О животных, людях и нелюдях

– Наконец-то, – саркастически проворковал Голубь, заметив с лоджии мышь-полевку, которая неподалеку в парке лущила семена мутировавших растений.

Голубь заложил круг и тщательно прицелился, собираясь испугать мышь и самолично полакомиться семенами. Но в последний момент, увидев планирующую к нему исполинскую ворону, он резко свернул в сторону. Спешно приземлившись аккурат возле муравьиной дорожки, Голубь спрятался в высокой траве. Затем осторожно выглянув вверх, он увидел удалявшуюся ворону.

– Вот сволочь, обед испортила, – ругнулся Голубь и со злости склевал пробегавшего муравья. Тот оказался довольно кислым. Голубь выплюнул кислятину и, заинтересовавшись муравьиной активностью, продвинулся дальше. Муравьиная дорожка быстро заполнялась тысячами насекомых. Они целеустремленно направлялись к комку паутины, в плену которой оказались десятки других муравьев. Насекомые пытались распутать и разорвать паутину, но сил муравьиной армии явно недоставало. И многие муравьи, вновь запутавшись в паучьей ловушке, замирали обреченно без сил.

«Почему муравьи стараются спасти своих сородичей из паутины, рискуя собственной жизнью? – спросил себя Голубь. – Или же безуспешно пытаются откопать других муравьев, попавших в земляную ловушку?»

Досадуя, что не может найти объяснение, Голубь встряхнул свое рыжеватое оперение, и решил склевать еще одного муравья.

Муравей был особенным, чем очень гордился. Ни солдатом, ни рабочим, ни фуражиром, ни тем более рабом, – он был романтиком, поэтом и сибаритом.

– Таких как я – единицы на миллион, – блаженно размышлял вслух Муравей, тихонько почесывая стерниты брюшка, стараясь избегнуть случайной феромонной и звуковой связи с сородичами. Ему было глубоко плевать на обязательность существующих в муравьиной семье инстинктов и принципов, таких как разделение труда, постоянную связь между особями и непременную взаимопомощь. Причем эта уникальная особенность муравья-сибарита вовсе не мешала ему иметь традиционно естественные симбиотические связи с рядом абсолютно других видов, таких как растения, грибы и чужеродные насекомые.

Вот и сейчас, наблюдая за суматохой на муравьиной тропе и жирным придурковатым голубем, он от греха подальше забрался на вершину куста, а затем перелез на ствол растущей рядом лапины.

– Воюйте, братья, воюйте. Но только, чур, меня не призывать, – тихонько прострекотал поэт-романтик и отправился вверх по дереву в поисках сладкой пади цикадок в листве. Заметив дупло, Муравей замер и притаился, стараясь рассмотреть владельца. Однако тот не показывался, хотя дупло выглядело явно и давно обжитым. Муравей стал осторожно подниматься, огибая ствол по спирали.

Лапина в старом, убитым временем, парке росла обособленно, если не считать молодых кустов золотистого рододендрона, которые ей почтительно кланялись.

«Почему деревья и кустарники обязательно начинают тянуться друг к другу, а порой частенько и к растениям совершенно другого класса? Даже если их семена оказались случайным образом заброшены в почву поодаль и проросли?»

Не дождавшись ответа по линии симбиотической связи, Муравей стал заботливо чистить свои тонкие усики, а затем принялся за хитиновую оболочку. Когда с оздоровительным туалетом было почти покончено, муравьиный романтик заметил появившиеся на краю дупла пальцы енота.

Енот страдал бессонницей. Несмотря на старость, он, как и положено енотам, продолжал вести хулиганский сумеречно-ночной образ жизни. Однако стариковская бессонница в разгар дня его донимала. И теперь Енот, устроившись в глубине дупла раскидистой вековой лапины, с кислым видом в полудреме разглядывал близлежащую территорию своими подслеповатыми при солнечном свете глазками. Эту ясенелистную лапину, как извещала полустертая табличка у дерева, сто лет назад якобы посадил некий поэт Пабло Неруда, любезно приглашенный властями канувшей в лету страны отдохнуть на курорте. Лично с поэтом Еноту познакомиться, естественно, не довелось, но за удобное дупло зверек был ему благодарен, по крайней мере, в силу представления этого чувства в понятиях животной эмпатии.

