Запрещенная реальность. Перезагрузка

Глава 2
Смена ориентации

На работу в понедельник, 5 октября, Матвей ехал с неохотой.

После возвращения с Кипра в Генпрокуратуре ему сообщили, что в его услугах больше не нуждаются, Стас вообще куда-то подевался, и Матвею ничего не оставалось делать, как вернуться в центр СЭП на Рогова.

Пацюк встретил его неласково.

– Мне звонили оттуда. – Начальник Управления санитарно-экологической полиции Москвы поднял очи горе. – Тебя охарактеризовали одним словом – грубиян. Кому ты там нагрубил?

Матвей вспомнил бой с командой американских «морских котиков» в подземелье МИРа Блаттоптеров, «тараканов разумных», находившегося под монастырём Лампадисту на Кипре. Уходили оттуда второпях, надеясь больше на удачу, нежели на свои возможности, но помог Кристопулос, Хранитель МИРа. Раненный, он вывел отряд Котова из подземелья, а потом взорвал оба входа-выхода из него, замуровав преследователей, жаждущих уничтожить русский десант и завладеть Великой Вещью под названием Сорок.

Впрочем, как уже было известно Матвею, этой Вещи в МИРе Блаттоптеров не оказалось. Во‑первых, потому что легенда о Сорока Сороков действительно творилась как легенда ради сокрытия истины: чтобы заработал Закон магического оперирования в «запрещённой реальности», нужно было на самом деле собрать вместе сорок Великих Вещей, а не искать Сорок. Во‑вторых, замок Блаттоптеров, предков людей, сам по себе был Великой Вещью, но он мог только летать, перемещаться в пространстве, по словам того же Хранителя, и к магическим эффекторам якобы не имел отношения.

Выбрались из подземного хода бойцы отряда, в том числе равнодушный ко всему Стас, Тарас Горшин, отец Матвея, Самандар и Дива, в трёх километрах от монастыря Лампадисту, за ущельем, разделявшим гору и деревушку Калапанайотис. Здесь отряд разделился: Самандар, Горшин и Стас вместе с тремя бойцами подразделения Вени Соколова двинулись к Троодосу по горам, остальных Кристопулос повёл в Пафос, зная местность как свои пять пальцев.

Потом группу разыскали люди Самандара, отвечающие за обеспечение операции всем необходимым, и через два дня все благополучно добрались сначала до Херсонисоса в Греции, на катере, а потом самолётом из Афин в Москву. В пятницу 2 октября Матвей получил уведомление Генпрокуратуры о необходимости вернуться на прежнюю работу, а в понедельник его вызвал к себе Пацюк.

– Так во что ты вляпался в такой серьёзной конторе? – повторил вопрос полковник. Кисло пошутил: – Надеюсь, не потребовал от генпрокурора соблюдения СанПинов?

Матвей невольно улыбнулся, подумав, что, если бы Пацюк знал, чем занимался лично генпрокурор Меринов, о СанПинах он бы не спрашивал.

Начальник Управления заметил его усмешку.

– Чего лыбишься? Я должен реагировать и отписать, что меры приняты.

Матвей сделал официальное лицо:

– Готов понести любое наказание, товарищ полковник! Но я никому не грубил и выполнял все инструкции.

– Прокуроры не ошибаются в своих выводах.

– Ещё как ошибаются, Викентий Палыч, они тоже чиновники.

– Ладно, не будем спорить, хотя ответить мне им всё равно придётся. Зря я тебя отпустил к ним.

Матвей подумал, что вряд ли Пацюк стал бы возражать генпрокурору, приведись им встретиться лицом к лицу, но вслух говорить ничего не стал.

– Будем считать, что я провёл среди тебя профилактическую беседу, – закончил Пацюк. – Редькович тут извёлся, много жалоб, принимай дела. Первое, чем займёшься, – это проверь жалобу жильцов «сталинки» возле метро «Баррикадная». Знаешь, кто там живёт?

– Догадываюсь, – кивнул Матвей.

В «сталинской» высотке на углу Красной Пресни и Садово‑Кудринской улицы жили многие депутаты Госдумы и чиновники московского правительства.

