Стреноженная Россия: политико-экономический портрет ельцинизма

Но на этом цепь провокаций «демократов» не закончилась.

В то время как Ю. Лужков в Свято-Даниловом монастыре заверял Его Святейшество и членов переговорного процесса, что начался постепенный отвод войск МВД от Дома Советов, туда непрерывно подъезжали машины с ОМОНом, в том числе и из других городов России. Для их обслуживания были переданы масса автобусов и все близлежащие помещения. Так, более 500 омоновцев притаились в здании и дворе комбината «Трехгорная мануфактура». Это они вечером 4 октября безжалостно избивали вышедших из Дома Советов народных депутатов и защитников Конституции.

В московских гостиницах «Заря», «Восток», «Мир» концентрировались элитные части МВД. А всего против защитников закона было брошено более 2,5 тыс. всевозможных спецназовцев.

Всем стало ясно, что тотальная блокада Дома Советов, тот мордобой и крушение ребер, которые каждый день учиняли «защитники правопорядка» около здания парламента, кровь, которая уже пролилась за кольцом блокады, – все это на совести «подписанта» Указа № 1400 и его марионеток.

Как политик А. Руцкой понимал, что руководство армии не будет помогать парламенту: в целом генералитет уже был «привязан» к Ельцину различными, в том числе и меркантильными, делами, привилегиями и подачками.

«Что, – говорил он Р. Хасбулатову, – Кобец, Волкогонов, Шапошников будут на стороне Верховного Совета, когда Ельцин после 2 января 1992 г. задним числом разрешил им практически бесплатно приватизировать дорогостоящие дачи Минобороны? Да ни в жизнь!»

Сторонники Б. Ельцина делали все, чтобы заставить Белый дом первым прибегнуть к силе. Но мы понимали, что этого допустить нельзя, старались делать все возможное, чтобы штатное оружие «не расползалось»; ежедневно изымали и складировали оружие, которое выдавали дежурным только под расписку.

Как военный человек А. Руцкой не сомневался, что прямое вооруженное столкновение закончится не в пользу Верховного Совета: уж очень силы неравны. Поэтому тактика и.о. президента была вынужденно простой: забаррикадироваться в Доме Советов России и показать всему миру, как убивают высшую власть в России – Съезд народных депутатов и Верховный Совет. Поэтому не случайно А. Руцкой пригласил генерального прокурора В. Степанкова, прокурора Москвы Г. Пономарева, Председателя Моссовета Н. Гончара и показал им, где и как хранится оружие, кому и когда оно выдается.

Анализируя эти действия, я выделил в них два момента. Во-первых, после того как общественность убедилась, что в Доме Советов России с оружием порядок, что оно выдается не головорезам и не бандитам, блокада Белого дома, противопехотная колючая проволока и цепи ОМОНа стали «работать» против Ельцина, Черномырдина, Лужкова и их команды. Это просматривалось даже через пропрезидентские средства массовой информации: они перестали оголтело поливать грязью Десятый (чрезвычайный) съезд народных депутатов РФ, Верховный Совет и начали давать сообщения более сдержанно, по крайней мере, в объеме 50×50. В сложившейся ситуации несколько изменил свою позицию и Запад. Его обозреватели стали относиться к узникам Дома Советов сочувственнее.

Так, американская «Интернэшнл геральд трибюн» 27 сентября опубликовала статью с резкой критикой действий Б. Ельцина по разгону парламента. В статье подчеркивалось, что демократия в России остается «потемкинской деревней», а Б. Ельцин – это «переходная фигура».

У французских парламентариев от правящих правых партий, как передавал собкор «Правды» из Парижа, установка на безусловную поддержку Б. Ельцина поголовного восторга не вызывает. Многие ей следуют лишь в силу партийной дисциплины, избегая при этом давать интервью.

Венская газета «Кронен цайтунг» опубликовала весьма нелестную карикатуру на Б. Ельцина, изобразив его восседающим на неуклюжем троне. Одну из крупнейших газет Австрии (кстати, левой ее никак не назовешь) покоробила не столько ликвидация парламента, сколько «антураж» самой акции, который выходит за грани цивилизованного поведения.

