Карусель, или Матриархат

КТО СОТРЕТ ТОЧКУ?
Юмореска

– Тьфy. Ээхх, л-и-им-о-н-ончики, зачем цветете вы в моем саду? Я говорю молчать, любoгo зашибу.

– Товарищ, нехорошо, здесь дети, – неуверенно заметил пожилой мужчина. – Если выпили?

– Что-о? Видел очкарик. Огромный, грязный кулак, очутился перед носом очкарика и произвел на него, явно, невыгодное впечатление.

– Ишь, указывает. Ты меня поил? Я спрашиваю, ты, меня поил?

Тьфу. Да я шофер первого класса, а ты, тьфу… козявка! Это я щас без руля. А то! Эх, жизнь была! Приезжаешь из рейса, бутылок пустых пол-кузова. Сдашь и опять похмел обеспечен. Гуляю. А вот, весной, не повезло. Не помню, сколько врезал с дружками… Только просыпаюсь. Ух-х! Милиционер рядом стоит… Вставай, говорит, приехали.

Я ему: «Начальник, да я дома… Гляделки продрал, значит, и давлю косяка… ы-ы, не верю, мать моя. – „Maз“ мой на газоне у дворца культуры… Все разворотил, елку подмял. Ы-а-а. Заплатить пришлось. Какой выпивон пропал. И права отобрали на полгода. Не понимают. Я же – первый класс…»

А ты, что угнулся, видать… умный. Да, я хоть и слесарь первого разряда все равно, а как щас дам!

– Да, ты что, я тебе друг, Петя, – промямлила фигура в желтой фуфайке.

– Ну, смотри, камса, а то враз… схлопочешь.

– Эх, пропадаю. Раньше, хоть через раз пил, а щас каждый день. Тьфу. С утра начинаешь, соображать. К концу смены, вдрызг. Вчера всю ночь ходил остановку искал. Просыпаюсь. Тьма. Башка трещит. Говорю: «Мать, дай-ка махотку с молоком». Слышу: «Бензинчику не хочешь, боров. Очухался. Заправка! Тетя Дуся заметает. Ну, хоть на работу, не опоздал. Вот так идет, то на троих, то похмел. Права не отдают. Сегодня с горя опять хорошо подали…

– Петя, – пискнула старая учительница, по-воробьиному вертевшаяся справа у окна, на скамье «Для детей и инвалидов». Не хорошо, Петрушаю, выражаться

– A-a-ычч, Маргарита Андреевна, извиняюсь. Вот, вас люблю, учили вы мене, эхе-хе-е… на собак брехать. Вот так, весь автобус к ногтю. Тьфу-у. Тс-с, тес, т-есс. А ты, что, Николай Иванович улыбаешься? Вывеснка у тебя безобразная и я ее сейчас поправлю… Подумаешь, инженер, Бракодел, ты, а не инженер. Две девки у тебя, а у меня сын, в меня бандит. Ухх! Вчера таз малированный проткнул напильником. Не слушается с-с-с-стервец. Нюрка родила Серегу-то. Н-е-ет, Маруська родить не успела, я ей по пьянке, по тыкве…

– В милицию бы тебя, супчик, – мечтательно произнесла фельдшерица с шахтного медпункта. Она была зла. Обычно она без устали трещала на весь автобсус, высыпая на уставших людей ворох сведений, почерпнутых из медицинских справочников.

– Кто сказал? А-а-а! Вы-ы студентики-химики, брысь. Тьфу. Химичите. Знаю, таких, бывало глазом моргну, уже в машине. Го-го-го: Тьфу. Не пищи, знаю, говорю, таких. Слушай мою историю. Кто меня не знает – узнает Петьку Клячкина. Двоих побил. Сунули восемь лет. Подфартило, под амнистию попал. А потом дружки подвели. Еще – три года… Тайга. Овчарок голыми руками душил…

– Молчать! Тьфу! Кому говорю. Бот сидение, все видите и слышите. Ставлю пальцем точку. Кто сотрет – покойник! Я, значит, держу верхушку… Сотрешь ты- твоя верхушка!

