Два перстня Рюрика

─ «Смел, ловок, хитер. В бою своих бережет. Пленных после боя отпускает по домам с наказом к братьям-станичникам прекратить братоубийственную бойню. В освобожденных станицах собирает огромные митинги. Говорит горячо, заразительно, к тому же простым и понятным казакам языком, поскольку сам местный. Под воззваниями подписывается просто «гражданин-казак Филипп Миронов». Подчиненные считают его заговоренным от пули и готовы идти за ним в огонь и воду» – так рассказывал Ленину о начдиве Миронове председатель ВЦИК Михаил Калинин. На что вождь мирового пролетариата с непередаваемо-хитрым прищуром ответил: «Такие люди нам нужны!».

─ Дед потом отцу говорил, что прадеда, как и Миронова, большевики-евреи обманули! ─ Борис грустно смотрел в окно, представляя то время. ─ Они искали какие-то перстни и думали, что военные удачи Миронова – это результат работ этих перстней. Кто-то им сказал, что у Рюрика были такие перстни!

─ «В середине лета Миронова вводят в состав казачьего отдела ВЦИК, расположенного в Ростове-на-Дону, и одновременно ставят во главе одной из войсковых группировок. В сентябре 1918 – феврале 1919 года Филипп Кузьмич успешно действовал на юге, лихо громил белую конницу под Тамбовом и Воронежем, за что был удостоен высшей на то время награды молодой Советской республики – ордена Красного Знамени. Первый такой орден получил Василий Константинович Блюхер, второй – Иона Эммануилович Якир. Орден под № 3 был у Филиппа Кузьмича Миронова!» ─ читаю им текст из статьи, а в голову приходит. ─ Я ведь у нашего «казака» спрашивал, кто получил орден Красного Знамена номер три. А он? А он сделал вид, что даже не слышал этого вопроса!

Мои друзья заулыбались, услышав мой комментарий.

─ «В Москве с Филиппом Кузьмичом встретился лично Владимир Ильич Ленин и довел до него новую архиважнейшую задачу: для выправления ситуации советским правительством принято решение о спешном формировании в Саранске Особого конного корпуса из пленных казаков и направлении этого соединения на Дон. Возглавить казаков, которым предоставлялся шанс искупить мнимые и реальные грехи перед советской властью, предлагалось Миронову, в связи с чем Филипп Кузьмич наделялся самыми широкими полномочиями».

Миронов, всегда искренне болевший за казацкое дело, согласился и немедленно выехал в Поволжье. Однако сразу по прибытии в Саранск понял, что его нагло обманули. Присланные в корпус комиссары в большинстве своем были замараны зверствами на Дону и Северном Кавказе в 1918 году. Приказы комкора они открыто саботировали, к казакам, особенно бывшим офицерам, относились высокомерно, с нескрываемой ненавистью и недоверием, донимали мелочными придирками. В дополнение к этому из родных мест донцам приходили шокирующие известия о расправах, творимых красными над казаками в захваченных станицах. И Филипп Кузьмич не выдержал.

22 августа 1919 года в Саранске стихийно начался митинг бойцов формируемого корпуса, на который прибыл Миронов. Вместо того чтобы осадить подчиненных, комкор поддержал бунтарей. «Что остается делать казаку, объявленному вне закона и подлежащему беспощадному истреблению?! – потрясая кулаком, гневно вопрошал Миронов. И сам же отвечал: – Только умирать с ожесточением! Чтобы спасти революционные завоевания, – дальше заявил он, – нам остается единственный путь: свалить коммунистов и отомстить за поруганную справедливость». Эти мироновские слова были тщательно зафиксированы политработниками и сотрудниками саранской ЧК, присутствовавшими на митинге, и телеграфом переданы в Москву».

─ Вот там и оказался мой прадед. ─ грустно произнёс Борис. ─ Тогда и он снова вернулся к Миронову. Мне всегда очень хотелось узнать, как это было.

