Прусс и рыцарь. Покорение Ульмигании

Глава 2. 1218 год. Встреча на Палатинском Холме

Март 1218 года в столице Священной Римской Империи выдался на удивление тёплым, в некоторые дни солнце светило настолько ярко, что даже пыталось «поджарить» открытые участки тела беспечных горожан.

Прогулки по Палатинскому холму, священному месту, расположенному вблизи Рима, считались обычным и даже модным времяпровождением знатных граждан, благодаря удивительным видам с вершины холма, возвышающимся на десятки метров над равниной. Поэтому он никогда не пустует. Воздух здесь прозрачен и чист, считается, что населяющие данную местность горожане в меньшей степени рискуют заполучить какую-нибудь болезнь, нежели те, кто живёт в низине.

27 марта, около полудня, на Палатинском холме, вблизи пещеры, где, по преданию, были найдены младенцы-близнецы Рем и Ромул, встретились два человека. Первый был папский прелат (15) Констанций, второй – похоже, обычный странствующий монах, вернувшийся из дальнего паломничества.

Констанций носил рясу и скапулярий (16), на абсолютно лысой голове – малиновая бирретта (17) с помпоном. Палатинский прелат был высок и статен, под густыми бровями прятались внимательные, прищуренные глаза, в которых угадывался искренний интерес. В руке Констанций держал корзину, в которой находился больной, а, возможно, и раненый сокол.

Собеседник прелата носил нижнюю рубашку из белой ткани, поверх неё была накинута туника из серого буре (18), к которой прикреплялся такого же цвета капюшон с пелериной и манто, на котором с левой стороны был нашит Красный Крест в память о Страстях Господних. Монах носил усы и бороду, острый нос выдавался далеко вперёд из пухлых щёк, а в больших карих глазах отчего-то затаилось беспокойство.

Оба выглядели лет на сорок с небольшим.

– Монсеньор (19), – произнёс монах, вытирая с лица обильный пот. – Мы выполнили ваше поручение. Брат Иов провёл длительное время в одной из общин интересующего вас народа, прикинувшись потерпевшим бедствие моряком…

– Благодарю тебя, брат Томаччио. Надеюсь, дикие племена отнеслись к нему благосклонно?

– В высшей степени, монсеньор.

На губах папского прелата заиграла лукавая улыбка.

– Выходит, прав был Адам Бременский, заметивший, что земли пруссов населяют «люди весьма доброжелательные», протягивающие «руку помощи тем, кто подвергся опасности на море или испытал нападение пиратов» … Вот если бы они ещё уверовали во Христа….

– Прошу вас, монсеньор, – монах достал из-под туники свиток пергамента. – Здесь брат Иов изложил все свои наблюдения. А также нарисовал берега и обозначил удобные места для высадки десанта. К тому же, он указал потаённые тропы, по которым можно неожиданно атаковать врага… И рекомендовал начать поход вдоль течения Вислы…

– Macte! (20) – воскликнул Констанций, принимая свиток и разворачивая его. При этом он опустил корзину с соколом на каменистую землю. – Боюсь, что принятие этим народом христианства без кровопролития не обойдётся….

– Увы, монсеньор, – печально кивнул брат Томаччио. – Все мы прекрасно помним участь, постигшую несчастного Адальберта… (21). Тело погибшего миссионера выкупил великий князь польский Болеслав I Храбрый.

– Да-да, – чуть слышно подтвердил прелат. – И не забывай, брат Томаччио, что после Адальберта в Пруссию с той же миссией отправился архиепископ Бруно Кверфуртский. И также был убит язычниками…

Констанций развернул первый лист пергамента и углубился в чтение. Яркое солнце освещало испещрённое письменами полотно. Брат Томаччио направил взгляд влево, в южную от холма сторону, туда, где находился Большой цирк и дворец Септимия Севера (22). Затем опустил глаза и стал рассматривать больную птицу. Некоторое время палатинский прелат изучал документ, затем аккуратно его свернул. Заметив интерес монаха к соколу, Констанций обронил:

– Мой пернатый друг Фалько заболел… Видишь, брат, как часто дёргается его хвост? Это говорит о том, что у него затруднено дыхание… Поэтому, когда он дышит, то вынужден открывать клюв…

Брат Томаччио понимающе кивнул.

