Брод через Великую реку. Книга 1

Глава 4. Странная девушка

Сам не знаю, откуда взялась эта странная девушка. Невысокая, толстая, очкастая и несуразная с грубым округлым лицом и в джинсах, сильно обтягивающих её полные ноги. Но она чем-то совершенно непонятным сразу же привлекла мой взгляд, когда стояла перед гостиницей у такси и обдумывала дальнейшие действия.

Таксист, привезший её сюда, безуспешно пытался хоть как-то вернуть её в реальность и получить свои деньги за проезд. Сделав вокруг неё пару кругов с криками: «Плати деньги!», он остановился и поводил перед её глазами рукой. Она совершенно не реагировала. Тогда он потряс девушку за плечи. Результат – тот же. Мне даже интересно стало: что же будет дальше?

Таксист заматерился, и девушка повернулась к нему. Возможно, мне показалось, но она, порывшись в сумочке, даже дала ему сколько-то денег, нечаянно коснувшись его руки.

– Нельзя вам сейчас ехать! – произнесла она своим тихим голосом.

– Это ты, что ли, зараза, запретишь мне? – таксист был явно недоволен и нервно посматривал на часы. – А ну, пошла отсюда! Итак, с тобой вон сколько времени потерял!

– Ехать вам нельзя сейчас! – снова произнесла она с той же интонацией. – Разобьют машину! Подождите полчасика.

– Да пошла ты! Нашлась мне, Ванга! – плюнул он, прыгнул в машину и сорвался с места.

Не успел проехать и десяти метров, как в него на полном ходу врезалась такая же машина. Визг тормозов, свист милиции. И он, окровавленный, выбирается из разбитой машины. Они так и стояли, смотря друг на друга. Может, с минуту или больше. Они так ничего больше и не сказали.

Девушка повернулась и вошла в вестибюль. Теперь и мне было интересно, что произойдет дальше с ней. А потому, переместившись в вестибюль так, чтобы видны были машины, продолжил своё наблюдение.

Девушка подошла к администраторше и тихо произнесла. – Здравствуйте, я Павла Порошина. Не могу найти турбазу. Помогите, пожалуйста.

– Ты на турбазе. Заполняй! – как и со мной, администраторша была не очень любезна. Голова её по-прежнему уткнулась в женский роман, однако, рука очень точно нашла окошко. Перед девушкой замаячили две бумажки. Я с удовольствием хмыкнул, предвкушая те же проблемы.

Однако девушка даже и не торопилась их заполнять. Мне даже показалось, что Павла даже вздрогнула, когда рука администраторши случайно коснулась её руки.

– Позвоните домой. Срочно! – потребовала она.

Администраторша даже головы не подняла – просто подумала, что эти слова не к ней.

– Я вам говорю: позвоните домой. Срочно. Вашей матери плохо!

– Да ты кто такая? А ну, пошла отсюда! Ещё тут командовать всякий будет! – рассердилась женщина и снова уткнулась в книжку. – Иди, пиши анкеты!

– Как хотите. Я вас предупредила. – спокойно произнесла девушка и отошла к столику, за которым я сам был недавно.

Однако, не успела она заполнить последнюю строчку, как зазвонил телефон. Кто-то администраторше сообщил, что полчаса назад её матери стало плохо, а рядом никого не оказалось, чтобы вызвать скорую. Когда скорая приехала, та была уже без сознания.

С ужасом администраторша взглянула на столик: там на неё смотрела эта очкастая деревенщина. Губы у неё затряслись, руки задрожали, а сама она начала то вскакивать, то снова садиться, не зная, что предпринять.

Когда Павла подошла к стойке, перед ней была уже совсем не та напыщенная и чванливая любительница женских романов, а обыкновенная несчастная женщина, по лицу которой текли слезы и у глаз была размазана тушь. Она уже умоляюще смотрела на странную посетительницу.

– Откуда? Откуда вы узнали… Про мать? – теперь, уже не сомневаясь, что видит необыкновенную девушку, спросила она.

– Так. По руке определила. – просто сказала Павла. – Случайно коснулась её. Я скорее почувствовала что-то неладное.

– Ой! Ну что же я тут сижу! – причитая, она быстро записывала данные Павлы с анкеты. Но вдруг её лицо изменилось: в нём появилась надежда. – Девушка… А? Может… Ещё раз… За руку?!

