Ложная память

Первый посетитель

В больничном ресторане мы с Лизой провели довольно много времени – за ужином, за лёгкой беседой с милой девушкой оно пролетело незаметно. Я совсем забыл, что меня ждёт посетитель, незнакомая мне женщина, о которой упоминал Эдуард Львович.

Когда мы вернулись, у двери в мою палату стояла она.

Безупречная фигура, дорогая элегантная одежда, подчёркивающая эту безупречность, длинные светлые волосы, уложенные в модную причёску, лёгкий макияж и, наконец, большие голубые глаза, в которых светились спокойная уверенность и сила.

Она была очень и очень привлекательна, но настолько же и недоступна.

– Отсутствуете на рабочем месте, Лиза, – сказала она.

– Мария Ивановна, я же сейчас персональная медсестра и сопровождала пациента в столовую, – оправдываясь, ответила Лиза.

– А пациенту можно самостоятельно передвигаться? – спросила женщина.

– Не ругайте Лизу, Мария Ивановна, – вмешался я, – Эдуард Львович сказал, что моему здоровью ничто не угрожает.

– Рада это слышать, – ответила она. – Не пригласите в палату? – Нам нужно поговорить.

Я открыл дверь, и мы вошли.

Сели за стол у окна, и Мария Ивановна, внимательно оглядев меня, сказала:

– Досталось вам прилично.

– Доктор обещал, что через неделю я снова буду как новенький, – ответил я.

– Да, лечить они могут профессионально, – ответила она, – но тут как при ремонте новой машины, которую разбили. Можно всё исправить, ничего не будет видно, и не узнаешь, что был ремонт, только новой эта машина уже не станет никогда.

– Если продолжать аллегорию, – ответил я, – то тут скорее ремонт подержанной машины: поменяли детали, сделали профилактику, и теперь она стала как новая. Выглядит посвежее и бегает побыстрее.

Мария Ивановна улыбнулась.

– Но как бы там ни было, Владимир Михайлович, я очень виновата перед вами, – сказала она.

– Как? – удивился я. – Вы-то тут при чём?

– Тот серебристый «Мерседес» на стоянке, помните? Это была моя машина, – ответила она.

В самый первый момент я даже не нашёлся, что на это ответить.

Я смотрел на неё, и постепенно мозаика стала складываться в связанную картинку.

Женщина за спиной того типа в лифте. Имя – Мария, такое же, как имя женщины Игоря, и такое же, как назвал тот охранник, совершая звонок. Изображение на фотографии – безусловно, это была она, хотя сейчас и выглядела намного привлекательней. Наконец, поставки медицинского оборудования в рассказе Игоря и здесь, в этой клинике.

Как же всё перепуталось!

Ничто в её облике не говорило об её истинной сущности. Солидная, привлекательная, интеллигентная женщина…. Неужели все бандиты из тех, что покруче, сегодня выглядят так, что сразу не догадаешься, кто они на самом деле, думал я. Всё настолько перемешалось, что понять это можно лишь тогда, когда они начинают действовать.

Она смотрела на меня совершенно спокойно, не отводя взгляда, и, видимо, ждала вопросов с моей стороны. А я смотрел на неё. Смотрел и понимал, что если бы не тот случай на парковке, то я утонул бы в её глазах сияющих невероятной решимостью и силой, в их бесконечной глубине. Если бы я не знал, кто она на самом деле, то наверняка поддался бы на её чары, ведь она, я это чётко видел, была невероятная женщина.

Но я находился в больнице и я знал…

– Мария Ивановна, – сказал я, – вы, наверное, привыкли, что всё в этой жизни происходит так, как хочется вам. Всё получается легко и как бы само собой. А если что-то вдруг оказывается не так, всегда можно послать какого-нибудь мордоворота и он добудет для вас это недостающее.

Мне всегда было интересно понять, что думает человек, когда поступает так, как вы. Перегородили выезд, предупредили охрану, чтобы, не дай бог, эта серая мышка, которая попала на вашу запретную территорию, не ускользнула. Видимо, просто так отпустить нельзя, нужно наказать, чтоб неповадно было, да и неинтересно просто отпустить, а так какое-никакое, но развлечение.

