Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЖИЗНЬ ДО ПИСАТЕЛЬСТВА

Встань и живи!

Девиз

ВСЕМ, КТО КОГДА-ТО БЫЛ РЯДОМ, НО В СИЛУ ТРАГИЧЕСКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ УШЁЛ ИЗ ЖИЗНИ И ЖДЁТ МЕНЯ ТАМ…

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ С ЛЮБОВЬЮ И СКОРБЬЮ ПОСВЯЩАЕТСЯ…

Дорогой мой читатель, не буду утомлять тебя лишними воспоминаниями о детстве и юности. Не думаю, что тебе интересно. Я расскажу про людей, которые были мне дороги, а также про тех, кому пришлось уйти с моего жизненного пути, потому что наши взгляды были прямопротивоположными и нам было не по пути.

Я расскажу про замечательного человека, чью фамилию ношу с особой гордостью. Эта фамилия и у моих детей. Я всегда хотела быть достойной этой фамилии. Я очень старалась… Думаю, все мои успехи всегда были косвенно связаны с тем, что рядом со мной находился человек, который безумно в меня верил. Он знал обо мне все: про детские страхи, мои мысли, слезы и переживания. Я всегда буду признательна ему за то, что какой-то отрезок жизни ОН был рядом и, как мог, делал мою жизнь счастливее и интереснее. Мы создали СВОЙ ТАИНСТВЕННЫЙ МИР. Я бесконечно ЕМУ благодарна за каждую прожитую минутку, за каждое слово, каждый вздох и каждый жест. Я всегда буду благодарна ему за то, что ОН НАУЧИЛ МЕНЯ ЛЮБИТЬ, не разрушая своего внутреннего мира… Я бы никогда не стала такой самостоятельной и независимой, если бы не прошла через чудовищную жизненную трагедию. Я горжусь тем, что смогла собрать себя по кускам и стать хозяйкой своей судьбы. Теперь я знаю: все самые важные слова о любви нужно говорить близкому человеку, когда он рядом. Нельзя СКУПИТЬСЯ НА СЛОВА И ЧУВСТВА, потому что однажды можно не успеть…

Как и всякая женщина, которая потеряла любимого, я долгое время жила воспоминаниями и ничего не могла с этим поделать. Мне было ОЧЕНЬ ТРУДНО учиться жить без него, ни на кого не опираясь и не надеясь. Ведь с ним я чувствовала себя защищенной. Он был моим спасательным кругом посреди беспокойного океана жизни. На долю каждой женщины выпадает счастливая карта – встреча с человеком, с которым не будет страшить повседневность. Больше всего ОН любил мои глаза и говорил, что в них живут звезды и отражается ЖИЗНЬ. ЕМУ нравилось, что я умела быть разной. Мои губы могли умолять и одновременно усмехаться. Мои глаза могли плакать и одновременно смеяться. Я была женственна, трогательна, настойчива, непокорна, непостоянна, опасна, нежна, распущенна и стыдлива.

Все осталось в далеком прошлом. В том прошлом трепетало сердце и распускались красочные цветы. В любви не нужны слова. Ее можно чувствовать по трепету пальцев и по беглой улыбке. ОН любил смотреть, как я танцую. Хлопал, не жалея ладош, ревел от восторга и нес меня на руках до машины. В отношениях с другими мужчинами я не знала отдыха, а с ним отдыхала душой. Чувствовала, как от НЕГО исходит свет – чистый и ясный, как дождевая вода… Такой притягательный.

Я просила и Бога и черта за любую плату, чтобы этот человек всегда был со мной, но не докричалась… Не уберегла. Мы очень хотели БЫТЬ ВМЕСТЕ. Для меня было не важно, где – в этой жизни, в аду или в раю. ГЛАВНОЕ – ВМЕСТЕ. Не знаю, что это было – судьба, провидение, случай, вмешательство сверху… Но его больше нет, а я осталась жива… Я ЖИВУ ЗА ДВОИХ и ЛЮБЛЮ ЖИЗНЬ, потому что знаю ее ценность и понимаю, что она может оборваться в любой момент. Жизнь слишком коротка, чтобы ее тратить на сожаления и огорчения.

СПЕШИТЕ ЖИТЬ!!!

ГЛАВА 1

Никогда не писала автобиографию и даже не знаю, как это делается. Да и слово какое-то сухое – автобиография. Родился там-то, сгодился там-то… Нет, это не про меня. У меня все по-другому. Про таких, как я, говорят: где родился, там не сгодился.