Кажется, Павла поняла то, что же хочет от неё несчастная женщина. Она улыбнулась как то неуверенно.

– Да смогу ли? – начала оправдываться она. – Я и сама не знаю, как это получатся…

Та замахала на неё рукой, чтобы прекратила эти разговоры, и протянула руку. Павла взяла и прислушалась к себе. Потом отпустила и спокойно сказала. – В больнице она. С ней всё в порядке.

– В какой больнице?! В какой больнице?! – взмолилась администраторша. И уже другим, привычным ей тоном, произнесла. – Девушка… Не морочьте мне голову! Нашлась тут…

И рукой властно махнула: мол, чего стоишь? Давай, отваливай! Но всё же решила удостовериться и позвонила в больницу.

Павла, обескураженная ответом, отошла и остановилась. И ей и мне было интересно, чем всё это закончится.

– Больница? К вам Фёдорова не поступала? Поступала?! Ага. А как ей сейчас? Всё в порядке?! Могу забрать? Ага. Ну ладно. Пусть пока там будет. Вечером заберу!

Тут она увидела Павлу и сердито замахала на неё рукой. – Ну, чё встала? Нехорошо, девушка. Видела, что отвезли, а корчит из себя… А ну пошла, пока…

Девушка не стала ждать, пока администраторша придумает, что с ней сможет сделать, медленно повернулась и побрела в мою сторону, опустив глаза в пол. Она так и шла, пока не ударилась лбом в прозрачную дверь стеклянного турникета, выводящую на улицу.

– Курица слепая! – слышу слова администраторши, которая по-прежнему наблюдала за ней. – И откуда такие берутся?

Девушка вышла во двор, и вполне могла бы столкнуться со мной, но я вовремя уступил ей дорогу. Прошла несколько шагов и уселась на пустой ящик, обреченно опустив голову. Затем сняла очки, вытащила откуда-то платок и, подышав на них, стала протирать. Похоже, меня она так и не заметила.

– Ой, а к нам ещё одна! – это наша ватага возвратилась с приёма пищи. Они дружно обступили её, а она, вертя головой, пыталась разглядеть весёлые лица. По-моему, она даже повеселела.

– Ну, дак, кажись, её ж покормить надо! Давай, капитан, веди её. Вишь, стёкла-то у неё какие большие. Небось, подслеповата наша барышня… – произнес «Нудаккажись» и подтолкнул меня к ней.

– Не, я не поведу! Вон сколько «барышень» здесь! – решил передразнить лоцмана, обнаружив у него новое любимое словечко. Не скрою, мне оно тоже понравилось.

К моему удивлению, лишь одна Аня и протянула ей свою руку. Так, они и пошли в столовую. А я – за ними, внимательно наблюдая за этой парочкой.

Когда вернулись во двор, «Нудаккажись» уже ждал нас. А через несколько минут мы уже ехали в автобусе по ухабам лесной дороги. Грузовик с плотом двигался за нами. Кто-то из девчат затянул песню…

Скоро даже мне захотелось им подпевать. Даже странно, но мне эта ненормальность начинала нравиться.

Почему-то вспомнилась мама, которая, стуча по моему лбу, говорила: «Похоже, тебе, дураку, чем хуже, тем лучше!». Впервые это было сказано тогда, когда я им торжественно сообщил, что поступаю в военное училище. А отец грустно добавил: «Может, тебя, дурака, армия исправит!». Эх, отец, мама… Знали бы вы, где я сейчас?! И что я тут делаю?

Глава 5. Начало маршрута

Уже стемнело, когда мы добрались до деревни Красноселка на место старта по реке Мана. Это была большая поляна недалеко от реки. И это всё, что успел разглядеть.

Нужно было ставить палатки. А мне ещё досталась почетная обязанность отправиться за дровами, потому что никто не захотел этим заниматься. Правда, я с этим справился с большим удовольствием и скоро костёр запылал в полную силу. Все расселись у костра.

