Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Имеются данные, что он был связан не только с политиками. В архивах сохранились документы, свидетельствующие, что Троцкий в данное время работал на австрийскую политическую полицию и разведотдел генштаба Австро-Венгрии, где состоял под началом полковника Таковского[35, 174]. Когда началась Балканская война, он едет на фронт в качестве корреспондента газеты «Киевская мысль» (финансируемой Бродскими и Животовским). Очевидно, передал немало ценных материалов своим австрийским покровителям. Да и не только австрийским – Лев Давидович по-прежнему поддерживал регулярные связи с Парвусом, который к этому времени устроился в Стамбуле, стал советником турецкого правительства, имел собственную разведывательную сеть (Радек, Раковский и др.) и поставлял информацию в несколько адресов: туркам, спецслужбам Германии и Бэзилу Захарову, руководителю британской разведки на Балканах.

Упрочение контактов революционеров и иностранных спецслужб в 1912-1914 гг. было, конечно же, не случаным, а целенаправленным. Ведь опыт 1905 г. показал, что в случае крушения России лидирующее место в Европе неизбежно займет Германия. А это «мировую закулису» совершенно не устраивало. Решение проблемы было однозначным – столкнуть русских и немцев друг с другом. В общем-то, войны желали многие государства. Немцы рвались к мировому лидерству, завидовали более «старым» колониальным державам и мечтали переделить земной шар. Австрийцы желали господствовать на Балканах. Для англичан Германия с ее колониальными аппетитами и быстрым наращиванием флота становилась главной соперницей. Французы жаждали рассчитаться за поражение в 1871 г. и вернуть утраченные Эльзас с Лотарингией.

Но у России территориальных претензий к соседям не было. Делить с немцами ей было абсолютно нечего. Дальнейшего расширения территории ей не требовалось, а мирное строительство сулило гораздо большие выгоды, чем война. Существовало родство (и определенные симпатии) между монархами двух стран. И они неоднократно предпринимали попытки к сближению и нормализации отношений. В 1905 г. на встрече в Бьерке, в 1910 г. на встрече в Потсдаме. Однако в окружении обоих монархов имелись «советники», каждый раз блокировавшие такие попытки и сводившие их на нет. Нашу страну усиленно втягивали в антигерманский лагерь. Англия, еще недавно величавшая Россию «страной кнута, погромов и казненных революционеров», называвшая царя за смертные приговоры террористам «обыкновенным убийцей», руки которого «обагрены кровью тысяч лучших его подданных», сменила вдруг гнев на милость, согласилась видеть в русских не исконных соперников, а друзей и союзников, пошла на разграничение сфер влияния в Иране, Тибете, начались визиты на высшем уровне. Французские банкиры, забыв об аналогичной антироссийской истерии, не скупились на военные займы Петербургу.

Зато истерия раздувалась теперь в Германии. Возникали и пропагандировались грандиозные планы «Великой Германии», включая значительную часть Европы, а также и Прибалтику, Польшу, Украину, Кавказ, Крым – которые следовало отобрать у России. Насаждалась идеология пангерманизма, уже тогда появились теории «превосходства германской расы»[51, 196]. Начальник генштаба Мольтке писал: «Европейская война разразится рано или поздно, и это будет война между тевтонами и славянами». Германский идеолог Бернгарди поучал: «Мы организуем великое насильственное выселение низших народов». Ему вторил другой официальный идеолог, Рорбах: «Русское колоссальное государство со 170 миллионами населения должно вообще подвергнуться разделу в интересах европейской безопасности». Подобные идеи увлекали и самого Вильгельма, неуравновешенного и обуянного комплексами.

