Время прибытия

Стихи, не вошедшие в сборники или не опубликованные

Юношеские стихи
(1968–1973)

Женщина

 
Чего же ты хочешь, женщина?
Чего же ты хочешь, женщина?
В моем интеллекте трещина,
Трещина поперек!
Из этой пылающей трещины
В глаза восхищенной женщины
Капает, капает, капает
Самый бесценный сок!
А щеки горят от радости,
Глаза потемнели от жадности,
А руки все тянутся, тянутся
В погоне за самым большим,
За тем, что хранится бережно,
О чем вспоминают набожно
(И цвета, наверное, радужного!),
Так вот, чего руки хотят!
И тянутся, тянутся к трещине,
Все ближе и ближе и ближе…
Чего же ты хочешь, женщина?
Не любви же?!
 

(1970, автору 16 лет)

Ее душа – Сокольники весной

 
     Ее душа – Сокольники весной…
Вот пара, убежавшая с урока.
Он ей читает вдохновенно Блока,
Будя покой асфальтово-лесной.
     Ее душа – Сокольники весной.
Деревья протянули к небу ветви
И просят листьев у весенних ветров.
Им хочется пошелестеть листвой.
     Ее душа – Сокольники весной.
Но листьев нет. Налево и направо
Лишь пустота в раскидистых оправах.
И шелестят деревья пустотой.
     Ее душа – Сокольники весной.
Я вижу лес от края и до края
И от одной лишь мысли замираю,
Что это все оденется листвой.
     Ее душа – Сокольники весной.
Я буду слеп: стеною шелестящей
Прозрачная когда-то, встанет чаща,
Укрыв покой асфальтово-лесной.
     Ее душа – Сокольники весной.
 

1972

Оттепель

 
…Дома простудились в январской капели
И громко чихают хлопками дверей.
«Пора распускаться?» – оторопели
Деревья, морщины собрав на коре.
Дрожат от озноба и клонятся по ветру,
Глаза удивленных скворечен раскрыв…
Останкино, словно огромный термометр,
Торчит из горячей подмышки Москвы!
 

1972, 2014

Воспоминания о младенчестве

 
Я родился на Маросейке.
Так сказать, коренной москвич.
Я из самого сердца Расеи,
Что поэты хотят постичь.
Я болел и охрип от ора,
Коммуналка забыла сон.
Приходил участковый доктор,
И качал головою он.
Бабка травами внука отпаивала
И гулять выносила в сквер,
Где чернеет чугунный памятник,
В славу шипкинских гренадер…
 

1973, 2014

В кино

 
Киносеанс. Спокойно в темном зале.
Вдруг кресла гром аплодисментов залил.
И зрители в порыве общем встали:
Через экран шел сам товарищ Сталин.
Неторопливо, в знаменитом френче,
Сутулясь, он партеру шел навстречу,
Как будто чудом до сегодня дожил,
А люди били яростно в ладоши…
От радости калошами стучали:
– Ну, наконец-то! Мы по вас скучали!
Усы, усмешка, голова седая…
Я тоже хлопал, недоумевая.
 

1973, 2014

На смерть Пикассо

 
Маленькая акробатка
С напряженной циркачьей улыбкой,
В голубом истертом трико,
Стоявшая в позе шаткой
И с грациозностью зыбкой,
Балансировавшая
                   тонкой рукой, —
С шара на землю
                    упала
И растеклась голубой лужей красок.
Умер Пабло…
                Вчера умер Пабло Пикассо…
 

1973

Элегия о стройотряде

 
Среди студентов говорят:
«Тот не студент, который
Не ездил летом в стройотряд
И не месил раствора.
 
 
Усталость мускулы свела
И голова лохмата.
О, как сначала тяжела
Обычная лопата!»
 
 
Когда работаешь за двух,
Почувствуешь на деле,
Что не всегда могучий дух
Живет в могучем теле.
 
 
Но сила явится в руке —
Заговоришь с веками
На самом древнем языке
«Тычками» и «ложками».
 
 
То куртку дождь протрет до дыр.
То солнышко ошпарит.
И скажет местный бригадир:
– Ну и дает, очкарик!
 
 
Проходит срок. Приходит час
Прощания тяжелый.
Мычаньем провожают нас
Коровы-новоселы…
 

1973

Осень на Карельском перешейке

 
Ветер хватает горящие листья
И с шипением гасит в лужах.
Он от плевел небо очистил.
Ветер кружит.
Хвойным запахом неистребимым
Обернувшись, как целлофаном,
Пожелтевшие щеки рябины
До багрянца зацеловал он.
 

Сентябрь 73-го

* * *

Так не о себе, а о небе.

О нем, как о хлебе своем.

Игорь Селезнев

 
В твоем окне – одно лишь только небо
Там, на твоем десятом этаже.
Ты ешь небесный хлеб. А я такого хлеба
Еще не ел и не поем уже.
 
 
Жить у небес – тут дело не в привычке.
Ты смел и нервы у тебя крепки.
Ведь сверху люди – чиркнутые спички.
Троллейбусы, как будто коробки.
 
 
А я на первом. И с балкона можно
Полить на клумбе чахлые цветы,
Футбол вчерашний обсудить с прохожим.
Да и боюсь я этой высоты…
 

1973, 2014

Лосиноостровские дачи

 
Обрывок дачной улочки
С верандами, балконами,
А где же крендель булочной?
Романы с моционами?
Пыль по дороге катится.
Коляска там проехала.
Мне это место кажется
Страничкою из Чехова.
А где же тут насельники?
Мечтатели и пьяницы,
Витии да бездельники?
Вдруг кто-нибудь появится!
Да и куда деваться им?
Темно. Дома прозрачные.
На этаже двенадцатом
Мерцают страсти дачные…
 

1973, 2014

Звезда пленительного счастья

 
Кругом валялся мусор всякий
От амуниции солдат.
И подавляющий Исакий
В день подавленья был зачат.
Все тот же всадник, сфинксы те же,
Трон, содрогнувшись, устоял.
Рассвирепевший самодержец
По батюшке злодеев звал.
Потом в каком-нибудь централе,
На супостатов осердясь,
Уже по матушке их звали.
Был князь, да нынче снова – в грязь.
Шли в глубину огромной, мглистой,
Не осчастливленной земли.
И, затмевая декабристов,
За ними следом жены шли…
 

1973, 2014

Старые трамваи

 
Не верьте московским трамваям!
Заняв поудобней места,
Мы как-то совсем забываем,
Что это не поезда.
 