– Ты, что разбубнился, хам? Сил нет терпеть больше, – вдруг раздался тихий голос белобрысой кондукторши. – Ну-ка, давай на билет. В прошлые раз не заплатил, катался, пока дружки не выволокли.

– Что, да я тебя, вобла. Сомну, подшибу подставки, Ишь, краля. Знаем таких. Начальник в кабинет вызовет и план готов, с премией. Ого-о-го!

– А, ты, еще и семечек нагрыз, хулиган и платить не хочешь. Миша давай-ка в милицию, быстро протрезвеет.

– Что-о-о? Граждане, это не это, не по-нашему. Дорогуша, голубчик! Да, я возьму. Мы с тобой, Маруся, тьфу, завербуемся на Север, «Волгу» зашибем. На руках тебя понесу, как куколку. – Бросай работу. Дай, билетик.

– Заметай, на веник.

– Да, что ты, Сонюшка, тебя давно признал, как можно? Не позволю при честном народе.

– Миша, вези.

– Да, я мигом, руки трясутся. Раз и в ведерко. Чистенько, как в стакашке… Наврал, наврал и про кабинет, и про премию, и про тюрьму с овчарками, и в тюрьме не был, все больше по 15 суток отбывал.

– Точку сотри, дурак, мажешь тут грязными руками.

– Это мы быстро, твоя верхушка, золотце, твоя. Ишь, смеются, не уважаете, не стыдно вам, детей имею малых…

ФЕНТЕЗИ
Юмореска

Выходя из дома в весьма хорошем настроении, я след в след попал в компанию Вальтезы, возвращающейся с работы.

– Моего не видел? – спросила она меня первым делом.

– Игорька, что ли, – обрадовался я, вспомнив ее выпивающего супруга.

Вальтезу, как говорится, из десятка не выкинешь, а кто устоит перед красотой, и меня понесло: «Где ж ему быть, наверное, на рыбалке, запаслись со свояком удочками, червяков накопали…, конечно, и с собой прихватили пару бутылок (и я выразительно пощелкал пальцами по горлу в районе кадыка),… удочки, значит, закинули. Выпили. Мало показалось. Рыбалкой в основном Игорек занимался, а свояк за самогонкой подался, к Серафиме… у ней знатная «жижка», наловчилась самогон с димедролом гнать: ноги отказывают сразу, и ничего не помнишь… потом в долг, до получки у другой самогонщицы-Наташки перехватили… теперь им не до рыбалки…

Вальтеза слушала меня внимательно, пытаясь определить, правду ли я говорю:… «Где же, думаешь, они сейчас?»

А я продолжил фантазировать: «Игорек, конечно, домой приполз, на навозной куче, как в прошлый раз, отсыпается, тепло, а свояк как обычно в лопухах у дороги, сапоги и кепку еще раньше потерял, но живой!

Я продолжал в том же духе, но Вальтеза меня уже не слышала, а вскоре с ее подворья раздалось: «Паразит! Опять набрался, все деньги, что на хлеб оставляла, нашел. Я тебя щас…». Послышались удары и стоны. Обычное дело для наших мест.

Но к вечеру в конце огорода, когда я, подхватив ведра, решил заняться поливом капусты, передо мной из ниоткуда вдруг выросли две могучие фигуры, явно караулившие меня в кустах. «Игорек со свояком, – мелькнула запоздалая мысль, – чего им надо?» Но ситуация прояснилась быстро, когда меня взяли за «грудки».

– Ты что моей Вальтезе наплел на счет рыбалки? – процедил сквозь зубы Игорек, – мол, пили там… с собой принесли… за самогонкой гоняли, деньги в долг искали… Ты с нами пил? Откуда знаешь, что я отсыпался за двором… Про свояка рассказал, что его в кювете нашли и домой привезли на лошади без кепки и сапог.

