Победы, которые не умирают

***

Элида была небольшим полисом – он относительно недавно из нескольких посёлков стал городом. По прибытии Клеант вместе с тренером и одним из пяти эфоров Спарты – небывалая честь для юного атлета – отправился к гимнасию: рядом с ним располагался глинобитный дом, где ему с товарищами предстояло прожить следующий месяц.

Гимнасий находился у рыночной площади на берегу реки Пеней, чьими водами Геракл когда-то чистил конюшни Авгия. Атлеты прибывали сюда весь день – к вечеру набралось десятков пять мужчин и юношей. Одним из последних появился юный атлет из Эгины. Помимо отца и тренера его сопровождал Праксидам и какой-то юноша. Стоило Клеанту увидеть знакомую фигуру олимпийского чемпиона, как он замер на месте. Ему хотелось подойти к Праксидаму, но он не знал, узнает ли тот его и захочет ли общаться с соперником своего кандидата.

Впрочем, стоял он недолго. Праксидам заметил смотрящего на него Клеанта и сделал шаг ему навстречу. Внешне мальчик изменился: он был теперь эфебом. Эфебам разрешалось отращивать волосы, носить красивую одежду и украшать оружие. Но взгляд его остался прежним: пытливым, оценивающим, пронзительным.

– Приветствую тебя, Клеант, – Праксидам искренне улыбался старому знакомцу.

Клеант поздоровался, сдерживая радость, которая непроизвольно прорывалась в улыбке, резких, неловких движениях и в том, что он с трудом подбирал слова для беседы.

– Как ты жил всё это время? – казалось, Праксидам не замечал неловкости. – Присоединяйся к нам. Это Ксенокл, один из наших борцов. У нас на Эгине вообще хорошая борцовская школа. А ты какой спорт предпочитаешь?

– Бег. Но в борьбе я тоже участвую.

– И в кулачном бою? – вмешался Ксенокл.

– Нет, – с достоинством ответил Клеант. – В кулачном бою спартанцы не участвуют.

– Почему?

– Схватка заканчивается, когда один из атлетов признаёт поражение, а мы не имеем на это права. Это против наших законов.

– Законов? У вас есть законы про спорт?

– Не спорт. Закон запрещает нам сдаваться в принципе, в спорте ли в бою – неважно. Нас учат бороться до конца, а не искать способ спастись. Мы должны победить или погибнуть, – Клеант, не задумываясь, повторил слова наставников и сам удивился, насколько хорошо врезались они в память.

– Но ведь если ты проиграешь в беге или борьбе, то ты всё равно проиграешь, так какая разница? – гнул своё Ксенокл.

Клеант понимал недоумение Ксенокла: результат ведь один – поражение. Поэтому, кстати, спартанцы нечасто ездили теперь на игры. Прошли те времена, когда их победы были подавляющими, а испытывать горечь поражения никто не любил.

– Разница в том, что мне не придётся признавать себя побеждённым.

– Конечно, ведь за тебя это сделают судьи. В чём разница? В формальностях?

– Формальности для тебя, Ксенокл, поскольку ты воспитан по-другому, – Праксидам внимательно посмотрел на Клеанта. – Но спартанцы, насколько я знаю, не отделяют спорт от военных сражений и считают: человек, привыкший избегать борьбы до последнего вздоха на площадке гимнасия, поступит так и на поле боя. Признать поражение неприемлемо. Верно, Клеант?

– Да. Если в борьбе прижать противника к земле трижды, то ты победил и все живы, а в кулачном бою, где такого правила нет, я бился бы до смерти – своей или соперника. Стал бы ты участвовать в играх, если бы знал: твой соперник-спартанец убьёт тебя или умрёт сам? – Клеант хотел объяснить это не столько мальчишке, сколько Праксидаму.

Ксенокл наморщил лоб и промолчал.

– Я стал бы, если бы ставка была высока, – обронил другой юноша, ровесник Клеанта, но чуть ниже его, с короткими жёсткими выгоревшими на солнце волосами, обветренной кожей, ямочкой на подбородке и шелушащимся носом. До сих пор он помалкивал.

– Самые высокие ставки делают те, кто в играх не участвуют, – усмехнулся Клеант. – А какую ставку ты имеешь в виду?

– Возможность быть одним из эллинов.