 
Трамвай, умудренный летами,
Несется, гремя и стуча,
И рельсы назад улетают,
Как ленты из губ циркача.
 
 
Иным повинуясь законам,
За пыльным окошком отстав,
Мелькнули полузнакомо
Знакомые с детства места.
 
 
Трамвай убегает за город,
Понятное скрылось вдали.
И хочется всякий пригорок
Принять за округлость земли.
 
 
Какие-то дивные веси.
Все ново – деревья, трава…
На Беринговом проезде
Вдруг вспомнишь, что это – трамвай.
 

1974, 2014

Легенда

 
Жил в давние годы скупой —
И был он за жадность наказан:
Все золотом делалось сразу,
Лишь он прикоснется рукой.
И фрукты, и хлеб, и вино
Съедала червонная плесень,
Лилась соловьиная песнь,
Отборным звенящим зерном.
Он женской касался груди,
Но даже любовь стала пыткой:
Не счастье, а холодность слитка
В объятьях своих находил.
И так, не поняв ничего,
Угас он в тоске по живому.
Скиталась по мертвому дому
Лишь тень золотая его.
Метафоры блеск золотой,
На солнце тускнеющий сразу…
Поэт, ты подчас, как скупой,
Что был за порок свой наказан.
 

1974, 2014

Из цикла «Живопись»

Борис-Мусатов. Водоем

 
Две девушки у кромки водоема.
Не лес, не небо отразились в нем.
Природа, пошатнувшись от надлома,
Упала в тот бездонный водоем.
 
 
Мир сущий под водою, словно Китеж.
Не отраженье, а шумливый град.
Но краше, чем другие, во сто крат
Художник шепчет: «Киньтесь в воду,
                                             Киньтесь!»
 
 
Пройдите по церквам и площадям,
В садах обильных наберите вишен.
Там под водой набата звук не слышен.
Там пощадят, а здесь не пощадят.
 
 
Мир видеть в отражении воды,
И этим жить… Какое небреженье!
В беде – лишь отражение беды.
В искусстве – отраженье отраженья…
 

1974

* * *

 
Как леденящей твердости стекла
Коснуться лбом сереющего утра,
Увидеть все, что вьюга намела,
Промерзнуть на ветру в пальтишке утлом.
Устало щурить сонные глаза,
Приветствовать медлительность трамвая,
Ловить в себе чужие голоса,
Как драгоценность, ночь перебирая.
И вздрогнуть, заскользив ногой по льду,
И замереть, как вкопанный, на месте,
И стоя у прохожих на виду,
Увидеть сон, где снова с нею вместе…
 

1974, 2014

Ранние стихи
(1974–1980)

Февраль

 
В Москве февраль, но снова тает,
Чтобы опять застыть к ночи.
Капель ядреная, литая,
О тротуар весь день стучит.
Снег цвета довоенных фото
Лежит, подошвами примят.
Ворчанье шин. На поворотах
Трамваи старчески гремят.
Сугробы сгорбились вдоль улиц.
Из них, журча, бежит ручей.
Сорвавшись, молнии сосулек
Пугают звоном москвичей.
 

1974

* * *

 
По наследству об ушедших судим.
Для чего потрачены года?
Что имел и что оставил людям.
Вот и все…
             Но если б иногда…
(Нет, я не прошу об воскрешенье!)
Возвращаться к делу своему.
Так отец приходит в воскресенье
К сыну, что живет в чужом дому…
 

1975

* * *

 
Небытие… Как выглядит оно?
Я думаю о смерти по ночам.
Там, как сейчас, наверное, темно,
И так же, как теперь, часы стучат,
И тело полусном истомлено,
И мысли проплывают в тишине…
Я засыпаю. Смерть ужасна, но
То, что потом, почти не страшно мне…
 

1975

* * *

 
Я в лес вхожу, как в тайную страну,
Перешагнув крутых корней пороги.
Шумит листва, пни помнят старину,
Росистою травою вяжет ноги.
Седых стволов качающийся скрип,
Органную напоминает мессу.
И если я найду волшебный гриб,
То вызову зеленых духов леса!
 

1975, 2014

* * *

 
Метро к ночи похоже на Помпеи:
Все в умерших шагах погребено,
Как в сером пепле.
     Звуки все слабее.
Здесь неба нет. Немыслимо оно.
Мозаика легла, как тень, на стены…
Здесь кто-то жил когда-то, но ушел…
И щеткой, похожей на антенну,
Уборщица метет античный пол…
 

1975

Черная речка

На Черной речке белый снег.

 

Владимир Соколов

1

 
Вот здесь. У этой речки. На дуэли
Он ранен был.
                На Черной речке. Здесь
Барьерами чернели две шинели.
И снег на землю оседал, как взвесь.
А там – курки решительно взводились,
Тропинкою, протоптанной в снегу,
Жить рядом не хотевшие – сходились,
Чтоб верной пулей удружить врагу.
И в правоту свою глухая вера
Сковала насмерть каждую из душ.
И первым был у черного барьера
От ревности осатаневший муж.
Но увидав, как зазияло дуло,
Нацелившись безжалостным зрачком,
Повеса больше ни о чем не думал…
Снег рухнул с веток —
                          муж упал ничком.
Потом приподнялся, сжимая рану,
И целился, казалось, целый век.
Горд выстрелом, как «Сценой у фонтана»,
Не понимая горького обмана,
Он крикнул «браво» и упал на снег.
Но был его свинец неверно пущен.
Бард шел убить, но волею небес
Смертельно ранен Александр Пушкин.
И еле поцарапан Жорж Дантес.
Великий нежилец на белом свете,
Тобой играл неумолимый рок:
Поэт лежит в Дантесовой карете.
И мчит убийцу пушкинский возок…
 

2

 
Поэт прощается, прощает, примирившись,
Уносит силы почерневший день,
А на Фонтанке, у дверей столпившись,
Не верят люди в черный бюллетень.
Рыдает Гончарова в черном платье.
Жуковский шепчет: «Ах, не уберег!»
Разящим словом Лермонтов отплатит
Тем, кто взводил и нажимал курок.
Кому же мстить?
                     Кавалергардской страсти?
Тем, кто интригу закрутил хитро?
Мстить черной зависти, а может, черной власти?
Но вот уже открыты двери настежь:
Из рук упало вещее перо.
 