Что ж, для кайзера, для его воинственных генералов, для милитаризованных и возбужденных лозунгами «места под солнцем» и «крови и железа» германских обывателей это и впрямь было заманчиво. Победить, завоевать, создать мировую сверхдержаву. Но финансировали подобную пропаганду, ясное дело, не обыватели. Финансировали банкиры и промышленники, которым война сулила не «кровь и железо», а сверхприбыли. Банкиры, связанные со своими британскими, французскими, американскими собратьями. На их деньги функционировали и раскручивали военную агитацию многочисленные соответствующие организации: «Пангерманский союз», «Военный союз», «Немецкое колониальное товарищество», «Флотское товарищество», «Морская лига», «Союз обороны», «Югендвер», «Юнгдойчланд бунд» и т. п. Банкиры и промышленники обеспечивали бешеное наращивание вооружений – оно осуществлялось в таких масштабах, что Германия к 1914 г. оказалась загнана в настоящий «финансовый тупик». Она уже не могла не воевать! Иначе она обрушилась бы в грандиозный финансовый кризис[51].

К войне готовились не только армия и флот, готовились к ней и германские спецслужбы. И интересен факт, что одним из их руководителей стал крупнейший из немецких финансистов, гамбургский банкир Макс Варбург. Он курировал деятельность «Комми-ферейна», профессионального объединения немецких приказчиков и коммивояжеров в разных странах. Для них специалистами военного министерства была разработана форма отчетов, которые они обязаны были регулярно посылать в правление союза. И отчеты превратились в полноценные разведдонесения. Циркулярами генштаба № 2348 от 7 апреля 1908 г. и № 2348-бис от 22 июня 1913 г. в представительства разведки были превращены филиалы немецких фирм в России, в состав их сотрудников направлялись профессиональные шпионы[129]. Заранее создавались и каналы будущего финансирования подрывной работы. Для этого в 1912 г. под эгидой Макса Варбурга в Стокгольме был образован «Ниа-банк» Олафа Ашберга.

По-своему готовились к войне и в США. В этой стране из-за постоянной нехватки финансов для развития национальной промышленности действовал закон, запрещавший вывоз американских капиталов за рубеж. В 1913 г. Вильсон и Хаус добились его отмены. И сумели провести закон о создании Федеральной Резервной Системы (ФРС) – по функциям соответствующей нашему Центробанку, имеющей право печатать доллары, но она является не государственной структурой, а «кольцом» частных банков и независима в своих решениях от правительства. Что ни говори, а факт многозначительный. Генштабисты Германии, Австро-Венгрии, России, Франции, Англии, каждые по-своему, планировали короткую победонсную войну, в одну кампанию. А воротилы США, выходит, уже предвидели, что война будет тяжелой, затяжной. Предвидели и готовились наживаться на займах и поставках сражающимся сторонам. Не менее важным представляется и другой факт. Вице-президентом ФРС стал Пол Варбург. Компаньон Шиффа из фирмы «Кун и Лоеб» и родной брат германского Макса Варбурга.

Тайна сараевских выстрелов

На российских календарях было 15 июня 1914 г. от Рождества Христова. На западных календарях – 28 июня… По запруженным людьми улицам боснийского города Сараево двигался кортеж из нескольких открытых машин. Первая из них свернула с набережной Аппель в узкую улочку Франца Иосифа, за ней свернула вторая. На сиденье подскочил генерал Потиорек и начал ругать шофера, что тот поехал не туда. Шофер затормозил и попытался разворачиваться. Но это оказалось сложно. В сжатом пространстве улочки пришлось выезжать на тротуар, который был заполнен множеством публики. Шофер крутил баранку, Потиорек злился. А из толпы шагнул бледный, напряженный юноша, очутившись совсем рядом с бортом машины, и поднял револьвер. Бил тупо, как автомат, трясущейся рукой, ничего не видя. В упор, но все равно промазал – две пули рванули белое платье моложавой красивой женщины, сидевшей в автомобиле. Мужчина в великолепном мундире, ее сосед, подхватил и обнял ее, прикрывая собой, крикнул: «Софи, не умирай, ты обязана жить ради наших детей» – и в это время третья пуля попала в него. Толпа скрутила стрелявшего, а он изворачивался, сунув в рот ампулу с ядом…