Люблю костер. С детства. И даже не знаю почему. Но всегда с удовольствием это делал, когда ходил на рыбалку с отцом. Иногда мне кажется, что сам по себе огонь имеет некоторую магическую силу…

Незаметно для себя стал изучать этих парней и девушек. Сам собой в голову пришёл вопрос. – Интересно, в каком порядке они расселись вокруг костра? Ведь их никто не рассаживал. Просто каждый пришёл и сел туда, куда захотел. А, может, из-за дыма? Ведь кто-то не любит, когда дым на него. А, может, и наоборот. Или, например, могли и по симпатии. Ведь не секрет: кругом тайга, звери. Женщина невольно тянется к мужчине. Да и во время работы с плотом девушки приглядывались к парням, и наоборот…

Пробежав глазами по всем туристам, отметил, что в свете костра, все стали какими-то другими. Но при этом заметил, что и за мной наблюдают. Даже немного покоробило. И исчез в тень. Но было уже поздно: Аня и Павла о чём-то тихо шептались, с улыбкой поглядывая на меня.

– Может, барышни вольного казака в первый раз увидели? – непонятно, сержусь я или рад, что и меня приметили.

– Ань, хошь расскажу тебе как на духу про нашего командира? – говорит Павла.

Я вижу смущение Ани, и мне становится интересно – Ну, давай, Павла, расскажи! Я ведь видел и слышал, как ты дурила голову администраторше. Ну-ну, посмотрим! Ведь и машину встречную ты могла видеть. И скорую помощь.

А вслух ехидно произношу. – Ну, давай, расскажи. Может, что-то новенькое о себе узнаю!

– Простота его, Аня, омманчива. Скрытен он больно. Неуживчив. Вишь, носяру каку отростил. Того и гляди психанёт. Не очень – то заглядывайси на ентова субчика! – произнесла Павла, поглядывая искоса на меня.

Смотрю на них и невольно начинаю возмущаться – Ты погляди-ка. Пашка! И это про меня? Скрытен – это правильно. А как же иначе? При моей-то службе. Неуживчив! Ну, это как поглядеть! Не один я виноват в разводе. Верка – больше! Ну, носяра… Это ладно!

– Глянь, какой пушок на его ушах! Говорят, такие мужики шибко страстные… – ехидно произносит Павла.

Невольно рука моя потянулась к ушам. – Вовсе нет там никакого пушка! Всё, зараза, придумала! А, может, есть? Ведь Верка вроде не жаловалась. И Лариска – тоже…

– Паш, а тебе рыжие с залысинами нравятся? – Аня смотрит на Павлу и улыбается, видя, как та трясет головой. – Нет? А мне нравятся. Да и больно много у него морщин. Ты как думаешь, он холостой?

– И так понятно – холостой! Вишь, какой неухоженнай: штормовка грязная, кеды – тоже, рюкзак военный… Бирюк бирюком! Говорю же – холостой! Да прошёл уже всё – огонь, воду и медные трубы…

Смотрю на них, а сердиться почему-то на их злые слова не хочется. – И не рыжий я. И залысин нет. Даже зауважал.

К тому же аромат цветущих трав ударил в мою головушку. – А вы чё хотели? Сирота я казанская. Жар чужими руками не загребаю. Звезд с неба не хватаю…

Аня и Павла прыснули со смеху.

Всё бы ничего, только вдруг проснулся внутренний голос – Ну, что, брат, слабо? Скажешь, потерял нюх от ракетного топлива? Нет, брат, шалишь! Чаще надо бывать на природе. Когда ты в последний раз вот так бывал у костра? Ишь, сиротой казанской прикинулся. Да ты волк в овечьей шкуре!

Очень хотелось ему возразить, но почему-то ничего не придумывалось. Рылся, рылся в памяти и почему-то не вспомнил ничего. Не знаю, сколько бы времени ещё продолжалось это издевательство, но начался ужин из чая и булок.

Если честно сказать, то их всех по-хорошему и не запомнил. Так, начал выделять нескольких. Сначала по работе. А вот теперь появилась возможность их отличать друг от друга по тому, кто с кем в палатке спать улегся.

– Так-так, Павла разместилась с Аней. В этом я уже и не сомневался. Девушка, которую звать Наташа – с девушкой Надей. Есть два Володи. Они так и поселились. Есть обособленная парочка. Наверное – муж или с женой, а, может, любовники?. Они – тоже в одной палатке. Две хлопотуньи костровые попали в одну палатку. Нам же с лоцманом достались индивидуальные, но на двоих человек. А, может, с нами никто не захотел быть вместе? Об этом следует подумать…

Но думать об этом почему-то не хотелось.

