Василий Тёмный

– За последний месяц, – начала она, – у меня исчезло несколько моих старых и преданных служанок. А вот на днях куда-то пропал и Януш, ее надежный охранник.

– А он всегда был с вами? – спросил епископ, стараясь своими пронзительными глазами заглянуть ей в душу.

Она опустила голову, и епископ стал кое о чем догадываться.

– Скажите, эти дети… ваши? – напрямую спросил Олесницкий.

Королева не поняла вопроса.

– Как ваши, они…мои, – сказала она.

– Я имел в виду, что… будьте со мной откровенны, это очень важно не только для вас, но и для всего польского королевства.

И хотя говорил он тихо, Софья чувствовала, как напрягался его голос.

– Я имел в виду, дети эти от короля Ягайлы? – Он сказал, точно выстрелил.

Королева еще сильнее склонила голову.

– Мнда-а, – задумчиво произнес епископ. – Дело сильно осложняется. Нам неизвестно, но кто-то ведет очень опасную игру. Но кто бы он ни был, вы должны под присягой, слышите, под присягой дать показание, что эти дети Ягайлы. Вы меня, королева, поняли?

– Вы мне найдете Януша? – вместо ответа спросила она.

– Я буду с вами откровенен. Для вас… его лучше не найти. Если он покаже… Вас ждет темница до конца ваших дней. Детей… В лучшем случае – холопская доля! Вы меня поняли?

– Да, да! – быстро ответила она. – Но я… я боюсь греха.

– Поздно о грехе думать, когда он уже совершен. Теперь остается только молиться. И я за вас помолюсь, отпущу все ваши грехи, если вы, королева, выполните то, что обязана выполнить королева: сохранить целостность Польши. Вы понимаете, о чем идет речь?

– Да, да! – опять быстро произнесла она.

– Я вижу, утомил вас. Пойдемте, провожу вас.

Он поднялся первым и жестом показал дорогу. Они выходили из задних дверей костела. Там ее ждал экипаж. Епископ при расставании взял ее руку. Пальцы у него были холодны, наверное, как его душа.

– Не забывайте, королева, наш разговор, – сказал он ей на прощание.

Она ничего не ответила, подумав про себя: «На черта сдалось мне королевство, если не могу видеть дорогого человека и грозит темница».

Проводив королеву и вернувшись в костел, Збигнев Олесницкий, дойдя до кресла, упал в него, точно его оставили силы. Он понял, что кто-то ведет против короля Польши очень опасную игру. Если этот неведомый враг получит сведения от служанок, что дети не короля, неизвестен будет путь Польши. Литва, почувствовав слабость королевской власти, немедленно провозгласит свою самостоятельность. «Стоп… Литва… Уж не дело ли это рук Витовта? Ведь это он спит и видит, как оторвать Литву. Так, так, враг опасен, тем более он очень сильный полководец. И вот он, получив эти сведения, сольется с Мазовецким, который мечтает о былой самостоятельности своего княжества. Они, с двух сторон объединившись… Нет! Этого у них не получится!» – И сухим кулачком Олесницкий громко стукнул о ручку кресла.

Глава 3

Лето быстро пролетало. На рыбалку князь Задонский больше не ходил. Та, одна, оставила в его душе горький отпечаток. Он понял, что даже дети Юрия прониклись к его семье какой-то желчной ненавистью. «Этот Косой… Ну, что сделал Василий? Играл, обрызгал его. А он? Чуть не утопил двоюродного брата. Ладно Михайло. А не окажись он там… Потом, что бы взяли с мальца? Нет! Тестя надо подключить. Что-то барахлит мое здоровьеще. Всяко могет случиться, – такие думы часто посещали князя, когда он, сидя в кресле на расписном крыльце, любовался серебристой рекой, тихим алым закатом солнца. – Вот и нет его… ушло, а куда? Так и я уйду… кто останется? Эх, как жаль, что Василий так мал. Останется малец, разве ему потягаться с Юрием. Да и… Нет, я правильно сделал, что в завещании утвердительно благословляю сына своим Новгородом Нижним, Муромом, но о великом княжении, не знаю, прав я или нет, но написал предположительно: а даст Бог сыну моему великое княжение. Это на всякий случай, если победит Юрий. У Василия будет где собирать силы. Думаю, правильно я поступил, что приказываю сына своего Василия тестю Витовту, братьям Андрею, Петру, равно как и троюродным братьям, сыновьям Владимира Андреевича». В этот вечер, занятый своими мыслями, князь Задонский и не заметил, как на небе заблестели звезды. «А интересно на них смотреть. Так глянешь, они словно мертвые. А приглядишься, как живые: мерцают, куда-то двигаются. Да, жизнь, когда идет движение…»