3

 
Царь приказал. Монарх покоя хочет.
Не волновались горожане чтоб,
В кибитке при жандарме черной ночью.
Был увезен из Петербурга гроб.
Вдова на память вещи мужа дарит,
Плывет над снегом поминальный звон.
Убийца по приказу государя
Навеки из России удален.
О нет, он от раскаянья не спятит,
Разбогатеет и окончит дни
Через полвека – в девяносто пятом
В кругу на совесть плачущей родни.
 

4

 
А чернота?
             Ее всегда хватало.
Ведь для нее достаточно свинца.
И много очень мягкого металла
Прошло сквозь очень твердые сердца.
Со временем обиды побледнели,
Но давней черной памяти верна
Та речка, у которой на дуэли…
Но и она не потому черна…
 

1975, 2014

* * *

 
Итак,
       я маг, волшебник, чародей
И я могу единым мановеньем
Остановить летучее мгновенье,
Остановить природу и людей:
Бегущих – в беге,
Любящих – в любви,
Врагов – в борьбе,
Обиженных – в обиде,
Убийцу – в страхе,
Мертвого – в крови…
И обойти весь мир и миг увидеть.
Вот странный дождь
Над городом застыл,
Застыл бегущий с зонтиком прохожий,
Взметенные кленовые листы
И холодок, помчавшийся по коже…
И капля побежала по стеклу,
Когда я вновь раскрепостил минуты,
Вне времени оставив поцелуй,
Который был последним почему-то…
 

1975

* * *

 
Природа все запоминает. Все!
Два леса, как сошедшиеся рати,
Лесной ручей кровь русичей несет
И пропадает в розовом закате.
 
 
А зайчик солнечный, неистово кружа
Среди благоухающего лета,
Отчаясь, мечется, как будто бы душа
Большого, но забытого поэта.
 
 
Природа помнит счастье, горе, страх, —
Все то, чего давно не помнят люди.
И солнце на закатных небесах,
Как голова Крестителя на блюде.
 

1976

* * *

 
Дни наши, спокойно текущие, —
На грани грядущего века
Невообразимый народ
Представит, как мы себе Пушкина,
А Пушкин представил Олега,
Сбирающегося в поход…
 

1976

* * *

 
Я держу в ладонях эту душу.
Осторожно,
              как чужую тайну.
Бережно,
           как нежную медузу,
Но душа в моих ладонях тает.
Я люблю ее,
               Но что же делать?
Я клянусь,
            но сколько можно клясться!
Клятвы предназначены для тела,
А душа уходит —
                  между пальцев…
 

1976

* * *

 
Иною могла быть судьба у любимой.
Допустим, в какой-то из сереньких дней
Она промелькнула бы мимо незримо,
И я никогда не узнал бы о ней.
Путей на земле до нелепости мало.
Допустим, мы с ней разминулись. И все ж
Кого бы и где она ни обнимала,
Я в сердце бы чувствовал странную дрожь…
 

1976, 2014

* * *

 
Как птица о стекла
Стучусь о работу и быт.
И прожил недолго,
А сколько досталось обид!
Живу безутешно,
                    Сквозь чад
Пустяковых скорбей,
Предвидя усмешку
Души повзрослевшей моей.
 

1976, 2014

Пародии

Посоконное

Хоть сижу не под люстрою,

Благодарен судьбе.

Хорошо себя чувствую

В пятистенной избе.

Л. Беляев

 
Сруб с замшелыми бревнами,
Покосившийся хлев,
За дорогой неровною
Прозябающий хлеб.
А прозябший – ковригою
Ублажает живот.
За недальнею ригою
Дорогуша живет.
Красной косовороткою
Удивляю быков.
Батя сгинул за водкою —
Магазин далеко.
Чу! Повеяло ладаном.
Боже, рай наяву!
Только вскорости надо нам
Возвращаться в Москву.
Много наших там кормится,
Деревенских не счесть…
У меня ведь и горница
В блочном тереме есть!
 

Овец

А вот в отдельной клетке хмурый,

Огромный обезьян. Самец…

Ты принимаешь вызов гордо,

Бескомпромиссен ты в борьбе,

И что такое «про» и «контра»,

Совсем неведомо тебе.

Валентин Солоухин. «У зверей»

 
Не отличая «про» от «контра»
Загвоздок от альтернатив,
Застыл он, взгляд суровый гордо
К воротам новым обратив.
Протест в душе бараньей зреет,
Отвага светится в глазах.
Стоят ворота – он звереет.
И вдруг удар – трах-тара-рах!
Ворота повалились наземь.
За ними повалился он,
Но не моргнули овцы глазом
И не покинули загон.
Нет, не понятен подвиг стаду!
В пыли найдя себе конец,
Лежит, осмеянный в награду,
Овец. Наверное, самец…
 

Таксомотор

Отвези меня домой!

Выйду я, а ты останься.

Жалко мне, а ты расстанься,

Но еще чуть-чуть постой…

Пусть рука дрожит на дверце,

Пусть порадует мне сердце

Гул мотора холостой!

Ирэна Сергеева

 
Много девок одиноких.
Если с парнем – то спроси:
Насчитаешь не у многих,
Чтоб работал на «такси».
Эх, катает он подругу,
Неженатый-холостой,
К дому, из дому, по кругу —
Звук мотора холостой.
 
 
Но женатому шоферу,
Как начало всех начал,
Нужно, чтобы в такт мотору
Счетчик бережно стучал.
И когда-нибудь супругов
Повезет, взметая пыль,
К дому, из дому, по кругу.
Купленный автомобиль!
 

Восхищение

По прочтении книги стихов Я. Козловского с исключительно каламбурными рифмами

 
У яков, козлов с кий
За каждым ухом – по рогу.
О, Яков Козловский,
Вы подошли к порогу.
Какая открылась даль:
Омонимы все ваши!
И утопился бы Даль
От зависти к вам в Сиваше…^[1]
 

Ей-богу!

Иногда вдруг почувствуешь:

В чем-то

И где-то

Повторяешь себя…

В. Максимов

 
Так слава приходит к поэту:
Сидел я, вихор теребя,
И понял, что в чем-то и где-то
Я сам повторяю себя.
 
 
Не всякого так осеняет —
Я тайны сберечь не сумел.
И вот уж меня повторяют
ЦК, ЦРУ, ЦДЛ…
 
 
От пят до кишечного тракта
Меня повторили давно.
Взял Пушкина где-то и как-то.
Вы мне не поверите, но…
………………………………….Ей-богу!
 

Предостережение

На меня надвигался рояль…

Вадим Сикорский

 
Не хочу вас пугать беспричинно,
Но душа за поэта болит:
Друг мой так же шутил с пианино,
И теперь навсегда инвалид!
 