До ушей Енота донеслось чье-то урчание и повизгивание. Любопытство победило полудрему бессонницы. Енот высунулся из дупла, чтобы узнать, кто так урчит. Внизу среди одуванчиков суетилась нутрия. Она тайком обрывала его любимую лагерстремию, да еще во время цветения.

«Надо наказать пока не сбежала», – решил Енот, собираясь быстро выбраться из дупла и спуститься к подножью лапины. Но не успел. Мелькнула тень и громадная ворона, схватив нутрию, моментально расправилась с ней. Затем, разорвав тушку, птица не спеша приступила к трапезе. Енот завистливо облизнулся и невольно сглотнул слюну.

Как и ворона, он тоже очень уважал мясо нутрий. Потому что здесь в этом брошенном на произвол заповеднике водились самые вкусные нутрии на всем морском побережье.

«Да, у этой вороны губа не дура», – подумал Енот, ловя себя на мысли, что насчет птичьих губ скаламбурил сам того не желая. Птица внезапно вскинула голову и пристально взглянула ему прямо в глаза. Енот спокойно выдержал взгляд вороны и продолжил изучающе смотреть на нее. Опасности он не чувствовал.

«Почему сокровенные переживания и мысли одного вдруг начинают притягиваться к мыслям другого? Абсолютно чуждого животного? И даже птицы?» – стал задавать себе вопросы зверек, стараясь отогнать горькие мысли о несостоявшемся пиршестве. Но совсем отвязаться от них оказалось довольно непросто. Енот вздохнул и вновь скрылся в своем дупле, намереваясь дождаться наступления ночи.

* * *

Исполинский космический корабль второй луной медленно вращался на орбите Земли. В центре коммодорской рубки огромная виртуальная панель транслировала съемку с наружных камер искусственного планетоида. С одной стороны экрана пятнистым голубым шаром проплывала новая захваченная колония. С другой не было видно никаких значимых объектов, кроме разноцветных точечных всполохов бесчисленных звезд и холодной черноты космоса. Коммодор Пцтальф неспешно диктовал виртуальному голосовому помощнику очередную докладную в Главный Штаб Галактианской Армады. Командир планетоида расположился на газовой подушке напротив экрана, изредка на него поглядывая, и потягивал освежающий коктейль. После уничтожения последних представителей разумных существ на этой планете можно было не торопиться. Пцтальф голосом обозначил паузу и восьмым щупальцем добавил себе бодрящего напитка. Освежившись, он вывел на экран докладную и перечитал.

«Срочно/Особой важности/Исх.№074/Общ.№628

Девятый Планетоид Шестого Корпуса – Оперативному Отделу Главного Штаба Армады

Первый этап колонизации планеты IO748391-3 успешно и окончательно выполнен. Второй этап по внедрению имитаторов-биоботов во всё видовое разнообразие животного мира планеты реализуется согласно утвержденному плану. К настоящему времени в фауну колонии внедрено более полумиллиона самообучаемых биороботов всех типов существ. Однако, первые экземпляры биоботов, внедренные сорок планетных оборотов ранее, а именно: Ворона-3/5386, Енот-4/3725, Голубь-5/6341, Бабочка-6/8154, Муравей-7/9702 и другие (список прилагается), столкнулись с трудностями при обработке массивов данных. В интересах прогнозируемого развития событий, согласно рекомендациям Второго Аналитического Центра, прошу увеличить сроки проведения второго этапа еще на двадцать пять планетных циклов».

Коммодор Пцтальф скрепил сообщение личным электронным биогенетическим кодом и задумался.

«Почему для колонизации планеты непременным условием штаба армады явилось полное истребление человечества?»