Вот подошло время, и задумал князь с кузнецами самим пушки да пищали лить. Но ничего не получается.

– Не, князь, мозга у нас слаба, – вытирая лоб рукавом, проговорил здоровый кузнец Петро, – ты, князь, грамотный, вот и отпиши, пущай с немчуры приедет мастер. Мы поглядим, а далее все само пойдет.

«А че, Петро прав», – подумал Василий Дмитриевич и позвал дьяка Тимофея Ачкасова, чтобы он отписал письмо. А адрес бы узнал в Немецкой слободе. Ачкасов так и поступил. Шло время. Князь, как обычно, вышел на крыльцо, оно было завалено засохшими листьями.

– Гляди, и осень пришла, – вздохнул он.

А вскоре крылец покрылся белым пушистым снежком. «Зима», – опять вздохнул князь. В один из зимних дней Софья получила письмо от отца. Оно было коротким: «Сильно занят, решаю судьбу своего единственного внука». «Че он там решает», – думал князь, сидя на крыльце и закутавшись в тулуп. Ноне погода пасмурна. Еще с прошлого вечера потянул ветерок, который приволок за собой серо-белые тучи. Они захмурили небо, спрятали солнце. Начал сыпать снежок. Порывы ветра забрасывали снег и на крылец. Сидящий на крыльце князь покрылся белой пеленой. Она же спрятала от глаз князя солнышко. На этот раз заката он не увидел. Князь вздохнул. И тут услышал звон приближающейся тройки. «Кого ето несет?» – подумал князь и постучал кулаком в дверь. Тотчас из хором выскочил служка.

– Слушаю, великий князь, – раздался бойкий молодой голос.

– Слышь звон? – спросил князь.

Служка кивнул, вопросительно глядя на князя.

– Ступай, ворота открой.

Тот мигом скатился вниз. Князь не ошибся: во двор въехала чья-то тройка. Она лихо подъехала к крыльцу и остановилась. Из кибитки выскочил… боярин Албердов. Несмотря на вечернюю мульность, княжеский глаз зоркости не потерял, и он узнал его сразу. Как-то тревожно в голову ударила мысль: «Не случилось ли чего?» Боярин энергично взбежал по лестнице и, остолбенев, остановился перед сидящим князем, белым от покрывшего его снега.

– Ты? Василий? – неуверенно вырвалось из груди боярина.

– Я, Алберда, я! – каким-то печальным голосом ответил князь.

– Да че с тобой, Василий? – Алберда опустился перед ним на одно колено, взяв его руки в свои.

– Эх! – произнес князь, высвободив руку и махнув ею. – А помнишь, как мы с тобой в трюм забились, задыхаясь от вонючей шерсти?

– Помню, князь, помню. Помню, как ты, я и Софья в логу ночевали.

– К каждому шороху прислушивались: а не стража ли идет. Эх, Алберда, вернуть бы те денечки. Да ты встань, встань, пошли в хоромы. Софья сильно обрадуется.

Боярин послушно поднялся.

– А ты как здеся? – Князь поднялся и посмотрел на боярина.