Как в Спарте

Вы

Не протянули мне руку,

И тогда

Я сорвался в пропасть,

Но, как видите, не разбился.

Испытал любовь и разлуку.

 

Написал стихотворений пропасть…

В. Попов

 
В древней Спарте правило было:
Ребятишек рождалось пропасть.
И того, кто выглядел хило,
Не жалея, бросали в пропасть.
Вандализм! Но мои порывы
Вроде тех, что описаны выше:
Я б иного поэта – с обрыва,
Только так, чтобы он не выжил!
 

Тайна

Однажды я спросила удивленно:

– Откуда я?

– Нашли.

– А где?

– В лесу…

Валентина Ильина

 
Однажды игрушки отбросив
И взявшись за смысл бытия,
Ребенок настойчиво спросит:
«Откуда же, мамочка, я?»
Потупится мать и уныло
На этот проблемный вопрос
Ответит:
          – На рынке купила…
А может быть, аист принес.
– А кто эти аисты?
– Птицы…
– А как же они донесут?
Подходит отец, горячится:
– Тебя мы сорвали в лесу!
Ребенок поверить не может
И возобновляет допрос:
– Мы с папою очень похожи.
Он тоже под деревом рос?
Родители молча краснеют
И правильный ищут подход.
А дочка, когда повзрослеет,
Генетики тайну поймет.
Но есть и другие секреты.
Наука не сводит концы.
Откуда берутся поэты,
Похожие, как близнецы?
 

Талант

Колкое время в охапку связать

И перемочь беду,

Что-то успеть начертать-нашептать

Между УА и АУ…

Петр Вегин

 
Новый поэт народился. УРА!
Мудрость запомни одну:
Пусть остальные кричат: УА!
Ты голоси: АУ!
 
 
Нет вдохновенья, муза ушла?
Дар стихотворный скис?
Горю помогут АУ и УА,
В коих бездонный смысл!
 
 
Если в искусстве жить по уму,
Будут тома и тома,
Где меж УА и прощальным АУ
Только АУ и УА…
 

Коротко и ясно

Гомеру, Бодлеру, Хайяму, а также Игорю Грудеву, автору книги двустиший «Взмахи».

 
Поэты болтливы. Так было веками.
Я далеко не пойду за примером:
Пусть первым бросит в меня камень
Одолевший всего Гомера!
 
 
Поэты туманны. Так было веками.
Опять далеко не пойду за примером.
Швырни в меня смертоносный камень
Понявший стихи Бодлера!
 
 
А я не таков. Отвечаю прямо:
Простота и краткость – сила моя:
Короче стихи только лишь у Хайяма,
Но я современнее, чем Хайям!
 

При дверях

Это вот в эти двери

Входили

В канун зимы

«Моцарт и Сальери»,

«Пир во время чумы»,

«Рыцарь скупой»

и Белкин…

Вл. Жуков

 
Так и стою перед дверью,
Литературный вахтер.
Ходят и люди, и звери.
Как-то забрался к нам «Вор».
Волк (без ягненка) случался,
Демон с Тамарою был.
«Домик в Коломне» стучался,
Медный копытами бил.
Бродят поэмы, баллады,
Горе с визитом к уму.
Как-то с «Фрегатом «Паллада»
Шла, обнимаясь, «Муму».
Часто случается – трушу,
Обледенеешь всерьез:
Ломятся «Мертвые души»,
Шмыгает за полночь «Нос»!
Спросите, что за охота
И для чего тут стою?
Может, от Жукова кто-то
В дверь постучится мою…
 

Круговорот воды

А время с облегчением уносит

Мои переживанья в облака…

А. Адамов

 
Мой дух, свободный, вечный и могучий,
Стремится в небо и летит туда,
А там его подхватывают тучи,
Потом, пролившись дождиком, вода.
Затем его несут ручьи, каналы,
Он падает с плотин, взмывает ввысь,
Но пожурчав и побурлив немало,
Мой дух возьми ко мне и воротись.
Вот он уже течет в водопроводе,
Вот он – в стакане, а стакан – в руках…
Таков круговорот воды в природе.
Таков круговорот воды в стихах.
 

Эталонный поэт

Я строю, а кто-то ломает.

Я снова, а кто-то – опять…

Николай Панченко

 
Пишу я, а кто-то скупает,
Я снова, а кто-то – опять.
Как пули стихи вылетают,
Рифмую – и некогда спать.
«А, может, свихнулся читатель?
(Сомнения гложут порой.)
С чего и с какой это стати?
Но снова берусь за перо.
Меня, как беднягу Тантала,
Измучил сизифовский труд,
И зная, что сделано мало,
Уснул я, как форменный труп…
Звонок. Почтальон. Телеграммы,
А в ней телеграфным арго:
«Проснись! Надо три килограмма,
Чтоб взять по талону «Марго»…
 

Не трожь!

И в этот тонкий и прозрачный вечер,

Что выплетут из песен соловьи,

Я снова имя тающее встречу

И губы незамужние твои…

 
Мы были близки, а потом далеки.
Ты вышла замуж, деток родила.
Я стал поэтом, выплетаю строки
Про жизнь, про смерть и прочие дела.
Стихов и лет немало пролетело.
На улице увидел я тебя.
Как прежде – белолица и дебела,
И в тот же миг, повторно полюбя,
Я речь завел о чувственной свободе,
Но ты сказала, не скрывая дрожь:
«Грудь, плечи, губы у меня в разводе.
Все остальное замужем. Не трожь!»
 

Четверостишья

ОБХСС

 
Чтоб заселить пустующие кущи,
Был на Адама матерьял отпущен.
Всего одно ребро ушло налево,
А в результате появилась Ева.
 

Рабочий день в НИИ

 
…Кофе. Рейд по магазинам. Выставка-продажа.
Литгазета. Чай. Беседа «муж-оклад-жена».
Час обеда. Сигарета. И беседа (та же).
Легкий грим. Укладка сумок. Грохот. Тишина…
 

Классика и жизнь

1

 
Был лес прекрасен, хоть и не велик.
Звенели птахи, меж ветвей летая.
Приехали бульдозеры – и вмиг
«Отговорила роща золотая».
 

2

 
Теперь дома особенные строят.
Я слышу, как внизу бифштекс горит,
Как наверху кого-то чем-то кроют.
И как «звезда с звездою говорит».
 