Роттердамская «Алгемойн дагблад» 27 сентября высказала сомнение в правильности политики стран Запада, «поставивших все карты на Ельцина, как когда-то на Горбачева». «Это сумасшествие, – писала газета, – что демократически избранный президент прибег к государственному перевороту и выступил как диктатор. Велика вероятность того, что Россия на пути к демократии скатится в хаос…»

«Роттердамсе дагблад» поместила комментарий, в котором утверждалось, что Ельцин совершил большую ошибку, распустив парламент, так как этой акцией он лишь сплотил оппозицию.

История знает, что лидеры Запада могут закрыть глаза на антизаконные действия угодного ему диктатора, но если этот лидер не в состоянии в течение целых десяти дней, используя противоправные, репрессивные меры, одержать верх, то у них возникает вопрос: «Тот ли это лидер?»

Во-вторых, как только было показано, сколько оружия в Белом доме (все убедились, что его ничтожно мало) и какое оно, грачевские и еринские наемники отважно ринулись в танковую атаку. Личную ответственность за массовые избиения мирных граждан, приведшие к человеческим жертвам, несли (и несут!) тогдашние начальник ГУОП МВД генерал-майор милиции В.Огородников и начальник ГУВД Москвы генерал В. Панкратов.

Б. Ельцину и его команде хотелось покрасивее выпутаться из грязной истории. Их «блицкриг» не прошел. Большинство народных депутатов не дрогнули, не купились, не разбежались. В ход нужно было запускать другой сценарий.

Почему в своих заявлениях мы предупреждали москвичей и мировую общественность о готовящемся штурме Дома Советов России? А как следовало расценить тот факт, что ряд московских больниц уже 22 сентября экстренно закрыли якобы для плановой госпитализации? На самом деле спешно готовились дополнительные койки, расширялись реанимационные отделения, завозились медикаменты и перевязочные материалы. Это, в частности, подтвердили наши депутаты из Комитета по здравоохранению, а впоследствии и президент Калмыкии К. Илюмжинов: «Я разговаривал со многими людьми не только в Белом доме, но и в команде Ельцина, с зарубежными специалистами, со своими друзьями. Мне было ясно, как станут развиваться события, как с помощью прессы будет готовиться общественное мнение».

«Я знал, – продолжил далее Илюмжинов, – что вначале состоится провокация с кровопролитием, затем будет применена сила, что даст возможность не только смести парламент, но и запугать регионы ради проведения дефеде-рализации».

2 октября в загородной резиденции Ельцина «Завидово» состоялось закрытое совещание главных участников государственного переворота. Присутствовали В. Черномырдин, В. Шумейко, А. Коржаков, Н. Барсуков, П. Грачев, В. Ерин, Е. Гайдар, Ю. Батурин, С. Филатов, А. Козырев, А. Панкратов, Ю. Лужков, М. Полторанин, К. Кобец. Было принято преступное полицейское решение о штурме Дома Советов утром 4 октября 1993 г. При штурме «должны были погибнуть» Председатель Верховного Совета Р. Хасбулатов и А. Руцкой (без указания на то, что он – и.о. Президента Российской Федерации, избран народом). Разработку операции поручили Коржакову и Барсукову. План провокации, которая послужила бы предлогом для расправы над защитниками Конституции и законности, Барсуков поручил разработать командующему внутренними войсками МВД генерал-полковнику А.С. Куликову (позднее – министр внутренних дел Российской Федерации, депутат Государственной Думы). Все присутствующие, как они позднее стали доказывать и показывать всем, что они истинно верующие, знали заявление Священного Синода РПЦ, в котором отмечалось, что «тот, кто поднимет руку на беззащитного и прольет невинную кровь, будет отлучен от церкви и предан анафеме». Ничего не боялись «демократы».