– Ребята, да вы что, – залепетал я, еще чувствуя железную хватку Игорька и стремительно приближающееся дыхание свояка, готового по первому сигналу стереть меня с лица земли, хотя для этого хватило бы и одного Игорька, с его бульдожьим захватом. Друзья мои, я просто шутковал, фантазировал, значит, представил себе, как могло быть… вы же знаете, что я непьющий.

– Теперь будешь пить лекарства, – мрачно пошутил свояк, заходя сзади.

– Ребята, я же свой, деревенский, сосед ваш, все собирался с вами поближе познакомиться, четвертинку припас.

– По тому, как дрогнула и ослабла рука Игорька, осеклось и стало отдаляться паровозное дыхание свояка, понял: защита сработала.

– Смотри, больше не возникай.

Два громадных кулака, описав вокруг моей физиономии замысловатые траектории, ушли с орбиты.

– Ладно, так и быть, бить не будем, но больше не шуткуй, где твоя четвертинка, быстрее тащи.

Домой я слетал как на крыльях…

– Жив, жив, – пела душа, повезло, не убили – выручила четвертинка».

С тех пор не фантазирую, не шуткую, а Вальтезу стороной обхожу.

ФРАЗЫ

До тех пор доказывал, что он хороший, что его стали считать плохим.

Графоман, попав на тот свет, стал творить и там, но апостол Петр пригрозил ему возвращением на землю.

Любитель штурмовщины, укорачивал один путь, не догадывался, что увеличивает другой.

Трудная работа, – говорил неэрудированный плагиатор, – каждая похищенная мысль стоит десятка своих.

Приспособленцу сказали, что он вылитый «крокодил». Приспособленец тут же сменил трость на вилы.

Досадные очечатки

«Дьявольвация» фунтов стерлингов.

Говорил знакомым, что у него в подчинении вистЮбилярный аппарат.

«эСэС калация Пентагона во Вьетнаме.

«Кап-капперативный» дом.

Под углом 40 градусов

Пошел по стопкам отца

Бокальное трио

Пьяный гардеробщик опять выкидывал номера.

Находясь на излечении, алкоголик стал «перебирать» в уме,

 
***
Начайство
Трудовые бубни
Народный исказитель
Клестный ход на пасху
Палочки-скиталочки
Завлисаскладом
Напивает себе цену.
Пропил годок заводской
Сутрапезники
Рыцарь без страховки и упрека.
Ликеро-водочные иззелья.
Автобус зального следования.
Пьяница: ходячее виражение.
ПЕТЯкантроп.
Начиняем местную передачу.
Украшение строптивой
Клёнопись
Смогсшибательная погодка
По юлению сердца
ФРАНТовик
Адокомнатная квартира.
Самогонщице: и на старуху бывает порука
Лодырю: на перекур трудностям
Вес попутал – оправдывался продавец.
Туристы на ломе природы.
О нем всегда вели разговор, как о стоящем футболисте
ЖИЛАнный друг
Спорная страны по футболу
Фюйтьболист.
Дрожащая половина.
Пожарный инспектор испытывал особую симпатию к бесПечным домовладельцам.
Тоска почета
Хромология
Путаводитель
Грамзапасы
 

***

Перед стартами – тренер горнолыжникам спуску не давал.

Жизнь футбольного вратаря – это взлеты и падения,

Хочешь пойти в гору – стань туристом.

Мечта вратаря ватерпольной команды – выйти сухим из воды.

Во втором тайме команды обменялись фолами.

Про хоккейного вратаря, впервые одевшего маску, стали говорить, что он, наконец, нашел свое лицо.

Первые большие шаги в большом спорте сделал спортсмен на соревнованиях в тройном прыжке.

«Прямо прохода не дают», – жаловался центрфорвард на защитников команды противника.

***

В узких кругах имел большие связи.

В чем сомневаешься, то знаешь лучше всего.

Нерадивый пастух держал коров в загоне.

Коллектив жаловался – в один голос.

Опростоволосилась – смыла краску с волос.

И сухарь-человек, может иметь подмоченную репутацию.