3

 
Мой друг окончил институт.
Семья. Зарплаты не хватает.
Сидит в долгах… И вспомнишь тут:
«Науки юношей питают…»
 

1974–1976

Из солдатской тетради

Вручение оружия

 
Такой же выдан всем —
Со смазкою густой
Ребристый АКМ,
Ну а вот этот мой!
И он уже в руках.
Мгновенье – на груди.
Не знаю, что да как:
Все это впереди.
Ведь я в покое рос.
Войны не ведал, но
Мне, мирному до слез,
Оружие дано.
Я повторю стократ,
Что не бывать войне.
Но выдан автомат
На всякий случай мне…
 

1976, ГСВГ

* * *

Владимиру Соколову

 
Стреляет Пушкин в пустоту,
В кровавом утопая снеге.
Жизнь, разряженная в мечту…
Стрелял удачливей Онегин!
Ум к сочинительству привык.
Набросаны: античный профиль,
Интрига, вызов, смертный крик…
И час успокоенья пробил.
Тому, кто перевел с листа
Гармонию земным реченьем,
Легла пределом пустота,
Которой он придал значенье.
 

1977, ГСВГ

Мальчик «Я»

 
Где-то там, в конце пятидесятых —
Мальчик «Я» с веснушчатым лицом,
В курточке, в сандалях рыжеватых
Еле поспевает за отцом.
 
 
Сероглазый, с уймою вопросов
(«Почему?» – и нет иных забот),
Мальчик «Я», пошмыгивая носом,
По Басманной улице идет.
 
 
В праздники Москва нетороплива.
Он читает вывески подряд.
Пьет отец, покряхтывая, пиво.
Мальчик «Я», зажмурясь, лимонад.
 
 
Это может показаться странным,
Но шумят, толпясь перед пивной,
Очень молодые ветераны
С еле различимой сединой.
 
 
Мальчик не улавливает соли
Разговоров: что-то о жене,
О станке, о плане, о футболе —
Только ни полслова о войне.
 
 
Мальчик «Я» не представляет даже,
Что до этой праздничной весны,
Воблою пропахшей, будет так же
Далеко, как нынче до войны,
 
 
Что бывают и другие дали,
Их шагами не преодолеть,
Что однажды майские медали
Просто будет некому надеть,
 
 
Что, скользя, как тучи над водою,
Годы отражаются в душе,
И что «Я» останется собою,
Но не будет мальчиком уже…
 

1977, ГСВГ, 2014

Старые стихи

 
Предательство старых стихов!
Нелепость строки сокровенной!
На все ради слова готов,
Вещает мальчишка надменный.
 
 
О как он речист! Как в любой
Метафоре мудростью пышет!
Как живописует любовь,
Ни разу еще не любивший!
 
 
Все в мире понятно ему.
Ночной не изведав кручины,
Не спрашивая: «Почему?»,
Он дерзко вскрывает причины.
 
 
Такая у юности стать.
Когда перевалит за двадцать,
Он, жизнь перестав объяснять,
Научится ей удивляться.
 

1977, ГСВГ

Случайный разговор

 
– Судьба… судьба… А это что такое?
Ведь слов пустопорожних в мире нет.
Смеетесь? Неудачник на покое,
Субъект преклонных и бездарных лет!
Да, так и есть. Давно я духом вымер.
Но шел я по высокому пути,
Мечтал о славе. Но случился выбор…
Тогда никто не знал, куда идти…
Что пытки поздним бесполезным гневом!
Всей жизни ход, любимая моя,
Соратники – меня толкали влево.
Я выбрал – вправо. И ошибся я!
Старик махнул истонченной рукою
Как будто нитку, обрывая речь.
…Судьба, судьба… А это что такое?
На нем был ветхий аккуратный френч.
 

1977, ГСВГ

Дед

 
Не воевал мой дед,
Хотя был годным признан
И на четвертый день
Уже в солдаты призван.
Шумел-гудел вокзал,
В дыму дрожали башни,
А дедушка рыдал,
Он был такой домашний.
И говорил в слезах:
«Я не вернусь, Маруся!»
Дед хлипок был в плечах,
А может, просто трусил.
Был слаб и робок он,
Но деда погубило
Другое: эшелон,
В дороге разбомбило.
Я утешаюсь, хоть
Он праведником не был,
Его душа и плоть
Взлетели прямо к небу.
Дед ненавидел
                   зло…
Да что точить балясы
Ему ведь повезло —
Он смерти так боялся…
 

1977, ГСВГ

* * *

 
Я себя увидел в сорок первом,
В том, одевшем молодость в шинели,
Прошептал: «Я не вернусь, наверно…»
И прочел во взгляде: «Неужели!»
Я хотел понять безумья боя,
Я хотел постичь бездушье мора…
Но в душе опять саднит
                            с тобою
Жалкая, бессмысленная ссора.
Ни при чем здесь духа вырожденье.
Просто мир теперь спокойно мутен.
Яркое у нас воображенье,
Но послевоенное, по сути…
 

1977, ГСВГ

Конармеец

 
Он часто на привале вынимал
Обрывок излохмаченной газеты,
Разглядывал и толком понимал
Всего два слова: Ленин и Советы.
Портянки просыхали на дыму.
На небосводе звезды мерно тлели.
Он засыпал и видел сон: ему
Дает совет чудесной силы Ленин…
А поутру в поход звала труба.
И он летел, клинком сияя узким,
И золотопогонников рубал,
Свободно говоривших по-французски.
 

1977, ГСВГ

Микроклимат

 
Миру вешнего солнца хватает.
Все уже зелено, посмотри!
Но в душе между тем холодает.
Начинается осень внутри.
 
 
Мир дождями июльскими вымыт.
А на сердце тоска от снегов.
Микроклимат души, микроклимат…
Никуда не уйти от него.
 
 
Но когда под пушистою кладью
Накренятся деревья, —
                             внутри
Ты наденешь легчайшее платье.
Все уже зелено. Посмотри!
 

1977, ГСВГ

О сверхъестественном

 
Покуда еще не раскрыты
Тайны все до единой.
Мистики и спириты
Просто необходимы.
 
 
Духи, столоверченье,
Это не выкрутасы,
Если, вскрывая череп,
Врач не находит разум.
 
 
Если в морях драконы
Не извелись покуда,
Если неугомонно
В небе летает посуда…
 
 
Будем же верить честно
В Шамбалы и Атлантиды.
Если не верить – исчезнут
Все чудеса… от обиды.
 