– Неделю назад там свара началась, – продолжал полковник с прежним кислым видом. – В цокольном помещении раньше ТСЖ располагалось, потом им завладел один предприниматель, выгнал всех совладельцев. Но они считают, что этот пройдоха отобрал цокольный этаж незаконно, и попытались через суд имущество вернуть. Тогда он подвесил к потолку колонки и настроил систему таким образом, чтобы в шесть часов утра жители вплоть до седьмого этажа слушали музыку. Кроме того, и вечером музыка включается. Кстати, знаешь, что он выбрал? Шопена, «Сонату для фортепиано № 2 си-бемоль минор».

– Похоронный марш? – удивился Матвей.

– Именно. Представляешь? Садист! Просыпаешься, чистишь зубы, одеваешься, завтракаешь – и всё под траурную мелодию. Возвращаешься с работы – то же самое! Страдают все.

– Я бы давно набил ему морду! – искренне проговорил Матвей.

– Я тоже. А этот сволочуга заварил дверь в цокольное помещение и на связь не выходит.

– Ловко.

– Пенсионеры, разумеется, пошли в полицию. Несколько раз полицейские наведывались в дом, но разводили руками: дверь заварена, хозяина нет, а музыка играет тихо. Говорят, он взятку сунул кому-то из больших полицейских начальников, поэтому безобразие продолжается до сих пор.

– Брать взятку – бессовестно, – сказал Матвей первое, что пришло в голову.

Пацюк посмотрел на него недоверчиво.

– Не понимаю, когда ты шутишь, когда нет. Но ты прав, против дающего взятку человека совесть бессильна.

– Есть закон, подписанный мэром Москвы…

– Вот ты и займись выяснением обстоятельств, у тебя это хорошо получается. Сделай замеры, свяжись с местным участковым, взломайте дверь и отключите комбайн. Депутаты, что там живут, уже дали добро на акцию.

– Понял. – Матвей встал. – Разрешите выполнять?

– Только без грубости, – отвернулся к экрану компьютера Пацюк. – Принимай дела.

Паша Редькович обрадовался, узрев начальника отдела, вскочил, тряхнул руку трижды.

– Ох, командир, как же мне надоело получать от босса нагоняи! То не сделал, это упустил… Ты уже насовсем?

– Как получится, – ответил Матвей, подумав, что ему абсолютно не хочется заниматься жалобами граждан на поведение соседей и санитарно-экологическую обстановку в городе. «Может, уволиться?» – пришла неожиданная мысль. Всё равно в скором времени придётся отпрашиваться на рейд в Киев, где будут встречаться эмиссары Комитета 300. Так не упредить ли предстоящий взрыв негодования полковника? Он может и не отпустить, тем более что неизвестно, сколько времени понадобится для исполнения задуманного.

«Вот тогда и напишешь заявление об увольнении», – резонно заметил внутренний голос. Инициатива не всегда прогрессивна, зато всегда наказуема.

– Пошли ко мне, – со вздохом повернулся к двери Матвей. – Доложишь, чем занимается отдел.

Разбирались с делами до обеда. Их и в самом деле накопилось много, в два раза больше, чем до командировки Матвея, хотя отсутствовал он всего неделю. Увеличилось количество жалоб горожан на запахи и ядовитые пары до сих пор не выведенных с территории Москвы химзавода, фармацевтических фабрик, производства пластмасс и асфальта, на шумные игры и свадьбы «кавказских принцев», на самоуправство чиновного люда или, наоборот, на отсутствие реакции муниципальных управ и полиции на то или иное событие.

Увеличилось число пожаров. И появились особо опасные для жителей столицы свалки в районах промзон и железнодорожных узлов. «Пытка Шопеном», о которой Пацюк сообщил Матвею, ничем особым не выделялась из перечня подобных житейских проблем, но жалобщиками были здесь сами чиновники, и на их крик о помощи надо было реагировать быстро. Полковник не зря заострил внимание на ситуации, потому что ему наверняка звонили из аппарата МВД и требовали «зачистить территорию».

– Ты был там? – поинтересовался Матвей.

– Не успел, – признался лейтенант. – Только в пятницу получил разнарядку и приказ разобраться. Рук не хватает.

– Сегодня поедем.

– Как прикажете, босс, – заулыбался Паша. – В моей практике впервые надо реагировать на звучание похоронного марша. Во фантазия у козла! Видать, сильно его достало ТСЖ.