─ «4 сентября две тысячи мятежных всадников заняли Балашов. Но здесь они были окружены вчетверо превосходившими их войсками Буденного. Понимая, что сопротивление бесполезно, Миронов приказал сложить оружие: Филипп Кузьмич и здесь остался верен себе, не пожелав лишний раз проливать казачью кровь. Вообще, может показаться удивительным, но, тем не менее, это исторический факт: ни в Саранске, ни по пути следования мироновцами не был убит ни один красный командир, красноармеец, комиссар или чекист!» ─ читаю, а у самого к красному казаку Миронову распирает чувство уважения. И читаю дальше. ─ «А вот Семен Михайлович Буденный не был таким благородным и сентиментальным. По его приказу комкор и еще пятьсот человек были преданы суду военного трибунала, который приговорил Миронова и каждого десятого из арестованных к расстрелу. Приговор собирались привести в исполнение на рассвете 8 октября. Но накануне вечером в город пришла телеграмма следующего содержания:

«По прямому проводу. Шифром. Балашов. Смилге. Медленность нашего наступления на Дон требует усиленного политического воздействия на казачество в целях его раскола. Для этой миссии, может быть, воспользоваться Мироновым, вызвав его в Москву после приговора к расстрелу и помиловать через ВЦИК при его обязательстве направиться в белый тыл и поднять там восстание. Я ставлю в Политбюро ЦК на обсуждение вопрос об изменении политики к донскому казачеству. Мы даем Дону, Кубани полную автономию, после того как наши войска очищают Дон. За это казаки целиком порывают с Деникиным. Должны быть предоставлены соответственные гарантии. Посредниками могли бы выступать Миронов и его товарищи. Пришлите ваши письменные соображения одновременно с отправкой сюда Миронова и других. В целях осторожности Миронова отправить под мягким, но бдительным контролем в Москву. Вопрос о его судьбе будет решаться здесь. 7 октября 1919 года, № 408. Предреввоенсовета Троцкий».

Таким образом, Филипп Кузьмич в очередной раз становился разменной картой в большой политической игре. Но сам он об этом, естественно, ничего не знал, принимая все происходящее с ним за чистую монету».

─ Вот так и моего прадеда обманули! ─ по щеке Бориса потекли слёзы. Вытирая кулаком, он пробормотал. ─ Ох и сволочь же был этот еврей Троцкий!

─ «В Москве Миронова привели на заседание политбюро ЦК РКП (б), где ему первыми лицами партии и государства было прилюдно выражено «политическое доверие». Более того, Филиппа Кузьмича прямо там приняли кандидатом в члены Компартии и назначили на одну из ключевых должностей в ЦИК Дона, еще через несколько дней в газете «Правда» было опубликовано его обращение к казачеству.

Но, воспрянувший было духом, Миронов радовался недолго. Наступление Деникина на Москву захлебнулось, белые спешно отходили к Новороссийску, эвакуировались в Крым, и надобность в авторитете Филиппа Кузьмича опять отпала. Он, боевой и прославленный, но неуправляемый и своевольный командир-конник, стал заведовать в донском большевистском правительстве земельным отделом и противочумным кабинетом. Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы у коммунистов вновь появилась жгучая потребность в Миронове.

И такое событие произошло: летом 1920 года войска барона Врангеля вырвались из Крыма на оперативный простор и начали наступление в Северной Таврии. В это же время поляки, разбив под Варшавой Тухачевского и Буденного, двинулись на восток.

Исход Гражданской войны вновь становился неопределенным и непредсказуемым».

7.

Там же

Борис и Оксана, которая обняла своего страдающего мужа, по лицу которого текли слёзы, сидели и слушали то, что становилось понятным одновременно и об их прадеде.

─ «Пока конница Буденного зализывала раны после неудачного польского похода, на базе конного корпуса, формирование которого начинал, но не закончил Филипп Кузьмич, 16 июля 1920 года была развернута 2-я Конная армия. В нее вошли 4 кавалерийские и 2 стрелковые дивизии (в общей сложности чуть более 4800 сабель, 1500 штыков, 55 орудий и 16 бронеавтомобилей). Командовать этой армадой, переданной в состав Южного фронта, был поставлен Миронов.

Уже 26 июля его полки вступили в бой с войсками Врангеля и во взаимодействии с 13-й армией отбросили их от Александровска. В августе конники Миронова прорвались через линию фронта и пошли гулять по врангелевским тылам, совершив дерзкий 220-километровый рейд.