1977, ГСВГ

Наставления младшему брату

 
А знаешь, брат, и двойка не пустяк,
Когда ни дня нам не дано для пробы.
А детство, юность, зрелость, – это так…
В судьбе ориентироваться чтобы.
Из детства все: умение дружить,
Любить, терпеть, врагам давать по шее,
И, как ни высоко, уменье жить,
И умирать, поднявшись из траншеи.
И потому, братишка, не «пшено»
Твои, лентяй, позорные оценки!
…Но ты не слышишь, ты следишь в окно
Смешные переулочные сценки.
Есть мир, что виден лишь из окон школ,
Огромный, многоцветный, многошумный.
Звенит звонок – и все, что ты прошел,
С доски стирает в тишине дежурный.
 

1977, ГСВГ, 2014

 
Брат лежит в спокойствии мучительном.
Как же быстро минул классный час!
Навсегда ты стерт с доски учителем,
Ничему не научившим нас…
 

2013

* * *

 
…Наши мечтанья еще не просрочены
И не сданы на покой.
Чем будет жизнь?
                    Переводом с подстрочника
Иль несказанной строкой?
 

1977, ГСВГ

Жестокий романс

 
Все будет так, как в детстве загадали,
Терпение – и все случится так.
И это, может быть, не за годами
Хотя и годы, кажется, – пустяк.
 
 
До счастья не доехать без оказий.
Но слишком много в жизни суеты.
Мечтателям недостает фантазий
Всего на полдороге до мечты.
 
 
И повседневность душу истомила.
Измучили знакомые места.
И женщина любимая постыла.
Лишь только потому, что есть мечта!
 
 
Минувший день опять напрасно прожит,
Ошибки непомерно велики.
Жизнь – не роман. Писателю попроще,
Он может взять и сжечь черновики.
 
 
Все будет так, как в детстве загадали.
Ты был всегда загадывать мастак!
Мечты твои уже не за горами.
А если все загадано не так?
 

1977, ГСВГ

* * *

Наташе

 
На улице Сретенке
В семьдесят третьем году
С тобою нам встретиться
Написано на роду.
 
 
Со скошенным нимбом
В поту, засучив рукава,
Всеведущий выбил
На небе все наши слова!
 
 
А сделавши это,
Подумал про взаимосвязь
Конечности света
Со счастьем, упавшим на нас.
 

1977, ГСВГ

* * *

 
…А время, как сквозняк,
Мне волосы ерошит.
И снова день не так,
Как мне хотелось, прожит.
 
 
Не по мечтам моим,
Не по моей охоте —
Как вздумается им,
Дни сквозь меня проходят
 
 
Куда идут они?
И кто их ожидает?
Мои когда-то дни
Другие доживают…
 

1977, ГСВГ

Стихи, сочиненные в автобусе по дороге из Ясной Поляны

 
Уйти – задача не из праздных.
А узел намертво затянут.
Чтоб стало все на свете ясно,
Покиньте Ясную Поляну!
 
 
Уйти? Потомки не случайно
Сажают на анналы кляксы,
Исчерпывающе отвечая
На то, что никому не ясно.
 
 
Туда, откуда вы бежали,
Повалят экскурсанты скопом,
Проезжей сделать угрожая,
Едва намеченные тропы.
 
 
Вы хмуро смотрите с картинки.
Рассказ экскурсовода скушен.
В музейных тапочках ботинки.
В обложках монографий – души.
 

1977, ГСВГ

* * *

 
Любовь, будет время, покажется ношей,
Вконец опротивевшей вам.
И детский роман, до предела изношен,
Трещит на свиданьях по швам.
И зная, что кончено все между вами,
Ты взглянешь на пройденный путь…
Цепочки следов обернулись цепями,
Которые не разомкнуть.
 

1977, ГСВГ, 2014

К вопросу о раздвоении личности

 
Я себя совершенно не знаю.
Я с собою почти не знаком.
Что душа моя – добрая, злая?
Писан ей иль не писан закон?
И каков тот закон, если писан?
Чем мой шаг по земле отягщен?
Я стремлюсь к постижению истин,
Но каких, непонятно еще…
И живут, и глазеют на звезды
Два несхожих совсем близнеца.
Я, который до капли осознан.
Я, который, неясен пока.
И строчит до колючего пота
Тот, понятный, а строчки – сухи.
Вдруг нашепчет непонятый что-то…
И тогда происходят стихи…
 

1977, ГСВГ

Мысли во время проверки ученических сочинений

 
Я убедился, жизнь на треть отстроив,
Измучившись, заглядывая вдаль,
Что мир на положительных героев
И отрицательных
                    не делится. А жаль!
У всех живущих – схожая примета.
У наших душ строение одно:
Все люди положительны!
                               И это
Природой как условие дано.
Вот так и жить бы, о добре радея.
Но жизнь не умещается в добре.
Кого-то нужно снарядить в злодеи,
Как нужен дождь со снегом в ноябре.
Кому-то должно с листьями расстаться,
Над лужами ветвями наклонясь.
Ведь для себя приходится стараться,
Ведь осень предназначена для нас.
Но это все останется меж нами
И не войдет в школьнопрограммный том.
А после поменяемся местами.
Ей-богу, поменяемся! Потом…
 

1977, ГСВГ, 2014

Средства

 
Когда и день грядущий не хорош,
Попробуй поглядеть на вещи «трезво»
И убедить себя, что ты живешь
Сам по себе. Все остальное – средства.
И выход обретешь из пустоты,
Лишь только повторяй неутомимо:
Любимая, друзья, дела – не ты,
А нечто, протекающее мимо.
Разрыв – пустяк. Ошибки не страшны.
Смотри на мир смелее и грубее!
…О эти средства, как они нужны!
И как без них не нужен сам себе я!
 

1977, ГСВГ, 2014

В карауле

 
Телескопами целятся в небо
«Самоходки». Заныло плечо.
В карауле до этого не был.
«Кто идет!» – не кричал я еще.
А ведь всякое может случиться…
Но для этого есть автомат!
Я не сплю и смогу отличиться,
Если вдруг подкрадется… комбат.
А до смены немыслимо долго!
Вон звезда покатилась – лови!
Мне положено думать о долге,
Вот и думается о любви…
 

1977, ГСВГ, 2014

Удельный князь

 
Град обложили вороги, как тучи.
Пожарища и мор, куда ни глянь.
Но вызволит из смерти неминучей
Кровавая, спасительная брань.
Один кивок – и тысячи таких же
Людей, как он, – обняв любезных жен,
Возьмут мечи и выйдут вон из хижин,
И каждый будет во поле сражен.
Они полягут, укрепив костями
Остов державы, а предсмертный стон
Вдохнут окровавленными губами
В подспудную озлобленность икон.
Кто их считал? Одно название – смерды.
Тут венценосных недругов – орда.
Но ни единой человечьей смерти
Для мира не проходит без следа!
Опять война? Горящая пустыня?
Живое убивающий металл?
А я б на ход истории отныне,
На месте Бога ни души не дал!
 