– А если он шизик? Кстати, досье на него ты составил?

– Нет. А надо?

– Иди, выясняй, мне необходимо знать, кто он, откуда, чем занимается, каким бизнесом, не сидел ли в СИЗО и не имеет ли в нужных кабинетах «волосатую лапу».

Паша улетучился.

После обеда Матвей собрал сотрудников отдела, поинтересовался их настроением, ловя себя на мысли, что не может сконцентрироваться на проблемах СЭП, раздал новые задания и позвонил отцу.

– Пап, не хочу работать, – признался с неохотой. – Как сломалось что в душе… может, я заболел? Не подскажешь способ лечения?

– Забей на работу, – посоветовал Котов‑старший серьёзным тоном. – Лучше всего – с хорошей компанией. Выпьешь водочки, закусишь шашлычком, и всё станет хорошо.

– Ты… шутишь? – не поверил ушам Матвей.

– А ещё лучше – увольняйся, – закончил Василий Никифорович. – Я не знаю, чем закончится эпопея со Сходом Комитета 300. Если им удастся активировать Великие Вещи, мир изменится. А связи с инфархом нет.

Матвей вздохнул свободней.

– Дива должна помочь…

– У неё тоже нет связи с отцом. Ты когда освобождаешься?

– Как всегда часов в семь-восемь вечера.

– В девять будь у меня, обговорим кое-какие планы.

– Вдвоём?

– Тебе нужен кто-то третий?

– Я просто думал…

– Может, будут ещё люди. – Котов выключил телефон.

Размышляя о таинственных намёках отца, Матвей позвонил Диве, но дочь Соболева не ответила. Автомат сообщил, что абонент находится вне зоны связи.

После возвращения в Москву все участники кипрской экспедиции разошлись по своим домам, договорившись встретиться в воскресенье и обсудить положение дел. Но сначала исчез Стас, пообещав не мешать комиссарам «Стопкрима» и не служить Меринову, потом Горшин, перестав отвечать на вызовы, и за ним пропала Дива, не предупредив никого о своём отъезде или о каких-то проблемах. Самандар утверждал, что дочь Соболева взяла отпуск за свой счёт в Генпрокуратуре, якобы «по семейным обстоятельствам», и после встречи с Мериновым уехала из Москвы. Куда – не знал даже сверхинформированный Вахид Тожиевич.

Впрочем, на бегство исчезновение двух эмиссаров инфарха, какими, собственно, и были Тарас и Дива, не походило. Если бы им угрожала опасность, они предупредили бы соратников из «Стопкрима», зная, что им протянут руку помощи. А поскольку этого не произошло, можно было предположить, что оба занялись неотложными делами, не требующими участия боевых порядков «чистилища».

И всё же сердце Матвея ныло, а душа мучилась сомнениями и обидой, не получив весточки от той, которую он боготворил.

В начале пятого Матвей вызвал Редьковича:

– Поехали на Баррикадную, посмотрим на объект.

– Слушаюсь, босс! – обрадовался лейтенант. – До чёртиков надоело с бумагами возиться! На ком поедем? Вызвать служебку?

– Не надо, поедем на моём «китайце». – Он имел в виду спортивный «Chery Sport CSS‑16», мало в чём уступавший своим западным аналогам.

Спустились вниз, вышли из трёхэтажного здания бывшего клуба культуры, с недавних пор полностью принадлежавшего центру СЭП. В этот понедельник Матвей приехал на работу ровно к девяти часам утра и поставить машину на пятачке перед входом в контору не смог, пришлось парковаться в торце жилой пятиэтажки с выездом на улицу Максимова.

Подходя к машине, слушая разглагольствования Паши о вере в людей и доверии к их обещаниям, он увидел возле своего белого спорткара какого-то мальчишку лет четырнадцати, но не сразу понял, что тот делает.

Белобрысый сорванец в рваных джинсах, красной футболке с изображением танка и надписью «WAR infiniti», в надвинутой на лоб бейсболке с длинным козырьком, воровато оглядываясь, обошёл «Чери» и, быстро подскочив к машине, начал что-то совать под щётку стеклоочистителя.

Матвей, шагавший чуть впереди, ускорил шаг и ловко цапнул парня за ухо.

– Ты что делаешь?