Как-то незаметно все разошлись. – А дежурить – то кто будет? О чём онидумают? Может, и мне забраться к себе в палатку, а там – будь что будет?

Почему-то вспомнилось, как страус прячет голову в землю. – Вот-вот. И здесь так же!

Усмехнувшись, остаюсь у костра: дежурить придется мне!

Сверчки запели свою незатейливую песню, но почему-то она мне нравилась: хотелось слушать её бесконечно. Незаметно к ним присоединились ещё какие-то ночные певцы. Огонь, потрескивая, вносил свой незабываемый колорит в эту дикую жизнь.

Лагерь спал. А, может, и не спал. Почему-то подумалось о тех, двоих. Интересно, они муж с женой или нет? Ухмыльнувшись, снова стал наблюдать за полётом искр костра. И почему-то вспомнилось прошлое…

– Вот так догорает моя любовь к Веронике… Только угольки от неё уже совсем не греют… – прозвучала в голове печальная мысль, унося меня в прошлое.

Помню ли я нашу первую встречу? Помню… А как её не помнить?

Летом 1983 года мой друг по училищу Витька пригласил к себе домой ненадолго погостить в каникулы. Других планов у меня не было, потому и согласился. Сдали мы экзамены, получили проездные и покатили к нему домой, на юг Свердловской области. Я знал, что родители Витьки ко мне всегда относились хорошо, был им не в тягость. Несколько дней мы с Витькой до одури мотались на рыбалку с ночевкой от одного озера к другому, пока всё это не надоело. Уже и письмо написал родителям, мол, ждите домой, а тут?

Она появилась на крыльце дома в тот же день, когда мы вернулись с рыбалки: молодая, симпатичная, с хорошей фигурой и большой грудью, выпиравшей из купальника.

– Верка, ты чего приехала? – недовольно спросил Витька. И волей-неволей вынужден был нас представить друг другу. – Глеб. А это моя двоюродная сестра – Верка.

– Вероника! – она подала мне свою нежную руку, до пяток прожигая меня страстным взглядом.

А Витька уже тащил меня в дом, подальше от сестрицы, недовольно ворча. – Слушай, Глеб, ты на неё не западай! Ну, не та она… Нам такие не нужны!

Да, не послушался я, дурак, тогда совета своего лучшего друга… Лучше бы послушал…

Огонь в костре прямо разбушевался, угадывая моё состояние: сердце снова заклокотало, лицо покрылось нездоровым румянцем. Фигура Верки как живая возникла передо мной, возмущая всё мужское естество…

Я тогда держался долго. Но и Верка была не из тех, кто просто так сдается. Теперь-то прекрасно понимаю, почему, а тогда… И я медленно, как кролик, полз к своему удаву… Витька как мог, предупреждал меня, что она обязательно потащит к себе в постель, ибо очень хочет выйти за военного. Особенно если он дежурит подолгу. Я всё это понимал, но сделать уже ничего не мог – влюбился…

Вопреки словам Витьки, Верка не торопилась затаскивать в свою постель, но всячески, каждый раз, когда представлялась возможность, показывала то полуобнаженную грудь, бедра или то и другое вместе, приводя в неистовый трепет. Возможно, потому и уехал пораньше.

Дома у родителей как-то даже забыл о ней. Но она сама напомнила, прислав письмо, полное любви с фотографией, где она стоит во всей своей красе в купальнике. Чувства снова нахлынули, накрыв меня с головой. И тогда ответил ей. Начался наш бурный почтовый роман…

Удивлению моему не было предела, когда неожиданно на проходной училища увидел её. И радости! Оказалось, что она переехала, и теперь будет ждать меня здесь, как верная жена. Увольнения все проводил у неё, а на последнем курсе поженились, хотя мои родители не хотели этого брака.

После окончания училища и отправились мы вместе к новому месту службы. Время шло, она поступила в институт на заочное отделение, а я пропадал неделями на службе. По поводу детей она однозначно заявила, что пока не окончит институт, их не станет рожать.