– Знаешь, князь, чей-то на душе у меня неспокойно стало. Боюсь, князь, чей-то страшное произойти могет. Вота я и здеся. Прогонишь, назад поеду.

– Так уж и прогоню. Софьюшка тогда с потрохами съест. – Князь надрывно засмеялся.

Софья действительно была очень рада видеть этого скромного боярина. Будучи другом семьи, он ни разу не воспользовался этим. Даже если князь одаривал его за дело, то он всегда отказывался. И чувствовалось, это было не наиграно. Несмотря на вечерний час, княгиня распорядилась, чтобы быстро и достойно собрали на стол. Втроем они просидели, не замечая времени, до полуночи, вспоминая былое. Уложив гостя и идя к опочивальне, Софья как-то страдальчески произнесла:

– Ох, Василий, боюсь, не к добру наше веселье.

– Да будет те, Софьюшка! Встретили старого друга. Ну как не вспомнить былого. А оно было таким прекрасным.

Софья улыбнулась:

– Да, приятно было вспомнить.

А утром случилось другое событие. Появился…князь Пожарский. Об этом князе доложили, когда он и гость полудновали. Князь посмотрел на Софью:

– Откель взялся? Чей-то я о нем давно не слышал.

– Пущай войдет, – сказала княгиня.

Князь набрал через нос воздух, посмотрел на боярина и выговорил:

– Проси!

Вошедший князь до неузнаваемости был обросшим. Но голос его прозвучал довольно радостно.

– Великий князь! Твое повеление выполнено!

После таких слов лицо Василия изменилось. На нем появился отпечаток непонятности.

– Какое поручение?

Пожарский с достоинством доложил:

– Великий князь, по твоему повелению мной пойман преступник, бежавший… э… ну, когда его хотели казнить.

– Улеб… Палуза? – Князь не забыл ни имени, ни фамилии беглеца.

– Да, ен! – ответил Пожарский.

– И где ен? – полюбопытствовала княгиня.

– Ждет решения великого князя.

– Заведи его суды! – приказал князь.

Пока тот ходил за пленником, князь с княгиней наперебой рассказали Алберде о произошедшем. И когда он услышал от княгини, что та требует его помиловать, Алберда понял все и взял сторону княгини. Тем временем дверь открылась и ввели преступника. Это был рослый, плечистый парень. Его красивое волевое лицо дышало гордостью, и на нем не было видно и тени трусости.

– Так-так Улеб, – проговорил князь, – значит, ты чуть не убил боярыча?

– Князь. – Парень тряхнул плечами, и воины, державшие беглеца, отлетели по сторонам.

Алберда приподнялся.

– Боярин насильник. Он покушался на честь моей невесты. Или боярам все можно? А мы должны радоваться их своеволию? – Говоривший склонил голову и смотрел исподлобья на князя.

Князь даже стушевался:

– Да нет, боярин Хомут получил свое.

– А я получу отрубленную голову? – зло спросил Улеб.

– Нет, – княгиня встала, – ты, по милости великого князя, получишь… свободу. – Сказав, она села и отвернулась к окну.

– Премного благодарен тебе, великий князь, – и склонил голову еще ниже, – и тебе, великая княгиня. Моя жизнь теперь принадлежит вам, и я ее за вас отдам, не раздумывая, – заявил он.

К нему подошел боярин и, отсыпав из кисета несколько десятков монет, взял его руку и вложил в нее деньги.

– Ето те на первое время. А хочешь, иди ко мне служить. Мне таких бравых надоть.

– Как тя кличут? – Улеб повернулся к боярину.

– Я Андрей Албердов, княжеский воевода!

– Боярин, я готов те служить верой и правдой.

– Тогда жди меня.

Князь тоже решил поблагодействовать освобожденному. Повернувшись к слуге, он сказал:

– Сведи его в поварную, пущай хорошо накормят.

– А ты, князь, – Василий повернулся к Пожарскому, – саживайся за наш стол да расскажи… ты сколь его ловил-то?