В сентябре 2-я Конная, выведенная в резерв, отдыхала, пополнялась людьми и боеприпасами. 8 октября Врангель форсировал Днепр и начал наступательную операцию, стремясь разгромить группировку красных у Никополя. Поначалу барону сопутствовал успех: город был взят, и белые нацелились на Апостолово, чтобы затем мощными ударами сковырнуть каховский плацдарм, сидевший у них костью в горле. Вот тут-то они и схлестнулись с конницей Миронова.

12–14 октября в жестоких боях, вошедших в историю Гражданской войны как Никопольско-Александровское сражение, полки 2-й Конной армии разбили кавалерийские корпуса белых генералов Бабиева и Барбовича, сорвав намерения белых соединиться с поляками на правобережье Днепра. За эту победу командарм Миронов и был награжден шашкой с позолоченным эфесом, в который был впаян орден Красного Знамени. У Филиппа Кузьмича это был уже второй революционный орден, одновременно он стал восьмым красным командиром, удостоенным Почетного революционного оружия».

Оксана молча улыбаясь, вытирала рукой текущие слёзы по лицу Бориса, который понимал, что всё это время его прадед был рядом с Филиппом Мироновым.

─ «Вслед за поражением от Миронова врангелевцы потерпели жестокую неудачу у Каховки и стали поспешно отступать к Крыму, стремясь как можно быстрее уйти за Перекопский перешеек. Перерезать пути отхода белым Реввоенсовет поручил 1-й Конной армии. Но Буденный с этой задачей не справился, и барон со 150-тысячной армией вновь затворился на полуострове. Нарком по военным и морским делам Лев Троцкий рвал и метал: на имя командующего Южным фронтом Михаила Фрунзе, командующих армиями и войсковыми группами одна за другой неслись гневные телеграммы с требованием «взять Крым во что бы то ни стало до наступления зимы, не считаясь с любыми жертвами».

Наступление войск Южного фронта началось в ночь на 8 ноября. Позиции белых на Перекопском перешейке штурмовала 6-я армия красных. Для развития успеха в этом районе сосредоточивалась 2-я Конная армия и части 1-й Повстанческой армии батьки Махно. На Чонгарском направлении, через Сивашский залив, должна была действовать 4-я армия, главной задачей которой было пробить дорогу конникам Буденного.

Литовский полуостров был очищен от белых к 8 часам 8 ноября. Турецкий вал на Перекопе красные непрерывно штурмовали тринадцать часов и взошли на него лишь утром 9 ноября. Однако врангелевцы бешеной контратакой вытеснили красные части с перешейка. Фрунзе приказал бросить 16-ю кавдивизию 2-й Конной армии и махновцев на помощь истекающим кровью стрелковым полкам. Армия Буденного оставалась на месте.

10 ноября в 3 часа 40 минут 16-я кавалерийская дивизия совершила бросок на южный берег Сиваша и быстрым маршем устремилась в межозерное дефиле Соленое-Красное, чтобы спасти от полного уничтожения уже сражавшиеся в окружении остатки 15-й и 52-й стрелковых дивизий 6-й армии.

Врангель спешно двинул вперед 1-й армейский корпус, состоявший из офицерских полков, и конный корпус генерала Барбовича. Утром 11 ноября красные были отброшены к оконечности Литовского полуострова. Конница Барбовича зашла в тыл 51-й и Латышской дивизиям, сражавшимся в районе станции Юшунь, и для них возникла реальная угроза окружения. Более того, вся крымская операция Южного фронта Красной Армии повисла на волоске.

Именно тогда Фрунзе отдал приказ 2-й Конной немедленно двинуться на помощь частям 6-й армии, чтобы оказать им содействие «в последнем бою, решающем исход всей операции». Армия Буденного оставалась на месте.

11 ноября в 5 часов утра мироновцы форсировали Сивашский залив, вышли на Литовский полуостров восточнее Караджаная, встречая на пути раненых своей 16-й кавдивизии. И с ходу устремились в атаку. Весь день шло кровопролитное сражение. Особого ожесточения бои достигли у Карповой Балки, где корпус генерала Барбовича с кубанской кавбригадой при поддержке офицерских батальонов дроздовской и корниловской дивизий прорвались в тыл 51-й стрелковой дивизии красных».