И опять вспоминаю К. Маркса. В работе «Восемнадцатое брюмера…» он отмечает:

«Нет сомнения, демократы верят в силу трубных звуков, от которых пали иерихонские стены. И каждый раз, когда они стоят перед стеной деспотизма, они стараются повторить это чудо. Если Гора (демократическая партия в парламенте Франции. – Примеч. авт.) хотела победить в парламенте, ей не следовало звать к оружию. Если она в парламенте звала к оружию, ей не следовало вести себя на улице по-парламентски. Если она серьезно думала о мирной демонстрации, было глупо не предвидеть, что демонстрация будет встречена по-военному. Если она думала о действительной борьбе, было странно складывать оружие, необходимое для борьбы. Но дело в том, – подчеркивает К. Маркс, – что революционные угрозы демократических представителей – это не более чем попытка запугать противника. И если они попадают в тупик, если они… принуждены приступить к выполнению своих угроз, – то они это делают двусмысленно, избегая более всего средств, ведущих к цели, и гоняясь за предлогом к поражению»^[240].

Покажем, как развивались события в Москве 2–3 октября 1993 г. Нетрудно убедиться, что они шли в полном соответствии со сценарием французских событий 1850–1851 гг.

Команда Ельцина решила реализовать еще один провокационный замысел – дать возможность наэлектризованной толпе самой «прорвать» блокаду Дома Советов, создать видимость бегства милиции и тем подтолкнуть массы людей к этому прорыву. Но подготовить эту операцию нужно было не в лоб, а тонко, искусно. Ведь механизм поведения больших человеческих масс известен: они легко поддаются на призывы, нервно и возбужденно реагируют на применение силы. Достаточно крикнуть: «Наших бьют!» – и жди бурной реакции. Массы взрываются как порох. А уж на кого свалить вину – это дело техники подручных газет, радио и телевидения.

А теперь – как это было. 2 октября попытки прорыва блокады Дома Советов России москвичами продолжались. У станции метро «Баррикадная» и на Смоленской площади люди возводили баррикады и жгли костры. Здесь шли настоящие уличные бои между безоружными сторонниками Конституции и ОМОНом, применявшим резиновые дубинки. И здесь, и в других местах в столкновениях с москвичами милиция заняла сдержанно оборонительную позицию. Кордоны вокруг Белого дома были нарочито ослаблены. В конце дня к зданию Дома Советов со своим кортежем подъехал Б. Ельцин, прошелся вдоль колючей проволоки, напутственно побеседовал с омоновцами, наслушался антипрезидентских выкриков от защитников и отбыл на дачу отдыхать. И не болела душа у всенародно избранного, что противостоят друг другу русские, российские граждане, а он как гарант стабильности в обществе спокойно уезжает.

3 октября на Смоленской площади вновь собрались москвичи, народные депутаты, чтобы продолжить митинг. Количество манифестантов нарастало, и омоновцы начали оттеснять их в сторону Новоарбатского проспекта. Здесь они принялись разгонять демонстрантов и рассеивать их по сторонам.

А в это время на Октябрьской площади собрались активисты «Трудовой России». Когда масса стала критической – до 10 тыс. – провокаторам, одетым в штатское сотрудникам МВД и МБ, удалось направить демонстрантов на прорыв оцепления, стоявшего на Крымском мосту. Газ «черемуха» и дубинки остановить их уже не могли. В Москву-реку летели щиты и каски. Омоновцы бегут! Улыбки, радостные возгласы…

Прорвав заградительный заслон на Смоленской площади, демонстранты устремились к Новому Арбату. Никто и ничто не мешало им двигаться на помощь осажденным. Впереди, отступая, бежали омоновцы, на ходу бросая щиты и каски. Недалеко от Дома Советов пикеты омоновцев сгруппировались и перегородили Новый Арбат. К ним подтягивались все новые и новые силы. Когда демонстранты с ходу ринулись на цепи милиции и смяли их, казалось, все здание Дома Советов России взорвалось громкоголосым «Ура!». Предчувствие победы возбудило и взволновало всех. На самом деле это была хорошо спланированная акция, которая, по замыслу «стратега» А. Куликова, должна была стать поводом для захвата Дома Советов.