Не выясняя ничего, не считаясь ни с чем, просто потому, что, на ваш взгляд, видимо, считаться и не с кем, и незачем. Эта серая масса людей, вас окружающая, не значит для вас вообще ничего. Но среди нас, в этой серой массе, тоже попадаются люди, и я даже не себя имею в виду, что я…. – Я сам в этой жизни растерял многое, эмоции почти на нуле, и я, возможно, к такому, в некоторой степени, готов. Но есть ведь и другие люди – те, кто после такой ситуации себя уважать перестанут…

Меня понесло, и я уже просто не мог остановиться, слова выскакивали из меня, складывались во фразы, и этот процесс я практически не контролировал.

Она же внимательно, не отводя глаз, не перебивая, слушала меня, оперев подбородок на скрещённые ладони.

– И, между прочим, Мария Ивановна, – продолжал я, – на той парковке я оказался далеко не случайно. Я встречался с Игорем Петровичем. И именно он посоветовал мне поставить машину на то место, объяснив это тем, что оно практически всегда свободно. Другое дело, что после переговоров мы перешли в бар, и спустя некоторое время после бара он уехал домой на такси, а я вернулся на парковку один. Вернулся и…

– Вы во многом ошибаетесь, – сказала она, останавливая мой словесный поток, – и это не удивительно. В вашем состоянии трудно разобраться в чём бы то ни было, у вас элементарный стресс. Вам нужно перестать прокручивать эту неприятную ситуацию. Нужно попытаться отвлечься от неё, забыть. Это непросто, и в этом, как я уже говорила, моя вина. А я ужасно не люблю чувствовать себя виноватой и хочу как можно скорее загладить свою вину. И…, как вы удачно сумели заметить, я всегда легко получаю то, что хочу.

С этими словами она встала, сбросила с себя своё платье и подошла ко мне.

От неожиданности у меня перехватило дыхание, а от накатившего возбуждения я чуть было снова не потерял сознание.

Слишком уж быстрым оказался переход в иную реальность…

***

Я лежал на постели один, в чём мать родила, и невидящим взглядом смотрел на часы. Время для меня остановилось окончательно.

То, что совсем недавно произошло, было невероятно.

И невероятно сразу с нескольких точек зрения.

Во-первых, я никак не мог выйти из чудесно-блаженного состояния полной опустошённости, переживая снова и снова, то, что совсем недавно испытал.

Ничего подобного со мной не было никогда – взрыв наслаждения, бешеный всплеск эмоций, полная потеря своего я. Мне практически ничего не пришлось для этого делать – она, понимая моё состояние, сделала всё сама, мне оставалось просто лежать на спине, отзываясь каждой клеткой своего тела на её искусные движения, и это было незабываемо.

Во-вторых, и это было странно, я не испытывал ни малейшего чувства вины. Я, давно женатый человек, любящий свою жену, не допускающий даже в мыслях возможность измены, не испытывающий в этом никакой потребности, изменив, считал, что это в порядке вещей.

При этом моё отношение к жене совершенно не изменилось, я любил её по-прежнему и в своей личной жизни ничего менять не собирался.

В то же время на каком-то уровне сознания я знал, что был запущен некий параллельный процесс, имеющий не меньшее право на существование.

Мария Ивановна ли его запустила, сам ли я позволил этому случиться – было неважно. Важно было другое: я раздвоился и теперь был обречён жить в этих двух состояниях, не имея возможности свести две разные, но при этом вполне равнозначные реальности воедино.

Когда всё закончилось, Мария Ивановна встала и молча оделась. Я не знал, чувствовала ли она то же, что чувствовал я. По её невозмутимому виду это было невозможно понять.

Одевшись, она снова подошла ко мне, поцеловала в щёку и заглянула в мои глаза.

– Ну вот, – сказала она, – теперь стало значительно лучше, сразу видно, дело идёт на поправку. С такой терапией никакие лекарства не нужны.

– Возможно, я навещу тебя снова, – добавила она и вышла из палаты.