Всё бы ничего, но год назад она сначала не появилась дома на ночь, потом на сутки, затем и на неделю. Ревность меня душила – готов был даже убить её.

Но она, без всяких эмоций просто заявила. – Прощай! Я ухожу от тебя!

– Почему? – спрашиваю, ощущая внутри себя образовавшуюся пустоту.

– Просто люблю другого! – ответила Вероника, собрала самые дорогие вещички и вышла за дверь. Как оказалось, за КПП её уже ждал автомобиль.

В последний раз увидел её только на разводе. И опять ревность раздирала душу. Её мраморное лицо должно было помочь мне справиться с чувствами. Но этого не получилось.

Тогда Витька мне снова по телефону сказал. – Плюнь на эту шалаву! У неё никогда не было сердца. Так что считай, тебе ещё повезло. Просто ты не там жену себе ищешь!

Стук ложки о чашку был хорошо слышен, так как кто-то стучал на самым моим ухом. Глаза открыл и увидел Нину. – Красота, солнышко, а воздух какой! И запах…

Глава 6. Пашка и Аня

Но было уже поздно. Как оказалось, они уже давно встали.

– Трофим Григорич, гляньте-ка, наш доблестный капитан решил искупаться!

Ох, уж лучше бы не слышать этого голоса. – Ну, Анька, ты ещё получишь! И откуда взяла, что я купаться собрался? А эти-то? Повыходили… Ржут, как лошади. А вдруг вода холодная? Им-то всё нипочём. Им не купаться!

– Да ему слабо! – кричит женская половина.

– А вот этого – не надо! Ну что за народ такой – бабы? Всё им какое-то зрелище подавай. И не слабо мне, а просто неохота!

Оглядел остальных – все улыбаются ехидно. – Ага, значит, слабо?! Ладно, посмотрим, слабо мне или нет!

Бодро подошёл к реке, лихо скинул одежду и с разбегу прыгнул в реку.

Мне показалось, что с меня живого кто-то сдирает кожу. Тысячи игл воткнулись в меня, холод одеялом окутал все внутренности и скоро вместо меня наружу выплывет ледышка. Даже вопль и тот замерз.

Только был внутри меня ещё кто-то, кто скомандовал просто и жестко – Греби руками и ногами так, как никогда не делал!

Я работал руками и ногами как мельница, даже когда выскочил на берег. Было полное ощущение того, что если остановлюсь – мне крышка! Не помню, как пробежал первые пятьдесят метров по неровной поляне, перепрыгивая через канавы. Мне казалось, что лечу словно ветер. Нет, быстрее ветра! После первого круга по поляне, почувствовал под ногами сначала почву, а потом и неровности. Дыша, как загнанная лошадь, согревшийся от двух кругов по поляне, жалел лишь об одном, что нет человека, который бы засек моё время. Я, может, рекорд какой-нибудь побил!

Когда, наконец, оказался у костра, от меня валил пар. Жизнь была прекрасна, и больше всего на свете хотелось сесть на землю и поесть. Руки дрожали, ноги ходили ходуном, тяжесть навалилась на все тело. Однако под аплодисменты с довольной физиономией раскланялся. Вот шут гороховый!

– Капитану чаю и каши за открытие сезона! – отдал команду лоцман под одобрительные возгласы команды.

Наверное, никогда не ел такой вкусной каши! И спать уже тоже не хотелось. Но больше всего мне запомнились восторженные глаза одной молодой особы. Гордость распирала меня. Как Дон Кихот посвящаю ей свой подвиг с воздушным поцелуем. Жалко вот только сказать ей об этом нельзя – зазнается! И подмигнул этим глазкам. – Знай наших!

После завтрака Григорич, которого стали называть лоцмана все, кроме меня и Ани – она по-прежнему звала его по имени и отчеству – Трофим Григорич. И когда только все успели сговориться! Так вот он расставил народ по местам для вязки плота. Мне же достался контроль. А потому, вернувшись в свою палатку, достал записную книжку и сделал первую запись: «двадцать первое июля. Первый день путешествия. Собираем плот». Захлопнул книжку и выполз из палатки.

– Глеб! Павлы нигде нет! – даже вздрогнул от неожиданности. Поднимаю голову и вижу встревоженное лицо Ани. – Ты слышишь или нет? Павлы нигде нет! Недавно тут была, а теперь нет! Искать надо!