─ Как моему деду рассказывали, наш прадед, который был помощником у Миронова, в том бою был ранен и очень жалел, что какое-то время не смог добить Врангеля! ─ улыбаясь, произнёс Борис и махнул мне, чтобы продолжил читать.

─ «Две конные лавы сближались, как грозовые тучи: еще несколько сотен метров – и начнется жестокая рубка. Но в этот момент красная конница раздвинулась, и перед противником оказалось 300 пулеметных тачанок махновского комбрига Семена Каретника. Скорострельность «максима» составляет 250–270 выстрелов в минуту. То есть три сотни этих адских машин за первую минуту выплюнули в сторону кавалеристов Барбовича минимум 75 тысяч пуль, за вторую – еще столько же».

─ Да в чистом поле спастись от такого количества свинца практически невозможно! ─ не вытерпел Борис.

─ «После гибели своей конницы врангелевцы продолжали организованное сопротивление, в то же время прекрасно осознавая, что битву за Крым они уже проиграли. Кое-где отступление белых перерастало в бегство. Их преследовали 21-я и 2-я кавдивизии 2-й Конной армии. Армия Буденного все еще оставалась на месте.

12 ноября около 8 часов утра 2-я кавдивизия заняла станцию Джанкой. В то же время главные силы 2-й Конной армии наносили удар южнее, в направлении станции Курман-Кемельчи, где враг решил любой ценой задержать натиск красных, чтобы выиграть время для погрузки на пароходы. Лишь после шестичасового боя неприятель бросил станцию, огромные запасы военного имущества и поспешно двинулся на Симферополь.

Этот бой у Курман-Кемельчи стал последним в Крыму. В итоге боев 11 и 12 ноября 2-я Конная армия взяла богатые трофеи и свыше 20 тысяч пленных. 15 ноября конница Миронова заняла Севастополь, а 16 ноября уже покинутую врангелевцами Керчь».

─ Ур-ра! ─ с бешенными и возбуждёнными глазами, Борис и Оксана вскочили со своих мест. ─ Знай, наших!

Мы с Валентиной захлопали в ладоши в знак солидарности с ними.

─ «Миронов же в те дни находился на вершине славы. «За исполнительную энергию и выдающуюся храбрость, проявленную в последних боях против Врангеля», М. В. Фрунзе представил его к третьему ордену Красного Знамени. Благодарственную телеграмму командарму прислал наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета республики Лев Троцкий.

Но сразу же вслед за ней пришло иезуитское, вероломное распоряжение, непостижимое для прямодушного и неискушенного в политических играх Филиппа Кузьмича. Именно ему и его конникам предписывалось разоружить недавних соратников – 1-ю Повстанческую армию Махно, самого Нестора Ивановича арестовать и передать в руки чекистам, а его бойцов «влить небольшими группами в состав пехотных и кавалерийских частей Красной Армии».

Махно звериным чутьем почувствовал неладное и поспешил улизнуть из Крыма. Миронов, посланный Фрунзе вдогонку за вчерашними союзниками, списанными большевиками со счетов, нагнал их уже под Таганрогом. Разоружаться махновцы, естественно, не захотели, и дело закончилось несколькими боями, поставившими крест на существовании батькиной армии. Сам Махно, получивший пулевое ранение в лицо, с горсткой особо приближенных людей, сумел оторваться от преследования и уйти в Румынию.

Так что, если в разгроме Врангеля и освобождении Крыма 2-я Конная армия сыграла одну из ведущих ролей, то за ликвидацию армии Махно большевики целиком и полностью должны благодарить конкретно лишь Миронова».

В комнате стало тихо, а все мы замерли от чего-то очень нехорошего.

─ «Они и отблагодарили, но по-своему. 6 декабря 1920 года 2-я Конная была расформирована и сокращена до конного корпуса, который разместили на Кубани. А Филиппа Кузьмича вызвали в Москву для принятия должности главного инспектора кавалерии РККА. То есть бывшего командарма формально ставили во главе всей красной конницы, но реальную силу – донских казаков, души в нем не чаявших и готовых выполнить любой его приказ, – у Миронова отобрали.