Паша, обойдя обоих, вытащил из-под щётки листок с текстом, хмыкнул:

– Ни хрена себе! Знаешь, что это такое?

– Отпусти, пидор! – прохрипел белобрысый воспитанник улицы и Интернета. – Порежу!

– Читай, – сказал Матвей, не спеша выполнять просьбу.

Малец попытался выкрутиться из его руки, но не смог.

– «Порезать шины, поцарапать краску? Легко! – прочитал Паша. – Уважаемый владелец этого авто! Человеку, не раз побывавшему в колонии, на работу не устроиться, а детей кормить надо! Во избежание действий (первая строка), прошу Вас сделать добровольный, благотворительный, единоразовый взнос в размере 999 рублей на киви-кошелёк номер плюс семьсот девяносто восемь… и так далее. В комментариях или СМС на этот номер обязательно укажите марку и полный номер вашего прекрасного авто. Заранее благодарен за понимание. Приписка: один новый баллон стоит 5000 рублей, а покраска авто ещё дороже». Письмо счастья, командир. – Паша засмеялся. – В моду вошло.

Матвей кивнул.

Действительно, снимать госномера с автомобилей с целью вымогательства денег за их возврат в криминальной среде стало нерентабельно, так как процедура выдачи новых номеров упростилась и схема мошенничества действовать перестала. Но автожулики не успокоились и выдумали новые способы заработка от «заплатишь – посторожу» до наклеек на ветровое стекло наподобие той, что прилепили Матвею. И простенькое это хамство распространилось по всей стране, особенно там, где не существовало охраняемых парковок. Но в натуре Матвей сталкивался с подобным шантажом впервые.

– Кто тебя надоумил?

– Пусти, гад! – заорал вдруг юный «защитник зэков». – Пожалуюсь «крыше», она тебя в сортире утопит!

– Эй, деловой, отпусти мальца, – вышли вдруг к машине из-за торца дома двое громил в расстёгнутых пятнистых куртках по моде «милитари». – В чём дело?

Паша оглянулся, хмыкнул:

– А вот и «крыша» подоспела. Ответный вопрос, граждане: кто вы такие?

– Отпусти пацана! – с ленивой угрозой сказал бритый наголо пузан; под курткой у него виднелась волосатая грудь, украшенная наколками; наколки вились и по шее на бритый череп.

Матвей подумал, наклонился к парню в бейсболке, сказал мягко:

– По кривой дорожке пошёл, дружок. До хорошего она не доведёт.

– Отпусти! – Молодой сорванец вдруг выхватил нож, полоснул по руке Матвея, и, если бы он вовремя не среагировал, получил бы серьёзную рану.

Пришлось напрягаться, искать ответ, отбирать нож: это был хороший острый нож, который у бандитов назывался финкой, хотя к финским боевым ножам отношения не имел.

Отобрав финку, Матвей отпустил ухо парня, и тот отскочил, прижимая к налившемуся кровью уху ладонь, плаксиво заорал:

– Отдай жабокол!

– Отдай перо, – повторил напарник бритоголового хриплым голосом, лохматый, с мощной челюстью, заросшей седым волосом.

– А идите-ка вы подобру-поздорову, – спокойно посоветовал Матвей; затевать свару рядом с конторой категорически не хотелось. – Вижу, что оба недавно откинулись, ещё не привыкли к нормальной жизни, однако не рано ли начали промышлять? Снова в казённый дом захотелось?

Бугаи переглянулись. Они явно не ожидали встретить понимающего ситуацию человека, но и терять «достоинство» не желали.

– Подснежников надо уважать, – поворочал головой на мощной шее первый.

– Штыфта на котах не жалко? – цыкнул золотым зубом второй. – Не дрянцы^[1], чай.

Матвей поморщился:

– Ну, обратились бы по-честному: вышли, мол, из тюряги, я бы и посочувствовал. А таким способом вы только настраиваете общественность против себя.

– Не гони порожняк, – презрительно скривил губы небритый. – Гони бабло, ежели сочуйствуешь. Твоя тачка заметная, везде найдём.

– Я вызову санитаров? – предложил Паша.

Матвей покачал головой.

– Это не лечится. Идите, мужики, не люблю хамов ни в каком обличье и вам не сочувствую.