И весь мир закувыркался в пропасть. Впрочем, три выстрела, даже и сразившие наследника австрийского престола Франца Фердинанда вместе с женой, никак не могли привести к такому катастрофическому результату. Сами по себе – не смогли бы. Но они были всего лищь стартовыми выстрелами. Война могла разразиться гораздо раньше. Было два Марокканских кризиса, два Балканских. Германия откровенно угрожала, Австро-Венгрия несколько раз объявляла мобилизации. Но Россия каждый раз занимала сдерживающую позицию. К ней примыкала Англия, твердо давая понять, что не останется в стороне. И Центральные Державы шли на попятную. Созывались международные конференции, утрясали конфликты мирным путем.

Хотя на самом деле действовал и другой фактор. Миролюбие России, ее готовность искать компромиссы и идти на уступки воспринимались в Берлине как доказательство ее слабости, страха перед войной. И от кризиса к кризису Германия и ее союзники все больше наглели, вели себя все более высокомерно. Другой вопрос, что кайзер считал еще не готовыми к войне свои вооруженные силы, особенно флот. Что толку одолеть Францию, если ее колонии хапнут англичане? Что толку одолеть даже и Англию, если на ее владения наложат лапу американцы и японцы? А в победе Германия была уверена. Еще в 1905 г. был разработан план Шлиффена, учитывающий разницу сроков мобилизации в Германии и России. Пока русские будут собирать свои армии и сосредотачивать на западных границах, немцы бросают все силы на Францию и молниеносно громят ее. А потом высвободившиеся контингенты перебрасываются на Восток и вместе с австрийскими армиями наносят впечатляющее поражение русским, окружая и уничтожая их войска…

Учитывая готовность германской армии и флота, срок начала войны, лето 1914 г., намечался заранее. Он прозвучал на совещании Вильгельма II со своими военачальниками 8 декабря 1912 г. (тема совещания так и формулировалась – «Наилучшее время и метод развертывания войны»)[189, 196]. Этот же срок, лето 1914 г., указывался в 1912-1913 гг. в донесениях русских военных агентов в Германии и Швейцарии, Базарова и Гурко. Германские военные программы, изначально расчитанные до 1916 г., были пересмотрены – с завершением к весне 1914 г. А в мае 1914 г. на совещании в Карлсбаде начальник германского генштаба Мольтке указывал своему австрийскому коллеге Конраду фон Гетцендорфу «Всякое промедление ослабляет шансы на успех».

Значительное внимание в планах Центральных Держав уделялось и Балканам. Им предстояло стать главным «призом» для союзницы-Австрии. Но не только. В 1913 г., когда германский канцлер Бетман-Гольвег представил кайзеру доклад о ситуации в Балканском регионе, Вильгельм II на полях написал, что требуется «хорошая провокация», дабы иметь повод нанести удар. «При нашей более или менее ловкой дипломатии и ловко направляемой прессе таковую (провокацию) можно сконструировать… и ее надо постоянно иметь под рукой».

Действительно, повод для войны легче всего было найти здесь. Еще в 1879 г., после русско-турецкой войны, вмешавшиеся западные державы навязали свои условия мира, постарались лишить Россию плодов ее побед и перекроить границы возникших балканских государств. В 1908 г., воспользовавшись революцией в Турции, Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцоговину, находившиеся под ее мандатом, но формально считавшиеся турецкими. Однако на эти земли претендовала и Сербия, что вызвало первый Балканский кризис. В 1912-1913 гг. прогремели две Балканские войны. И опять австрийцы потребовали ограничить интересы сербов, Вену поддержал Берлин, Россия пошла на уступки, а Англия взялась посредничать и перекраивать границы.