Я родилась в маленьком провинциальном шахтерском городке, но, к счастью, не нашла в нем применения. Меня часто упрекают в нелюбви к своей малой родине, но это не так. Я буду всегда благодарна родному городу за то, что он подарил мне крылья. Ведь с их помощью я смогла улететь совсем в ДРУГУЮ ЖИЗНЬ.

Я люблю Приморье за то, что оно РОДНОЕ, и там живут потрясающие, милые, добрые и гостеприимные люди. Правда, так получилось, что, кроме родственников, я уже не поддерживаю ни с кем отношения, но я всегда ПОМНЮ и ЛЮБЛЮ.

На начальном этапе моей писательской карьеры родственники высылали мне статьи приморских журналистов, которые отзывались обо мне не в самых лучших традициях, находили каких-то подруг юности, студентов и других непонятных лиц, которые, по их словам, имели ко мне отношение. Я знаю, что на малой родине не любят тех, кто вырвался в Москву, и добрым словом не вспомнят. Умеет радоваться чужому успеху только тот, кто ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СОСТОЯЛСЯ… Пишите, ребята. Находите тех, кто играл вместе со мной в одной песочнице, кто сидел рядом на горшке и кто ходил со мной в один класс. Ищите косяки и злорадствуйте. Только не молчите. Плохо или хорошо – пишите, я уже давно не реагирую на подобные выпады. МНЕ НЕ БОЛЬНО. Чем больше негатива, обиды, злости и зависти, тем больше поводов у меня собой гордиться. Здорово, что я вызываю у вас такие эмоции! Я ЛЮБЛЮ ВАС и обещаю дать еще не один повод для «разоблачительной» и «сенсационной» статьи. Так что копите желчь и продолжайте следить за моей судьбой…

Я скучаю по тем, кто остался в Приморье, и обязательно вернусь в эти края, чтобы увидеть всех, кто мне дорог. Я всегда смотрю новости, с огромным интересом слежу за тем, что творится на моей малой родине, и искренне переживаю за мои некогда родные места.

Так вот, я родилась в совершенно обычной семье, в одном из родильных домов города Владивостока. Мама рассказывала, что рожала меня очень долго. Ровно сутки. Я упиралась и никак не хотела появляться на этот свет, словно еще в утробе матери чувствовала, какой сложный путь меня ожидает, какая непростая судьба и сколько преград и препятствий мне придется преодолеть.

Люблю ли я свое детство? Конечно, люблю, несмотря на то, что я ребенок улицы. Маме приходилось слишком много работать, и я вечно была предоставлена сама себе – очень худая, можно даже сказать, тощая, озорная девочка с двумя тоненькими косичками и вечно разбитыми коленями, смазанными зеленкой.

Жили мы в старом ветхом доме на несколько семей в поселке, который так и назывался – ВОСЬМАЯ ШАХТА, в небольшой двухкомнатной квартире. Мама работала диспетчером в «Электросети», отец – инспектором уголовного розыска. Отца помню плохо. Так получилось, что они с мамой расстались через пару лет после моего рождения. Отец расследовал дело женщины, убившей мужа. Расследовал и… влюбился. Говорят, он действительно помог скостить ей срок и добился, чтобы вместо тюрьмы ее отправили в колонию. В те времена подобное приравнивалось к преступлению. Узнав о связи отца с подсудимой, его тут же разжаловали, и он отправился вместе с ней. Он стал работать юристом-консультантом. Правда, семьи так и не получилось. Новая пассия чуть не отправила на тот свет и отца. Затем она все же совершила еще одно убийство – «хлопнула» какого-то мужичка. Видимо, желание избавить этот мир от сильного пола оказалось сильнее, чем спокойная семейная жизнь с человеком, который обезумел от страсти. Возлюбленную отца на этот раз все-таки посадили. Правда, она пообещала выйти и отправить на тот свет уже его самого. Сколько раз после этой связи женился отец, одному богу известно. Менял одну жену на другую и по-прежнему жил на зоне.

Узнав о связи отца с этой женщиной, мама тут же подала на развод. Она попросила его забрать из квартиры все, что он считает нужным, и отдать ключи. Мама надеялась, что отец заберет свои вещи, но ошиблась. Когда мы вернулись в квартиру, она оказалась пустой. В почтовом ящике мирно покоился второй комплект ключей от квартиры. В наше отсутствие отец подогнал грузовую машину и забрал все… Все наши нехитрые пожитки. Видимо, посчитал, новой семье нужнее… Все наше добро, нажитое обоими родителями. Холодильник, телевизор, плита, кровать, детская кроватка и даже мои детские вещи. Когда мы зашли в совершенно пустую квартиру, мама прижала меня к себе и горько заплакала. Тогда я еще не понимала, почему папа так поступил… Он пришел ко мне в детский сад, подарил плюшевого медведя и сказал:

– Малыш, прощай.