Визит Иры

Из оцепенения меня вывел телефонный звонок.

Я взглянул на экран дисплея – звонила жена. Я совсем забыл о ней и совершенно не был готов разговаривать с ней. Я не стал отвечать, и телефон, прозвонив восемь раз, замолчал.

Быстро ополоснувшись под душем, я оделся в свою пижаму и вновь взглянул на часы. Стрелки этого механизма показывали 22.20.

Со временем точно было не всё в порядке – то тянется, как резиновое, то стоит, то скачком перепрыгивает на полтора часа.

Что говорить жене, я совершенно не представлял, всё окончательно перепуталось.

Телефон зазвонил снова.

Дальше тянуть было нельзя, пришло время ответить.

– Слушаю, – сказал я.

– Ты куда пропал? Не отвечаешь, не перезваниваешь, не иначе как любовницу себе завёл? – сказала она полушутя.

«Она не может знать, что тут произошло», – невольно мелькнула мысль.

Возможно, никогда и не узнает, подумал я, уже боле-менее, себя контролируя, в остальном же лучше говорить правду, врать в моём теперешнем состоянии бессмысленно, она сразу догадается – за годы, прожитые вместе, мы неплохо изучили друг друга.

– Извини, Ира, что сразу не перезвонил. Дело в том, что я сейчас в больнице, – ответил я, – но ничего страшного не случилось. Было подозрение на сотрясение мозга, но оно не подтвердилось. Так что я практически здоров, только нос сломан.

– Ты что, в аварию попал? – волнуясь, спросила она.

– Нет, тут другая история, машина цела, можешь не беспокоиться, – ответил я.

– Да плевать я хотела на машину, я о тебе беспокоюсь, – чуть повышая голос, сказала она. – Говори адрес, я сейчас к тебе приеду.

– Ира, приезжать не обязательно, со мной действительно всё в порядке, к тому же посетителей после 20.00 сюда не пускают.

– Как-то очень уж настойчиво ты пытаешься меня отговорить, – ответила она. – И это очень подозрительно. Теперь я просто обязана увидеть, что с тобой.

Ничего не оставалось. Я взял буклет, на его последней странице нашёл адрес и продиктовал его ей.

– Всё, выезжаю, через полчаса буду, – сказала она.

Моя жена, когда требовалось, была очень решительной женщиной. Если она за что-то бралась, её было уже не остановить.

***

Я вышел в коридор. Можно было, конечно, нажать кнопку вызова, и Лиза пришла бы ко мне в палату, но моя просьба была несколько необычной, и я решил выйти сам.

Лиза дремала на своём месте.

Подойдя, я тихонько побарабанил пальцем по крышке стола.

От неожиданности она вздрогнула и проснулась.

– Владимир Михайлович, – с виноватыми нотками в голосе сказала она, – вы уж меня простите, день выдался напряжённый, отключилась полностью, даже ваш вызов не услышала.

– Да не переживайте вы так, – сказал я, – всё это пустяки, никто не узнает. Лучше помогите…

***

– Не знаю даже, что тут можно сделать, – сказала она, выслушав мою просьбу. – В больнице очень строгие правила. Любое нарушение – это большой штраф, а для персонала, помогающего в этом нарушении, гарантированное увольнение.

– Лиза, – ответил я, – вы так говорите, потому что не знаете моей жены. Когда она сюда приедет, а случится это уже минут через 15, и её попытаются остановить, она всю больницу на ноги поднимет – и персонал, и пациентов, в итоге всё равно сюда попадёт, но будет скандал, а он, я думаю, никому не нужен. Что касается штрафа, то если такое случится, я беру его на себя, и в любом случае валите всё на меня, а я подтвержу, что это я вас заставил.

Лиза вздохнула, принимая неизбежное.

– Сегодня в приёмном покое, – обречённо сказала она, – под пандусом главного входа, там, где привозят больных машины скорой помощи, в ночную смену дежурит мой хороший знакомый из службы охраны. Я думаю, что сумею договориться. Опишите, как выглядит ваша жена.