– Лекарь рекомендовал мне гулять с ним на солнце, чтобы птица прогрелась как следует… Хвала Господу, что он ещё принимает пищу… Если хочешь, брат, можешь покормить его…, – с этими словами прелат развернул кожаный мешочек, который висел у него на поясе, и достал из него кусочек мяса.

Пока монах кормил птицу, Констанций задумчиво произнёс:

– Тот народ, который мы называем пруссами, брат Томаччио, оказывается, состоит из многих племён… Как ты думаешь, они едины? Есть ли у них… государство?

– Нет, монсеньор, – немного подумав, ответил монах. – Пруссы живут в таких землях, как Скаловия, Надровия, Самбия, Натангия, Вармия, Бартия, Помезания, Погезания, Галимбия, Судовия и… Сассовия. На каждой земле – свой народ, свои общины и они зачастую плохо понимают друг друга… Обитатели тех краёв голубоглазы, краснолицы и длинноволосы. Государства у них нет, единой армии тоже. Их племена разобщены и обескровлены междоусобицами… Но, справедливости ради, следует признать, что воины в их дружинах довольно храбрые, и вооружены они тоже хорошо.

– Тем не менее, считаю, что нашим славным рыцарям не составит труда их покорить… То есть, я хотел сказать, обратить в истинную веру… Пойдём, брат Томаччио, дальше по тропинке, и обсудим этот вопрос…, – он ласково погладил сокола по голове. – Мой друг Фалько должен дышать свежим воздухом и греться на солнце… А есть ли у пруссов письменность, брат Томаччио?

– По сведениям брата Иова, таковой они не располагают, монсеньор… Они даже не ведут счёт дням, и весьма удивляются тому, что кто-то, отсутствуя, может пояснить свои намерения буквами…

– Ну, Господь вразумит их, едва они примут веру Христову…

Они продолжили движение по Палатинскому холму.

Знаменитую возвышенность украшали множество древних дворцов и других зданий. Некоторые из них уже разрушило время. В южной стороне виднелись Термы Септимия Севера, рядом расположился Стадион. Вскоре в поле зрения остались лишь стены роскошных строений…

– Всё оно, конечно, так, монсеньор, – продолжил беседу брат Томаччио. – Смею ли я надеяться, что вопрос о крестовом походе в земли пруссов будет решён в ближайшее время?

По краям тропинки росли кусты шиповника и роз, кое-где были разбиты настоящие клумбы. Тут и там возвышались античные виллы, в некоторых из них жили люди. Путники дошли до Дворца Тиберия, впереди их ждало настоящее произведение искусства – Дворец Флавиев… Казалось, здесь застыла в камне история ушедших времён…

– Брат Томаччио, разрешение на крещение пруссов было дано ещё двенадцать лет назад, папой Иннокентием III, чья булла о христианизации этих язычников практически одобрила начало крестового похода в их земли…

– Но, монсеньор, рыцари с большими надеждами взирают на юг, на Палестину…

– Ты прав, брат, – с лёгкой грустью произнёс прелат. – Но мы попробуем убедить папу, чтобы он… по значимости приравнял походы в земли пруссов к походу в Палестину… И всемогущий Господь укажет рыцарям правильный путь…

– Путь к славе! – воскликнул брат Томаччио.

– Да, брат…, – прелат вновь погладил голову больному соколу. – Милость Господа пребудет с каждым, кто отправится обращать язычников в веру Христову…

– Монсеньор, брат Иов предлагал при завоевании Пруссии, для удобства управления разделить её территорию на районы, которые следует назвать по наиболее примечательным особенностям местности…

– Он умён, твой брат Иов, – ответил Констанций, затем достал из недр своей одежды увесистый кошель. – Это тебе и ему, брат… Господь милосерден…

Брат Томаччио с удовлетворением отметил, что придорожные кусты были аккуратно подстрижены, а деревья с раскидистыми ветвями, казалось, хотят удержать путника, приобнять его и оставить в своей тени отдыхать.