– А ты разве не эллин?

– Эллин. Я издалека – мой полис тут никто не знает, многие думают, будто там одни варвары живут.

– Это Леандр из Каркинитиды в Таврии. Боюсь, в желании стать эллином он скоро забудет родной город, – чуть насмешливо произнёс Праксидам. Леандр не обиделся. Клеанту показалось: подобные разговоры они вели не раз.

– Я не забуду город, где живёт мой отец. Если понадобиться, я ради него умру, но это лишь один маленький город, а тут – целый мир, – горячо возразил Леандр. Клеант с любопытством на него посмотрел. В Спарте подобные речи не услышишь, важнее Спарты для спартанца нет ничего.

– Знаешь, Леандр, куда бы я ни ехал, я помню: дом мой на Эгине, – Праксидам нахмурился, потом улыбнулся: – Однако, в твоём возрасте я тоже хотел стать героем Эллады, хотел поездить всюду, меня, как Одиссея, немало помотало по свету, о чём я не жалею. Благодаря этому я победил, благодаря той победе я познакомился со многими людьми, вот с тобой и Клеантом, например.

Вечером после прогулки Праксидам угостил юношей сладким эгинским вином и спросил Клеанта, кто приехал с ним. Клеант огляделся, разыскивая тренера и эфора, но его спутники проводили время за пределами гимнасия, обсуждая отношения Элиды и Спарты.

Клеант описывал Праксидаму, как прошли четыре года, слушал рассказ Леандра о походе скифов против Дария. Праксидам упомянул и о том, что Гектор с отцом уехали из родного города и сейчас живут возле Афин, в местечке под названием Лепсидрий, где один знатный афинский род – Алкмеониды – копил силы для борьбы с тираном Гиппием. Хотя имена мало говорили Клеанту, слушал он внимательно, задавая вопросы. Обычно не слишком разговорчивый, сегодня он чувствовал себя как пьяный или пленный, вырвавшийся на свободу. Клеант неохотно ушёл спать и долго возился на козлиной шкуре, расстеленной прямо на земле.

Весь следующий день шли испытания, сначала в беге, потом в борьбе и других видах спорта. К вечеру Клеант так измотался, что заснул, едва коснувшись постели. Но он прошёл!

С этой мыслью он и проснулся на следующее утро, слушая звуки пробуждавшегося города. Он достоин участия в Олимпийских играх! Клеант вспомнил, как поздравил его Праксидам, обняв за плечи и от всей души пожелав успеха на играх. Тренер и эфор сказали, что удовлетворены его подготовкой, и снова ушли обсуждать какие-то дела.

Сегодня предстоял поход к местной агоре. Атлетов и их сопровождающих повели от гимнасия на север. Миновав по дороге могилу, в которой, как с гордостью сообщил один из судей, покоился Ахилл, они вышли к памятнику Оксилу, основателю города. Всех провели в южную часть агоры, где находились жертвенники в честь Зевса. Здесь участники поклялись, что десять месяцев готовились к играм. Отцы, тренеры и другие представители спортсменов выступили вперёд, подтвердив их клятвы. С этого дня для атлетов начинался месяц суровых тренировок.

Наутро Праксидам с Леандром уезжали из Элиды – у Праксидама были дела на Эгине, после чего он собирался в Аттику. Клеант даже себе не хотел признаться, что разочарован отъездом старика. Праксидам долго о чём-то говорил с Ксеноклом. Клеант ничего не слышал, хотя не сводил с них глаз, забыв попрощаться с сопровождающими. Но они его не забыли: эфор по имени Этеолк подошёл к подопечному и выразил уверенность, что Спарта не зря потратила время на его подготовку и поездку сюда.

– Мы все верим в тебя, Клеант, – Этеолк старался быть кратким, поскольку в Спарте его ждали более важные дела, – сделай всё ради победы, и твои желания сбудутся.

Клеант кивнул. В детстве он хотел стать чемпионом, чтобы его оставили с покое. Он и теперь хотел победить, но не из-за того, о чём мечтал в детстве.

– Я не уроню честь Спарты, – заверил он эфора. Тот, довольно кивнув на прощанье, ушёл.

Клеант тут же оглянулся и увидел: Праксидам стоит неподалёку. Ксенокла уже не было, они остались вдвоём на почти пустынной улице.