1977, ГСВГ, 2014

* * *

 
И снова тревога учебная.
Подсумок, штык-нож, автомат.
Луна над казармой ущербная,
Деревья, как тени, стоят.
Комбат проверяет оружие,
Мороз сводит счеты со мной.
Оплошностей не обнаружено.
Ну, что ж, все в порядке, отбой.
В еще не остывшие простыни
Я к сладкому сну возвращен.
Но сами подумайте, просто ли
Вернуть потревоженный сон.
Куда от отправился,
                        этого
Никто не поведает мне…
Возможно, к мальчишке ефрейтору,
Смеющемуся во сне.
 

1977, ГСВГ

* * *

 
Мечтают дожить до успеха,
До денег, до свадьбы детей,
До следующего века,
Триумфа дурацких идей.
Желаньями движутся судьбы.
Но я день и ночь – об одном:
Мне лишь до тебя дотянуть бы,
А все остальное потом!
 

1977, ГСВГ, 2014

Желание

 
Поэту быть бы фениксом.
Ощиплют, сварят, слопают,
Размечут кости веником,
А он крылами хлопает!
 
 
Неплохо – Афродитою.
Пусть оскорбляют действием.
Водой ручья омытая,
Богиня снова девственна!
 

1977, ГСВГ

У фонтана

Если вы потерялись, встречайтесь в центре ГУМа у фонтана.

(Объявление по радио)

 
Без сомненья, любовь наша вечна.
Я бы даже сказал, фатальна.
Но условимся, место встречи —
В центре ГУМа, у фонтана…
 
 
Может с каждым случиться это:
Ты обманешься. Я отстану…
Ни к чему мельтешить по свету.
Нужно просто стоять у фонтана.
 
 
Потолок луною расцвечен.
В ГУМе тихо и бестелесно.
У фонтана все-таки легче,
Даже если ждать бесполезно…
 

1977, ГСВГ

Одиночество

 
Ну что ж, и оно мне сослужит:
Во вздрагивающей тишине
Припасть, затаиться и слушать,
Что там происходит во мне?
Мерцающим отзвукам этим
Внимая, возможно, пойму,
Что завтра случится на свете,
А может быть – и почему.
Как ни были б отзвуки хрупки,
Они матерьяльны уже:
Картины, мосты, «душегубки»
Мерцали когда-то в душе…
 

1977, ГСВГ

Дождевая грусть

 
Перед зернистым дождевым стеклом
Застынешь – и немного погодя
Трава, тропинка, потемневший дом
Покажутся из мелкого дождя.
В душе нестройно капают слова.
И горько куришь и, волнуясь, ждешь,
Что вот сейчас иссякнет долгий дождь,
Иссякнут дом, тропинка и трава —
Ударит солнце сквозь цветной туман,
И тыщи луж – под самый окоем
(Как будто высыхает океан),
И ничего вокруг, и никого.
Но скоро птица в ивах запоет.
И грусти дождевой не быть уже
Она ушла, но как-то без нее
И радостно, и пусто на душе…
 

1977, ГСВГ

Антирелигиозные стихи

 
У религий классовые корни.
Высшей силы не было и нет.
Я, как атеист, конечно, помню,
Что материален белый свет.
Так о чем же речь? Зачем же в ступе
Воду очевидности толочь?
Это днем…
     А ночью вдруг подступит…
Сядешь на кровати: страх и ночь.
И тогда, не властвуя собою,
Разомкнув смешливые уста,
Я молюсь потекам на обоях,
В темноте похожим на Христа…
 

1977, ГСВГ

Вдали от Москвы

 
Город мой утешает в бездомной тоске,
Воскрешая меня.
Закрываю глаза и брожу по Москве
На исходе воскресного дня.
 
 
Пахнет легкостью, вечером, клейким листом.
Свет в окошках дрожит.
Нелюдимо. Москва размышляет о том,
Как неделю прожить.
 
 
Ей предвидеть, предчувствовать, предугадать
Каждый день из пяти.
Знать в субботу ошибки, вздохнуть и опять
В понедельник войти.
 
 
Жизнь моя – караван бесконечных недель.
Но другой не дано.
Я служу и сквозь незамутненный апрель
Вижу осени дно.
 

1977, ГСВГ, 2014

Литературоведческий сон

 
По грустным дням полночною порой
Ко мне приходит, гневно хмуря брови,
Чувствительный лирический герой
Былых стихов о пройденной любови.
Суровый и решительный на вид,
Он, в существо разрыва не вникая,
– Как ты посмел! – надрывно говорит. —
Ведь ты же сам писал: «Она такая…»
С чем только ты не сравнивал ее,
Изматывая сердце на пределе,
Выходит, что стихи твои – вранье?
И было все не так на самом деле!
В ответ молчу, киваю головой,
Мол, я ей благодарен и поныне…
А ты иди, лирический герой,
К моей – в тебя влюбленной героине!
 

1977, ГСВГ, 2014

* * *

 
…И снова о любви, в который раз —
О выпавшей, как выпадают снеги,
Когда весь мир прекрасен без прикрас,
И молод, и красив, и дан навеки!
И снова о любви, который год —
То с радостью, то с болью, то с укором,
То с сожалением, что это все пройдет…
Когда-нибудь, наверное, не скоро…
 

1977, ГСВГ

Вдали от детства

 
Рассветы встречая,
Усталый, в дорожной пыли,
Я очень скучаю,
До боли скучаю
От детства вдали.
 
 
Смеешься и веришь:
Он жив, этот детский уют,
В котором теперь уж,
Наверно, теперь уж
Другие живут.
 
 
Там улицы наши,
Там наш романтичный чердак
Там в детстве все так же
По-прежнему так же.
Кто скажет: не так?
 
 
Мечта есть такая:
Домой – в те былые года,
Я предполагаю,
Я предполагаю
Вернуться туда,
 
 
Но прежде бы надо
Все взрослые тайны узнать
И нашим ребятам,
Дворовым ребятам
О них рассказать.
 
 
Слегка запинаясь
На взрослых значениях слов,
Чтоб мучила зависть,
Смиренная зависть
Мальчишек-врагов.
 