Вскоре собеседники оказались перед Ипподромом Домициана.

– Значит, ты считаешь, брат, что покорение Пруссии не станет лёгкой прогулкой для наших рыцарей? Даже если удастся поднять всю знать Германии и Польши?

– Боюсь, что нет, монсеньор, – вздохнул монах.

– Есть ли у пруссов города? Укреплённые замки? – продолжал допытываться прелат.

Монах пожал плечами.

– Больших городов у них точно не имеется. Каменных домов – тоже… Есть поселения, иногда защищённые частоколом и рвом с водой…

– Как пишет брат Иов, – заметил Констанций, – земли пруссов на три четверти покрыты лесами, богатыми дичью…, но основное их занятие – земледелие…

– Это – правда, монсеньор. Пруссы выращивают рожь, ячмень, овёс, лён. Занимаются они также скотоводством и рыболовством. Разводят прежде всего лошадей… В пищу употребляют преимущественно конину, используя в качестве питья молоко кобылиц и даже их кровь, что, говорят, доводит этих людей до опьянения. Разумеется, suum cuique, каждому – своё. Кроме прочего, пруссы имеют крупный рогатый скот и свиней. Они – прекрасные охотники, но охота для них – не главное…

– Ты, брат Томаччио, тоже немало путешествовал, – уважительно заметил Констанций.

– Да, монсеньор. Я тоже собрал немало сведений о пруссах, но жить среди них, как брату Иову, мне не довелось… Из труда же вышеозначенного монаха вы узнаете о том, что кроме работы в поле пруссам известны и ремёсла. Они очень низко ценят золото и серебро, но давно знают железо и бронзу, из коих металлов их кузнецы мастерят добротное оружие и кольчуги…

– Как пишет тот же брат Иов, они не только мастерят, но покупают оружие или захватывают его у соседей, – добавил прелат.

– Совершенно верно, монсеньор. К пруссам приезжают купцы из Швеции и Дании, те покупают у них оружие, доспехи и соль. В обмен расплачиваются янтарём, мехами, собственными изделиями из металла и кости. Пруссы также ведут торговлю с купцами из Новгорода и Киева, они часто бывают на Руси… Сказывают, что в Новгороде даже существует Прусская улица (23).

– О, янтарь… – вздохнул Констанций. – Только ради него следует захватить земли сембов (24). – Он произнёс это достаточно тихо, брат Томаччио не услышал или сделал вид, что не услышал его реплики.

Из ближайшего монастыря вышла группа монахинь. Они учтивыми поклонами приветствовали беседующих духовных лиц.

– Мир вам, – ответил им прелат и осенил крестом.

– Как ваш сокол, монсеньор? – поинтересовался брат Томаччио, – ему, наверное, лучше?

– Да, такие прогулки действуют на него благотворно…, как искренняя молитва на истинного христианина…

Оба перекрестились.

– Брат Томаччио, – наконец, проговорил прелат, после короткого молчания. – Я, конечно, внимательно изучу переданный тобой документ, – он взмахнул рукой со свитком. – Но, поведай мне вкратце об обычаях этого народа. Не совершим ли мы роковую ошибку, объявив в те земли крестовый поход?.. Увы, Палестину мы стремительно теряем…

– Никакой ошибки быть не может, монсеньор, – отозвался брат Томаччио. – В Палестине мы воевали с сарацинами, в Пруссии – с язычниками! Вы правы, брат Иов собирал сведения как шпион, он выведывал слабые и сильные стороны пруссов, пути для наступления, данные о природных богатствах их земель… Но он мало внимания уделил пруссам как общности.… Я же изучал этот народ по сохранённым в архивах Ватикана записям, некоторые из них принадлежали английскому королю Альфреду Великому.… Я попробую вам вкратце поведать, хотя не уверен, что мой рассказ полностью удовлетворит ваше любопытство… – монах учтиво поклонился.