Впрочем, вступить в новую должность Филипп Кузьмич так и не успел.

В ночь на 18 декабря в селе Михайловка Усть-Медведицкого округа Донской области взбунтовался караульный батальон. Во главе восставших стоял его комбат Кирилл Тимофеевич Вакулин, коммунист и кавалер ордена Красного Знамени. Причиной мятежа целой воинской части стало недовольство той жестокостью, с которой в области проводилась продразверстка, а проще говоря – изъятие у населения продуктов, запасов пшеницы и ржи, приготовленных для весеннего сева.

Восставших солдат, выступивших под лозунгом «Долой комиссаров, да здравствует власть народная!», поддержала значительная часть близлежащих казачьих станиц. Позже на их сторону стали переходить красноармейцы воинских частей, посланных на подавление мятежа, а также выпущенные из тюрем и арестантских комнат бывшие казачьи офицеры, арестованные ДонЧК. Немудрено, что количество мятежников росло как снежный ком. К весне 1921 года это повстанческое формирование насчитывало 9000 человек, сведенных в три полка, имело свою пулеметную команду, располагавшую пятнадцатью «максимами», а также три эскадрона по 100 сабель каждый и батарею из трех полевых орудий с огневым запасом до 200 снарядов. Но сейчас разговор не об этом».

Борис слушал и отрицательно качал головой, показывая, что здесь что-то было сделано неправильно, не по совести.

─ «А Миронов, который должен был в это время находиться на пути в Москву, 6 февраля 1921 года неожиданно появился в Усть-Медведицкой. Через три дня в Михайловке, с которой и началось выступление мятежного батальона, была собрана окружная партийная конференция, на которой Филипп Кузьмич держал речь. Вакулина он охарактеризовал как «честного революционера и прекрасного командира, который восстал против несправедливости». Потом Миронов выступил против таких дискредитировавших себя явлений, как продотряды и продразверстка.

Разошедшийся Филипп Кузьмич заявил, что в данное время государством правит кучка людей, которые бесконтрольно распоряжаются достоянием народа, при этом акцентировал внимание собравшихся на «инородническом» происхождении многих лидеров Компартии и заявил, что такое положение ненормально. Миронов остановился также на партийной политике расказачивания, закончив свое выступление тем, что она приведет Советскую республику к краху, который произойдет не позже осени 1921 года.

В то время, когда Миронов выступал на конференции, на станции Арчеда, что в нескольких километрах от Михайловки, начали сосредоточиваться несколько верных ему кавалерийских частей. Располагавшийся рядом с Усть-Медведицкой 10-й полк войск внутренней службы (предтечи нынешних внутренних войск МВД), более чем наполовину состоявший из бойцов пехотных дивизий бывшей 2-й Конной армии, по докладам сотрудников ЧК, «держал себя очень загадочно».

Борис, впервые услышавший такие подробности про подозрительный полк, нахмурил брови.

─ «И хотя прямых контактов с Вакулиным Миронов не искал, в Москве решили действовать на упреждение: 12 февраля на станцию Арчеда влетел состав с летучим чекистским отрядом. Затем последовал стремительный бросок на Михайловку, арест Миронова и еще пяти человек из его ближайшего окружения. В тот же день Филипп Кузьмич был под усиленным конвоем отправлен в столицу, где его водворили в Бутырскую тюрьму.

В тюрьме бывший командарм содержался со всей строгостью, но никаких обвинений ему не предъявляли, на допросы не водили, очных ставок не устраивали. А 2 апреля он был почему-то просто застрелен часовым с вышки во время прогулки по тюремному двору».

─ Вот те и раз! ─ удивился Борис. ─ А как же рассказы про нашу тюрьму?

─ «Удивительно, но история не сохранила ни одного документа, способного пролить свет на это загадочное убийство. Интересно, что смерть Миронова стала полной неожиданностью даже для чекистов: следователь, сфабриковавший дело о контрреволюционном заговоре, узнал о гибели обвиняемого спустя несколько недель после рокового выстрела.

