М. Горький «Чудаки»

С другой стороны, поднимаются против него неумолимые законы художественного творчества и говорят: стой, эта сфера под запретом, это «табу», и если ты коснешься ее, на твои произведения ляжет проклятье нехудожественности. В душе этого человека безустанно борются две силы: художник и гражданин. И если данный человек, подобно Горькому, одарен большим общественным темпераментом, он не может отрешиться от пушкинского: «гражданином быть обязан». Люди другого толка, те, что давно спасовали перед суровостью общественной борьбы, сдали свое «гражданство» в архив (а то в ломбард) и стали мирными пиитами, воспевающими нежную любовь Дафниса и Хлои.

Горький слишком искренний художник и к тому же вообще слишком художник, чтобы эта отдача искусства на пожрание гражданственности могла ему ничего не стоить. Напротив, из реплик Мастакова видно, что он немало думал над этим, ибо он не просто поступает, как находит нужным, а старается доказать, что поступает правильно.

«– Я верю, что победит светлое, радостное, человеческое, – говорит Мастаков. – Я ищу вокруг себя этих явлений… жизнь щедра, она их мне дает.

– Дает? Грошики, копеечки, а? – спрашивает старый скептик Вукол.

– Мне нравится указывать людям на светлое, доброе в жизни, в человеке. Я говорю: в жизни есть прекрасное, оно растет, давайте любовно поможем росту человеческого, нашего».

Правда, эти доказательства не отличаются большой логической убедительностью. Против «верю» спорить трудно, но убедиться этим доводом может только желающий убедиться. Да и самый факт подобного самооправдания устами героя пьесы заставляет подозревать, что и самого автора эта аргументация логически не очень убеждает. Но для нас сейчас важно одно: Горький находит, что именно это теперь нужнее всего, что гораздо важнее писать нехудожественные вещи, в которых проводишь свободно и настойчиво свои взгляды, чем давать бесспорные произведения искусства, в которых не имеешь возможности высказать самое дорогое и близкое. А если те критики и читатели, которые не одобряют этого его поведения (и главным образом потому, что не одобряют его теперешних взглядов), скажут, что это не художественно, что это бездарно, он, конечно, ответит им, что писал вовсе не для них, и отошлет их к Валерию Брюсову или подальше.