– Дунец, врежь ему! – оскалился пацан. – Он же тебя за фраера держит!

– Ох, не советую, – предупредил, нехорошо улыбаясь, Паша.

– Какая статья УК им светит за порчу имущества? – повернулся к нему Матвей.

– Сто шестьдесят седьмая, – ухмыльнулся Паша. – До двух лет.

Здоровяки снова переглянулись, озадаченные спокойствием клиентов.

– Ты на кого наезжаешь?! – шевельнул каменной челюстью небритый. – Фраер обколотый?!

– Предупреждаю. – Матвей отвернулся и открыл дверцу машины, боковым зрением не выпуская из виду бывших зэков.

Дальнейшее произошло в течение нескольких секунд.

Бритоголовый прыгнул на него сбоку, норовя ударить кулачищем по голове.

Небритый достал нож.

Их малолетний напарник метнулся к машине, поднимая с земли обломок бетонной плиты, невесть откуда взявшийся.

Паша, обладавший неплохой реакцией, перехватил парня, отобрал обломок.

Матвей сделал сложное движение, уходя от удара, поймал руку здоровяка, дёрнул его вниз, как бы продолжая движение, и впечатал лбом в ребро дверцы машины, мимолётно подумав: не отломать бы…

Бритоголовый утробно ухнул, упал.

Матвей повернулся к его замершему напарнику, крутанул нож, отнятый у расклеивателя «листовок», особым образом, создавая смертельно опасный веер.

– Рискнёшь, худенький? Или погуляешь ещё пару дней на свободе?

Небритый перевёл взгляд на ворочавшегося на асфальте напарника, спрятал свой «жабокол».

– Хиляем, начальник.

Он помог бритоголовому подняться, Паша отпустил злобно вырывающегося парня, и троица поковыляла прочь, провожаемая взглядами нескольких прохожих, не успевших понять, что произошло.

– Я тебе все шины поколю! – пообещал малолетний кандидат в СИЗО.

Матвей сел в машину. Паша примостился рядом:

– Вот подонки, а?! Покажи ножик.

Матвей отдал ему остро заточенный нож, включил двигатель и не без усилий вывел «Чери» со двора на улицу, размышляя об особенностях «случайных» событий, ведущих к серьёзным последствиям. Не хотелось думать, что на нём кто-то поставил свою метку негативных инициаций, притягивающую неудачи и беды, но почистить себя от дурных наветов стоило. Ничего случайного в мире «запрещённой реальности» Земли не происходило.

* * *

Вечером он поехал к отцу.

Поход на территорию «сталинской» высотки ничего не дал.

Музыка, которую включал днём таинственный владелец цокольного этажа, слышна не была, хотя жильцы дома, которых удалось опросить экополицейским, утверждали, что похоронный марш играет каждое утро и каждый вечер с семи часов до десяти.

– Приедешь часам к девяти, – дал указание Паше Матвей, – запишешь шумы и заполнишь опросный лист жильцов, нужно иметь хотя бы десятка два фамилий. Утром повторим обследование, вызовем участкового, слесаря и свидетелей, вырежем замок и арестуем аппаратуру.

– А потом? – спросил Редькович.

– Потом заварим дверь сами, повесим предупреждение: «Не снимать! Работает полиция!» Или что-нибудь в этом роде.

– Понял, товарищ капитан, сделаем, – пообещал лейтенант.

Родители, а также братишка с сестрёнкой были дома.

Матвей обнял маму, живо напомнившую ему Диву, потискал Боруту и Лукерью, выслушал их рассказы о школьно-гимназическом бытье, дал пару ценных советов, поужинал вместе со всеми и присоединился к отцу в кабинете, с удивлением обнаружив там Самандара, грезившего с компьютерным визором на голове.

– Профессор? – поднял брови Матвей. – Вы здесь?

Самандар снял выпуклую дугу визора – очков виртуальной реальности, пригладил волосы, глянул на часы.

– Мимо проходил.

– Мне никто не сказал, что вы ждёте. Вместе поужинали бы.

– Я уже перекусил. – Самандар глянул на Котова-старшего. – Иван снова опаздывает?

– Сейчас будет. Что нового?