Складка произвела на утюг неизгладимое впечатление,

Иногда схватиться за соломинку важнее, чем схватиться за ум.

Из докладной прораба: материала нет, возвожу воздушные замки.

Даже в черных очках оптимист все видел в розовом свете.

Для домашних сцен репетиции не требуются.

Болезнь вывела алкоголика на чистую коду.

«Мне хоть бы хны», – не унывала одна из модниц.

***

«Какая муза его укусила?» – размышлял редактор, читая рукопись начинающего критика.

Мечта начинающего прозаика – попасть в переплет.

«Ни слуху, ни духу», – так выразился руководитель духового оркестра об одном из музыкантов.

«Шутки в сторону», – приговаривал конферансье, готовясь к выходу на сцену.

«Не будь дураком», – увещевал режиссер артиста, отказывающегося от роли Иванушки-дурачка»

***

Августейшая особа: ушедший в отпуск в августе.

***

Прежде чем решиться на замечание- подумай, а сделаешь ли ты подобное замечание своему начальнику.

***

Если разговор двух собеседников возвращается к тому с чего был начат, значит разговор надо кончать.

ЖИТЬ МОЖНО!
Юмореска

Ура – а – а! У нас новенькая сотрудница в отделе появилась… Радости-то, радости! Карау – у – ул! сколько у ней увлечений и подруг!

Зоинька (так новенькую величают), в свои девятнадцать лет уже дважды побывала замужем. От пережитого она подолгу и с удовольствием курит и названивает по телефону задушевной подружке-Феньке, или Фенька звонит ей. Кончается разговор всегда одним и тем же – Зоинька заедет за Фенькой или Фенька навестит Зоиньку.

В свободное от этого важного дела Зоинька наводит красоту: красится, выщипывает брови, занимается ногтями; не без интереса смотрит в окно или привычно глотает какие-то пилюли, а иногда открывает книгу и пробует читать. Уморясь, уже на 1-й странице, тщательно готовится к чаепитию и никогда не выключает приемник. Она вечно не высыпается. Ей лень сходить в столовую. Одним словом, Зоинька полностью разочарована в жизни. Но и это полбеды.

– Можно закурить, Трофим Маркелович? – слышу нежный голос. Это ко мне. Я краснею от внимания и… разрешаю. На мое несчастье – я не курю.

…Скоро Зоинька скрывается в сиреневой дымке… Говорят, что это очень хорошие сигареты… На Зоиньке очень много драгоценного металла и редких минералов. А как ей идет курить: тогда она становится похожей на киногероиню… Но вот Зоинька начинает двоиться, троиться, затем спиралью вытягивается вверх и превращается в сияющую башню, вдруг расплываясь, преобразуется в подобие ювелирной витрины… Когда Зоинек, башен и витрин становится несколько, я понимаю, что отравлен, качаясь, выхожу в коридор… Семь шагов вперед – семь назад. Здесь у кабинета шефа – безопасная зона, здесь не курят. На улицу тоже не выскочить без потерь – на лестничной площадке у таблички «Не курить» во всю дымарит готовый рассыпаться в прах от прикосновения ласковый старичок с пергаментным лицом; рядом – жадно поедает дым молчаливый молодец с огненной бородкой и баками. Это завсегдатаи. Распахиваются двери и бегут, бегут курильщики из других отделов, на ходу, словно собираясь драться, выхватывают из карманов кулаки с зажатыми в них папиросами и спичками.

Я опять ныряю в кабинет и некстати… Зоинька как обычно разговаривает по телефону, на этот раз с нервным молодым человеком. Суть беседы: что будут делать вечером? Мне становится неловко, и я опять выхожу в коридор: гуляю, а дело ждет. Вчера взял бумаги домой поработать, не сделал и забыл их… Сегодня, слоняясь по коридору, подсчитал, что ласковый старичок и молодец с огненной растительностью тратят на курево в два раза больше времени, чем на работу.