– Брюнетка, стройная, симпатичная, примерно моего возраста, в чём будет одета, не знаю, – попытался подобрать описание я, – зовут Ирина Анатольевна, я думаю, вы её узнаете.

– Хорошо, сейчас я спущусь вниз, встречу вашу жену и провожу её сюда, – твёрдым голосом ответила Лиза, – но вы, Владимир Михайлович, должны мне пообещать, что после этого ни вы, ни ваша жена без крайней необходимости из палаты не выйдете, и будете вести себя тихо. Если вам что-то понадобится, просто нажмёте кнопку вызова.

***

Спустя некоторое время появилась Ира. Вошла, коротко взглянула на меня, окинула взглядом палату, молча с бесстрастным выражением лица, подошла к столу, за которым сидел я. В правой руке у неё была довольно объёмистая сумка.

Она поставила сумку на пол и, по-прежнему не говоря ни слова, изредка неодобрительно поглядывая на меня, стала вынимать из неё продукты и складывать их передо мной на стол.

Скоро на больничном столе почти не осталось свободного места. Продуктов было столько, что при желании, забаррикадировавшись, можно было продержаться в этой палате пару недель: Два литровых сока, две пластиковые бутылки с минеральной водой, килограмм апельсинов, столько же яблок, шесть штук спелых персиков, пластиковая коробка с черешней, два батона в нарезке, упаковка масла, вакуумные упаковки какого-то мяса и колбасы, плавленый сыр и пять банок с консервами – тунец, лосось, два типа паштетов и маринованные огурчики.

Интересная ситуация, думал я, похоже, она на что-то сердится. Понять бы на что. Но прямо так всё равно не спросишь, она ответит, что всё нормально, ничего не случилось, пустяки, не бери в голову, но замкнётся ещё больше, и я, не придумав ничего лучше, задал довольно глупый вопрос:

– И когда ты успела всё это купить?

– Да что тут успевать, по дороге заехала в супермаркет, в это время там почти никого нет, – ответила она.

– Но, Ира, зачем же столько, здесь есть столовая, и в ней неплохо кормят, – сказал я.

– Опять недоволен, – сказала она. – Что ни сделай – всё не так. Жена о тебе заботится, а ты только и умеешь ворчать. Я прекрасно знаю, какая в твоей больнице столовая. Если питаться только там, ты точно никогда не поправишься. Вот я и купила всякой разной еды, может быть, больше, чем нужно, но я же не знала, в каком ты состоянии и что в этом состоянии тебе захочется.

И она снова неодобрительно посмотрела на меня.

– Но я вижу, тебе и так хорошо, – продолжала она. – Может быть, ты даже не рад, что я к тебе приехала? Может быть, я зря после работы, уставшая, бросила всё, неслась, как ненормальная, через весь город на машине, думая, что тебе плохо, хотела тебе помочь? Что ты молчишь, Володя? Скажи, если всё это зря, то я прямо сейчас и уеду обратно.

Честно говоря, после таких её слов у меня мелькнула мысль сделать то, на что она напрашивается. Послать всё подальше, а там будь что будет, но вместо этого я ответил:

– Ну, о чём ты говоришь, Ира, я тебя ждал и…

Договорить она мне не дала и перебила на середине фразы.

– Не знаю, Володя, кого ты ждал, – сказала она. – Я приехала и вижу, что за столом сидит недовольный тип, вальяжно развалился, прикидывается больным…. И это ему не то, и то ему не это, а у самого только пластырь на носу, и неясно есть ли под ним хотя бы царапина.

– На носу, Ира, у меня бандаж, – ответил я, – нос сломан, болит, и достаточно сильно. Голова раскалывается, а от твоих монологов вообще скоро лопнет.

– Я, между прочим, даже не ужинала, – продолжала она, совершенно меня не слыша. – Думала, приеду, посидим, поговорим спокойно. А приехала как к чужому человеку, ни одного доброго слова.

И она заплакала.