– Ну-ну, не будь столь щепетильным, брат… – Констанций ласково погладил сокола по спине. – Скоро и ты, друг Фалько, расправишь крылья и отправишься в поднебесье… И вновь будешь приносить нам добычу – перепелов и куропаток… Я слушаю тебя, брат…

Монах отряхнул тунику, прищурился, взглянув на солнечное небо и начал:

– Одному Господу ведомо, как пруссы оказались в этих, поистине, райских местах, посреди лесов, кишащих дичью, рек, изобилующих рыбой, и моря, богатого янтарём… Но Саксон Грамматик (25), а вместе с ним и Ибрагим ибн Якуб (26) доводят до нас, что пруссы «… живут у Мирового Океана и имеют особый язык. Они не понимают языки соседних народов и известны своей смелостью…»

– Они воюют с соседями? – предположил прелат.

– Известно, монсеньор, что прусские дружинники, возглавляемые вождями, ходят в походы на Польшу и литовские земли. И сейчас территория прусских племён простирается от устья Вислы до устья Немана.

– Занимаются ли они мореходством и пиратством? – поинтересовался Констанций.

– Брат Иов пишет, что наиболее храбрые воины пруссов ищут службу в дружинах викингов и славян… Но пиратство я тоже не исключаю…

Они спустились по крутым ступенькам, прошли по тесному переулку, где полуденное солнце не так палило, освежились водой из фонтана… Впереди показались стены Ипподрома Домициана, украшенные затейливыми скульптурами лошадей.

Брат Томаччио продолжал:

– Прусский народ можно разделить на следующие сословия. Во-первых, это – жрецы, играющее весьма значимую роль в жизни пруссов… Далее, это – знать, важные князья и зажиточные землевладельцы… Пруссы называют их «кунигсами». Затем идут «свободные люди», к которым я бы отнёс купцов, свободных крестьян и ремесленников. Ну, и… «чернь», к коей относятся все зависимые люди и рабы… В семьях же абсолютным главой является мужчина, жену себе он покупает и потом рассматривает как собственность. Наследование тоже идёт только по мужской линии…

Папский прелат многозначительно кивнул.

– Обычно, – продолжал монах, – именно кунигсы затевают грабительские набеги на Польшу и других соседей. Для таких походов прусские дружины объединяются под началом одного наиболее уважаемого кунигса, но, должен повторить, монсеньор, что у пруссов нет ни единого государства, ни единой армии… Каждая прусская земля управляется советом знати, в который входят представители особо могущественных родов.

Верховный жрец у пруссов носит прозвище «Криве-Кривайтис» менно с ним пруссы связывают свои военные успехи! Резиденция Криве находится в Ромове (27), а сейчас эту… должность занимает прусский жрец по имени Бойтонор…

– Всех жрецов, видимо, придётся уничтожить, – сквозь зубы процедил папский прелат, не переставая поглаживать сокола.

– На всё – воля Господа, – согласился с ним брат Томаччио.

– Продолжай, брат, – промолвил прелат. – Твой рассказ довольно интересен.

Монах вздохнул, благодарно поклонился, и продолжил:

– У пруссов совершенно иные представления о жизни и смерти. Своих мёртвых они сначала «кормят», а потом сжигают в специальных святилищах, при этом не должно оставаться ни одной целой косточки. Загробный мир представляется им зеркальным отражением мира живого, в него они следуют с тем обрядовым инвентарем и сопроводительными жертвами, которые попали в погребальный костер. С умершей знатью сжигается их оружие, кони и слуги, одежда, охотничьи собаки, ловчие птицы и прочее имущество, относящееся к военному делу. С простолюдинами – предаётся огню то, что относилось к их земному занятию. Да, пруссы очень почитают огонь… В некоторых городищах Пруссии в праздник летнего солнцестояния зажигаются большие и маленькие костры. А вообще эти люди весьма дорожат своими святилищами. Они запрещают христианам приближаться к их священным рощам и источникам, ибо считают, что те становятся нечистыми от приближения тех, кто почитает Христа. Сами же они чтят не Господа, но Природу, монсеньор, а именно – солнце, луну и звёзды, гром, птиц и животных, включая даже жаб…

– Пресвятая Дева… – осенил себя крестом прелат.