– Вот и ищи, раз тебе надо! – хотел сказать ей. Хмыкнул, встал, вздохнул и пошел к тому месту, где вязали плот. Изо рта выскочило. – Вы где работали?

– Да тут, у реки… – она показала на кусты в метрах десяти за обрывом, мысом выдающимся в реку. И побежал туда, куда указал её палец. Аня бежала рядом.

С первого же взгляда всё стало ясно: Пашка, потеряв очки, пыталась выбраться по скользкому склону из глины. Поскользнувшись, скатывалась вниз прямо в воду. Затем упорно ползла вверх и снова скатывалась по ставшей скользкой глине.

– Ань, неси веревку, быстро! – кричу своей спутнице, а сам смотрю вниз. – Вот, черт возьми, неужели опять в воду? Да, ничего не попишешь – придется!

И начинаю раздеваться. – Павла, я иду!

Сначала всё было хорошо со спуском, но, когда моя нога оказалась на глине, события начали развиваться вовсе не так, как мне хотелось. Та самая нога, которая ступила на скользкую глину, предательски поехала вниз, увлекая за собой вторую. Через мгновение, я уже стремительно нёсся вниз, сталкивая Павлу снова в воду.

Там мы и встретились. Хотелось ей сказать нечто нехорошее, но в это время что-то очень больно врезалось в мою ягодицу. Нащупав рукой этот предмет, от злости хотел уже выбросить его, но что-то остановило. Это оказались очки Павлы.

Она же по-прежнему ничего не видя, мокрая, грязная, на четвереньках карабкалась наверх. Только один раз оглянулась и спросила. – Глеб, а Анька где?

– Да щаз придёт твоя Анька! – и сам не заметил, как перешёл на простой и понятный деревенский язык, называя, как и Павла Аню Анькой. С одной стороны, хотелось рассердиться, с другой – смеяться: наверное, уж очень было смешно смотреть со стороны, как два перемазанных в глине человека пытаются выбраться наверх, подталкивая друг друга, а потом падают и снова оказываются в воде.

Аня, прибежав, оценила ситуацию мгновенно: привязав один конец веревки к деревцу, сбросила другой к нам со словами. – Держите!

– Пашка, ты давай первая! – говорю, обвязывая её вокруг талии веревкой. – Я сзади буду помогать тебе!

Павла карабкалась наверх, соскальзывая и сбивая меня, из последних сил. И наверное, ничего бы у нас не вышло, да ребята услышали крики Ани, подбадривающие Павлу. Когда её вытащили, оказалось, что рядом с Аней, были ещё двое Володей. Затем подняли очки Павлы, о которых она всё время сокрушалась. И лишь в конце быстро подняли и меня. Очки Аня тут же протерла и подала Павле. Та нежно чмокнула её в щеку.

– А меня? – пододвигаю свою щёку.

– Обойдёшься! – вдруг отрезала Аня, и покраснела. Подружки, обнявшись и хихикая, побежали в палатку.

Отмыв глину, переодеваюсь и приступаю к вязке плота. Но, почему-то память то и дело возвращает меня к этому случаю. Что же здесь необычного? Почему это вспоминается? И вдруг отмечаю, что мне приятно вспоминать именно тот благодарно – счастливый взгляд одной покрасневшей особы, которым она одарила меня, перед уходом в палатку. Тогда почему «Обойдешься»?

Плот уже был почти связан. Мне оставалось его хорошенько проверить и доложить Григоричу. Неожиданно поймал себя на том, что и я теперь зову лоцмана «Григорич». Как-то, даже необычно приятно стало. Отчего? Пока и сам не знаю. Но приятно.

Запах пищи, который принес от костра ветерок, вызвал ощущение настоящего голода. Сглотнув слюну, досматриваю последние ремни на резиновых баллонах. Ну вот, можно и докладывать. Проверяю крепление плота к колу и направляюсь к костру. Здесь уже все собрались. – И когда успели? Видно, не у одного меня слюнки текут!

Но до начала обеда было ещё далеко. А потому иду к реке, чтобы успеть помыть руки.