Только этого не хватало, подумал я. Какая-то странная ситуация – слёзы, монолог Иры на грани истерики…. Наверное, она и правда, устала после работы, перенервничала после моего звонка. Торопилась ко мне, думая, что я при смерти, а я и в самом деле почти здоров. В итоге все её волнения и вылились в эти слёзы.

Я не мог спокойно видеть её слёз, и я был обязан её утешить.

– Ира, извини. Я и правда, не очень хорошо себя чувствую, – начал я, – нос болит, эта больница, куча неприятностей, вот и веду себя как болван.

Я обнял её, поцеловал в мокрые от слёз глаза.

– Не плачь, малыш, прости, я тебя очень люблю, я скучал без тебя, и я очень рад, что ты приехала.

Она молчала, но я чувствовал, что лёд в наших отношениях стремительно тает. Когда он растаял окончательно, она тоже меня обняла.

– Ладно, что уж с тобой поделаешь, тебя всё равно не изменишь, – улыбаясь сквозь слёзы, сказала она. – Я тоже тебя люблю.

И она доверчиво прижалась ко мне.

Я чувствовал в своих объятиях её нежное, родное, знакомое до последней чёрточки тело, вдыхал его запах. Как же я любил так её обнимать, как же я любил эту женщину.

Удивительно: мы много лет вместе, а совершенно не надоели друг другу, думал я. Иногда мне кажется, что с годами мы становимся только ближе.

Мы стояли молча, не двигаясь, наслаждаясь этим мгновением, и во мне стало подниматься желание.

– Ого, – сказала она, почувствовав моё возбуждение. – Маленький мальчик, по-моему, что-то хочет?

Я ничего не сказал, просто плотнее прижал её к себе.

– А тебе можно, ты ведь у меня вроде бы больной? – шёпотом на ушко спросила она.

– Сегодня уже всё можно, – ответил я.

Она посмотрела на меня с некоторым удивлением, но нам было уже не до выяснений скрытого смысла моей неудачной фразы.

Нам не терпелось поскорей оказаться в постели.

***

Хорошая всё же была эта больница с её отдельными палатами, с телевизором, включив который, можно было заглушить почти любые звуки. Учтивый персонал, который не побеспокоит в самый неподходящий момент. И ещё…, я очень надеялся, что в этой больнице хорошая звукоизоляция, должна быть хорошей, ведь это больница экстра-класса.

В отдельные моменты, когда мы не могли себя контролировать, с некоторыми звуками телевизор мог и не справиться.

Встретившись здесь, в этой палате, спустя 12 часов после того, как расстались утром дома, мы просто потеряли голову, словно не виделись друг с другом очень много лет и будто все эти годы разлуки только и делали, что копили свою страсть.

А может быть, думал я, оно так и было.

Может быть, проблемы, заботы, каждодневная суета не давали нам возможности по-настоящему раскрыться друг для друга. Может быть, за долгие годы совместной жизни, наши отношения настолько устоялись, что мы забыли, как это делается.

Мы перестали искать в наших отношениях что-то новое, не ждали от них ничего необычного и, как оказалось – зря.

Уникальный случай – моя лёгкая травма, волнение по этому поводу, больница, не располагающая к проявлению нежных чувств, вывели нас из нашего привычного оцепенения и позволили открыть друг в друге новые уголки, до сих пор неизведанные. – Чудесное ощущение, делающее нас намного ближе друг другу.

Как же мне хорошо, думал я, обнимая свою любимую жену, задремавшую на моём плече. Так бы и лежал, не двигаясь, всю жизнь, боясь вспугнуть это ощущение счастья.

Ира открыла глаза.

Улыбнулась мне.

Придвинулась ближе.

– Знаешь, о чём мы с тобой забыли? – спросила она, возвращая меня к действительности.

– О чём? – в ответ спросил я.

– Когда мы поговорили по телефону, и я сорвалась к тебе, мы совершенно забыли о Томе, – ответила она. – С ним так никто и не погулял. Теперь он сидит там один бедненький и плачет.

Том – это, на самом деле, Томас, наша собака. Но я, в который уже раз поразился женской логике. – Забыла погулять с собакой – понятно. Голова была занята другим, переживала, не знала, что со мной, и считала, что нужно скорее добраться до больницы – хорошо, это тоже объяснимо. Но зачем нужно обязательно перекладывать на меня часть своей ответственности, зачем в таких случаях добавлять это своё «мы».