Больше он обо мне не вспоминал.

Я слышала только, что маму несколько раз вызывали в суд по поводу того, что отец отказывался платить алименты. Мол, у него нет такой возможности, нужно кормить новую семью, там уже другие дети. Мама не стала настаивать. Сами выкарабкаемся.

Я увиделась с отцом, когда мне было уже двадцать. Сама его нашла, сама позвонила, сама предложила встретиться. Странные ощущения, когда ты, уже совершеннолетняя, встречаешься в кафе с родителем, которого не видела долгих восемнадцать лет, а своим настоящим отцом считаешь совсем другого человека. Папа предложил накормить меня мороженым, спрашивал, как я жила все эти годы… а я смотрела в эти чужие глаза и думала: кормить мороженым меня нужно было раньше. Я в состоянии многое себе купить.

Мы посидели в кафе ровно час: два абсолютно чужих человека, которым, по сути, говорить даже не о чем. У него своя жизнь, у меня своя. В его жизни так и не нашлось для меня места.

Помню, как он жаловался, что очень сильно болит желудок, рассказывал о страшных болях, которые мучают его по ночам, и о лекарстве, которое невозможно достать. Я записала название и пообещала помочь. В те времена приличные лекарства были жутким дефицитом и нужно было хорошо постараться, чтобы найти что-то стоящее. Я вышла из кафе, так и не притронувшись к мороженому.

Нашла лекарство, позвонила отцу и спросила, где мы можем встретиться, чтобы он мог его забрать. Отец продиктовал адрес, и я отправилась в путь. Он по-прежнему работал юристом-консультантом на зоне и жил в одном из домов для осужденных. Его новая жена работала при зоне продавцом в магазине. Подъехав к дому отца, я ощутила боль в сердце при виде тоскливых домов рядом с колючей проволокой и подумала о том, как же страшна жизнь за решеткой. Тем более, если не тебя за нее посадили, а ты сам так захотел. Добровольно. По собственному желанию.

Когда отец спустился за лекарством, то как-то удивленно посмотрел на мою машину и даже сел внутрь.

– Доча, какая же ты большая стала. Выросла. Сама за рулем. Машина хорошая. А я вот все на автобусе.

– А зачем тебе здесь машина? – я глядела на заключенных, передвигающихся на маленьких тюремных машинках. Некоторые перевозили бидоны с молоком и водой, другие – какие-то коробки.

– Не тоскливо тебе здесь, папа?

– Я привык.

Я протянула отцу пакет с лекарством и глухо произнесла:

– Выздоравливай. Береги себя.

– Доча, а сколько я тебе денег должен?

– Ничего я с тебя не возьму, – отрезала я, но подсознательно ощутила, что отцу неудобно.

– Может, я тебя в кафе мороженым накормлю?

– Я не ем мороженое.

– Ты на меня, наверное, злишься за то, что я от вас с мамой ушел и все эти годы с тобой не общался?

Мне показалось, он близок к раскаянию.

– Да ни за что я на тебя не злюсь. Раньше злилась за то, что каждый день рождения ждала от тебя звонка или маленького подарка. Хотя бы доброго слова. Я просто не могла понять, как можно не поздравить родного ребенка с днем рождения. А потом обида прошла. Главное, чтобы твоей любви хватило на детей, которые у тебя сейчас, чтобы тебе в новой жизни было комфортно. Хотя, если честно, не понимаю, как может быть комфортно в таком месте.

– Доча, да тут у нас хорошо. Зеки – очень добрые.

– Я не говорю, что они злые. Они здесь потому, что их лишили свободы. Они отбывают наказание. А за что лишил себя свободы ты? За что пожизненно себя приговорил?

– Доча, у меня трехкомнатная квартира. Очень хорошая, светлая, – пошел хвастаться отец. – Хочешь, покажу?

– Покажи.

Мне почему-то захотелось увидеть, как он живет, и заглянуть хотя бы в маленький кусочек его сегодняшней жизни. Чем дышит, что его окружает…

– Покажи, папа, в каких условиях тебя содержат.

Я поднялась к отцу в квартиру и пробыла в ней минут пять, не больше. Его дети смотрели на меня как на врага народа и даже не поздоровались.

– Я вашему отцу привезла лекарство, – сказала я на случай, если они вдруг подумают, будто мне от отца что-то нужно.