* * *

Зиндан

Рассказ на основе реальной истории одного из эпизодов Афганской войны

– Лейтенант, очнись, лейтенант, – пробивался чей-то голос сквозь туман сознания и пелену вязкой боли. Павел застонал.

– Застонал, значит, очнется, – вновь проговорил тот же ватный голос.

Павел ощутил прикосновение мокрой тряпки к лицу.

– Пить, дайте пить, – прохрипел он, смутно удивляясь, почему почти не слышит своих слов.

– Сейчас, лейтенант, сейчас, – проговорил голос, – вот воды немного. Но ты попей, попей, лейтенант.

Павел снова впал в забытье. Очнувшись, он увидел над собой темный свод с дырой наверху, заполненной звездами. Ночное небо сквозь дыру виделось неестественно синим, а звезды – неестественно крупными. Павел облизал сухие губы и повернул голову. Рядом неясно угадывались фигуры людей. Доносилось чье-то хриплое бормотание. Павел попытался приподняться, но мгновенная сильнейшая боль в левом боку отбросила его назад.

– Зиндан, плен, – промелькнула в голове мысль прежде, чем он вновь потерял сознание.

Второй раз Павел очнулся, когда жалящие лучи солнца коснулись его лица.

– Сейчас мы тебя подвинем, лейтенант. Над Павлом склонился худой высокий старлей. Он аккуратно и медленно передвинул его к стенке зиндана. Несмотря на его осторожные движения, Павел застонал сквозь зубы от боли.

– Я – Дима Васильков, сапер из триста девятого отдельного инженерно-саперного батальона, – сказал старлей. – Очнулся лейтенант, значит, выкарабкаешься.

– Володя, – позвал он, – посмотри лейтенанта. Подошел рыжий заросший парень. Старлей повернул голову к Павлу.

– Это фельдшер из пятнадцатой МСД, он тебя посмотрит.

Павел огляделся вокруг. В зиндане сидели пятеро грязных людей, все военные: неподалеку изможденный парень – рядовой, рыжий Володя – сержант, старлей Дима, у остальных званий было не разобрать. Фельдшер распахнул «песчанку», осмотрел живот Павла.

– Надо повернуть его на правый бок, похоже много крови потерял. Давай, Дима. Они бережно приподняли Павла.

– Сквозное, думаю, что селезенку пробило. Хорошо, что кровь запеклась и прилипла к тельняшке. Надо его тельник разорвать на ленты и хоть как-то перевязать.

– Володь, вот заточенная звездочка, попробуй ею разрезать, – сказал старлей.

Фельдшер трудился над тельняшкой, стараясь аккуратно вырезать засохший и прилипший к ране кусок.

Павел, несмотря на туман в голове, пытался вспомнить события предыдущего дня.

– Ты кто будешь-то? – спросил Дима.

– Спецназ, разведка.

– Духам не говори, начнут пытать, назовись связистом.

– Что? Я тебя почти не слышу.

– У тебя, брат, похоже, еще и контузия. Но ничего, парень молодой, выдюжишь.

– Готово, – сказал хмурый Володя-фельдшер. – Поссать надо на рану, чтобы кусок тельника отодрать.

Павел посмотрел ему в глаза.

– Чего смотришь? Жить хочешь, значит терпи.

– Поссать – это проблема, – сказал старлей, – нам в день на всех две лепешки и тыкву воды бросают. Пойду, ребятам скажу.

Павла перевернули на живот. Спустя некоторое время он почувствовал теплую струю и жжение по краям раны. В воздухе тяжело запахло мочой. Фельдшер попробовал оторвать тряпку.

– Хорошо прикипело. А, впрочем, черт с ним, ткань сама отвалится, главное мочой промыли. Щас перевяжем и порядок.

– Эй, кяфир, – в дыре показалось бородатое лицо. Афганец кинул подбежавшему солдату лепешки, тыкву и удалился. Павел съел немного лепешки, оставшийся кусок спрятал в карман. От съеденного закружилась голова.