Но провокация на этом не завершилась.

На часах – 15.35. Делегации от Верховного Совета РФ нужно было спешить к 16 часам на переговоры в Свято-Данилов монастырь. Я всматривался в гущу прорвавшихся: сколько их здесь, наших избавителей? От силы тысяч десять. (На переговорах С. Филатов, который все знал о провокации, назвал -2000 человек. Как мне представляется, это было примерное число провокаторов из переодетых сотрудников МВД и МБ.) В районе Дома Советов к этому времени насчитывалось более 40 тыс. сотрудников милиции, 6 тыс. отлично подготовленных бойцов ОМОНа, из которых каждый устоит против сотни безоружных. Как говорят специалисты, при такой расстановке сил «разбросать» 50–70 тыс. человек – на полчаса работы. Могла ли относительно небольшая толпа, если ей не сделать запланированной уступки, прорвать мощное оцепление? Десятитысячная масса людей не сумела бы устоять даже против отряда конной милиции, которая несколько раз в день демонстративно гарцевала у Дома Советов.

Офицер из охраны министра внутренних дел А. Дунаева (утвержденного в этой должности на Десятом съезде народных депутатов) услышал по милицейской рации после прорыва демонстрантами блокады Дома Советов:

«Ну, все, прорвались. Теперь мы им, сукам, покажем. Теперь война и кровь будут идти на их стороне».

Ловушка, подготовленная ельциноидами, удалась. Первые выстрелы прозвучали, когда омоновцы, отступая, побежали вдоль Краснопресненской набережной. Из их цепи вдруг застучали автоматные очереди и выстрелы снайперов. У мэрии под огонь попали не только демонстранты, но и милиция. Провокационные выстрелы раздались из окон гостиницы «Мир», с крыш домов. Несколько демонстрантов упали на землю. Было убито 7 и ранено 34 человека. Остальные, на мгновение приостановившись, еще сильнее ускорили бег. В такой момент массу трудно остановить даже автоматным огнем.

Из подъезда Дома Советов выбежали В. Баранников и В. Ачалов с криками: «Не стрелять, это провокация! Занять оборону согласно боевым расчетам!»

Две роты Софринской бригады внутренних войск под командованием полковника Васильева, обстрелянные снайперами, и 200 солдат дивизии Дзержинского объявили о переходе на сторону Верховного Совета РФ. Однако эти части в дальнейшем не принимали участия в разыгравшейся трагедии.

Начался митинг на балконе Дома Советов. Появился Председатель Верховного Совета Р. Хасбулатов в окружении депутатов, друзей. Площадь ликует. Крики: «Ура! Победа!» Руслан Имранович искренне благодарит москвичей, всех тех, кто пришел поддержать депутатов и встал в ряды активных борцов за Конституцию и законность в стране.

– Россия возродится и вновь станет великой державой, если у нее есть такие славные сыны и дочери. Мы победим! – воскликнул Р. Хасбулатов.

На площади Свободной России раздалось мощное «Ура!».

– Я призываю наших доблестных воинов, – обратился к ним Р. Хасбулатов, – привести сюда войска, танки для того, чтобы штурмом взять Кремль и узурпатора, преступника Ельцина… Ельцин сегодня же должен быть заключен в Матросскую Тишину…

На балконе А. Руцкой. Он тоже поздравляет москвичей с победой. Снизу мощно раздавались призывы: «На мэрию, там у них штаб, там гнездо». В мэрии действительно находился оперативный штаб УВД Москвы, а в гостинице «Мир» – оперативный штаб МВД РФ.

Несомненно, свою коварную роль сыграло провокационное поведение сотрудников МВД. Последней каплей стали подлые обстрелы демонстрантов со стороны мэрии, обстрел из гостиницы «Мир» военнослужащих, стоявших в оцеплении, и защитников Дома Советов России. Страсти накалились до предела, толпа становилась неуправляемой. Это подтолкнуло Руцкого, как он мне говорил позднее, к опрометчивому призыву, хотя он не хотел, чтобы толпа начала действовать под воздействием своих эмоций.