Мне неудобно и даже опасно для здоровья находиться в помещении, когда к Зоиньке приходят ее подружки – пощебетать о милых пустячках, без которых, оказывается, нельзя прилично существовать.

– Мы отравимся, Тимофей Маркелович, – предупреждают девочки.

– Н – не надо… вредно… легкие, поджелудочная, – неуверенно отбиваюсь я. Поздно! Как три пистолетных дула, целятся в меня еще три сигареты… Я успеваю выскочить в коридор… размышляю… Подружек Зоиньки почему-то никто никогда не спрашивает и не ищет, а они ведь на работе и часто в разговорах упоминают прекрасные слова – «аванс», «получка», «премия», «тринадцатая». Бывают дни, когда подружки не уходят совсем: варят супы, обедают, учатся вязать, примеряют «фирму» и ширпотреб и даже успевают при надобности вздремнуть.

Работать мне совершенно некогда: я все время болтаюсь по коридору и вызываю нездоровый интерес у сотрудников из других отделов. В коридоре от безделья наизусть выучил «Памятку», ведающую о том, как надо продуктивно работать, как беречь свое и чужое время, не повышать голоса и т. д. Все правильно. Раздражает меня только один пункт – «Будь особенно корректен с женщинами»… Но почему никто не написал, чтобы женщины были корректны с нами, мужчинами?

Но работать надо, что-то в последнее время подозрительно молчалив и вежлив со мной шеф и давно не рассказывает набившего оскомину анекдота.

И я решаюсь: вытаскиваю стол в коридор, поближе к кабинету шефа, и сажусь работать. И ко мне скоро привыкают, полагая, что у нас ремонт.

А вчера произошло маленькое радостное событие. В другом конце коридора появился еще один стол, а за ним – гражданин.

«Выжили некурящего, квелого, – торжествую я, – теперь я не один, теперь жить можно».

 
Невыдуманные истории
 
 
Жив, курилка!
 

На приеме в поликлинике доктор, разводя руки, авторитетно заявил молодой маме: «Не волнуйтесь, голубушка, но… ребенок развит плохо: головку только в одну сторону поворачивает, в сердце нежелательные шумы, судя по всему, прогрессирующий рахит нас ждет… Будем лечить, а что получится – трудно сказать». Мама не дослушала толком до конца эскулапа, скорей домой, в слезах вся – жизнь кончается, ребенок – не жилец… А бабушка притянула к себе чадо, да и молвила: «Красота неописуемая! Есть же ангел небесный!» И все заулыбались, все забыли. А внучка к 17 годам расцвела, как молодая яблонька, без всякого лечения. Внешность – оглядываются, фигурой – хоть на конкурс красоты выставляй: 90-60-90! Здоровье – слава богу!

Бабушки давно нет на белом свете, а врач тот жив-здоров, в поликлинике прием молодых мам ведет.

Сказ про Ивана Колоскова

В проулке, у своего дома, вернувшийся из очередного отсидки в тюряге за драку, Иван Колосков утверждался, кочевряжился. Ловко поворачиваясь во все стороны огромным, похожим на пивную бочку туловом, размахивая ручищами-клешнями, он держал речь…«Я – Иван Колосков… Морда моя протокольная… Здоровья стальная… На спор любого быка сшибу». В деревне охочи до зрелищ: мужики, кто посмелее – поближе подтягивались, бабы издалека любопытничали, ребетня под ногами винтовала. Одним словом, люд потихоньку прибавлялся. А еще больше народу собралось, через два дня, не считая этот, на деревенском погосте… Хоронили Ивана Колоскова, осилившего за неполный день и ночь молочный бидон с брагой…

Чок-молчок

Варваре нашей в каждодневной суете, беготне по городу нет да нет старинный друг встречается, чуть ли ни с детских лет в нее влюбленный, но не покоривший вершину счастья. Как увидит, загорается весь, не молчит, слова про наболевшее, про любовь и чувства разные из его уст так сыплятся: в гости приглашает, на свиданье намекает. Она каждый раз его одергивает, отбивается, женатые, мол, семьи, дети, а тут любовь, об этом ли говорить в наше время. А годы летят, пачками по пять штук, только отскакивают, а друг детства не меняется, каждый раз при встрече слова новые про любовь находит, отродясь ею не слыханные, ни от мужа, ни от детей, только в книжках читанные, давно позабытые. Тревожит сердце Варвары друг детства. И не сознается себе Варвара, что уже слабеет в защите, ждет Варвара встреч, слов ласковых, любовных, только ей предназначенных, они для нее как отдушина от будничного засилья. Даже заволновалась в последнее время – давно друга не видно.