– Ты попей немного и отдыхай пока. Сегодня тебя духи трогать не будут, – сказал старлей.

– А что, этот парень, в углу постоянно молится, – спросил Павел, указывая на прижавшегося к земле солдата.

– Сеня, младший сержант, умом тронулся. Их четверых убивать повели. Двоим у него на глазах глотки перерезали. А его заставили животы убитым вспороть и кишки у них вокруг горла намотать. Третий отказался. Духи тогда тому парню уши, нос, язык, все мужское отсекли. Потом Семена заставили ему голову отрезать. Убитых на дороге, по которой наши колонны ходят, для устрашения бросили. Самого Семена обратно привезли, только он с каждым днем все хуже и хуже. Ты поспи лучше.

– Не хочу.

– Тогда как в плен попал, разведка?

– Два дня назад духи раздолбали нашу колонну в ущелье возле Гардеза. Как водится, сначала подожгли первый и последний танк в колонне, затем хладнокровно расстреляли сверху остальных. На следующий день летчики сообщили, что видели в ущелье живых на бэтэрах. Командование послало нашу группу с задачей высадиться в горах и провести разведку. Если остались живые, вывести их из ущелья. Павел помолчал.

– Ловушка это была, духи специально раненых к бэтэрам привязали. Нашу первую вертушку сразу из ПЗРК накрыли, там Леня Сорокин летел, командир группы и еще шесть человек. Вторая стала разворачиваться, но и ее достали. Движок задымил, летчики пошли вниз в ущелье. В общем, плюхнулись прямо духам в лапы. Мало того, что у них в этих горах пещеры, из которых они колонну накрыли, так они еще и под машинами залегли. Короче, забросали вертолет гранатами. Те, кто как я, успели выскочить тоже недалеко ушли. Слишком неравный бой, – Павел сглотнул, – но несколько человек мы положить успели.

– Да, брат, а тебя, как офицера, значит, в зиндан.

Павел отвернул голову.

– Ладно, спать буду.

Прошел день, другой, третий, неделя, затем вторая. О Павле словно забыли, да и других тоже не трогали. Лишь скудная ежедневная пайка, сбрасываемая в дыру, являлась свидетельством, что духи о них помнят. Павел все это время изучал обстановку. По выкрикам духов, по звукам шагов наверху, по другим, доносившимся звукам, пытался представить происходящее в кишлаке. Сам зиндан представлял собой яму, примерно семи метров диаметром, с низким, высотой немногим более среднего человеческого роста, сводом. Вверх еще настолько же уходила дыра, метра полтора шириной. Стены зиндана кое-как были выложены булыжниками и камнем.

– Не понимаю, что происходит, странное затишье, – рассуждал Дима-старлей, – может война кончилась?

– Это вряд ли. Слышен шум наших «Крокодилов» и «Грачей». Кроме того, даже если война кончится, на репарацию нам надеяться нечего, – усмехнулся Павел.

– Это так, но надеяться надо.

– У духов священный месяц рамадан давно закончился. Потом праздники и запретные месяцы зуль-када и зуль-хиджа. Может поэтому не трогают. Есть и другие запретные месяцы, типа мухаррам. В это время они тоже особо не воюют. Хотя сражаться с неверными в это время Коран разрешает, смотря как трактовать, – сказал Павел.

– А надеяться надо на побег, – добавил он.

– Если кто сбежит, всех остальных убьют, – сказал старлей.

– Рано или поздно нас всех убьют.