– Есть у них и особо почитаемые деревья, – продолжал монах, – чаще всего таковыми считаются старые липы и дубы: с наростами, дуплами, выступающими из-под земли корнями или расщепленными стволами, а также имеющие два или три ствола, исходящих из одного корня. Между стволами таких деревьев пролезают больные, сквозь них проносят детей в надежде на выздоровление. Порой они даже «кормят» их человеческой едой… Поклоняются пруссы и камням, видя в них опору и символ мировой горы. Особо почитаемы камни, возвышавшиеся из воды – на реке или протоке. У таких священных скал совершаются поминальные и охранительные ритуалы. А самые нерушимые клятвы они дают близ водоёмов. Водой также испытывают на суде, с помощью её гадают о будущем и лечат хворых. Имеются множество священных лесов, полей и рек, и они не осмеливаются в них рубить деревья, пахать или ловить рыбу…

– Именно в такую рощу и забрёл несчастный Адальберт…, – прелат перекрестился. – Да хранит его душу всемогущий Господь…

Со стороны базилики Максенция и Константина раздался мелодичный колокольный звон.

– Пойдём обратно, брат Томаччо, – вдруг спохватился прелат. – Нас ждёт обед – мясо, овощи и вино… Поспешим же в лоно нашей церкви.

Монах согласно кивнул.

– Сведения же о тактических действия пруссов во время битв, – добавил он, – вы найдёте в свитке, который я передал вам. Там сказано, как они штурмуют крепости, как разворачивают свои боевые отряды, как атакуют и защищаются, как действуют в пешем строю и на конях…

– Да хранит Пресвятая Дева всех, кто приложил руку к тому, чтобы новый крестовый поход, в земли пруссов, принёс больше славы, чем разочарований…

Глава 3. 1229 год. Рыцарь и оруженосец

Пятый Крестовый поход, начавшийся в 1217 году с благословения папы Гонория III, имел своей целью помощь восточным христианам, которые, будучи ослабленные междоусобицами, не могли противостоять сарацинам. Десятки тысяч рыцарей, кнехтов и священников отправились в Святую землю, не подозревая о том, что этот поход закончится для них полным провалом.

Но основные усилия предводители сей экспедиции всё же решили направить на завоевание Египта, надеясь нанести удар в самое сердце исламского мира. «Ключом» к стране являлся город Дамиетта, богато снабжённый провиантом и окружённый двойным рядом каменных стен. Неприступные башни, гавань, перекрытая цепями, а также отсутствие штурмовых орудий, единства в боевых действиях, общего управления и необходимой дисциплины стали причинами неудач крестоносцев и больших потерь в их рядах.

После двух лет стычек с сарацинами, в которых чаще побеждали сторонники ислама, причём, дважды те просили у христиан перемирия, мало того, даже обещали вернуть Иерусалим, никаких весомых побед у крестоносцев не было. Дамиетту так и не удалось взять окончательно. Часть армии возвратилась в Европу разочарованной, среди них – предводитель похода венгерский король Андраш.

Тем не менее, Дамиетта, казалось, вот-вот будет взята. Крестоносцы осадили город и даже, для связи с основными силами построили мост через Нил.

Весной 1219 года каирский и дамасский султаны приблизились к обречённому городу. Между ними и христианами начались столкновения, в которых крестоносцы, в основном, терпели поражения. Известно, что по поводу этих неудач в их войске нередко происходили споры между конницей и пехотой о том, кто же виноват в проигрышах.

Наконец, 5 ноября 1219 г. Дамиетта, доведённая до крайности голодом, сдалась. Христиане ворвались в город и предались грабежам, вместо того, чтобы ударить по армии каирского султана. Они были опьянены успехом и богатой добычей. Воспользовавшись этим, сарацины захватили мост через Нил.

Летом 1221 года крестоносцы двинулись против каирского султана, отклонив его очередное предложение о перемирии. Однако на сей раз их действиями руководил папский легат (28) Пелагий, который не торопился покидать Дамиетту. Действительно, Гроб Господень подождёт, а вот сокровища богатого города ждать не могут. В армии вновь возникли противоречия. Значительная часть крестоносцев, не согласная с папским легатом, оставила её ряды.