В результате всех разделов и переделов Балканы превратились в клубок противоречий. Все остались недовольны – сербы, болгары, греки, македонцы, черногорцы, турки. А за ними стояли великие державы. Этот регион стал осиным гнездом игрищ спецслужб, бандитизма и терроризма. Одна за другой возникали тайные организация «Черная рука», «Народна одбрана», «Млада Босна», «Свобода» и пр. Но если Германия нацеливалась «сконструировать» провокацию на Балканах, то заниматься этим немецким агентам и дипломатам не пришлось. Вместо них провокацию «сконструировала» организация «Черная рука», возглавляемая начальником военной разведки Сербии Драгутином Дмитровичем (псевдоним «Апис»). Который был, несомненно, патриотом Сербии, ярым врагом Германии и Австро-Венгрии… Парадокс? Пожалуй, нет.

Дело в том, что Дмитрович, Танкосич и другие руководители организации были не только сербскими офицерами. Они были еще и масонами. И если Дмитрович-Апис осуществлял непосредственное планирование и командование операциями, то существовали и другие руководители, остававшиеся в тени. В частности, сербский министр Л. Чупа, видный иерарх «вольных каменщиков», связанный с масонскими кругами Бельгии и Франции. Именно он стоял у истоков «Черной руки», помогал создавать ее и регулировал ее деятельность. Велась она сугубо под патриотическими и панславянскими лозунгами, пропагандировалась идея «Великой Сербии» в границах XIII-XIV вв. А достижение этой цели было возможно только путем войны – чтобы в нее обязательно вмешалась Россия. Тогда Австро-Венгрия наверняка будет разгромлена, и «Великая Сербия» станет реальностью. Используя возможности военной разведки и ее бюджет, заговорщики создавали террористические структуры в Боснии, Македонии, Болгарии, пропагандировали воинственные настроения в самой Сербии. Одна из газет, контролируемых Дмитровичем, писала: «Война между Сербией и Австро-Венгрией неизбежна. Если Сербия желает жить по чести, она может сделать это только через войну…»

Король Сербии Петр Карагеоргиевич, премьер-министр Пашич подобных взглядов отнюдь не разделяли. «Военную партию» не раз одергивали и русские дипломаты – посол в Белграде Гартвиг, военный атташе Артамонов. Но «Черная рука» имела большое влияние среди офицерства, у нее были свои люди при дворе, в правительстве, скупщине (да ведь и масонские связи играли свою роль) – и власти ничего не могли с ней поделать.

Жертва теракта в Сараево была выбрана не случайно. Франц Фердинанд, наследник престола и главнокомандующий австро-венгерской армии, был в правящих кругах Вены одним из главных противников конфликта с Россией. Его устранение развязывало руки стороникам войны. Кроме того, он был сторонником предоставления славянским народам империи равных прав с австрийцами и венграми – что могло выбить карты у сербских «великодержавников», чешских и прочих сепаратистов. А для непосредственного участия в теракте была подобрана группа несовершеннолетних мальчишек – по австрийским законам они не подлежали смертной казни, а гипотетическая победа в войне давала им надежду освободиться из тюрьмы. Все были подданными Австро-Венгрии. Вроде бы, чтобы скрыть подлинных руководителей…

Но вот дальше начинаются странности. Перед покушением юных террористов привозят в Белград. Тренируют в стрельбе – и не где-нибудь, а в тире королевского парка Топчидер. Они получают револьверы и бомбы (сербского производства) не тайно, из рук наставников, а из государственного арсенала в Крагуеваце. Словом, будто нарочно создаются доказательства, что теракт организован Сербией (или правильнее без «будто»?) 2 июля мальчишек нелегально переправляют через границу. А 15 июля в Белграде происходит дворцовый переворот. Военная клика вынуждает короля Петра отречься от престола в пользу его сына Александра – молодого, неопытного, и отчасти находившегося под влиянием заговорщиков.

Проявляются странности и другого рода. Премьер-министр Пашич и посол России Гартвиг имели собственную агентуру и о подготовке к покушению узнали. Оба постарались предотвратить его. Пашич через сербского посланника в Вене предупредил австрийского министра Билинского, что в Сараево эрцгерцогу может угрожать опасность. Гартвиг успел сообщить в Петербург, и министр иностранных дел Сазонов передал предупреждение через румын. Но правительство Австро-Венгрии визит Франца Фердинанда в Сараево не отменило, и должных мер по обеспечению его безопасности почему-то не приняло.