Клеант подошёл к бывшему борцу, в который раз поражаясь тому, как много силы и здоровья сохранилось в нём, несмотря на возраст. Ему захотелось лет через сорок быть в такой же форме.

– Я приеду на игры, Клеант, – видя нерешительность Клеанта, заверил юношу Праксидам. – Я был уверен, что увижу тебя среди участников, поэтому и приехал.

– Я думал – из-за Ксенокла.

– Я не его тренер, знаешь ли, ведь я не единственный борец на Эгине. У нас отличная школа, хотя она пока только развивается. Много молодых атлетов, – он улыбнулся, глядя, как кривится Клеант.

– Придёт время – наши молодцы себя покажут. А пока… Ксенокл хороший парень, но в нём больше энтузиазма, чем умения. Ты и сам увидишь.

Клеант хмыкнул. Праксидам продолжил:

– Надеюсь, вы с Ксеноклом подружитесь. Эгина и Спарта – союзники, постарайтесь укрепить этот союз. Я бы очень этого хотел.

Праксидам слегка наклонился и коротко обнял Клеанта.

– Увидимся через месяц в Олимпии. Я обязательно приеду посмотреть на тебя. И не огорчайся, если не выиграешь, ведь тогда будет к чему стремиться дальше. Прощай, Клеант, я рад, что наши пути пересеклись именно в Олимпии. Говорят, те, кто становятся друзьями в том священном месте, остаются ими навсегда. Ну да ладно, мы ещё поговорим об этом и о многом другом, а пока тебе не до моих советов. Удачи!

– Увидимся через месяц… – послушно повторил Клеант и посмотрел прямо в глаза Праксидама: – Я горжусь знакомством с вами… – Обычно он выражался кратко и метко, как и положено спартанцу, но в присутствии чемпиона с Эгины Клеант терялся. Праксидам – из другого мира, спартанские законы его не касались. Ни один спартанец не отнёсся бы так к мальчишке из чужого полиса, да что там чужого – своего тоже. Раскованность и непринуждённость, готовность делиться мыслями, поддержать, помочь были необычны для суровой Спарты.

Разговор прервал Леандр, который простился с новым знакомым и быстро исчез. Праксидам неторопливо зашагал следом, складки его шерстяного плаща, обёрнутого вокруг тела, колыхались в такт ходьбе. Клеант сглотнул горький комок и смотрел старику вслед, пока пыль и расстояние не скрыли его из вида. Он много не успел рассказать Праксидаму, даже о смерти отца не сообщил. Впрочем, у них будет время – эгинец обещал, что они увидятся через месяц.

***

Месяц подготовки подходил к концу, напряжение среди атлетов в гимнасии Элиды росло с каждым днём. Всех лихорадило, схватки на площадке ужесточались, словно бойцы пытались заранее выбить соперников из числа участников.

Было две группы атлетов: молодые юноши вроде Клеанта и Ксенокла, у которых ещё не росла борода, и куда более многочисленная группа взрослых спортсменов. Больше всего Клеант любил смотреть, как соревнуются бегуны на стадий, отмечая особенности бега. Ему особенно нравился Фанас из Пеллены, что находится в Ахайе, на самом севере Пелопоннеса. Он одинаково быстро бегал на стадий и два стадия, любил и бег в полном вооружении гоплита: его щит с изображением богини Деметры всегда оказывался впереди, победно сверкая медью.

Вообще, среди атлетов были представители самых разных мест: Коринфа, Кротона, Дельф, Афин, Фив, островов Самос и Родос и многих других. Каждый любил порассказать вечерами о своей родине, о происходящих там событиях. Говорили, Милон, многократный победитель игр, тоже приедет, как и Тимасифей – победитель прошлых игр в панкратии.

Клеант слегка наклонился, выравнивая дыхание после бега. Выпрямившись, он откинул назад отросшие волосы. Прошло то время, когда их приходилось сбривать наголо, но и ухаживать за ними он до сих пор не научился. Ему было не до красоты, хотя спартанцы, при всей неприхотливости, не одобряли неряшливости.

Клеант только что победил всех соперников в беге на стадий на последних испытаниях перед окончательным решением судей. Впереди состязания в борьбе – он был уверен, что не будет выглядеть слабаком на фоне остальных. Клеант пригладил волосы и пошёл передохнуть перед следующим агоном.