Очередной удар по участникам Крестового похода нанёс старина Нил, воды которого стали заливать прибрежное пространство. Сарацины, обнаружив значительное прибытие воды в реке, поторопились открыть шлюзы и разрушили плотины. Воды великого Нила затопили лагеря христианской армии.

Ситуация тут же резко изменилась. Поскольку в рядах христиан появилось много больных оспой и у них совсем не осталось продовольствия, теперь они были вынуждены просить перемирия у мусульман. Сарацины проявили великодушие и дали крестоносцам возможность свободно уйти в Палестину. В августе 1221 года те покинули Египет.

Так бесславно закончился этот поход.

Шестой Крестовый поход начался в 1228 году. Император Священной Римской империи Фридрих II решился на него под давлением Папы Римского Григория IX, угрожавшего тому отлучением от Церкви. Дипломатическое искусство рыцарей позволило без крупных сражений добиться от султана Египта уступок. По договору, заключённому в Яффе 18 февраля 1229 года, удалось возвратить Иерусалимскому королевству ранее утраченные земли.

Главнейшую роль в успехе Фридриха в Шестом Крестовом походе сыграл Тевтонский Орден (29). Его полное латинское название – «Ordo domus Sanctae Mariae Teutonicorum» («Орден дома святой Марии Тевтонской»), немецкое – «Deutscher Order» – «Немецкий орден». Покровитель: Дева Мария, Георгий Победоносец, Святая Елизавета Тюрингская. Девиз: Помогать – Защищать – Исцелять) и его гроссмейстер Герман фон Зальца (30).

В Палестине воцарился более или менее прочный мир.

Однако ещё в 1220 году, в Верхней Галилее (31), произошла финансовая сделка – были проданы принадлежавшие французам земли. Их приобрёл Орден Тевтонских Рыцарей.

Войском тевтонцев руководил Великий магистр Герман фон Зальца, все четыре года принимавший участие в Пятом Крестовом походе. Это был славный рыцарь и настоящий вождь. За короткое время (с 1210 года) ему удалось поднять боеспособность Ордена и завоевать доверие Папы Римского, а также императора Священной Римской империи. Именно при нём Орден превратился в могущественную военную организацию.

Если ранее в этих землях были расположены фермерские угодья под названием Монфор, то, с передачей их Тевтонскому ордену, на них начали строиться укрепления. Дело в том, что тевтонцам срочно требовалась обособленная от других Орденов резиденция. Из-за внутренних конфликтов с тамплиерами и госпитальерами немецкие рыцари были вынуждены оставить Акко и теперь остро нуждались в собственной территории. Именно Герман фон Зальца обратился к Папе Римскому с этой просьбой и тот милостиво оказал рыцарю большую финансовую поддержку для строительства крепости. Тевтонцы полностью перестроили усадьбу, превратив её в мощную крепость с двумя линиями оборонительных сооружений, а также дали ей свое имя – Штаркенберг (32). Таким образом, вскоре на месте бывшего фермерского угодья возникла внушительная цитадель. В 1229 году в неё были перевезены архив и сокровищница Ордена.

Крепость Штаркенберг, которую иногда по-прежнему называли «Монфор», возвышалась на узком гребне, выступающем из массивного холма. Её защита была сосредоточена с наиболее уязвимой восточной стороны, там, где высокие стены соединялись с холмом. С внешней стороны перед крепостью были выкопаны два рва перед двумя большими башнями. Вход в крепость находился на другой, западной стороне, где стояла меньшая по размеру въездная башня.

23 декабря 1229 года внутри крепости, на вершине хребта, там, где расположились жилые постройки, встретились два воина. Были они довольно молоды, но, чувствовалось, что оба прошли сотни миль в составе войска крестоносцев, и побывали в настоящих сражениях.

Оба были одеты примерно одинаково – в серые монастырские кафтаны, такие же серые куртки «якке» и дорожные плащи-рейнмантели с капюшонами, оба имели чёрные орденские кресты на груди и спине. Но по осанке и жестам, по едва заметным (с беглого взгляда) деталям, можно было определить, что один из них, высокий, светловолосый и широкоплечий парень – дворянин, а другой, темноволосый и коренастый – простолюдин, обычный кнехт.