– Позитивного почти ноль, одни негативы. Как ни старается президент управлять страной в ручном режиме, система ему не подчиняется. Недавно стало известно о новом «подарке» с ядерными отходами из Германии, полученном через Варну и поступившем на завод «Маяк» в Челябинской губернии. Это около ста тонн токсичного высокорадиоактивного дерьма!

Василий Никифорович пожал плечами:

– Давно известно, что Россия является единственной страной в мире, руководство которой готово принимать радиоактивное дерьмо со всего света.

– Вот я и думаю, не пора ли заняться нашим киндер-сюрпризом, атомным начальником, господином Корнюшенко? Похоже, у нынешнего президента действительно не хватает сил разрулить ситуацию.

– Артур говорил, что президент серьёзно болен.

– Так пусть уходит, если ничего не может!

– Не кипятись, комиссар, – улыбнулся Василий Никифорович. – Сформулируй предложение, мы обсудим и наметим бандлик. Хотя Корнюшенко – креатура премьера, как и остальные гнойники-министры вроде министров здравоохранения, образования, науки, транспорта и промышленности. Надо начинать с премьера.

– Кстати, Минздрав всё ещё колобродит, несмотря на бегство министра, – сказал Самандар. – Знаете что ещё там придумали для улучшения имиджа? Спустили в медцентры негласное распоряжение не писать анамнез – инфаркт!

– Зачем?

– В этом случае статистика сразу намного улучшается, больных вроде бы как становится меньше.

– Надо убрать всех, кто не внял. Минздрав остаётся чёрной дырой для населения.

– Я бы всё-таки начал с премьера.

– Начинать надо с анарха, – вставил слово Матвей. – С Дубинина. И с его правой руки – Меринова.

Хозяин квартиры и гость оценивающе посмотрели на него.

– Слово не мальчика, но мужа, – сказал Самандар одобрительно. – Мы тоже думаем об этом. К сожалению, силёнок пока не хватает. Я вообще считаю, что после Кипра надо срочно менять базу.

Котов‑старший кивнул.

Матвей вопросительно посмотрел на него:

– Почему?

– Стас, – коротко ответил Вахид Тожиевич.

– Что Стас?

– Прошу прощения, но доверять я ему не могу, несмотря на данное им слово. Он хочет играть по своим правилам и убеждениям, подставил нас уже дважды, и что сотворит в следующий раз, никто не знает. Рисковать же, привлекая его к нашим делам, я не хочу. Что, если он предложит свои услуги Комитету 300?

Котов поморщился:

– Это ты уже загнул, Тожиевич. Стас не способен на такое предательство.

– Он пойдёт на любой шаг, чтобы доказать свою исключительность и правоту. Подтверждение сему – его служба на Меринова. Кто знает, где он в данный момент?

Матвей пожал плечами:

– Я не знаю. Уходил он с вами, но в Москве не появлялся и на звонки не отвечает.

– Мы расстались в аэропорту Афин. Он пообещал связаться.

– Не связывался, – качнул головой Василий Никифорович.

– Это плохо. Надо обязательно найти его и поговорить, чтобы знать, на что мы можем рассчитывать с его стороны.

В дверь стукнули, вошёл Парамонов, отпустивший седоватую бородку, превращавшую его в стареющего певца Михайлова.

– Извините, мужики, пробки. – Комиссар пожал руки всем присутствующим, сел рядом с Матвеем. – Как дела, коп?

– Нормально, – отчего-то смутился Матвей.

– Работать не хочет, – проворчал Василий Никифорович без особого осуждения в голосе.

Парамонов улыбнулся:

– Работа не волк…

– Анекдот есть в тему, – хмыкнул Вахид Тожиевич. – Господа, третий день не хочется работать, что бы это значило? Наверно, сегодня среда.

– Пусть увольняется, – посоветовал Парамонов. – Скоро такие события развернутся, что некогда будет вздохнуть.

– Товарищи «чистильщики», – проникновенно сказал Матвей, – можно я сам буду решать, увольняться мне или нет?

– Не груби старшим, – сдвинул брови Василий Никифорович. – Не мы сейчас решаем, что нам делать. В дверь стучится даже не война – изменение реальности! Мы все можем просто исчезнуть… вместе с дорогими и близкими людьми.

– И с Россией вообще, – добавил Парамонов.