К вечеру всё кончилось. Получилось, как планировал Клеант. Судьи дали ему разрешение участвовать в Олимпийских играх! Радость переполнила его, торжествующая улыбка появилась на перепачканном песком лице. Казалось, победа в Олимпии у него в руках!

После соревнований Клеант долго отскребал песок и жир с тела, водя бронзовым стригилем⁸ по коже, а потом умывался прохладной водой, уставший, но почти умиротворённый. Остальные занимались тем же, забыв на время о тяжёлых тренировках. Несмотря на усталость, ночью все долго не могли заснуть, мечтая ознаменовать этот год олимпийским венком. Затем последовал пеший переход в триста стадий до Олимпии, мимо поселений Летрины и Пиргос, где каждые четыре года проходили новые участники. Полные надежд и сил, по пути они приносили жертвы богам, умоляя их помочь претворить надежды в жизнь.

Олимпия не изменилась за четыре года. Так же зеленел Кронос, пестрели бесконечные палатки, шумели торговцы и зрители. Атлеты разместились в постройке возле гимнасия. Клеант в тот же день приступил к тренировкам. Впрочем, не он один – все хотели быть на пике возможностей. На этот раз зрители заворожённо смотрели уже на Клеанта. Выяснилось, что в Олимпийских играх и впрямь участвуют Милон и Тимасифей – чемпионы прошлых игр. Это придавало сил Клеанту и помогало собраться, чтобы не ударить в грязь лицом.

Как оказалось, Гектор тоже приехал. После тренировки он подошёл к Клеанту, поздравил его с участием в играх и пожелал победы, но не было в нём прежней весёлости, жизнерадостности, удовольствия от новых впечатлений. Хотя Клеант слышал от Праксидама о гибели матери Гектора, он не знал, как выразить другу то, чего никогда не испытывал сам.

– Мой отец тоже умер, у меня никого не осталось, – неловко выдавил Клеант. – А отчего она умерла?

– Её убили, – эту фразу Гектор произносил часто, тем не менее она по-прежнему вызывала боль. Гектор сглотнул и продолжил: – Я обязательно найду того ублюдка! – Он помолчал: – Давай не будем об этом. И мне правда жаль твоего отца. Если бы мой…

– А где Прокл? – Клеант решил сменить тему, не желая показывать истинного отношения к своему отцу.

– Ушёл куда-то. Ты слышал про убийство Гиппарха?

– Да, немного, – рассказ Праксидама тут же всплыл в памяти.

– Он был убит пару лет назад, в тот же день, когда и моя мама. После этого мы уехали из Афин. Живём теперь в небольшом посёлке. Похоже, скоро что-то начнётся. Там у нас есть такой Клисфен – так он собирает сторонников. Отец тоже решил присоединиться к нему.

– Кто такой Клисфен? – Клеант спросил скорее из желания отвлечься от разговора на темы смерти.

– Он из одного знатного и богатого рода Алкмеонидов. Мой дедушка, мамин папа, тоже из Алкмеонидов, хотя он не был богат. Выходит, Клисфен мой очень дальний родственник. Кстати, их родоначальник Алкмеон побеждал здесь в Олимпии в гонке тетрипп. Правда, давно это было. Отец говорит, Клисфен мечтает о славе если не олимпийского победителя, то хоть бы победителя тирании. А по мне пусть мечтает, о чём хочет, лишь бы помог в войне с Гиппием. Лишние друзья не помешают. – Гектор повертел головой и добавил: – Клисфен, кстати, тоже приехал на праздник.

– Искать в мирной Олимпии союзников для войны? – ехидно спросил Клеант. – Самое место. Одни объявляют мир, другие втихаря готовят войну.

– Да ладно тебе, мы с отцом в Афины не вернёмся, пока Гиппия не прогонят или не убьют. Тиран после убийства брата совсем чокнулся. Все, кто его знают, так говорят. А отец считает, что это от страха перед новым заговором.

«Бремя власти, полученное от отца, оказалось опасным даром. Но Гиппий отдавать его не собирается» – таковы были слова Прокла.

– Из Афин многие поуезжали, а мне надо вернуться – как иначе найти маминого убийцу? А я его найду, клянусь! – Гектор злился, что его заставили уехать.