«Прошу внимания! – обратился к защитникам А. Руцкой. – Молодежь, боеспособные мужчины! Прошу построиться с левой стороны. Формировать отряды, и надо сегодня штурмом взять мэрию и «Останкино». Ура, товарищи!»

На мой взгляд, именно этот шаг означал окончательную утрату контроля и способствовал претворению задуманной ельциноидами провокации. События стали развиваться помимо воли А. Руцкого по сценарию «Провокация».

Руцкой построил добровольцев, и они вмиг освободили несколько этажей мэрии и гостиницу. Все это хорошо видели по телевизору миллионы людей. Ни один милиционер, находившийся в этих зданиях, не погиб и не пострадал.

Штурм мэрии и гостиницы «Мир» фактически означал первый шаг перехода силовых руководителей, утвержденных Десятым съездом народных депутатов, от защиты Конституции и законности к применению силы в борьбе за власть. «Штурмовые призывы» Хасбулатова, Руцкого, Макашова стали первым шагом к поражению оппозиции. Если до этого момента защитникам Конституции удавалось противостоять силовым нажимам Б. Ельцина благодаря моральному превосходству, то после использования силовых приемов позиция защитников Конституции стала весьма уязвимой.

Кадры, где А. Руцкой кричит: «Теперь нужно взять "Останкино"!» – не раз прокручивали по ТВ.

Вот как позднее оценивал эти события и свой поступок сам А. Руцкой:

«Я признаю, что первый мой порыв был недостаточно продуман. Это и неудивительно для человека, который почти не спал двенадцать суток в условиях замкнутого пространства, потока дезинформации и напряженного психологического противостояния. Но, быстро поняв, что у нас пока недостаточно сил, чтобы бескровно решить эту проблему, я отменил свое решение, приказав к телецентру не ходить. Но удержать разъяренную массу людей, на глазах которых зверски били и расстреливали их единомышленников, было уже невозможно. Призывы идти в «Останкино» доносились из толпы демонстрантов задолго до того, как я отдал аналогичный приказ»^[241].

В действие вступил запасной вариант провокации. Агенты МВД помогли быстро переместить основную массу манифестантов к «империи лжи» – телецентру «Останкино». Отступающая милиция, подобно «неопытным» юнцам, оставила вместе с ключами зажигания возле мэрии 15 грузовиков для перевозки личного состава. На них митингующие отправились к «Останкино», чтобы потребовать предоставления слова законной власти, народу. Однако оставленные «подарки» настораживали. Любой, едва прошедший обучение шофер, выходя из кабины, автоматически берет ключи с собой. А тут автомашины, военная техника (несколько БТРов) словно специально приготовлена «для захвата». Стало ясно, что и это входило в сценарий провокации. Его авторы отчетливо понимали, что ни Руцкой, ни кто-либо другой остановить эту мощную толпу уже не сможет. Действия масс стали бесконтрольны, стихийны, чего и хотели авторы кровавого сценария.

У проспекта Мира навстречу демонстрантам стали один за другим подъезжать автобусы, чтобы быстро (?!) доставить их к «империи лжи». Революционный порыв брал свое. У телецентра – очередная провокационная ловушка. Здесь собрались около 5 тыс. безоружных москвичей и примерно 25 человек, вооруженных стрелковым оружием.

Никто из защитников Конституции по телецентру не стрелял. Шли длительные и утомительные переговоры. Прибывшие требовали дать возможность выступить депутатам в прямом эфире и рассказать всему миру, что на самом деле творится в Москве.

Телецентр «Останкино» давно был занят частями МВД. Глава общественного комитета по защите Верховного Совета в 1993 г. Дмитрий Рогозин считает, что «кто-то точно знал, что они (народные депутаты и защитники Белого дома. – Примеч. авт.) придут, и эти провокаторы находились внутри Верховного Совета. Еще 27 сентября я побывал в Останкине и видел там отряд «Витязь», который уже ждал нападающих»^[242].