Солнышко грело так, что было жарко. Хмыкнул, вспомнив утреннее купание, и просто помыл руки. Только сейчас и смог рассмотреть наше стойбище по-настоящему. Это была поляна метров пятьдесят длиной и столько же шириной на краю деревни. Всю поляну захватили ромашки, и лишь в канавах красными пятнами рос Иван-чай. На берегу возле обрыва, где перемазались мы с Пашкой, росло одно деревце, а за ним ещё несколько.

Река текла своими прозрачными водами у самого берега, темнея с каждым метром от берега. То тут, то там, на поверхности её образовывались воронки, образовывая водовороты. Время от времени мальки, собираясь вместе, лихо удирали от хищников, которых, надо полагать, было здесь немало.

Очередной приступ слюноизвержения напомнил об обеде, и ноги сами понесли к костру. И вовремя.

Хотя самые удобные места были уже заняты, было все едино, где есть, лишь бы начать. Получив свою порцию картошки, пристроился возле подружек, из-за которых искупался в реке второй раз за день.

Между тем одна пара девичьих глаз внимательно наблюдала за тем, как я лихо уничтожаю свою порцию. Также быстро было покончено и с чаем. Довольный и сытый откинулся на траву и стал наблюдать за плывущими в небе облаками.

Проснулся оттого, что какая-то букашка пробежала по щеке. Шлепнул. Похоже – промазал. А она опять пробежала. Бью и опять мимо. – Не понял! Вот, зараза, разбудила… А как было хорошо!

И закрыл глаза снова.

Но тут букашка проползла на этот раз за ухом. – Вот зараза, убью же!

Щекотно. Но и на этот раз букашка вовремя сбежала. Потихоньку начинаю психовать. Теперь эта вредина по моей руке бегает. – Ну, уж нет! На этот раз ты не уйдешь просто так!

Открываю один глаз и вижу, как соломинка в руке Ани мягко движется по моей руке. – Ага, так вот какая букашка мне мешает? Ладно-ладно, посмотрим, кто кого!

И терплю. Ну, очень щекотно, но терплю. Так надо. Открываю опять один глаз, чтобы не спугнуть. – Она так увлеклась, что и не смотрит! Ага, не получается? Вот, так! Ну, сейчас достану!

И с рыком: «А-А-А!» хватаю руку Ани, в которой находится соломинка.

От неожиданности она сначала вздрагивает, а потом, густо покраснев, начинает смеяться вместе с Павлой.

– Так, всем собраться у костра на собрание! – кричит Григорич и бьет для убедительности ложкой в алюминиевую тарелку.

Когда все собираемся, произносит речь.

– Нам нужно назвать наш плот. Всякое судно должно иметь название. Иначе – не поплывет. И чем мы хуже корабля? Предлагайте!

Названия сыпались как из рога изобилия, но остановился лишь на трех: «Гадкий утенок», «Плавающее корыто» и «Маняша».

– Я выбираю «Маняшу», ведь мы плывем по Мане! – произнёс он, явно довольным тоном. – Изготовить флаг для мачты!

Только теперь я понял, для чего привязывал длинную тонкую палку на середине плота. Оказывается, там было место для флага!

Уже через несколько минут боевой плот группы 88/8 стал называться гордо «Маняша», имея взметнувшийся вверх по мачте флаг с тем же названием. Подъём флага вся команда сопровождала звуками гимна, исполняемого нашими губами.

Погрузив наши нехитрые вещички и палатки на плот, все ждали команды на отплытие. Григорич повернулся ко мне и тихо сказал. – Ну, ты чё ждёшь? Давай команду!

– Отдать концы! – кричу, а сам думаю. – Ну, надо же. Даже команду морскую как-то вспомнил!

Но никто и не пошевелился. Пришлось самому спрыгивать с плота и сталкивать его в воду.

Плот, как необъезженный конь не слушался руля под градом насмешек. Никак у нас с Володей-Два не находился способ управлять им. Только когда моя футболка стала мокрой, постиг науку управлять этим строптивцем. Оказалось, что не так-то просто это делать, если река каждую минуту выдает все новые сюрпризы! Но мне теперь было мало просто реагировать на все её причуды. Теперь хотелось их предвидеть и избегать пакостей, которые она постоянно преподносила.

Плот, как бешеный конь, уже с час, как мчался по реке, обдавая нас брызгами и заставляя то и дело замирать сердце, которое каждый раз уходило вовсе не в пятки, как нас учили, а куда-то между ног, создавая ощущение невесомости и щекотки.