– А твой отец? Он разве не хочет найти убийцу?

– Я его не понимаю. Сначала думал, он не хочет терять привычную жизнь, теперь мне кажется, он нацелился на большее. Он решил присоединиться к Клисфену и убрать Гиппия, хотя никогда раньше его не ругал.

– Может, он считает, что Гиппий имеет отношение к смерти твоей матери?

Предположение Клеанта не слишком удивило Гектора.

– Есть одна странная вещь – маму убили кинжалом, который я видел у телохранителя Гиппия. Если убил он, то почему? В любом случае, я хочу вернуться в Афины! А ещё отец говорил, что у Клисфена какие-то дела с дельфийским оракулом. Клисфену даже поручили восстанавливать сгоревший давным-давно храм Аполлона.

– Я слышал, Дельфы – богатое место. Наши часто туда ездят. Значит, ваш Клисфен тоже решил счастья попытать? Повезло – храм славится на всю Элладу, восстанавливать его будут долго и дорого. Ну, и как тебе на новом месте?

– Да так себе. Народу полно, все мечтают поскорее перебраться оттуда в Афины. – Гектор внезапно улыбнулся, заметив кого-то, и замахал рукой: – Леандр, иди к нам! Знакомьтесь, Клеант из Спарты, а это Леандр из Каркинитиды в Северном Понте.

– Мы знакомы, – Леандр вертел головой, не до конца освоившись в Олимпии.

– Мы говорили о Дельфах – ты был там? – спросил Гектор Леандра.

– Нет. Это ведь святилище Аполлона, где оракул находится и предсказания делает? Мне говорили, туда за пророчествами едут со всех концов эллинского мира, так же как со всей Ионии люди собираются к оракулу храма Аполлона Дидимского у Милета.

– Точно. Все любят знать, чем кончится то, что даже не началось, – хмыкнул Клеант.

– А в Спарте разве не обращаются к оракулу? – спросил Гектор.

– Спартанцы ездят в Дельфы или сюда, в Олимпию, где тоже есть оракул, правда, Зевса, а не Аполлона. Ты был в Дельфах?

– Нет. Знаешь, – обратился Гектор к Клеанту, – мы ездили на Херсонес Фракийский…

– Это где?

– Где пролив Геллеспонт, ну тот, что ведёт из нашего Эгейского моря в Понт. А там, представь, я встретил Праксидама – помнишь его? – Клеант слегка вздрогнул, но Гектор не обратил внимания: – Вот он нас и познакомил с Леандром. Там я встретил Мильтиада, местного правителя, он мне понравился куда больше, чем Клисфен.

Мильтиад, как и Клисфен, Клеанта не интересовал, зато весть о Праксидаме он не пропустил, поэтому прервал восторги Гектора:

– Что там делал Праксидам?

– У них с отцом Леандра какие-то торговые дела. Чем вы торгуете, хлебом?

– Да, – коротко ответил Леандр. – Зерно поставляем на Эгину.

Тут Клеант не выдержал:

– А где он сам? Он обещал приехать к ученику.

– Да, к Ксеноклу, – кивнул Леандр. – Но и с тобой он тоже хотел увидеться. Когда он из Элиды вернулся, то сказал, что ты можешь стать чемпионом. Он очень хорошо о тебе отзывался. Праксидам просил тебе и Ксеноклу передать, что скоро будет. Несколько дней назад он по делам поехал в Аттику. Сказал, в Олимпию приедет прямо оттуда. Я думал, он здесь, ведь соревнования начнутся завтра?

– Завтрашний день посвящён жертвоприношениям и клятвам. Соревнования послезавтра. Ты тут впервые?

– Да, всё так необычно. У нас почти не проводят соревнований, тем более таких. Покажете, что где?

Троица и незаметно присоединившийся к ней Ксенокл направилась к воротам Альтиса, повторяя путь, которым Праксидам четыре года назад вёл Клеанта с Гектором.

***

Торжество переполняло Клеанта, когда он в составе процессии на следующий день возносил мольбу богам; то же чувство он испытал, когда обогнал всех эфебов в беге на укороченный стадий и первым пересёк заветную линию. Но когда весь стадион приветствовал его, Клеанта, он понял: победа не принесла ничего, кроме горечи. Он хотел, чтобы за него порадовался Праксидам, но тот так и не приехал. Соревнования начались с рассветом. Клеант до конца надеялся, что эгинец успеет, однако когда вечером Леандр с Гектором налетели на него с поздравлениями, Клеант понял: Праксидама нет. И не будет.