К вечеру сюда к «Останкино» стянули, как рассказал впоследствии «герой» П. Грачев, 400 солдат МВД и спецназа, 6 БТРов. Потом подоспели еще 15 БТРов и 100 омоновцев. К этим частям присоединилось и заняло огневые позиции спецподразделение «Витязь» под командованием подполковника С. Лысюка, которое стало основным исполнителем карательной акции. Вначале они выжидали, «затягивали» демонстрантов, дав им возможность поиграть в штурм, побить стекла. Но в здание никто не проник. Однако эффект «бандитизма», «разгула», «смертельной опасности» был достигнут. Как признался впоследствии генерал П. Грачев: «Никакой катастрофической опасности там не было».

Не это ли ответ на вопрос В. Брагина (бывшего руководителя телерадиокомпании, впоследствии за свои информационные заслуги назначенного послом в Норвегию), неоднократно восклицавшего:

«Почему медлили с подходом войск к «Останкино»? Почему омоновцы так долго подходили к телецентру?»

А трагедия началась в 19.12. Наиболее распространенной версией была такая: снайпер с крыши попал в ногу стоявшему возле здания гранатометчику и тот, падая, нажал на спусковой крючок. Произошел якобы непроизвольный выстрел, послуживший началом расстрела демонстрантов.

На самом деле и здесь была провокация. Как выяснило в дальнейшем следствие, проведенное Генеральной прокуратурой Российской Федерации, агент МВД, бывший офицер спецназа, а на момент соучастия в военном преступлении – участковый инспектор 72 отделения милиции Санкт-Петербурга, имитировал выстрел из гранатомета по зданию телецентра. При этом граната выпала из ствола гранатомета к его ногам. Выстрела из гранатомета просто не было. Провокатор бросился бежать прочь. В этот момент спецназовцы из подразделения «Витязь» взорвали внутри здания телецентра свето-шумовую гранату (изделие «Пламя»), имитируя взрыв гранаты. Раздался приказ: «"Витязи", залп!»

Из окон и с крыш телецентра начался ураганный огонь прямо по всем людям без разбора. Толпа бросилась врассыпную, но ее в упор расстреливали из бэтээров. Это был ужас… это было зверское, преднамеренно-хладнокровное убийство мирных людей. Руководил массовым расстрелом у телецентра «Останкино» командующий внутренними войсками МВД А. Куликов и его заместитель П. Голубец (позже он стал заместителем министра внутренних дел).

Вот как комментировал корреспондентам «Московского комсомольца» события возле «Останкино» следователь по делу «Черный октябрь 93-го» Леонид Прошкин: «То, что произошло возле «Останкино», иначе как бойня не назовешь. Людей беспрепятственно пропустили к техническому корпусу. «Витязь» ждал непонятно чего. Ждал до последнего, а потом открыл огонь по людям. Почему нельзя было рассеять толпу на подходе к «Останкино»? Почему спецназовцы элементарно не прострелили радиатор того «Урала», который штурмовал двери здания? Почему стреляли в людей – простых зевак?»

А вот воспоминания свидетеля по делу Н. Разова: «Я хорошо помню, как «Урал» врезался в стеклянные двери корпуса. Оттуда никто не вышел. Через некоторое время к зданию подошли БТРы. Те самые, что сопровождали нас на подходе к «Останкино». В этот момент народ притих, ожидая дальнейших действий военных. БТРы открыли огонь по зданию. Люди были в восторге. Я помню крики: "Ура! Армия с нами!" и "Чего мы ждем? На штурм! Нас прикроют!" После этого БТРы подошли ближе и открыли огонь по людям. Стреляли явно на поражение».