Матвей внутренне поёжился, вдруг ощутив масштаб грядущих в связи со сбором Комитета 300 перемен.

– Надо определить ему место в комиссариате, – продолжил Иван Терентьевич. – Вахид, что мы можем предложить?

– Поначалу участие в бандлике. Веня Соколов не успевает отрабатывать наши рекомендации.

– Что за бандлик? – поинтересовался Матвей, зная, что под этим термином «чистильщики» имеют в виду не только ликвидацию бандитов, но и вообще операции «Стопкрима».

– Могу дать сводку предполагаемых операций.

– Не рано? – нахмурился Василий Никифорович. – Нам ещё предстоит разбор полётов на Кипре.

– Он был на высоте.

– Но до этого заставил и нас туда отправиться… не сообщая причину своих действий.

– Мы всё равно сами туда ринулись бы, узнав про Сход UnUn. Я считаю, Матвей справился, несмотря на допущенные ошибки, и вполне готов присоединиться к нам. Я прав, капитан?

Матвей выдержал взгляды мужчин, слегка порозовел, чувствуя лёгкую обиду на отца, который предъявлял больше претензий, чем остальные.

– Прошу прощения… за ошибки.

– Это правильный ответ, – благожелательно сказал Парамонов.

– Готов работать на благо справедливого возмездия, – добавил Матвей, тут же заметив неодобрительную морщинку на лбу отца; Василий Никифорович не любил пафосных речей. Но Самандар тоже уловил мину на лице друга.

– К сожалению, в нашей реальности, созданной Монархом Тьмы, никогда не будет работать принцип справедливого воздаяния. Локально разве что, в общем – никогда!

– С чего ты взял? – строптиво осведомился Парамонов.

– Потому что мы внутри – те же тараканы, что и наши предки Блаттоптеры, и управляет нашими поступками генетический комплекс животного эгоизма: плодитесь и убивайте всех, кто сопротивляется! Разве нет?

– Философ, – укоризненно проворчал Парамонов, – исследователь тараканьих душ! Нам хотя бы мораль не читай.

– Я не вам читаю мораль, парень должен знать всё, что знаем мы. Пройдёмся по планам?

– Валяй.

– Начну с медицины, а точнее, с Министерства здравоохранения.

– Вот с него как раз и не надо, – возразил Иван Терентьевич. – С ним как раз всё понятно, мы его не дочистили, придётся ещё раз проанализировать работу всех департаментов и воздать всем должное. У тебя есть конкретные предложения?

– Я занимался другими вещами.

– Тогда давай опустим этот пункт.

Матвей вопросительно посмотрел на отца, он не знал подробностей работы «чистилища» в области здравоохранения, и Василий Никифорович ответил ему кивком, как бы говоря: «Потом расскажу».

– Мы начали разрабатывать корректмероприятия поблочно, – добавил Иван Терентьевич. – Каждая сфера народного хозяйства России коррумпирована по-разному, хотя управляет процессом единый механизм – российский Союз Неизвестных, опираясь на Купол, который, в свою очередь, использует продажных министров правительства и самого премьера, и он, по нашим данным, является правой рукой Дубинина, анарха российского UnUn. А правой рукой премьера является глава Купола…

– Генеральный прокурор России Меринов, – закончил Самандар, – у которого и служил твой брат. Сферу здравоохранения мы действительно пошерстили, нейтрализовав креатуры премьер-министра, и президент поставил на кое-какие важные посты своих людей. Но практически любая сфера деятельности правительства прогнила сверху донизу, и нам приходится разрабатывать целые цепочки «случайных событий», чтобы ликвидировать самых вороватых чиновников. Возьмём школу. Реформа образования со вводом ЕГЭ привела к колоссальному падению уровня образования в масштабах страны, хотя правительство упрямо докладывает общественности об обратном.

– Я слышал, – неуверенно промямлил Матвей.