Отец водил меня по комнатам. Показывал мебель, которую для него сделали заключенные. Шкафы, полки, стенка, многочисленные сувениры… А я заглядывала в окна и с ужасом смотрела на вертухаев, стоящих на так называемых вертухайках, охраняющих зону.

– Папа, а наша с мамой мебель где? – на всякий случай поинтересовалась я, обойдя квартиру. – Когда ты от нас уезжал, ты же все вывез, даже тарелки не оставил.

Отец опустил глаза и тихо спросил:

– Тяжело вам, поди, с мамой было?

– Выкарабкались, – так же тихо ответила я. – Мама день и ночь пахала на работе. Я в круглосуточном садике.

– У тебя мать очень гордая.

– Это у нас семейное, – с вызовом ответила я. – Ладно, папа. Я пойду. А то твоя жена вернется, увидит меня, и у тебя будут проблемы.

Отец прижимал к груди лекарство и смотрел на меня растерянно.

– Доча, значит, у вас с мамой все хорошо.

– У нас все лучше всех, – заверила я.

– Вы молодцы. Ведь я, как сейчас вспоминаю… Поселок Восьмая Шахта, убогая квартирка, перекошенная лестница и точно такой же перекошенный дом, из которого уже давно нужно всех выселить…

– Папуль, да мы уже давно не живем в том поселке. Мы не сдохли с голоду, и у нас все отлично. Мы ни на что не жалуемся, потому что не умеем.

– Да я вижу. Ты на машине ездишь. Откуда у двадцатилетней девушки такая дорогая машина? Я вот всю жизнь проработал…

– Папа, зачем тебе это? Не такая уж она и дорогая. Тебе было бы приятнее услышать, что мы сдохли с голоду, сломались и умерли в одиночестве?

– Да что ты, доченька. Просто я вот поразмышлял… что если бы можно было начать все сначала…

– Папа, ты о чем?

– О том, что и я не нашел то, что искал. Я вот подумал… если б можно было опять быть вместе: я, ты и твоя мама.

Поняв, что на отца накатила непонятная волна раскаяния, я посмотрела на часы и спешно произнесла:

– Мне пора. Лекарство закончится, звони.

– Ты только скажи… ты бы не против была, если мы снова втроем: я, ты и твоя мама…

– Пап, да не нужен ты нам. Ни мне, ни маме. И тебе это не нужно. Мы столько лет без тебя жили и ведь, если разобраться, неплохо жили. Можно даже сказать, хорошо. Главное, что я тебя нашла и увидела, какой ты стал. Ты увидел, какой стала я. В конце концов мы оба имели право на эту встречу.

– Доча, я тебя, наверно, разочаровал.

– Нет. Я тебя именно таким и представляла Отец пошел меня провожать и вновь, остановившись у машины, погладил ее по капоту.

– Ну, доченька, ты даешь. Такая машина… Даже страшно представить, сколько она стоит.

– Папа, а ты чужие деньги не считай.

– Ты, честное слово, молодец… Из такой нищеты… – не обратил внимания на мое замечание отец. – Жениха, наверно, богатого нашла.

– Папуль, богатые женихи бывают только в сказках, – заметила я и села за руль. – Я в этой жизни привыкла рассчитывать только на себя и на свои силы.

Я отъезжала от дома отца с тяжелым сердцем. Он долго смотрел мне вслед, и я видела в его глазах слезы. Слезы были не только в его глазах, но и в моих… Тогда я не знала и не могла знать, что вижу его в предпоследний раз…

В следующий и уже последний раз я увидела отца на автобусной остановке в моем городе. Он был пьян. Сидел на лавочке с какой-то сеткой и пустыми бутылками. Я не сразу его признала, но на светофоре сердце екнуло. Я остановила машину, вышла и… села рядом с ним на лавочку.

Я обратила внимание на то, что он очень плохо выглядит и от него несет стойким перегаром. Жуткие бородавки на лице… Немыслимая сетка с пустыми бутылками в руках. Отец мне обрадовался и заплетающимся языком стал говорить, что так и не нашел счастья.

– Доча, сидишь такая холеная. Тебе нет дела до отцовых переживаний…

– Папа, тебе не было до меня дела ровно восемнадцать лет. Кто виноват, что ты сам себе дал пожизненное заключение? Я не холеная. Я просто не захотела жить той жизнью, в которой ты меня оставил. Пап, ты давай, не болей больше. Выздоравливай и будь счастлив.

Но отец не выздоровел и уж тем более не стал счастливым. Он умер через пару месяцев после нашей последней встречи. Я хотела вновь привезти ему лекарство, но узнала, что ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ.