 
Чтоб двор увлеченно
Шумел о рассказе моем.
А щеки девчонки,
Той самой девчонки
Пылали огнем.
 

1977, ГСВГ

* * *

 
Мой отец весь свой век пролежал на диване
(Так о нем говорит моя мать),
Ни на что не потратил особых стараний,
Ничего не пытался урвать,
Не стремился уехать в далекие страны
И высоких достичь степеней.
Он всю жизнь пролежал на диване.
                                         С дивана
Жизнь, наверно, видней.
 

1977, ГСВГ

Песенка

 
А чем закончится любовь?
А чем закончится?
А тем, что снова полюбить
Душе захочется.
 
 
И снова сердце заболит
От ожидания,
И взгляд любимый заслонит
От мироздания.
 
 
И снова будет суета
И ослепление:
Сначала: та! Потом: не та!
И отрезвление.
 
 
А чем закончится любовь?
А чем закончится?
А тем, что снова полюбить
Душе захочется…
 

Конец 78-х

Богоборческое

 
И у меня смертельный недруг есть!
Вам интересно, кто и отчего он?
Букашка из господних министерств,
За судьбы отвечающий чиновник.
Когда-нибудь, войдя туда, с порога
Узнав его, хоть прежде не знаком,
Упомяну я всуе имя Бога,
И по столу ударю кулаком.
Спрошу его, сурово взглядом смерив,
«Зачем вся жизнь моя идет не так?»
Он пролепечет, что сейчас проверит,
Косясь на мой грохочущий кулак.
И будет долго в картотеке рыться,
Фамилию для верности шепча,
Ежеминутно вскидывая рыльце
Из-за сухого хилого плеча.
Он карточку найдет и, от испуга
Бледнея, растеряется совсем.
И скажет, отступая в дальний угол,
Что не туда ушло мое досье!
Что это – лишь досадная издержка
И даже входит в допустимый брак,
Что я, всего скорее, не из здешних,
А то бы не расстраивался так…
 
 
Вот это да! Судьба ушла к другому!
Я поплетусь домой, глотая пыль,
Засяду за «маляву» к Всеблагому
И буду совершенствовать свой стиль…
 

1978

Другу-медику

 
Был, говорят, здоров народ
Без терапевтов и хирургов,
Лечили, если хворь найдет,
Вода святая да хоругви.
А нынче – сразу бюллетень.
И что невредно, то опасно,
И даже собственная тень,
Как говорят, теперь заразна.
Перелечили, говорят:
Кругом лекарства и больницы —
И шприц останкинский подъят
Над бедной задницей столицы.
 

1978

* * *

 
Из птичьего перелета —
В космический перелет.
Из книжного переплета —
Да в жизненный переплет.
 
 
Жизнь все бы переменила:
Зарплата, квартира, жена.
И трогательным семьянином
Окажется Дон Жуан.
 
 
Отвергнув плохую котлету,
За кухонный этот пустяк
Ромео разлюбит Джульетту
И бросит ее на сносях.
 
 
А мой сосед-выпивоха,
Безбожник и озорник,
Блаженствует в эпилогах
Еще не написанных книг.
 

1978

Межпланетный контакт

 
Большие наступают времена.
И человек устал от изумлений.
Такие у явлений имена,
Что, в сущности, уже не до явлений.
Однажды утром разверну в постели
Газету «Правда»… Господи! Ура!
Космическое чудо! К нам вчера
Венерианцы в гости прилетели!
Такая радость, братцы, спозаранок.
Теперь мы в новой эре, коли так.
А кстати, как насчет венерианок?
И главное – возможен ли контакт?
 

1979, 2014

Как это будет…

 
Она погасит резко сигарету.
Задумается, бусы теребя,
Посмотрит на меня и скажет это:
«Мой дорогой, я не люблю тебя!»
 
 
И все, что было вечным и бездонным,
Что наполняло тело и слова,
Все сделается хрупким и бездомным,
Как ветром унесенная листва.
 
 
Вернуть листву! Вернуть любовь былую!
Сказать ей: «Без тебя мне счастья нет!»
И повторить стократ: «Люблю! Люблю я!»
Смешной и бесполезный аргумент…
 

1979

Дома

 
Как результат проигранных сражений,
Реформ, не доведенных до ума,
Уродцами испуганных рожениц
Являлись в мир ужасные дома.
 
 
И вот стоит кирпичный Квазимодо,
Из подворотни тянет смертный хлад.
Шарахаются в страхе пешеходы,
Машины мимо в ужасе спешат.
 
 
Измучился несчастный архитектор,
К нему в ночи приходит страшный дом.
И плачет он, и проклинает тех, кто
Про старый грех напомнил перед сном!
 

1979, 2014

* * *

 
Твои удивленные плечи,
Приветливая рука.
Любовь начиналась со встречи,
Как речка со струй родника.
А дальше – все ширились воды,
Студили закатную медь.
Течения, водовороты —
И вплавь уже не одолеть!
Потом за крутою излукой
Вставал непроглядный туман…
Любовь завершалась разлукой,
Бескрайнею, как океан…
 

1979

* * *

 
А то, что остается за спиной,
Оно и в самом деле остается?
А, может, ускользает в мир иной,
Покуда кто-нибудь не обернется?
 
 
Но даже оглянувшись резко так,
Как только можно,
                      не решить задачи —
Не подглядеть потусторонний мрак,
Который все невидимое прячет.
 
 
Кому же ведом запредельный свет?
Быть может, тем,
                     кто безутешно машет
В последний раз любимому вослед.
Но тот, кто видел, никому не скажет!
 

1979, 2014

* * *

 
И опять встает она
Из газетного тумана,
Эта новая война,
Без могил, без ветеранов.
Это будет не гроза,
Не кошмар о «красном смехе».
Хочется закрыть глаза
И очнуться в прошлом веке…
 

1979

Звезда

 
Голубая капелька огня —
Вмерзшая в холодный свод звезда.
Ты недостижима для меня
Ни за что на свете, никогда.
 
 
Осень осыпается с дерев.
Я по желтой осени иду.
Разве что однажды умерев,
Я смогу попасть на ту звезду.
 
 
Ни огня, ни сполоха во мгле.
Небеса осенние пусты.
Только ты одна на всей земле
Тоже видишь отблеск той звезды.
 
 
На непостижимой высоте
Светится она в вечерний час.
Впрочем, это я не о звезде —
О надежде, обманувшей нас.
 

1979