Пацаны из организации «Млада Босна» были вовсе не профессиональными убийцами, ничего толком сделать не умели. Первое покушение предпринял Н. Габринович, кинув бомбу в машину эрцгерцога. Но взрыв искалечил другой автомобиль, переранил часть свиты и зевак, Франц Фердинанд не пострадал. Габринович прыгнул в реку, однако его догнали и поймали. Опасность, вроде бы, осталась позади. Франц Фердинанд был смелым человеком, он не стал прерывать визит. Посетил ратушу, затем решил заехать в госпиталь навестить пострадавших от взрыва. Однако первая машина в кортеже свернула не в ту улицу, за ней автоматически последовала вторая. Выявилась ошибка, произошла остановка. Прямо возле того места, где стоял еще одни террорист, Гаврила Принцип…

Кайзер Вильгельм, едва лишь получив сообщение об убийстве, начертал на полях телеграммы «Jetzt oder niemals» – «Теперь или никогда». И приказал Мольтке начать подготовку операции против… Франции. Хотя, казалось бы, при чем тут Франция? А мировая пресса, не только германская и австрийская, но и западная, сразу же принялась нагнетать вокруг теракта международную напряженность. Хотя, казалось бы, еще ничего не было известно, мало ли аналогичных политических убийств случалось, скажем, в России?

Но австрийским властям очень быстро стало известно многое. Молодые люди в Белграде получили не только оружие, а еще и ампулы с цианистым калием. Да только яд «почему-то» оказался некондиционным. Принцип проглотил его, и его всего лишь вырвало. Террористы были захвачены живыми. Смогли назвать членов своей организации, кто их готовил, где и как готовили… 23 июля Австро-Венгрия предъявила Белграду ультиматум. От Сербии требовали чистки офицеров и чиновников, замеченных в антиавстрийской пропаганде, ареста подозреваемых в содействии терроризму. Один из пунктов содержал требование допуска австрийцев к расследованию на сербской территории и к наказанию виновных.

Принять этот пункт Сербия никак не могла. Официально – он нарушал суверенитет страны. Но премьер Пашич знал и другое: если даже дать согласие, австрийцы виновных найдут. И это станет отличным предлогом для нового ультиматума. Повод к войне все равно будет, но Сербия окажется в еще более невыгодных условиях. Король Александр воззвал к Николаю II, прося защиты. И царь обратился к европейским державам, предлагая меры по урегулированию конфликта. Но Вена такого урегулирования заведомо не желала, об этом свидетельствует и неоправданно короткий срок, который давался для ответа на ультиматум – 48 часов. Чтобы нельзя было ничего предпринять. Пашич проявил чудеса дипломатического искусства, составляя ответ. Он принял все пункты, кроме одного. Вместо разрешения австрийцам вести расследование в Сербии предлагал передать вопрос Гаагскому международному трибуналу, заранее обещая подчиниться его решениям.

Но для Австрии было достаточно хоть какого-нибудь формального несогласия. 26 июля она разорвала отношения с Сербией, а 28-го объявила войну и открыла бомбардировку Белграда из тяжелых орудий. Царь пересылался телеграммами с Вильгельмом II, упрашивал добиться от Вены согласия на переговоры. Но все дипломатические шаги Петербурга игнорировались. И когда загрохотали пушки, Николай II решился оказать военное давление. Была объявлена частичная мобилизация Киевского, Одесского, Казанского и Московского округов, а 31 июля – полная мобилизация. При этом российский МИД разослал разъяснения, что мобилизация будет сразу остановлена в случае прекращения боевых действий и созыва конференции.