Подполковник милиции Александр М. тогда находился в одном из БТРов. Он-то и объяснил, почему произошла такая провокация: «Первые наши выстрелы по зданию были ответом на огонь, который вели по нам именно из технического корпуса (там находились спецназовцы. – Примеч. авт.). Позже пришел приказ стрелять по толпе…»

Я потом встречался со многими людьми, кто был в тот вечер у «Останкино». Просмотрел видеоматериал, отснятый у «Останкино». Все сходятся на одном: в «Останкино» боя не было. Это была подготовленная провокация. Людей здесь уже ждали и попросту расстреляли мирный митинг – более 200 тыс. демонстрантов. Улица Королева была залита светом, так что было хорошо видно безоружных людей, среди которых большинство были женщины, юные девушкии парни. Именно по ним велся шквальный огонь. Зная, что люди не вооружены, спецназовцы «смело» стояли за стеклянной стеной в 5–7 метрах и спокойно наблюдали за расстрелом. А чтобы замести следы, огонь велся из телецентра по второму и третьему этажам радиокомитета, а из радиокомитета по телецентру. На мой вопрос о том, кто стрелял, один специалист ответил: «Огонь велся трассирующими пулями, которых у защитников парламента не было».

По официальным данным, возле «Останкино» было убито 36 человек, более 70 ранено. Большинство погибших – молодежь в возрасте от 15 до 25 лет.

Массовый расстрел безоружных защитников Конституции вечером 3 октября у телецентра «Останкино» был представлен в средствах массовой информации как акт вандализма и насилия со стороны защитников Конституции и послужил поводом для штурма Дома Советов 4 октября 1993 г. «Демократические» СМИ часто показывали в те дни «жертву макашовских боевиков», убитого внутри здания АСК-3 видеоинженера С. Красильникова, награжденного посмертно орденом «За личное мужество», погибшего бойца отряда «Витязь» Н. Ситникова^[243].

Как же мне было потом стыдно за бывшего в то время командующего ВДВ генерала А. Куликова, который описывает эти события, ссылаясь на публикацию в газете «Московские новости» от 10 октября 1993 г.

«Еще раз подчеркну, – пишет в книге генерал А. Куликов, – команда стрелять на поражение была дана только после того, как погиб наш товарищ – рядовой Николай Ситников»^[244].

Генералу А. Куликову нужна была эта ссылка, чтобы задним числом обелить себя, обелить своего бывшего заместителя генерала Голубца, командира спецназа отряда «Витязь» подполковника Лысюка.

Все выяснилось позднее. Следствие Генеральной прокуратуры доказало (дело «Черного октября 93-го» № 18/123669–93), что С. Красильников на самом деле был убит выстрелом в упор спецназовцем отряда «Витязь», а Н. Ситникова убили в спину свои же из подствольного гранатомета, а вовсе не «макашовцы»^[245]. У «макашовцев» никаких подствольных гранатометов не было. Но… ни одно средство массовой информации об этом уже не сообщило.

Показательна судьба бойцов «Витязя», участвующих в событиях у «Останкино». Следователь по делу № 18/123669–93 Леонид Прошкин: «Уже после амнистии мы, прекращая дело, решили передопросить бойцов «Витязя». Удивительный факт. Все, кто участвовал в этих страшных событиях, оказались приезжими из Сибири. И все они были уволены буквально через неделю после тех событий. Многие спились. Единицам удалось устроиться в частные охранные предприятия, остальные связались с бандитами. Причем сценарий у всех был примерно такой. Боец возвращается домой, в скором времени у него появляется машина, затем квартира… А потом он попадает за решетку. Со многими мы беседовали уже в местах лишения свободы»^[246].

Однако в те дни все жертвы усердно выдавались за доказательство «красно-коричневого террора». Особенно активную роль в распространении заведомой лжи и нагнетании истерии против народных депутатов и всех защитников законности сыграли В. Брагин, О. Попцов, М. Полторанин, В. Шумейко, дикторы Н. Сванидзе, С. Сорокина, А. Шашков, Т. Миткова, Е. Киселев, а также депутат Г. Явлинский, актриса Л. Ахеджакова и другие деятели искусства. Каждый из них внес свою лепту в кровавые события октября 1993 г.