– Ты только слышал, а нам приходится расхлёбывать эту кашу. Если реформа продлится дальше и ЕГЭ не отменят, Россия рухнет в яму деградации глубже, чем уже рухнула Европа. Ты должен знать, что там творится: чёрно-голубой беспредел, полное отупление обывателей и беспрекословное подчинение масс командам сверху, через беспрецедентно промытые СМИ, Интернет и соцсети. Франция, к примеру, уже утонула в голубом болоте и агрессивной волне исламских и африканских переселенцев, живущих по своим понятиям. В кильватере идёт Германия. Ещё чуть-чуть, и белых – французов, немцев, итальянцев – перережут. У нас, кстати, начинается то же самое. Но идём дальше. Проблема коррумпированности правительства серьёзнее, чем принято считать. Объявленная премьер-министром во всеуслышание борьба с коррупцией – чистейшей воды профанация! И эту болезнь нам тоже придётся лечить через наши институты. Сам понимаешь какие.

– Понимаю.

– Следующая структура – Министерство внутренних дел. Уволенные, попавшиеся на казнокрадстве генералы не тонут, просто пересаживаются в другие, не менее удобные кресла. Примеры: уволенный после бойни в супермаркете, устроенной майором полиции, начальник столичного ГУВД стал советником правительства Москвы. Начальник Краснодарского ГУВД после трагедии в Кущёвской пересел в кресло гендиректора Красноинвестбанка, и так далее и тому подобное. О прокурорской системе, возглавляемой генпрокурором Мериновым, вообще говорить не приходится. Это главная опора беспредела в России. В стране выращена генерация отморозков, имеющая опыт совершения преступлений, но уверенная в своей безнаказанности. Для наших прокуроров принцип «захотел – сделал» стал руководством к действию, так же как и наплевательское отношение к «быдловскому электорату» и даже к указам президента. В основе их деятельности лежит правоохранительная практика, более сочувствующая преступникам, чем законопослушным гражданам. Исправлять положение надо? Безусловно! Посадили бывшего министра обороны после развала армии и колоссальных финансовых потерь? Не посадили! Он должен остаться в «касте неприкасаемых»? Не должен! Как и его высшие крышеватели.

Теперь о местных царьках – губернаторах, которым хорошо там, где нас нет, продолжающих воровать в особо крупных размерах и приобретать на ворованное элитное жильё за рубежом. Могу перечислить с десяток фамилий, многие из них на слуху, как губернатор Камчатки, у которого обнаружили миллионы ворованных денег, или губернатор Коми! Мы начали заниматься сферами образования и медицины, но результат пока нулевой. Ульяновская губерния, Красноярский край, Псковская губерния, где закрыли более ста сельских школ и сократили полсотни роддомов, в результате чего подскочила смертность среди новорождённых и матерей. Реагировать надо?

– Короче, Вахид, – хмуро сказал Котов. – Что ты предлагаешь конкретно?

– Пусть поучаствует в бандлике по делу заказного убийства следователя МВД Данилова, выявившего крупные хищения в Московской объединённой электросетевой компании.

Василий Никифорович посмотрел на Парамонова:

– Твоё мнение?

– Не надо засвечивать Матвея в оперативных мероприятиях с ликвидацией. Пусть начнёт с раздачи чёрных меток.

– Кому?

Иван Терентьевич покосился на Самандара:

– Найдёшь?

– Чего долго искать? – пожал плечами Вахид Тожиевич. – Можно начать с предупреждения НКО, финансируемым из-за бугра для «развития демократии» в России. Об этом, между прочим, Артур просил, с подачи президента. А можно проучить всю блядскую цепочку высокопоставленных законников, повязанных между собой делом Шебанковой.

– Той, которую амнистировали недавно? – поинтересовался Парамонов.

– О чём речь? – не выдержал Матвей, заинтригованный новостью. Газет он не читал, да и теленовостные программы смотрел нечасто.

– Алевтина, дочь председателя курского избиркома госпожи Шебанковой, сбила своим джипом двух сестёр Веремеевых и маленького сына старшей Веремеевой. Младшая сестра Валентина и сын старшей погибли, а сама она стала инвалидом. Суд вынес приговор Алевтине Шебанковой – два года колонии-поселения с отсрочкой наказания на двенадцать лет, до тех пор пока сын нарушительницы правил дорожного движения не получит паспорт. А месяц назад эту даму, не просидевшую в тюрьме ни дня, абсолютно не раскаявшуюся в содеянном, – стоит только посмотреть на её блог, где она буквально издевается над пострадавшими людьми, целуя камеру со словами: «По сторонам смотреть надо!» – амнистировали. Естественно, не без помощи связей старшей Шебанковой.