Свежий ветер обдувал юные лица. Иногда его порывы со стороны моря заставляли обоих плотнее закрываться плащами, хотя в этих землях зима была достаточно мягкой.

– Господин, – обратился темноволосый кнехт к собеседнику. – Ты хотел мне сообщить нечто важное?

– Да, брат Йозеф. Только не называй меня господином. Мы здесь все братья и члены одного великого Ордена. Кроме того, твоя матушка была моей кормилицей, поэтому мы с тобой ещё – молочные братья. И я помню это.

– Да, брат Ансельф. Наша семья всегда ощущала поддержку со стороны барона Грюнфельда, твоего отца.

– Поэтому, брат Йозеф, я пригласил тебя на серьёзный разговор, – Ансельф понизил голос. – На Рождество намечена церемония… Короче, меня опояшут мечом…

– Тебя посвятят в рыцари, брат Ансельф, – понятливо кивнул Йозеф. – И это будет правильно, клянусь Гробом Господним!

– А рыцарю нужен верный оруженосец, брат Йозеф. Поэтому я хочу спросить тебя, согласен ли ты им стать? Желаешь ли сопровождать меня во всех походах, подавать оружие во время сражений и следить за конём? Согласен ли делить со мной все тяготы и лишения жизни рыцаря, одного из братьев Тевтонского ордена? Участвовать в сражениях и путешествиях, выполнять важные миссии, помогать своему рыцарю во всех его делах?

– Я доказал свою преданность и верность Ордену, а также его Великому Магистру, – ответил кнехт. – И далее готов служить…

– Ты не понял меня, брат, – перебил собеседника дамуазо (33). – Мне нужен не слуга, а боевой товарищ, кому бы я мог доверить собственные тайны и на которого мог бы полностью положиться… Поэтому я выбрал тебя, мой молочный брат… И мне важно твоё искреннее согласие, а не по долгу службы… Ex aequo et bono – (34)

Кнехт широко улыбнулся и, не торопясь с ответом, взглянул в сторону нескольких братьев-сариантов, упражняющихся мечами. С западного входа в крепость въехала телега, гружённая мешками с овсом и тюками с иным продовольствием, которые слуги тотчас принялись перетаскивать в амбар.

Со стороны северной оборонительной стены, там, где был расположен спуск к ручью, появился священник. Брат Октавий являлся духовником Ансельфа, он носил чёрную «трехрогую» шапочку-боннету, чёрный «кукулл» (35) и белый плащ с воротником, но без рукавов. На шее висел чёрный лапчатый латинский орденский крест с серебряной каймой. Обут брат-священник был в чёрные башмаки с металлическими пряжками.

Одутловатое лицо Октавия раскраснелось, видимо, подъём от ручья дался ему нелегко. Было ему около шестидесяти, под густыми бровями поблёскивали слезящиеся глаза, а уголки рта были опущены вниз. Направлялся он к двум беседующим молодым людям. Походка его была тяжёлой и усталой.

– Брат Ансельф, – воскликнул священник, – Готов ли ты к предстоящей церемонии посвящения в рыцари во имя Пресвятой Девы Марии? Или решил навсегда оставаться оруженосцем у славного рыцаря Густава Блаузее по прозвищу Хромой?

Брат Ансельф вежливо поклонился.

– Брат Октавий, на протяжении последних двух лет многие отговаривали меня от такого шага, интересовались, действительно ли я хочу стать рыцарем, не запятнаю ли я малодушием, изменой или вероломством чести крестоносцев… Но на все вопросы я неуклонно отвечал, что принял решение стать рыцарем осознанно. Я с великим усердием буду носить это звание. Моё желание – посвятить свою жизнь служению Ордену дома святой Марии Тевтонской и Господу Богу всецело.

– Осведомлены ли Члены Ордена, которые опрашивали тебя, в том, что ты принимаешь данное решение взвешенно, со всей ответственностью и долгом?