Теперь зададимся вопросами: если «агрессивность боевиков, засевших в Доме Советов», опутанном колючей проволокой и окруженном кордонами, была всем «ясна», то куда скрылись тысячи омоновцев, стоявших 4–5 рядами вокруг блокированного здания? Почему «кучка экстремистов» так легко прорвалась к мэрии и почему в считанные минуты ОМОН исчез с улиц Москвы? Как могло случиться, что «агрессивная толпа» в течение нескольких часов беспрепятственно двигалась к «Останкино»? И наконец, последнее: почему среди убитых не те, кто «защищал» телецентр, и не те, кто якобы штурмовал его, а мирные жители, случайные прохожие, в основном молодежь и даже зарубежные корреспонденты?

Вечером, когда мы вернулись с переговоров из Свято-Данилова монастыря, парламент, узнав о трагедии в «Останкино», гудел от возмущения. Депутаты и москвичи, возвратившиеся от телецентра, всеми печатными и непечатными словами гневно проклинали убийц.

– Сволочи! Убийцы! Бандиты! Они что, войну хотят развязать?

Иностранные корреспонденты не верили своим ушам.

Я сразу же зашел к Хасбулатову. Там находились А. Руцкой, В. Агафонов, В. Баранников, А. Коровников. Завязался нелицеприятный разговор. Я высказал свое мнение по поводу произошедшего, не скрывая своего осуждения малопродуманных призывов и действий. На мой взгляд, трагическая ошибка заключалась именно в том, что Военный Совет Белого дома непроизвольно перевел политическую борьбу в военное русло, не осознавая, что, если прольется кровь, то это позволит использовать нейтральную до этого момента армию против Верховного Совета. Разве можно было давать властям хоть малейший повод обвинить нас в экстремизме, в каких-то боевых действиях? Можно еще как-то оправдать взятие штабов в мэрии и гостинице «Мир» – там разрабатывались коварные планы, оттуда велся огонь по демонстрантам. Но зачем было звать на штурм «Останкино»? Я считал (и до сих пор считаю), что это была явная провокация, и на нее наши защитники клюнули. Достаточно было руководству центра выключить питание или сотрудникам разбежаться, как этот телемонстр становился пустой игрушкой. Подтверждением этому служит забастовка связистов страны, когда они 10 февраля 1994 г. «вырубили» – и не в «Останкино» – информационные передачи Центрального телевидения (кроме «Новостей») на всю Россию.

Собственно, Брагин по указанию Черномырдина и сделал это, когда «вырубил» останкинский эфир, перекоммутировав все каналы телецентра на один, российский, находившийся на Шаболовке.

Однако и Р. Хасбулатов, и А. Руцкой – кто логикой, а кто матом – пытались отбиться от меня. Переубедить их в ошибках в тот момент было невозможно.

Я покинул кабинет Р. Хасбулатова, сказав, что пойду готовиться к завтрашним переговорам в монастыре. У меня в кабинете собрались все члены парламентской делегации. С тревогой говорили мы о случившемся у мэрии, «Останкино», обо всех перипетиях этого трагически-переломного дня. Я все-таки сообщил собравшимся о ходе переговоров. Мы договорились, что завтра в 10.00 начнем переговорный процесс в Свято-Даниловом монастыре с рассмотрения политических проблем: отношение к Указу № 1400, досрочным выборам и президента, и парламента, к механизму их осуществления. От имени делегации экспертом по этим проблемам рекомендовали выступить доктору юридических наук, народному депутату В. Исакову^[247], в состав группы также вошел народный депутат А. Аникиев. А на душе было муторно: какие уж здесь переговоры. Что-то будет завтра? Наверняка очередная провокация.

После того как все коллеги разошлись, в кабинете остался руководитель группы консультантов Председателя Верховного Совета профессор А. Милюков. Он сидел, зажав голову ладонями, приговаривая: