Но если исключить всю «грязь, пошлость, жестокость, глупость», то возникает, естественно, вопрос, явится ли оставшееся «светлое, доброе» правдивым, возможным? На это Горький отвечает вполне в духе своих ранних произведений, в духе романтизма (ср. рассказ «О чиже» или «На дне»). «Правда? – спрашивает Мастаков. – Порой она такая дрянь… точно летучая мышь, кружится над твоей головой, серенькая, противная… Зачем они нужны, эти маленькие правды, чему они служат? Никогда я не понимал их значения… Ну, вот моя старуха, – это ложь, скажут мне, уж я знаю, что скажут! Таких старух нет, будут кричать. Но, Лена, сегодня нет, а завтра будут… Ты веришь – будут?
– Да. Помоги им быть, и они будут», – отвечает Елена.
А когда Мастаков, рассказав жене поступок своей романтической старухи, спрашивает: «Это хорошо, Лена?» – и слышит ответ: «Да, хорошо!» – он невольно задает другой вопрос: «И возможно?» – на что Елена отвечает весьма характерно: «Да. Нужно, чтобы это было возможно в жизни. И это будет возможно… утверждай это».
Действительным (реальная «правда») и возможным (идеальная «правда») для М. Горького является не все то, что в самом деле имеется в современной ему жизни и современных ему представлениях, а только сумма тех положительных черт, которые способствуют развитию общества в сторону «человечности». А если такова жизненная правда, то не удивительно, что художественная правда заключается в том, чтобы из этих положительных черт строить идеальный образ той жизни, которая должна быть и будет, ибо нужно, чтобы она была.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