– И что же теперь делать? – спросил я.

– А что тут сделаешь? Тебя туда не отправишь, ты всё-таки больной, придётся ехать мне, а так не хочется вылезать из твоей тёплой кроватки, – сказала она, прижимаясь ко мне.

– Нет, всё, надо возвращаться, – добавила она, отстраняясь, – а то я никогда не уйду.

Одевшись, она подошла ко мне, поцеловала в щёку, нежно шепнула:

– Мне было очень хорошо, так, как уже давно не было, лучше, наверное, вообще не бывает.

– Мне тоже, Ира, – сказал я в ответ. – Не хочется тебя отпускать. Как насчёт завтра? Приедешь навестить?

– Не знаю, не знаю, – сказала она, улыбаясь, – здесь же всё-таки больница, да и тебе покой нужен. Завтра созвонимся, а там видно будет. Всё, мне пора, а то Томка совсем с ума сойдёт.

– Выздоравливай поскорее, дома всё-таки лучше, – добавила она, поцеловала меня ещё раз и вышла из палаты.

Двойственность восприятия

Я снова остался один.

Второй раз за сегодняшний вечер женщины бросали меня здесь, в этой палате.

Похоже, это входит у них в привычку, подумал я и взглянул на часы. Одновременно с моим взглядом обе стрелки встали вертикально вверх.

Этот странный и невероятно длинный день, наконец, закончился.

Вставать не хотелось, но на столе осталась лежать груда продуктов и за ночь некоторые из них могли испортиться.

Я встал, выпил соку и загрузил продукты в холодильник.

А говорила – не ужинала, посидим, поговорим, думал я, имея в виду свою жену, а сама, чуть повод появился, сразу уехала. Такое ощущение, что женщины меня только используют, а сам я, как личность, им и не нужен, и даже неинтересен.

Так, поймал я себя, невольно ухмыляясь, я уже начинаю думать о женщинах во множественном числе. Тревожный знак, пора возвращаться в исходное состояние.

***

Я лежал на кровати, но мне было не до сна.

События, произошедшие совсем недавно, никак не желали меня отпускать. – Странное стечение обстоятельств и совершенно необъяснимое с точки зрения логики моё отрешённое отношение к случившемуся. Оно не могло быть таким, думал я. Сколько себя помню, я всегда придерживался определённых правил, их у меня не так уж и много, но они есть. И одно из них, возможно, самое главное – никаких посторонних женщин после женитьбы.

Это не связано с моим воспитанием, религией или ещё какими-либо ограничениями физического или морального плана. Я просто по-настоящему люблю свою жену, уверен, что именно она и есть моя вторая половинка, и очень дорожу нашими с ней отношениями. Возможностей для лёгкой интрижки без каких бы то ни было обязательств за мою не очень короткую жизнь было более чем достаточно, но я не шёл на поводу у своих сиюминутных желаний, я всегда придерживался своего строгого правила.

Тогда, много лет тому назад, перед тем как сделать своей жене предложение, я задал себе вопрос: готов ли я к тому, что, кроме неё, у меня других женщин уже не будет? Тогда я без тени сомнения ответил себе: да. И с тех пор ни разу не пожалел об этом.

Всю свою жизнь я хранил верность одной-единственной женщине, и для меня это так же естественно, как дышать.

Я прокручивал свою жизнь, пытаясь найти подтверждение своим мыслям, и находил их на каждом шагу. Память неумолимо разматывала клубок ушедшего времени.

Я вспомнил лето. Наш загородный участок недалеко от Выборга. – Мы с женой очень любим это место. – Участок крайний, за его границей сосновый лес, чуть дальше озёра среди скал, среди почти нетронутой природы. Под ногами гранит или хвойные иголки вперемешку с песком. И запах, удивительный запах, наполненный северной первозданной чистотой.

Несколько часов, проведённых там, снимают усталость. Отдохнув в этом месте, наполняешься энергией на неделю вперёд.