По чьему приказу был убит, а затем предан полному забвению один из главных героев Гражданской войны? В чем причина такой жестокой расправы с человеком и памятью о нем? Вероятнее всего, в начинавшейся борьбе за власть, такой неизбежной после каждой революции, честный и неподкупный, прямодушный и не способный к компромиссам Миронов был опасен для всех. И каждый из рвущихся к власти прекрасно понимал, что сделать его союзником в политических интригах будет весьма проблематично. А иметь такого противника, как Филипп Кузьмич, не захотел бы никто.

Есть в удивительной судьбе этого незаурядного человека еще один исторический казус: в 1960 году решением Военной коллегии Верховного суда СССР Филипп Кузьмич Миронов был посмертно реабилитирован».

Все вздохнули: уж очень трудно было слушать про это всё.

8.

Там же

─ А как же твой прадед? ─ решив прервать эту тягостную минуту, хочется так же узнать, как ладанка попала к Борису.

─ А что прадед? ─ ответил Борис, посмотрев на меня. ─ Он-то честно отдал свой долг на войне. А вот деду, тому досталось крепко в Канлаге!

─ Его что, сослали тоже?

─ И жену, и детей. Что-то у них искали. ─ кулаки Бориса сжались. Он посмотрел на меня и вдруг произнёс. ─ А я долго не понимал, почему евреи-руководители большевиков так ненавидели таких казаков как Миронов?

─ А теперь понял? ─ даже не понял сам, почему в моём голосе столько ехидства.

─ А теперь – понял! ─ Борис даже не заметил этого. ─ Только для этого понадобилось двадцать лет пожить в рыночной экономике!

─ Так в чём дело, ты можешь сказать? ─ с нетерпением произношу то, что давно бурлит во мне.

─ А дело в том, что люди они совсем. Я бы даже сказал «принципиально» разные! ─ он видел своего прадеда, деда и отца, сравнивая их с теми, кто ими руководил сверху. ─ Евреям нужно золото любой ценой и, особенно – с помощью власти, при которой не может быть ни чести, ни совести и тем более – справедливости! А казаки – они всегда за честь, совесть и справедливость!

─ Да, ты, пожалуй, прав! ─ соглашаюсь с ним и, почему-то внутри меня кто-то произносит. ─ И так было всегда!

─ Мужики, ну вы как? ─ голос Оксаны прервал мои далеко идущие размышления. ─ Чё с этой ладанкой-то будем делать?

─ Ежели её время не пришло, передам её нашему Саньке! ─ усмехнувшись, произнёс Борис. ─ Мне же её передал мой отец? Я сохранил! Теперь передам сыну – его очередь.

─ А если время пришло? ─ не удержался и спросил, сам не знаю почему.

─ А ежели время пришло – бум расхлёбывать! ─ спокойно произнёс Борис. ─ Вот, запомню то, что тут написано, а её спрячу для сына!

Оксана согласно кивнула головой. А мой взгляд невольно лёг на текст ладанки.

─ «Н. 243 ш. на юг от песчаной головы кобры до дерева Ҩ. Копать у основания. Там ПБО и ПЗЛ» ─ прочитали мои глаза текст на ладанке.

─ Ну, Володь, ты теперь понял, почему именно Савелька Чакин заинтересовался нами? Ведь не зря же у него потерялся текст ладанки! ─ усмехаясь, произнёс Борис, отдавая жене ладанку. ─ Спрячь её так, чтобы никто, кроме моего сына не смог найти!

Он повернулся ко мне и тихо произнёс. ─ А вдруг именно в наше время всё закрутится?

На следующий день Батуровы уехали, взяв с нас обещание приехать к ним в Никольевку. Естественно, мы обещали!

─ ПБО и ПЗЛ. ПБО и ПЗЛ. ─ вертелось в моём мозгу. ─ Что же это такое?

Глава 3. Казачий разгуляй

1.

Лето 2013, дер. Никольевка

Когда мы с Валентиной приехали в гости к Борису в Никольевку, даже не ожидали увидеть здесь столько машин и автобусов.

─ Это что у вас сегодня? ─ спрашиваю улыбчивую казачку в парадной одежде из светлого верха и красного низа.