Однако кайзер использовал именно мобилизацию в качестве повод к конфликту. Объявил об угрозе со стороны России и 1 августа объявил ей войну. Правда, при этом начались такие «нестыковки», которые не лезли ни в какие дипломатические рамки. И вообще в рамки обычной логики не вписывались. Манифест кайзера и вся германская пропаганда кричали об угрозе союзной Австро-Венгрии со стороны русских. Но лавина германских армий ринулась вовсе не на восток, а на запад! И в тот же день, 1 августа, захлестнула нейтральный Люксембург, не способный ни для кого представлять ни малейшей угрозы. Немецкие части ворвались и в нейтральную Бельгию. А 3 августа Германия объявила войну Франции. Ну а Австро-Венгрия, в защиту которой от русских якобы выступили немцы, объявила войну России только 6 августа! На западе гремели бои, а на русско-австрийской границе еще несколько дней царил мир!

В развитии мирового кризиса могла сыграть решающую роль твердая позиция Англии – так же, как это случилось в нескольких предшествующих кризисах. Но в 1914 г. Лондон с какой-то стати проявил просто удивительную нерешительность. Дипломатические демарши предпринимала Россия, подавала голос Франция, а Британия держалась уклончиво и обособленно. Немцев не осаживала, поддержки союзникам не обещала. В кабинете министров и парламенте начались нескончаемые дебаты. Мало того, правительство Великобритании затеяло консультации с США. А полковник Хаус в данном случае как-то очень уж затянул с ответом на запросы Лондона. И в результате кайзер пребывал в полной уверенности, что Англия решила остаться в стороне от схватки. Германский посол в Лондоне Лихневский встретился с министром иностранных дел Греем и подтвердил эти предположения – Англия вмешиваться не будет[189].

Но она все же вмешалась. Только сделала это с серьезным запозданием, 5 августа, когда немцы вовсю громили бельгийскую армию и предотвратить бойню стало уже невозможно. Для Берлина вступление в войну Британии стало неожиданностью, как и присоединение к Антанте Японии. Если б знали заранее, глядишь, призадумались бы – но, опять, же, что-либо менять было поздно. Со своей стороны и Германия привлекала союзников, 2 августа заключила тайный договор с Турцией. Болгария, Италия, Румыния принялись выбирать, к кому выгоднее примкнуть… Вот так началась Мировая война, унесшая 10 млн. жизней, перекроившая политические карты планеты, перевернувная даже и человеческое сознание, все прежние системы ценностей.

Кому же были выгодны сараевские выстрелы? Очень многим. Но только не Сербии, подвергшейся оккупации и понесшей колоссальные жертвы. И не России. В конечном итоге и не Германской, не Австро-Венгерской империям, желавшим войны, но надорвавшимся и погибшим. Провокация оказалась выгодна победителям – Англии, Франции, США. Оказалась выгодна «финансовому интернационалу», наварившему на войне колоссальные прибыли. Но она была выгодна и российским революционерам. Потому что без войны у них не было никаких шансов захватить власть. И выясняется, что сербские террористы действительно были связаны с некоторыми лицами в российской социал-демократии. Так, исследователи обратили внимание на фигуру Владимира Гачиновича. Он состоял сразу в трех тайных организациях, «Черная рука», «Млада Босна», «Свобода», и именно он являлся идейным руководителем сараевской группы мальчишек-боевиков. Известно, что Гачинович вращался в социалистических кругах, встречался с Троцким, Луначарским, Радеком, Мартовым. Имеются данные, что о подготовке теракта знали и Зиновьев (Радомысльский), Раковский (Раковер, Станчев).

Ну а что касается конкретных людей, чьими руками был создан предлог для войны, то все они плохо кончили. Захваченные австрийскими властями террористы из организации «Млада Босна» предстали перед судом. На Сараевском процессе неопровержимо были доказаны их связи с заговорщиками из сербских спецслужб. Попутно вскрылась и принадлежность некоторых подсудимых к масонству, как и принадлежность к «вольным каменщикам» организаторов теракта из «Черной руки» (доказательства этого, стенограммы допросов приводятся в работах исследователя сараевского убийства д-ра Вихля, директора исследовательского фонда «Национальный разведывательный центр» Е. Павлова и др.). Совершеннолетние обвиняемые Илич, Кубрилович, Иованович были приговорены к смертной казни и повешены. Остальные получили различные сроки тюрьмы, от 3 лет до пожизненного.