До сих пор прокручиваю в голове ту последнюю встречу. Если бы знала, что она последняя, уделила бы ему побольше времени, но откуда я могла знать… Я даже его испугалась: мятый плащ, невнятная пьяная речь, неприятный запах… Он попросил подвезти его до дома, но я не согласилась. От него так несло перегаром, и я сказала, что в таком виде никуда его не повезу. Пусть ждет автобус.

Если бы знала, что это последняя встреча, обязательно бы подвезла, выслушала и постаралась помочь. А тогда меня охватило неприятное раздражение от того, что «раскаяние» отца наступило слишком поздно. Да и раскаянием это сложно назвать. Как говорят, плакал не он. Плакала водка… Тогда мне не хотелось заморачиваться переживаниями человека, который даже не думал о том, как я в детские годы переживала, что он не поздравляет меня с днем рождения. Я ждала и почему-то чувствовала себя ущербной… Если обо мне не помнит родной отец, значит, у меня что-то не так… Я очень ждала! Бывают бывшие жены, но бывших детей не бывает. Я же оказалась всего лишь его бывшим ребенком…

Папа, я горжусь тем, что мы с мамой выкарабкались из черной беспросветной ямы без твоих алиментов и хоть какой-то помощи. Когда-то мы остались в совершенно пустой квартире и первую ночь спали на одолженном у соседки одеяле с одной подушкой. И ничего. Тебе же матрасы и одеяла были нужнее… Нет, я ни в коем случае не держу на тебя зла. Наоборот. Благодаря тебе на этом свете появилась я. Большое тебе за это человеческое СПАСИБО.

Вот так я познакомилась и попрощалась со своим отцом. Потом, когда я уже стала известной писательницей, мне стали звонить его дети и говорить о том, что они мои братья и сестры. Мол, нужно родниться.

Извини, папа, но это ТВОЯ ЖИЗНЬ, и я к ней никакого отношения не имею. Ты никогда не приглашал меня в свою семью, никогда не знакомил со своими женами и детьми. Я была в твоей квартире всего один раз, когда мне было двадцать лет, ровно пять минут, но со мной даже никто не поздоровался.

Я не очень понимаю: почему, когда человек становится известным и чего-то достигает, у него сразу появляются сестры, братья, непонятные родственники. Все они хотят, чтобы я признала родство и обрадовалась тому, что они есть. Какой смысл родниться, когда больше половины жизни прожито? Родниться надо раньше, когда впереди целая жизнь и можно радоваться первым успехам сообща. Я не знаю этих людей. Они говорят, что прочитали обо мне в газете и сразу поспешили породниться… Такое родство мне не нужно. Родные люди либо есть, либо их нет. А что это за родня, которая всю жизнь знает о твоем существовании, но ей наплевать – жив ты, здоров или нет. Даже если сдохнешь от голода, никто не вспомнит, потому что у этих людей нет для тебя места в своей, более сытой, жизни. Но как только ты чего-то достиг и чудом выбрался из нищеты, о тебе вспоминают и хотят тут же прикоснуться к чужому успеху, по возможности залезть в твой карман и засветить где-нибудь свое лицо.

Я знаю всех своих родственников с самого раннего детства и очень их люблю. Вместе со мной они переживали все мои многочисленные взлеты и падения. Это действительно РОДНЫЕ ЛЮДИ. Другой «родни», которая резко появилась после того, как я стала известной писательницей, у меня нет и не будет. Не стоит вестись на известность. Подумайте о своих корнях и идите навстречу тем, с кем выросли и кому вы на самом деле дороги. Милые мои, где же вы были раньше, когда я работала, как проклятая, с самого раннего детства, вырабатывая у себя стальную волю и железный характер?!

Сколько раз за эти годы меня находили непонятные «настоящие» мамы, тети, дяди, братья, сестры с фотографиями племянников, одному Богу известно. И добрая половина этих людей была от моего покойного отца. Ребята, я вас не знаю. Простите. Мне неинтересно знакомиться с кем-то во второй половине своей жизни. Для поистине родных людей я расшибусь в лепешку, отдам последнее и сделаю все, чтобы им жилось хорошо и счастливо, а для вас не пошевелю пальцем. Поэтому, папа, не обессудь. В твоей новой семье не нашлось для меня места, а в моей семье нет места для твоей семьи. Я не знаю, сколько у тебя осталось детей, жен, любовниц, но я не имею и не хочу иметь к ним никакого отношения. Надеюсь, они на меня не в обиде. НЕ НУЖНО МЕНЯ ИСКАТЬ. Если обо мне пишут в газете, это не означает, что я всем и всюду обязана. Я обязана только своей матери и своим детям.