Мы ездим туда постоянно, всегда, как только появляется такая возможность. Нередко мы приглашаем туда гостей.

А самый главный для нас день – это 20 августа, годовщина нашей свадьбы.

Каждый год в этот день мы устраиваем там настоящий праздник.

Приезжают родственники, друзья с детьми и собаками, все, кто нам дорог, и все, кто хотел бы увидеть нас.

В этот день мы накрываем столы в нашем маленьком саду.

В нём несколько яблонь, на которых бывает на удивление много спелых яблок, слива, но плодов на ней почти нет, видимо, наш северный климат не очень для неё подходит. Две вишни – с ними, как правило, всё хорошо. К этому дню, они обычно усыпаны гроздьями спелых красных ягод. – Маленький симпатичный сад, в котором к вечеру этого дня плодов будет значительно меньше. Мы специально стараемся сохранить его нетронутым до этого дня. – Приедут гости, будет много детей, и им разрешено в этот день рвать в нашем саду всё что угодно.

Бывает здорово.

К вечеру у гостей поднимается настроение, все становятся непринуждёнными, звучат шутки, тосты, оживлённая беседа, смех. Дети вперемешку с собаками носятся между деревьев, и им тоже весело.

Такая вот ежегодная мини-свадьба.

Потом наши гости заставляют нас целоваться.

Для них это шутка, традиция, но для нас с моей любимой женой всё всерьёз. Раз – и я обнимаю её покрепче, целую в нежные губы; два – мы закрываем глаза, ускользаем из этой Вселенной, и для нас двоих больше ничего нет вокруг…

Я вспоминал и улыбался, события плавно текли сквозь сознание, к несчастью, постепенно замедляясь, теряя свою чёткость – видимо, я засыпал.

Я сконцентрировался, и это дало некий толчок – поток событий нашёл своё русло, но это было совсем другое направление…

В моём воображении всплыла удивительно отчётливая картинка, словно я смотрел кино в режиме высокой чёткости, я даже вздрогнул от неожиданности. – Именно кино, потому что просто воспоминанием это назвать было нельзя, всё выглядело так, словно старый сценарий пьяный режиссёр перекроил на новый лад.

Там, в воспоминаниях я находился на своём загородном участке, рядом никого не было. Жена ушла в магазин, а я сидел у мангала в шезлонге, отдыхал, посматривал за приготовлением шашлыков, ждал гостей, которые должны были скоро приехать. Потягивал пиво прямо из бутылки, а у моих ног сидела моя любимая собака – лабрадор по кличке Панда.

Я оглянулся и увидел дом – почти особняк 10 на 15, моя гордость, кирпичный, двухэтажный, пусть с минимальными, но удобствами, очень красивый снаружи, уютный и удобный внутри.

Из распахнутой входной двери раздался голос:

– Володя, не поможешь накрыть на стол?

Это подруга жены и моя любовница звала меня…

Всё, стоп, это невозможно… Я попытался прогнать это воспоминание, но это оказалось непросто. Сначала словно в тумане, а дальше всё более и более отчётливо картинка вернулась. И в этом моём ложном воспоминании я встал, вошёл в дом, прошёл в гостиную.

У стола хозяйничала симпатичная молодая женщина.

– А может быть, ну его этот стол, Машенька, – сказал я, нежно обнимая её и целуя за ушком, – может быть лучше найдём занятие поинтересней?

– Ну, перестань, дурачок, – отозвалась она, – не приставай, потерпи, сейчас не время и не место. Наверняка очень скоро кто-то явится. Или гости приедут, или твоя жена вернётся.

Я отстранился, скорчил дурашливо-обиженную мину.

– Так всегда… задумаешь что-то хорошее, так тебя тут же развернут, пнут под зад, и свободен, – ответил я, посмотрев на Машу.

В ответ получил осуждающе-недовольный взгляд и тут же постарался исправить положение:

– Ладно, Маша, я и сам всё понимаю, извини, показывай, что и куда накрывать…

Внезапно всё закончилось.

Словно выключили кинопроектор.