– Оо-хх! Аа-хх! – неслось отовсюду во всякий раз, когда плот нырял с очередного небольшого порога, создавая в моём мозгу мысль. – Я не одинок в своих ощущениях! А река-то… Красота… То пологий участок на суше, то утес…

Тогда я посчитал, что становлюсь как минимум «асом» в плотогонном деле. Но руль неожиданно ударил по руке так, что он на мгновение выскочил из рук, резко развернуло плот направо и наклонило. При этом два человека, сидевшие недалеко от меня, тут же полетели в воду. Коварная река их подхватила, закружила, начала кидать из стороны в сторону. То и дело из воды появлялись красные спасательные жилеты. Река волокла их по порогам, ударяя то головой, то спиной, то руками.

– Люди за бортом! – крики остальных членов команды резали по сердцу острым ножом. Но я догадался, что нужно сделать лишь после Григорича.

– Все мужики с плота! Снять плот с камня! – услышав его команду, все попрыгали в воду. Но плот даже не сдвинулся, когда мы попробовали его столкнуть.

– Всем покинуть плот! Держаться за борта! – скомандовал он, но увидев, что Пашка собирается прыгать, тут же вспомнил, как два мужика её доставали, и добавил. —Кроме Пашки!

Теперь уже все барахтались в воде. Пашка нарушила приказ лоцмана и тоже старалась не отставать от остальных. Визг, охи и ахи пронеслись по реке. Плот, услышав это, поднялся и легко сошел с камня. Вылавливали всех, кроме первых уже на чистой воде. Пашку, как обычно, поднимали двое мужчин.

– Глеб, надо поймать тех, первых… Давай за ними… – В голосе Григорича было больше просьбы, чем приказа.

– Ясно. – даже не пытаюсь спорить. – Сам виноват, мне и искать!

Передаю управление Володе-Два и прыгаю в воду. Как это ни странно, но вода уже не кажется такой холодной. А, может, это от перевозбуждения? Так или иначе, но думать об этом некогда: надо искать красное пятно.

Красное пятно мелькнуло после нескольких минут погони. Это была женщина. Та самая, которая спала с мужчиной в одной палатке. Застряла между камней. Хватаю её за спасательный жилет и, упираясь ногами в камни, с трудом выдергиваю её из щели и плыву к берегу, туда, где уже причалил наш плот. Река то и дело сбивает с ног, бьет о камни, проволакивает мимо цели. – Хорошо хоть женщина без сознания, а то меня утопила бы!

Неожиданная грешная мысль кажется смешной, когда мы уже достигаем берега. Ребята подхватывают её. Вовремя, а то сил больше нет!

– Тамара! Давайте её на берег! – слышу крики на плоту и земле. Но мне уже все равно: нет сил. Дотаскиваю с мужиками её до берега и падаю. В голове всё закружилось, завертелось и исчезло. – Не понимаю, почему так быстро лишился сил…

Сколько так лежал, не знаю, но очнулся от нежных рук, которые меня шевелили и слов. – Жив! Он жив! Сам дойдет!

Непонятно, слова «сам дойдет» к чему относятся? До чего дойдёт? Пока я разбирался с этим, шум голосов переместился куда-то выше по течению реки.

Подняв голову, вижу, как мужики вытащили на берег второго члена нашей команды, упавшего за борт. Он пошевелился, сел, а потом и встал. От меня шла к нему Аня, которая твердила одно: «Жив!». Только теперь я понял, что слова «Сам дойдет» относились к тому мужчине, который медленно поднимался на берег. И всё же мне было очень приятно, что нашлась хоть одна женская душа, которая позаботилась и обо мне…

Когда мне удалось подняться наверх, возле Тамары бестолково суетились девчата. Аня встретилась мне, убежав к плоту за аптечкой. Так что никто из них приводить её в чувство даже и не пытался. Но вот в толпу врезалась плотная и грузная фигура Пашки. Все невольно расступились.

Пашка прислонила ухо к груди Тамары, похлопывала руками по телу и долго прислушивалась, когда появилась Аня с аптечкой в руках. Увидев возле Тамары Пашку, она остановилась и замерла от удивления.