– Да более года, – ответил Пожарский, – умен он, великий князь, – и кивнул на дверь, – поблизости, в лесах прячется. Все обшарили, не нашли. А вот и зима настала. Смотрим, а следы-то ведут из лесу к ее домишку. Мы по следу. Еле взяли: здоров. Да жаль такого казнить.

– Я милую его, князь. Казнить не будут, – пояснил Василий, считая, что тот не понял его. – Но ты молодец, – сказал князь, – все бы так выполняли княжьи поручения, – вздохнул Василий и поднял кубок, – Пожарский, за тя!

Алберда еще пожил у князя несколько дней и поехал проведать своих. Но когда он был у ворот, неожиданно к нему подскакал всадник. Колотушка застыла в воздухе. А тот, не слезая с коня, бросил:

– Беда, боярин! Вертайся в Москву. – Выкрикнув эти слова, он тотчас развернул коня и поскакал дальше.

Сердце Алберды екнуло: «Неужто с великим…» Но спросить не успел, тот уже был далеко. Ужас этих слов был так велик, что он, не раздумывая, развернул коней и погнал их что есть силы. Еще за несколько верст до Москвы до его ушей донесся печальный звон колоколов. И он понял: с ним…

Да, когда они прощались, он жаловался на сильную боль в груди, чувствовал, как уходят силы: «Смерть мне не страшна, – говорил он, – Бог мне отпустил достаточно времени. И каяться мне не за что. Я все делал, чтобы поднять Московию, поднять Русь. Вот только одно меня печалит: мал мой Василий. А у него за спиной стоит мой брат Юрий». Тогда он, Алберда, сказал: «Не думай об этом. Мы в обиду Василия не дадим».

«Ты разговаривал с митрополитом?» – спросил он тогда.

– Говорил, – ответил Василий, – он за то, чтобы власть передавалась в семье по наследству. Фотий не признает право по отчине или дедине.

– И правильно делает, – заметил тогда Алберда.

Боярин стал понимать, что такое наследие приводит к раздроблению княжества. А отсюда его слабость и все беды. Только один, старший, в семье без всякого деления имеет право на великое княжение. А своим братьям он сам решает, что дать в кормление. Юрий же может это поломать. «Скорее в Москву, благо взял с собой часть войска. Пусть попробует! Скорее, скорее!»

Да, предчувствие его не обмануло. Он нашел Василия Задонского лежащим в гробу, установленном в Архангельском соборе. Площадь была заполнена плачущим народом. И эти слезы давали оценку его тридцатишестилетнего правления без больших войн и кровопролитий. Это он сумел защитить Русь от орд великого азиатского полководца Тамерлана, не потеряв при этом ни одного своего воина. Трудно сказать, что было бы: триста лет нового рабства или крововая бойня посильнее Куликовской? Сколько бы легло воинов? Кто теперь это скажет? Важно одно: он отстоял Русь без человеческих потерь, дал ей подняться. Берег народ, помогал ему в тяжелые годины. Что же будет дальше? Кто перетянет? Еще совсем ребенок Василий или умудренный опытом его дядя Юрий Дмитриевич? Кого хочет народ? А народ хочет… мира, спокойствия и работы.

После отпевания, когда в гроб был забит последний гвоздь, не сговариваясь, пошли на митрополитский двор князь Пожарский, двоюродные братья Андрей, Петр, Константин, бояре: Албердов, Иван Кошкин, Морозов, Василий Кутузов и другие. Митрополит Фотий, сидя в кресле и держа в руках большой нагрудный крест, спросил:

– Кого вы хотите на великое княжение?

И все в один голос заявили:

– Василия!

Сухое, морщинистое лицо митрополита задрожало и расцвело в улыбке, стирая морщины:

– И я благословляю Василия! – проговорил он.

Иван Кошкин спросил:

– А здесь или нет князь Юрий?

На что митрополит ответил:

– Его нет, он в своем Звенигороде.

– Так надо послать за ним! – раздалось несколько голосов.