Павел за это время пришел в себя, рана затягивалась, но контузия еще давала о себе знать. При резком движении сразу начинала кружиться голова, в ушах появлялся сильный шум, а на глаза наплывала мутная пелена. Несмотря на это Павел, не дожидаясь, пока полностью заживет рана, приводил себя в порядок. Он постоянно тренировал пальцы, набивал костяшки и ребро ладони. Не обращая внимания на скудость кормежки, разминал мышцы. В зиндане стоял тяжелый зловонный запах. Некоторые из духов, веселясь, использовали дыру для облегчения желудков. Павел заставил солдат выкопать яму в углу зиндана, и убрать дерьмо под дырой. На вопрос чем копать, он выбрал из земли два гранитных булыжника покрупнее, затем резким ударом расколол один об другой. Правда, вместе с булыжником у него от боли едва не раскололась голова. Протянув острые обломки гранита солдатам, сказал: «Этим и копайте. Когда выкопаете одну, начнете вторую напротив. Одну для их дерьма, в другую сами ходить будем. Если будет чем».

Павел заставлял себя подолгу стоять под дырой, вытянувшись к небу, стараясь наполнить легкие чистым воздухом, а глаза солнцем. В последние дни он стал садиться в шпагат на растяжку, в «корову» или дзен и сидел так часами. Из металла, кроме заточенных латунных звездочек у них ничего не было. Павел аккуратно вырезал из хебэшных штанов стальную зацепку, разогнул и заточил о камень до остроты бритвы. Он неустанно расспрашивал всех в зиндане о месте, где они находились. Правда, из всех только трое попали в зиндан, будучи в сознании. Лучше всех мог бы рассказать Семен, младший сержант, но он уже окончательно потерял рассудок и почти ничего не ел. В конечном итоге Павел уяснил, что их тюрьма находится где-то в провинции Пактия в районе Гардеза в одном из ничем не примечательных горных аулов. В самом кишлаке располагались два ряда дувалов с десятком каменных и глинобитных домов. Основная часть духов, по-видимому, находилась в горах неподалеку. По словам солдат моджахеддов в кишлаке было полтора-два десятка.

– Ты, вижу, серьезно готовишься, – сказал Дима Павлу после трех недель пребывания лейтенанта в плену, – я тоже поначалу думал о побеге. Дыра невысоко три с половиной метра, может чуть больше. Если стать друг другу на плечи можно выбраться. Вопрос, что дальше? Наверху собаки, несколько часовых с автоматами. А что у нас? Обломки булыжника и заточенные звездочки.

– Главное не раскисать. Выберемся наверх, будем действовать по обстановке.

– Собаки поднимут шум. Да, и куда бежать, кругом горы. Духи нас мигом достанут, для них горы дом родной.

– Дима, повторяю, не раскисай, держи себя в форме и других заставляй.

– Тебе легко говорить, ты в зиндане около четырех недель, а Славик здесь уже шестой месяц. Ты взгляни на него.

Павел машинально посмотрел на выглядевшего стариком солдатика.

– Он говорит, что больше полугода здесь никто не выдерживает. Другие тоже не лучше, доходяги, а ведь им всего по девятнадцать-двадцать лет. Про Семена я вообще молчу.

– Солдатам надо объяснить, они все почти по году в Афгане прослужили, должны понять. А Семена придется оставить, – жестко сказал Павел, – главное, чтобы он нас по дурости не выдал. Он обвел глазами всех пленников.

Старлей Дима, два месяца плена, еще держится, хоть и боится. Сержант-фельдшер Володя, тоже два месяца, на побег пойти сможет. Этих запишем в актив. Дальше похуже. Игорь, рядовой, четвертый месяц в зиндане, нехороший у него блеск в глазах, звериный, собой почти не управляет. Ладно, пусть будет. Славик, рядовой, совсем плохой, все время молчит, передвигается как тень, не боец. Наконец, Семен, младший сержант, безнадежен.

– Запомни, если выберемся, надо идти днем по солнцу. Свет солнца в первой половине дня должен бить со спины справа, во второй половине – слева. Ночью идти на Полярную, влево сорок. Понял? – сказал Павел.

– Понял. И куда выйдем?

– Это направление на Кабул. Идти надо рядом с тропами и дорогами. Если на равнине повезет с машиной, считай себя дома у мамочки.