Я сидел на кровати, совершенно ошарашенный этим своим воспоминанием, испытывающий нешуточное возбуждение от недавней, теперь уже воображаемой близости симпатичной женщины – той самой Марии Ивановны, что совсем недавно посещала меня в больнице, которая в моём воспоминании легко и непринуждённо оказалась моей любовницей и подругой жены.

Я терялся в догадках, я не мог понять, как такое возможно, ведь это не было просто воображением, всё было слишком реалистично, словно я каким-то непостижимым образом приоткрыл дверь в неведомый мне мир, где всё было именно так, как видел я.

Там, в этом мире, у меня была собака по кличке Панда, там у меня был большой дом.

В моём мире всё было по-другому, мою собаку звали иначе, а на дачном участке был небольшой аккуратный домик 6х6.

И ещё…, на самом деле, я совершенно не пил алкоголь, даже пиво, даже безалкогольное, и уже очень давно.

Сознание раздвоилось, и я впал в некоторую прострацию. С одной стороны, я понимал, что пережитое мной – не более чем иллюзия, не имеющая ко мне никакого отношения, ведь я прекрасно знал, что со мной такого никогда не было.

С другой же стороны, всё, что я видел и ощущал, было настолько правдоподобно, что почти не вызывало сомнений.

Мозг был готов взорваться от переизбытка противоречий, но тут, видимо, сработал защитный клапан – я снова выпал из реальности и незаметно для самого себя оказался на грани яви и сна, где наполнился новыми странными видениями.

***

Я находился в ярко освещённом цилиндрическом тоннеле диаметром приблизительно 10 метров. – Это был технический тоннель в составе межконтинентальной транспортной сети.

Я, во главе группы специалистов, шёл к 115-му ответвлению сектора G8. Там была подготовлена к пуску установка регенерации воздуха.

Мы повернули направо, в боковое ответвление – оно было меньше, всего 5 метров в диаметре, длиной 154 метра, заканчивающееся тупиком, где за огромными вентиляторами, скрытая от посторонних глаз, находилась сложнейшая система, ждущая моей инспекции.

Рядом с вентиляторами, за тяжёлой бронированной дверью, располагались технические помещения, а в них пульт управления установкой.

Внутренние поверхности тоннеля были выполнены из специального сплава нержавеющей стали.

Освещение в 115-ом ответвлении было выполнено временное, организованное специально для нас на время приёмки. – Постоянное освещение в этом тоннеле предусмотрено не было, да и нецелесообразно делать светильники там, где после пуска установки скорость потока воздуха будет достигать 120 метров в секунду.

Всё это – структуру межконтинентальной транспортной сети северо-западного филиала: сооружения, механизмы, автоматику и многое другое – там, в своём видении, я знал досконально. Это являлось частью моей работы в службе заказчика, где я занимал значительный пост.

Я остановился, внимательно разглядывая поверхность обшивки. Прошёл дальше, осмотрел вентиляторы. Честно говоря, мне всё нравилось, первое впечатление всегда правильное, а когда много лет профессионально занимаешься каким-либо делом, при первом визуальном осмотре несоответствия всегда бросаются в глаза.

– Вот, Владимир Михайлович, всё подготовлено, всё в проектных габаритах, в соответствии с нормами, можете сами проверить, – засуетился человек средних лет, видя мой озабоченный взгляд.

Я хорошо его знал, это был главный инженер компании «Экотрансстрой», и мы сотрудничали с ним уже довольно давно. Серьёзных нареканий к нему никогда не было – порядочный и очень ответственный человек, но всегда существует человеческий фактор. Что-то забыли, что-то пропустили, человеку свойственно ошибаться, поэтому я ни для кого и никогда не делал исключений.

– Выглядит неплохо, Игорь Петрович, – ответил я, – но проверим обязательно. Антон, – позвал я своего сотрудника, – возьмите себе кого-нибудь в помощь, запустите сканер – проверьте габариты, затем сделайте выборочный ультразвуковой контроль качества швов обшивки, а за обшивкой выборочно отсканируйте на предмет пустот.