Но из всех лиц, задействованных в операции, до окончания войны и победы Антанты не дожил никто. Майор Танкосич и некоторые другие офицеры из «Черной руки» погибли на фронтах. А 16 человек во главе с Драгутином Дмитровичем были арестованы сербским правительством в декабре 1916 г. К этому времени Сербия была полностью разгромлена и захвачена австрийцами. Остатки ее войск были эвакуированы на Салоникский фронт. Распоряжалось на этом фронте французское командование, сербов содержали на положении солдат «второго сорта», пушечного мяса. И сербскому правительству воли не давали, союзные генералы помыкали им как хотели. Но в данном случае снова происходили явления довольно загадочного свойства. Руководство «Черной руки» обвинили в заговоре и намерении открыть фронт австрийцам – что было совершенно нелепо, австрийцев Дмитрович и его товарищи смертельно ненавидели. А французское командование в кои-то веки вдруг не стало вмешиваться в действия сербского правительства и закрыло глаза на явную надуманность обвинений. В начале 1917 г. все арестованные были осуждены и расстреляны.

Юные террористы Принцип, Габринович и Грабеч содержались в одиночных камерах в австрийской крепости Терезиенштадт. И в том же самом 1917 г. они умерли со странной синхронностью, с интервалом в несколько недель друг после друга. Предполагают, что их уморили голодом.

Ну а их руководитель Владимир Гачинович после убийства эрцгерцога сумел скрыться и избежать ареста. В конце 1914 г. он объявился в Париже. В кафе «Ротонда» встретился с Троцким, даже дал ему интервью для «Киевской мысли». Потом Гачинович тайно проживал в Швейцарии, попал в больницу и в августе 1917 г. ушел в мир иной. Почти одновременно со своими соратниками. Все данные говорили о том, что он был отравлен. По одной версии, его устранили австрийские спецслужбы, по другой – французские. И вот что любопытно. К этому времени в среде революционеров про Гачиновича давно забыли, его делишки совершенно заслонили глобальные события войны, падение русского царя. Но один деятель, как оказалось, помнил. Троцкий. Он уже находился в России, сидел в тюрьме после неудачного июльского путча. Но откуда-то узнал о смерти Гачиновича и счел нужным написать некролог. Единственный некролог, опубликованный по поводу кончины этого человека…

Осенью 1918 г., сразу после крушения Австро-Венгрии, при таинственных обстоятельствах исчезли протоколы Сараевского процесса. А в 1919 г., после подписания Версальского договора, австрийцы согласились вернуть сербам их архивы, захваченные в оккупированном Белграде. Но катер, на котором их перевозили по Дунаю, тоже исчез вместе со всеми архивами и командой. Просто не пришел к месту назначения, вот и все. В общем, «концы в воду»…

Стоит отметить еще одну особенность преступления в Сараево. После войны стала усиленно внедряться версия, будто за организацией теракта стоял российский военный атташе полковник генштаба В.А. Артамонов (а стало быть, и сам теракт был инспирирован русскими). Секретные документы из архивов царского военного и дипломатического ведомств, открывшиеся и опубликованные при советской власти, опровергли эту версию. Мало того, они убедительно показали, что Артамонов был решительным противником заговорщиков. И, тем не менее, несмотря ни на какие очевидные опровержения, «артамоновский след» широко утверждался в исторической и политической литературе. О нем писали за рубежом, его перемывал советский историк-троцкист М.Н. Покровский. Данную версию кто-то постарался подсказать и В. Пикулю, она отразилась в романе «Честь имею». Обратите внимание на этот прием. С подобными вещами мы еще встретимся. Тут мы имеем дело с типичной «версией прикрытия», призванной отвлечь внимание историков и широкой публики от истины.