на платье. Я вижу, как тебе хочется в Москву. И поэтому я рад, что фасоны одежды, которые ты придумала, не дают шанса демонстрировать все твои изгибы и впадины.

Мы будем только авторами музыки и текстов песен, да? Я боюсь, что тебя похитят. – Он, сидя на диване, извлекал грудь из ее бюстгальтера, клетчатая рубашка валялась на полу, а джинсы и трусы Софьи оказались на лодыжках. Губы – верхние и нижние – горели от перца и соли с чипсов, перекочевавших туда с губ и пальцев Клода.

Поэтому желание Софьи было нестерпимым. Она, не отвечая на его тираду, повернулась у него на коленях и буквально вжалась в Клода, с необыкновенной силой обхватив его. Она возилась с молнией на ширинке джинсов и кусала ему мочку уха в нетерпении. Челюсти ее свело от желания. Наконец член распрямился, как Ванька-встанька, и Соня приподнялась, впуская его в мокрое, горячее нутро. Он даже обжегся.

– О-о-ой, – вскрикнул Клод от неожиданности температуры.

– Это перец с чипсов, которым ты меня вымазал внизу, когда облизывал клитор, – прошептала ему Соня в ухо и впилась в губы. Но когда она их освободила, то Клод сказал, как в бреду:

– Я все время думаю, как вытравить из тебя следы других мужчин. Я больше не могу, я словно вижу их всех, вырезанных на твоем теле. – И он больно схватил Соню за бок и стал грубо ее кусать, всаживать член вглубь.

– Вот так, вот так, пусть я пройду дальше, куда никто не дотянулся, пусть я тебя ототру от них, пусть я тебя накажу за них.

И он врезался так, что Соне стало больно. Но он только сильнее стиснул ее и стал двигаться быстро и гневно. Он нашел сосок и чуть его не откусил. Его пальцы стали будто железными, они оставляли синяки у нее на коже. Софья в ответ стала вырываться и оцарапала ему грудь. Клод взвыл и грубо стал с большой скоростью и глубоко входить в нее, кусая за шею, оставляя засосы.

– Что ты делаешь! – Соня вырывалась уже всерьез. Но освободиться из этих хищных рук не могла. Ей показалось, что вернулось то время, когда ее насиловали клиенты Павла. И ужас вспыхнул в ее глазах. Неужели она опять выбрала не того парня в мужья?!

– Пусть все знают, что ты моя! – закричал Клод, извергаясь внутрь, как из брандспойта полил.

Соня упала ему на грудь и заплакала.

– Ты мне мстил, да?! За того капитана? Или за Иллариона?

– Да! – тяжело дыша и глядя на нее вызывающе, сказал Клод. – Мне это было очень надо. Потому что это во мне не заживало. Я должен был побывать на их месте. На месте их… всех.

Соня сползла с его колен и, покачиваясь, пошла в туалет, посмотреть в зеркало на нанесенные местью следы.

– Шея была местами в синевато-багровых следах, на груди были царапины и укусы. Вслед за ней вошел Клод и показал ей на оставленные ею следы.

– Прости, – он сам с ужасом смотрел на оставленные шрамы. – Меня будто обуял гнев и похоть. Маленькая ревность к этому Карлу напомнила ревность большую. – Он не оправдывался, а говорил довольно жестко. – И я так и не понял, сегодня я выпустил из себя демонов или впустил их.

Ангел Клода виновато покачал головой.

– Зря я отвернулся, когда они начали миловаться. Тут-то нечистый и проскользнул в его мысли. И в тело?

Ангел Софьи тоже был расстроен и разозлен.

– Мы оба витали в облаках, пользуясь передышкой. – Он с опаской посмотрел на коллегу. – И что там сейчас в душе у Клода?

– Мрак. Его все еще лихорадит от желания. Сейчас опять начнется.

– Но это хорошо или плохо? – опасливо спросил Ангел Софьи.

– Он снова не удержится и войдет в нее прямо тут, в туалете. А потом поведет в спальню.

– Он так снимает стресс? – с надеждой поинтересовался Ангел Софьи.

– Он хочет невозможного – владеть ее телом и в прошлом, а не только в настоящем и будущем. Он посягает на память тела!

– Но из него сексом не выбьешь прошлую грязь. Человек же не коврик.

– Но пытаться он собирается.

И правда, посмотрев через плечо Сони в зеркало на то, как она возвращает грудь в бюстгальтер, как та пружинящее завибрировала от ее движения, Клод взвыл и снова резким ударом сзади вошел в Соню. И смотрел он, сношаясь с ней, только на колыхания груди в зеркале.