─ Как что? ─ удивилась она, посмотрев на нас и продолжив своё разглядывание приезжающих. ─ У нас здесь «Казачий разгуляй на Хопре»! Вы, разве, не на праздник приехали?

И, увидев кого-то, махнув нам рукой, чтобы проезжали быстрей, устремилась к ним. Повернув голову и посмотрев внимательно, мы увидели, как вслед за нами подкатила машина главы администрации Балашовского муниципального района, за ней машина окружного казачьего общества Саратовской области и машина Балашовского станичного казачьего общества.

─ Да, пожалуй, надо освобождать им место, а то, небось, и арестуют! ─ подумал я и нажал на газ. Машина, фыркнув газом, покатила по улице к крайнему дому, где и жили Батуровы.

─ Борис, Оксана! ─ обнимаясь с друзьями, не удержался и спросил. ─ Это что за сабантуй такой у вас тут собрался?

─ Нет, не сабантуй, а вполне официальный фестиваль казачьего творчества! ─ немного обидевшись на мои слова, ответил он. Но тут же, поняв, что это была шутка, улыбнулся и добавил. ─ Между прочим, уже второй раз с прошлого года!

─ Может, посмотрим? ─ мне даже стало интересно узнать, что это такое.

Батуровы переглянулись и кивнули головами почти одновременно. ─ Мы сейчас! Лишь переоденемся.

Оставив у дома свой старенький жигулёнок, через некоторое время мы шли огородами к месту, где собирался народ. Удивительно, но, казалось самой природой это место было создано для зрелищ и чем-то напоминало огромный амфитеатр, в котором на наклонной плоскости расположился стоя народ, а внизу находилось поле. На этом поле юные казаки и казачки готовились показывать свои номера с саблями и без, стоять на ногах на спине коня и срубать на скаку арбузы.

Зрительский низ ограничивался длинной шеренгой из казаков, одетых по-разному, ожидавших приветствие главы администрации и своих атаманов.

Они, один за другим поприветствовав казаков, объявили фестиваль начавшимся.

Борис, тихонько ткнув меня в локоть, пальцем показав на разодетых в бело-красные одежды казачек, произнёс. ─ Ну, как?

─ Здорово! ─ отреагировала Валентина, дав оценку всему происходящему.

─Пускай мужики тут посмотрят, а мы, давай, по народу и киоскам пройдёмся! ─ услышал я голос Оксаны, которая, взяв мою жену за руку, увлекла в сторону скоплений торговок у куреня. Потом, повернувшись к нам, произнесла. ─ Если потеряемся, встречаемся у нас дома!

Борис только усмехнулся такому подходу.

─ Ты в курсе, что собираются показать казаки? ─ поинтересовался я, поняв, что нашим жёнам было больше интересно.

─ Если я правильно понял, то должны быть показательные выступления казаков с шашками и джигитовка на конях, обряд казачьей свадьбы и гала-концерт. ─ ответил Борис, невольно занимая место в первой шеренге, куда стремились попасть все без исключения казаки в форме или без формы.

─ Борис! ─ видя его заинтересованность в участии среди мастных казаков, я, похлопав его по плечу и улыбнувшись, произнёс. ─ Да иди уж! А то твоё место быстренько займут!

Пожав мне руку и кивнув, он подошёл к недалеко стоящему казаку в белой рубахе и встал рядом. Мне же почему-то это стало надоедать и решив, посмотреть больше, я пошёл на другую сторону поля, простирающуюся близко от реки. Народу и здесь было много. Но в отличие от строгой шеренги казаков с противоположной стороны поля, здесь были и казаки и казачки и их дети, а также все те, кто хотел просто посмотреть джигитовку и выступления юных казаков и казачек.

Обойдя их со стороны берега реки, я увидел пляж с огромным количеством людей разного возраста, жаркое солнышко некоторых из них заставило даже искупаться.

2.

Там же

Выбрав удобное место для того, чтобы просто сесть и смотреть на воду, так как джигитовка в этот раз почему-то меня не привлекала, я расположился на берегу реки Хопёр, недалеко от группы людей. Сколько времени так прошло, мне почему-то было безразлично. Но, между тем, рядом со мной начали размещаться как отдельные, так и семейные люди. Голова же моя по-прежнему искала причину того, как с нами поступили и кто это сделал.