– Это я уже сделал, – сообщил митрополит.

– А если он не приедет? – спросил кто-то.

На что Фотий ответил:

– Венчать на великое княжение будем и без него.

Юрий не приехал. Но, узнав о состоявшемся венчании своего племянника и боясь оставаться поблизости от Москвы, он бежал в далекий Галич, откуда прислал грамоту, где не признавал Василия великим князем и предложил перемирие на четыре месяца. Москва согласилась в ожидании будущих событий.

Глава 4

Когда в Москве происходили эти события, в Вильно, в Верхнем замке, глубоко под землей, за столом со свечами сидели два человека: великий князь Литовский Витовт и высокий, ладный собой, закованный в цепи, Януш. Допрос ведет лично Витовт. Рядом никого нет.

– Так ты отрицаешь всякую связь с королевой? – спрашивает князь.

Януш, опустив голову, отвечает:

– Да, отрицаю.

– Пан Януш, – сдерживая себя и стуча пальцами по столу, говорит князь, – ты зря упираешься. Если ты мне не расскажешь всей правды, навеки останешься здесь. Как вон те… – И показал на дальний угол, где можно было различить скелеты. – Это все, что осталось от пленников.

Януш поворачивается. Тело его нервно дернулось. Витовт, внимательно глядя на него, понимает: это произвело впечатление.

– Ну? Или ты надеешься, че тя кто-нибудь спасет? Напрасно! И те… – Он кивнул в угол. – Надеялись.

Набычась, Януш ответил:

– Ты ошибаешься, меня найдет и освободит королева.

– Дурак, – в сердцах произнес Витовт.

Он встал и заходил по камере. Потом остановился перед Янушем:

– Хорошо, есть другой способ тебя разговорить. – И повернулся к дверям. – Эй! – крикнул он.

Дверь тотчас открылась и на фоне дверного проема появилась фигура воина.

– Кузнеца ко мне с инструментом.

Януш понял. Пытки он боялся пуще огня.

– Не надо! Не надо! Я все скажу.

В это же время в краковском королевском дворце, в покоях королевы, находился епископ Збигнев Олесницкий. Он был выше среднего роста, суховат, худощав. Удлиненное лицо, прямой нос и красивый разрез губ делали его приятным. Но несколько впалые глаза слегка старили его. И кое-кто мог ошибочно завышать его возраст. Он был молод не годами, а душой. Она у него не знала покоя. Как только он узнал, что у королевы пропали ее служанки, а за ними и ее любовник, он всполошился. Истину, вырванную из Януша, что бы ни говорили, прозорливый епископ понял сразу. Понял он и другое: что все в одночасье может рухнуть. Где-то, скорее всего в Литве, кто-то, скорее всего Витовт, допрашивают их. Показаний женщин епископ не боялся. Они ничего не видели. А вот показания Януша…

Но все же, все же, прежде чем начать действовать, он решил убедиться еще раз: какие были отношения между королевой и Янушем. Разговор с ней епископ начал такими словами:

– Госпожа королева, я уже говорил с вами на тему: чьи у вас дети. Не раздумали ли вы слова, сказанные мне, взять назад, зная последствия, о которых я говорил?

– Нет, мой дорогой епископ, мне Польша дорога, и я не хочу принести ей вреда. Я повторяю, что дам клятву, с условием, что вы не передумали снять мой грех.

– Не передумал, – промолвил епископ.

– Тогда, – проговорила королева, – действуйте, как считаете нужным.

Епископ, поехав к себе, всю дорогу молчал. Сопровождавший его ксенз так и не услышал от него ни одного слова. Епископ думал. И пришел к одному выводу: во что бы то ни стало, надо узнать, где находится Януш. Вернувшись к себе, он позвонил. Появился молодой послушник с умным, сообразительным взглядом.

– В церкви Святой Магдалины есть два служка. Пусть они придут ко мне завтра после заутрени, – проговорил епископ.