Наверху послышался шум и голоса. Над дырой появилось три бородатых лица. Несколько минут духи крикливо переговаривались на пушту, показывая руками на пленников. Наконец остался один и он что-то закричал, указывая на Семена. Сверху упала кривая сучковатая лестница.

– Зовут его наверх, – сказал Павел старлею.

Дух что-то опять прокричал и показал всем гранату. Игорь подскочил к Семену и, подталкивая, потащил его к лестнице. Тот не сопротивлялся, но подойдя к лестнице и подняв голову наверх, пронзительно завизжал. Сверху раздался гогот. Игорь, пинками подталкивал Семена, заставляя того лезть из зиндана. Семен, вдруг как-то сразу обмякнув и замолчав, неловко полез по лестнице вверх.

– Менять повезли, – вдруг голосом, от которого прошел мороз по коже, – произнес Славик. Он глядел вслед Семену с неприкрытой обидой и смертельной тоской, что выбрали не его.

Наверху не смолкал шум веселья, раздавались резкие звуки дола и сурная. Павел прислушался к крикам.

– Курбан-байрам, – сказал старлей, – у духов праздник, наверное.

– Курбан-байрам отмечали в сентябре, – ответил Павел, – в плену я с конца октября 82-го, скорее всего это Новый год по мусульманскому летоисчислению.

– У них праздник, а про лаваш забыли, суки, – зло произнес Игорь. Несколько часов спустя в зиндан опять бросили лестницу. Над дырой склонился молодой афганец, крича и показывая подниматься всем вверх.

– Полезли, – сказал Дима, – в праздник убивать не будут.

Они друг за другом вылезли на поверхность. Солнце стояло в зените и, несмотря на зимнее время, очень хорошо припекало. У пленников, отвыкших от солнца, слезились глаза, а Славика вообще била крупная дрожь. Павел не зря тренировал зрение. Теперь он, сгорбившись и прищурив глаза, быстро и цепко осматривал все вокруг. Их заставили сесть на колени недалеко от зиндана. Вокруг кольцом расположились духи. У каждого стволы были повернуты в их сторону. «Двенадцать человек, – подсчитал Павел. – Вот еще двое, несут большой казан и шампуры с шашлыками, итого четырнадцать». Духи явно в веселом настроении поставили перед ними казан с пловом, сверху положили шампуры с шашлыком. Грузный пожилой афганец что-то произнес. Все замолчали. Главарь этой кодлы, наверное, размышлял Павел. Не торопясь и поглаживая бороду, афганец говорил несколько минут, обращаясь к своим сородичам и презрительно показывая на пленников. Наконец он произнес последнюю фразу и указал пленникам на еду.

– Глазам не верю, они нас решили угостить, – сказал Дима, – значит, точно что-то случилось, может война кончается.

– Может, тогда и обменяют. Может, домой вернемся, – добавил Володя-фельдшер.

Они поначалу робко, не решаясь, взяли по шашлыку. Славик заплакал. Павел взглянул ему в глаза. На грязном, в струпьях лице глаза были мокры и неподвижны.

«Он же не видит ничего, почти ослеп в темноте», – подумал Павел.

После первого куска пленники набросились на еду. Духи, стоящие вокруг, заулюлюкали и загоготали. Игорь ел как одержимый, торопясь и глотая куски, другие тоже старались не отставать.

«Должно быть, со стороны это жалкое зрелище, – мелькнула у Павла мысль, – да и мясо не прожарилось, полусырое, вкус у него странный».

Духи продолжали веселиться, показывая на них пальцами. На их лицах читались отвращение и брезгливость.

– Не обжирайтесь, худо будет, – сказал фельдшер, – лучше прячьте мясо в карманы.

– Каждому по полтора шампура, – с набитым ртом, произнес Дима, – я подсчитал.

Павел тщательно пережевывал мясо, не переставая незаметно и внимательно осматривать все вокруг. Среди дувалов выделялся каменный дом. Вверх из кишлака вела тропа в горы. Вниз серпантином уходила узкая дорога. Среди моджахеддов он увидел трех кавказских овчарок особой афганской породы, злобно смотрящих на пленников. Поодаль стояла группа стариков и женщин с детворой.