После соревнований Калипп, отец Ксенокла, сообщил: Праксидам и несколько его соотечественников погибли при нападении афинян на их корабль. Новость принёс один из эгинцев – он единственный выжил в стычке.

Клеант впервые услышал, что Эгина и Афины – давние враги, что между ними идёт постоянное соперничество за торговые пути в Эгейском море, за влияние на соседние полисы, что для Клеанта сейчас не имело никакого смысла. Важно лишь, что кучка афинских ублюдков напала на судно Эгины в то время, когда военные действия запрещены. Афиняне заявили, что не отвечают за всех пиратов, однако многие, особенно эгинцы, хмурились, поглядывая на пришельцев из Аттики.

Весёлый пир после соревнований не принёс Клеанту радости. Даже Милон из Кротона, который в седьмой раз участвовал в играх и уступил схватку соотечественнику Тимасифею, не выглядел таким расстроенным. За вечер Клеант успел искусать себе губы до крови, с трудом отбиваясь от настойчивых поклонников. Этеолк поздравил Клеанта с победой и пообещал, что государство непременно его вознаградит. Мрачный Леандр ушёл в себя, Гектор был скорее задумчив: после гибели матери потери не вызывали у него сильных эмоций.

Незаметно выбравшись из толпы, Клеант пошёл в темноту, мимо гимнасия, туда, где слышалось тихое журчание Кладея. Юноша нагнулся над водой и сполоснул лицо. Лучше не стало, и он лёг на живот, погрузив лицо в воду. Через несколько мгновений он отфыркивался, с трудом восстанавливая дыхание. Глаза жгло, губы болели, стиснутые зубы ныли от напряжения, ногти впивались в сжатые ладони, а сил подняться не было. Клеант перевернулся на спину и уставился в небо, где давно сияли звёзды; лунный диск мягко светился, расплываясь перед глазами. Слёзы текли по лицу, смешиваясь с оставшейся на коже водой Кладея – Клеант их не замечал. Завтра чествование – он получит оливковый венок из рук агонофета, его ждёт торжественная встреча в Спарте. Мысль об этом вызывала лишь раздражение. Он, конечно, выдержит, будет вести себя, как чемпион, ведь Праксидам так хотел этой победы. Пусть его душа радуется – сам же Клеант не испытывал ничего, кроме боли. Теперь он понял значение слова «потеря».

Леандр видел, как Клеант ушёл, но решил ему не мешать. Только сейчас он осознал, насколько тяжёлой оказалась смерть Праксидама для Клеанта. Он и сам чувствовал нечто подобное, ведь за последний год Праксидам так прочно вошёл в его жизнь, многому научил. Он погиб в то время, которое боги определили как время мира – это усиливало ощущение нереальности и абсурдности происходящего.

Олимпийские игры – всеобщий праздник – обернулся трагедией по крайней мере для нескольких человек. Гектор весь вечер вспоминал прошлые игры, когда его мать была жива, а жизнь казалась простой и весёлой. Клеант не знал, куда деваться от славы после того, как узнал о смерти Праксидама. Леандр заметил: спартанец, не отдавая себе отчёта, сторонился Гектора – представителя тех самых Афин, чьи граждане напали на корабль Эгины. Он надеялся, что Клеант преодолеет своё горе и не ожесточится.

Леандр решил заехать на Эгину, отдать последние почести Праксидаму и плыть в Каркинитиду. Он соскучился по отцу, хотел порадовать Иолу рассказом о её брате и их странных взаимоотношениях. Завтра начинается его путь домой, и вернётся ли он в Элладу – кто знает. Но он никогда не забудет эмоций, которые охватили его здесь, в Олимпии. Свобода, лёгкость, сопричастность великому событию, радость в первые два дня, не омрачённые смертью друга, заставили Леандра задуматься о своей судьбе. Он жаждал снова оказаться среди этих людей, показать, на что способен. Но он знал также: линия судьбы не известна никому. Леандр сомневался, что даже дельфийский оракул сумеет её предсказать.