─ Ты, Владимир Орлов? ─ тихо спросил среднего возраста мужчина невысокого роста с проседью в волосах, спортивной футболке и легкой накидке с тростью в руке, улыбаясь.

─ Да, я. ─ встаю, не ожидая ничего хорошего от всех тех, в том числе и от мужчин такого же возраста.

─ Извини, что вмешиваюсь, но мне, кажется, что на вас с Борисом могут снова напасть! ─ произносит он то, о чём думает моя голова в последнее время.

─ А ты-то сам откуда это знаешь? ─ сразу сомнение одолело мою голову и без всякого обдумывания вылетели эти слова.─ И как тебя зовут?

─ Зови меня Максим Петрович Везничев! ─ ответил он и посмотрел в мои глаза. Удивительным было то, что после этого все сомнения почему-то улетучились. ─ Давай, пройдёмся немного!

Желание пройтись с этим человеком возникло само собой, тем более, что он ответил на тот вопрос, который беспокоил меня в настоящее время больше всего. Мы направились по дорожке, идущей вдоль ограждения, которое обозначало поле джигитовки.

─ Почему вы думаете, что нападут? ─вопрос этот выскочил из меня как-то сам собой, тем более, что доверие к этому человеку установилось сразу же.

─ Но ведь на вас уже дважды нападали! ─ усмехнувшись, произнёс.

Я даже вздрогнул от его слов. ─ Интересно, откуда он узнал? И знает, как нас с Борисом зовут!

─ Вам интересно, откуда я это узнал? ─ усмехнулся он, по-прежнему не спеша двигаясь и с лёгкой улыбкой посматривая на меня.

─ А он снова попал в твои мысли! ─ это подключился мой внутренний голос.

─ Не буду ходить вокруг да около, тем более, что имею дело с человеком военным! ─ начал он свои объяснения.

─ Смотри-ка, а он снова попал в точку! ─ отозвался мой внутренний голос.

─ Я из ФСБ и зовут меня в нём «Странник». Вот мои документы! ─ начал он, остановившись и передав мне свои документы, посмотрел мне в глаза. ─ Так вот, в последнее время в Никольевке наблюдались несколько подобных случаев, как у вас. Но только с вами это случилось дважды! Как вы думаете, почему? Именно поэтому я вас и нашёл. Вероятность, что с вами случится и третий такой случай достаточно велика!

Наконец-то мне всё стало ясным и я вернул ему документы. И внутренний голос тут же отозвался. ─ Так это же наш человек! С ним можно говорить открыто и ожидать помощи!

─ Мы с Борисом обсуждали эти случаи, но насколько они соответствуют действительности, не знаем… ─ начал я свой рассказ, внимательно наблюдая за тем, как реагирует на это Странник. ─ На наш взгляд всё дело в ладанке, которая досталась Борису от его предков!

─ И что это за ладанка? ─ поинтересовался Странник. ─ Не могли бы вы мне подробнее о ней рассказать?

─ Да в том-то и дело, что о ней мы знаем совсем мало! Просто сейчас накопилось несколько случаев, которые можно анализировать хоть как-то.

─ Если можно, расскажите мне более подробно! ─ в голосе Странника даже почувствовался какой-то металл.

─ Это медная зелёная старинная пластинка, на которой выбиты какие-то ли знаки, то ли слова. ─ набрав воздуха больше, чтобы высказаться, продолжил. ─ Борису она досталась от отца, тому – от своего и так далее. Как это далеко оказалось, ни мне, ни Борису не известно! Но я впервые с ней столкнулся в 1993 году при защите Белого дома. Тогда я был вызван в Москву для проверки данных для назначения военной пенсии и случайно оказался рядом с казачьим отрядом, охранявшим Белый дом. Вот там-то и нашёл меня мой друг детства Борис. Он только и успел передать мне ладанку со словами «Сохрани!», как кто-то из верхних этажей соседнего здания выстрелил в него. Естественно, я отвёз его в госпиталь, где его привели в норму, а сам вернулся домой, где спрятал ладанку в укромном месте.