Послушник поклонился и закрыл за собой дверь.

Наутро служки уже появились у епископа. У них были бандитские рожи, хитрые глаза и крепкие плечи. Когда-то епископ спас их от виселицы, и за это они служили ему верой и правдой. Пользовался он ими только в исключительных случаях. И этот случай настал. Проверив, не задержался ли кто случайно у его двери, он рассказал им об их задаче.

– У королевы, не скрою, был любовник Януш. Его кто-то похитил. Подразумеваю литовского князя Витовта. Думаю, он держит его в своем замке в Вильно. Проникнуть туда сложно. Вытащить Януша оттуда невозможно. Тогда возможно оставить его там навсегда. – С этими словами он достал из стола маленький пузырек с белым порошком. – Куда бы его ни высыпать, он немедленно растворяется. Вы поняли меня?

Те закивали послушно головами.

– Тогда че сидите?

Один из них, видать, побойчей, пошевелил пальцами.

– А! – хитровато воскликнул епископ и достал довольно тяжелый мешочек.

Для этого дела Збигнев денег не жалел.

Принимая его, служка сказал:

– Ето другое дело! – И засунул мешочек себе за пазуху.

Спустя месяц после встречи у епископа в Вильно въехали два мелких торговца. Товар у них был ходкий: пуговицы, иглы, нитки, вязальные спицы, недорогая холщевая материя и… доброта. Место стоянки они выбрали возле старой корчмы, которой когда-то владел Иосавеф, теперь его сын Харим. Он многое перенял у отца. Умел быстро оценить гостя, как кому услужить. В то же время шкуру драл с поваров. Поэтому обеды были недорогие, вкусные. Отбою от посетителей не было. По-прежнему здесь доминировала замковая стража. И по-прежнему им всегда не хватало денег. А тут на те, двое удачливых, добрых и отзывчивых торгоша, готовых всегда прийти им на помощь. Вскоре они стали своими, от которых не было тайны.

Так им удалось узнать, что в глубокой камере содержится страшный преступник, которого берегут пуще глаз своих. Хоть он и преступник, но… человек. И как ему не порадеть. Особенно податливым на их просьбы был один из стражников, уже немолодой и бывалый. Он клюнул на их жалость к преступнику и согласился тайно принести тому кусок пирога, которые так вкусно пекут в корчме Харима.

– И для меня не забудьте, – проговорил стражник.

Те согласно кивнули, добавив:

– Пущай напоследок хоть поест по-человечески.

Они тотчас пригласили Харима и попросили испечь пирог. К концу их гулянки пирог был готов. Выглядел он аппетитно. Золотистая корочка, запах, от которого можно обалдеть. В той толкотне, крике, иногда возникающих драках, кто заметит, что служка слегка посыпал его «солью». Каждый делает продукт себе по вкусу. И вот бережно завернутый пирог оказался в руках стражника. Поклявшись, что он доставит его по назначению и, попросив за это сервировать ему хороший стол, стражник, слегка покачиваясь, пошел в верхний замок.

А через пару дней Яноша нашли мертвым. Недоеденный пирог лежал на столе. Когда дали его собаке, она вмиг околела. Витовт не находил себе места. Когда он узнал от воина, кто дал ему этот пирог, князь приказал, хотя мало на это надеялся, схватить этих торговцев. Но сработало. Не успели те скрыться. И попали в камеру, где до этого сидел Януш. С ними разговор был жестким. Огонь сделал свое дело. Только одну ошибку допустил Витовт: не потребовал от них той отравы. Ведь не всю ее они использовали. Те рассказали, как все было.