«Это хорошо, что овчарки этой породы, они почти не лают, нападают молча», – думал Павел. Все уже закончили с мясом и хватали плов в казане руками. Лейтенант снял последний кусок с шампура. Оставшуюся часть его шашлыка уже успел кто-то съесть. Внезапно будто громом ударило ему в голову. Собирая всю волю в кулак, он словно в замедленной съемке смотрел как Игорь, погрузив в казан руки, схватил и вытащил из казана тяжелый кусок. Это была вареная голова Семена. Дима дико закричал. Володя захрипел и отвернулся, его моментально вырвало. Славик словно впал в ступор, застыл и не двигался. Игорь тихо, по-звериному завыл и выронил голову Семена в казан.

Духи смеялись, затем подойдя ближе, стали кричать и плеваться в сидящих на земле пленников. Женщины и дети забрасывали их камнями. Во всей этой суматохе никто не заметил, как Павел засунул в рукав шампур. Пинками загнав пленных в зиндан, духи еще долго мочились сверху, напоследок скинув им голову. Лейтенант молча выкопал ямку в северной части зиндана и захоронил останки Семена. Остальные в шоковом состоянии лежали, отвернувшись к стене, лишь Игорь иногда бесцельно вскакивал и подбегал к дыре. На небе высыпали первые звезды, в кишлаке продолжалось веселье. Павел разломил шампур пополам и стал затачивать о гранит края. Потом растолкав Диму, протянул ему кусок шампура.

– Займись делом, у нас мало времени.

Тот, не говоря ни слова, стал делать заточку. Наутро Павла духи позвали наверх. Выдернув из дыры, повели к большому дому. Во дворе у достархана восседал вчерашний пожилой пуштун. Он был в халате, подпоясанном армейской портупеей, на которой висела пара кинжалов и кобура. Рядом под рукой лежал «калаш». У входа сидела здоровенная кавказская овчарка. Охранники остановили лейтенанта посреди двора, грубо толкнув его на колени.

– Ты кто? Документ, – коверкая русские слова, спросил главарь.

«Недолго мы с тобой разговаривать будем», – подумал Павел. Он вытащил из кармана записную книжку и попытался встать. Один из охранников снова грубо толкнул его на колени, выхватил записную книжку и понес своему вожаку. Подойдя к достархану, он заслонил лейтенанта от главаря.

«Отлично, пора», – Павел выдернул из рукава заточку и, распрямляясь как пружина, взлетел с колен. Разворачиваясь в воздухе, мгновенным ударом вогнал кусок шампура глубоко в глаз охраннику, стоявшему сзади. Овчарка через двор рванулась к нему. Павел сдернул автомат с плеча падающего трупа и короткой очередью раскроил череп собаки. Все произошло в доли секунды. Духи у достархана даже ничего не успели понять. Развернувшись, он прикончил их одной очередью. Подскочив к главарю, схватил еще один автомат и забросил себе за плечо. Выдернул из кобуры пистолет.

«Стечкин, – удивился Павел, – кого же это я замочил?»

Не мешкая, он по лестнице влетел в дом. Разрядив очередь в дверь, толкнул назад падающее на него тело. «Четвертый», – машинально отметил Павел. В комнатах наверху больше никого не было. «Нужны гранаты, сейчас духи очухаются», – подумал он и улыбнулся. У окна стояли армейские ящики под боеприпасы, среди них небольшой стандартный ящик для эргедешек.

– Хороший дом, правильный дом, – произнес вслух Павел, лихорадочно ввинчивая запалы УЗРГМ в гранаты. Он с осторожностью выглянул в окно. Вдоль дувала настороженно, но еще не зная всего, к входу во двор пробиралось двое духов. У дома слева через дорогу из-за дувала выглядывало человек пять.