– Клянусь именем Господа нашего! Я – свободный человек, сын рыцаря из знатного рода, почитаемого в маркграфстве Штирия и в других владениях Филиппа II. Я ни разу не отступал перед лицом смерти, крепко стоял за Веру в Господа и правое дело! – отвечал брат Ансельф.

Священник Октавий слушал и благосклонно кивал головой. Взгляд его блуждал то по одежде светловолосого парня, то уходил куда-то вдаль, за крепостные стены.

– Я принес Ордену обет безбрачия, бедности и послушания, – продолжал молодой оруженосец. – С этого начался мой испытательный срок… – голос его был твёрд, а взглядом он, казалось, мог зажечь сброшенные возле орденского госпиталя дрова. – Моё тело и дух претерпели все тяготы, которые ожидают меня в грядущем на службе Ордена. За последние полгода испытаний я не только не передумал… или разуверился в своих намерениях, но и укрепился в решении, что должен стать частью Ордена и что моё истинное предназначение – это помощь, защита и исцеление!

– Ну, что ж… – промолвил духовник. – Всем известно, что ты не боишься смерти, крепок в мыслях и бесстрашен в поступках… А есть ли у тебя средства для приобретения коней, доспехов и оружия, необходимых рыцарю? – прищурившись, задал он свой очередной важный вопрос.

– У меня есть два боевых коня, доспехи и оружие. Хвала Пресвятой Деве Марии, мне помог мой отец, барон Адам фон Грюнфельд!

– Прекрасно. Имеется ли у тебя верный оруженосец?

Брат Ансельф сделал паузу.

– Как раз сейчас я предложил стать им кнехту Йозефу…

– Я согласен! – тотчас ответил тот. – Я буду рад служить оруженосцем у рыцаря Ансельфа фон Грюнфельда! И да поможет нам Пресвятая Дева Мария!

– Я рад слышать это, братья, – священник положил руку на плечо дамуазо. – Твоё посвящение приурочено к Рождеству Иисуса Христа. Знаком ли ты с обрядом посвящения?

– Знаком, брат Октавий.

– Тогда следуй всем ритуалам обряда, и да поможет тебе Господь…

Накануне обряда посвящения в рыцари, оруженосец Густава Хромого посетил небольшую крепостную церковь, где покаялся в своих прегрешениях перед Господом, ради служения которому он вступал в могущественный Орден рыцарей-крестоносцев, после чего, как и должно всякому христианину, причастился Крови и Тела Христова. Затем он отстоял ночную мессу, а также мессу на заре, и вскоре был полностью готов принять рыцарское одеяние с нашитым чёрным Крестом.

Обряд проводили в зале для собраний, расположенном внутри цитадели, в «орденском доме» с двумя колоннами, пристроенному непосредственно к трапезной. Наступило рождественское утро.

Много рыцарей, находящихся в Штаркенберге, за исключением тех, кто выполнял особые обязанности по защите крепостных стен, присутствовали на этом мероприятии. Был тут и рыцарь Густав Хромой Блаузее, и гроза сарацинов барон фон Вольф, и рыцарь Гогенблюм, могучий гигант, излюбленным оружием которого был двуручный меч, и многие другие братья. Кроме них, конечно, пришло немало братьев-сариантов и братьев-священников. Тесное помещение было полностью заполнено.

У стены, опоясанный мечом, стоял великий комтур Тевтонского ордена Лутольфус, управитель орденского имущества, интендант и эконом, замещавший Верховного Магистра во время длительного отсутствия последнего. Подле него находился тучный верховный маршал и главный военачальник Ордена Гюнтер фон Вюллерслебен. В 1215 году он уже воевал в Акре среди братьев Ордена. Маршал был близким другом Германа фон Зальца, и ему надлежало принимать участие в различных тайных дипломатических миссиях Ордена. Тут же стоял верховный госпитальер, руководитель больниц, странноприимных домов и постоялых дворов Ордена, верховный ризничий, отвечающий за приобретение, изготовление и распределение амуниции и вооружения, а также тресслер в чьём ведении были все вопросы финансового управления. Здесь же собрался рыцарский Совет, состоящий из двенадцати рыцарей.