Витовт тут получил больше, чем потерял. Теперь признание этих злодеев поможет ему справиться с этим умным, хитрым и дальновидным святошей, который вершит дела, как в Польше, так и в Литве, протягивая руку в виде католических пастырей. «Ничего, – говорил он себе, – ты в моих руках». И стал готовиться к отъезду в Городно для решительной схватки как против епископа, так и против своего братца, у которого дети были не его и не имели права на наследство. А старый и дряхлый король уже никому не нужен. Он, Витовт, будет королем, а это открывает путь его внуку наследовать трон своего деда, и его любимая дочь Софья станет матерью короля. Витовт понимал, что часть польской элиты будет против такого его решения. Вспыльчивая шляхта может взяться и за сабли. А тайных помощников у них хватит. Один только Олесницкий, этот поджигатель, чего стоит.

Отъезд его в Городно задержала пришедшая от дочери страшная весть: она стала вдовой. Витовт не то чтобы очень жалел зятя, хотя, признаться, такая жалость была. Но его смерть путала все задуманное литовским великим князем. Хорошо зная военные способности Василия, он хотел прибегнуть к его помощи, если потребуется, и москвичи могли бы сыграть решающую роль. И путь бы к задуманному еще давно великим князем Гедимином был бы открыт. А кейстутская кровь царствовала бы, владея чуть не полмиром. Но что же. Он будет сражаться и один. Нет, и все же он поищет себе помощника. И его взор обратился к императору великой Римской империи Сигизмунду. Началась переписка, и тот согласился на встречу.

Надо, конечно, было бы съездить к дочери, отдать последний долг тому, кто помог ему сбросить тевтонское иго. Но дела не ждали. Император мог и передумать, а дочь он лучше пригласит к себе. И, приказав двинуть несколько полков к границам Серпуховского княжества, Софья поймет, для чего он это сделал, и, наказав воеводе пуще глаз беречь двух пленников, кормить их хорошо, он с небольшой охраной тайными дорогами двинулся в Германию.

Императорский дворец ни в какое сравнение не шел с его замком. Здесь роскошь блистала на каждом шагу, а позолота делала его легким, воздушным. Как шепнул ему дворецкий, кстати, литовец, еще в детстве попавший к немцам в плен, все это они берут от французов, которые стали законодателями моды. Витовт тяжело вздохнул: «Им бы моя жизнь, я бы посмотрел, как бы они этим убранством занялись».

Император долго не заставил себя ждать. Ему тоже нужен был человек типа Витовта, чтобы в союзе с ним в будущем поставить на место взорвавшихся чехов, венгров да и поляков, которые от них недалеко ушли. Военной помощи император пока не обещал, но признать его королем и венчать его короной – это Витовт получил. Возвращался он на родину, окрыленный заверениями императора.

Вернувшись к себе в Вильно, князь продумал стратегию наступления на Краков. Прежде всего он объявит, что дети Ягайла не имеют права на обладание короной, так как они незаконны. Если королева будет отрицать, он потребует, чтобы она произнесла клятву на кресте. Вряд ли у ней хватит смелости ввести всех в обман. А если ей на помощь попытается прийти этот Олесницкий, он поставит его на место, даже больше – потребует суда над ним. А помогут ему… два убивца, посланные Олесницким. И считал, что его дело беспроигрышно. Перед дорогой Витовт помолился, приказав доставить срочно этих двоих в Городно:

– Да смотри глаз с них не спускай, когда повезешь. Охрану хорошую возьми, – наказал Витовт воеводе.

Тот заверил, что все сделает, как велит князь.

– Если без меня приедет дочь, встреть ее достойно. И следи за внуком. Понял? Это моя надежда! – сказал он твердым голосом, подчеркивая слово «надежда».

Воевода склонился, давая тем самым понять, что все будет исполнено.

Но отъезд внезапно пришлось отставить. С Кракова примчался нарочный и сообщил, что сейм откладывается. Собранный уже в дорогу, Витовт быстро решил смотаться тогда к ливонскому магистру. Ведь когда-то они звались друзьями. Авось и сейчас поможет. Он на Польшу давно «зуб» имеет. Из Москвы пришла в тот день весть: там было все спокойно. И хорошо. Можно со спокойной совестью съездить к магистру. Если бы он знал всю правду, вряд ли бы поехал к магистру.