А вчера пришла на работу печальная, чуть ли не в слезах, не знает, что делать – радоваться или огорчаться. С другом в очередной раз свидалась, и тот впервые – все про дачу, да компоты, что они с женой позакрывали, про соленья и варенья, да еще – про детей: младшая мебель поменяла, на Юг съездила, сын за рубеж проник, в бизнесе крепнет, внук… а про любовь друг детства ни жу-жу, чок-молчок, ни гу-гу.

Павильон

К автобусной остановке «Шахта «2-я Бибиковская» я подошел одновременно с незнакомой мне женщиной, на которую сначала не обратил никакого внимания. Вот только вела она себя как-то неспокойно. До автобуса примерно полчаса, целых полчаса. Что делать? Пристроился на лавку и стал ждать автобус, изнывая от скуки, а кругом грязища, мусор, неухоженность. Таковы реалии нашего времени: автобус ходит не по расписанию, на автобусной остановке, наверное, год не убирались… А женщина ведет себя странно, порхает вокруг павильона… Смотрю, уже наломала полыни, разыскала проволоку и связала веник – и пыль столбом. Минут через пятнадцать территория вокруг павильона подметена, мусор собран на подвернувшийся картон и доставлен женщиной в ближайший контейнер. И на этом она не успокоилась: из сумки достала кусок белой тряпки и стала протирать сломанные лавки и павильон. Наверное, женщина и покрасить бы его успела и лавки отремонтировать, дай краску, кисть и молоток, но появился автобус. Я только и успел спросить: «И охота вам было уборкой заниматься, грязь возить, как говорится, за здорово живешь?» – «Да что вы, – удивилась женщина, – на такой беспорядок просто не могу смотреть, терпеть пыль, грязь не в моих силах» и продолжала уже на ходу: – Людей жалко, иные ворочаются в грязи как тараканы, а пальцем даже для себя не пошевельнут… пусть теперь хоть немного порадуются.

Нонсенс!

Кандидат в мастера Максим Кудряшкин опять выиграл первенство города по шахматам. В его позиционных тисках, с вспышками комбинационных ударов отчаянно барахтались и поочередно погибали мастер, десяток кандидатов в мастера, сильные перворазрядники. В основном люди, несомненно, способные, большая часть некурящие, малопьющие, соблюдающие режим и при должностях, одним словом, устроенные в жизни. Проиграл Максим Кудряшкин только в последнем, ничего нерешающем туре, «зевнул» ферзя и только потому, что был не в форме… впервые на турнире играл партию трезвым!

Везучая наташка

Опять в деревне только и говорят о везучей Наташке Краюхиной… Опять она первой успела к аварии на трассе «Москва-Рязань» и до приезда милиции нагребла и переправила домой шесть ведер персиков и мешок черешни. В прошлый раз, когда здесь же случилась другая большая авария с жертвами, улов у нее оказался гораздо богаче, тогда она ухватила ящиков десять помидоров, штук пятьдесят электролампочек, правда, большой мощности, которые долго не могла никуда пристроить, и пар десять-пятнадцать новых резиновых сапог. Но и это не все: говорят, был найден ею и кошель; к сожалению, содержимое украл зять и крепко загулял. Правда, не все было пропито: зятька настигла белая горячка и содержимое кошеля исчезло в вытрезвителе. Но и тут Наташке повезло – зять не убил ее, хотя и гонялся за ней с топором.