Медальон Великой княжны

– Слышь, чувак, тебя как звать-то?

– Денис.

– Так вот, Денис. Есть пара колечек и кресты нательные. Тебе что надо?

– Лучше кольцо, – приободрился Рюмин.

– Ладно. Давай так. Оставь номерок, на днях созвонимся, и покажу тебе, что есть, заодно и о цене договоримся.

– На днях мне не надо. Мне сейчас надо. Что, насвистел про золото, а теперь думаешь, как выкрутиться, или кинуть меня решил? – набычился Денис, всем своим видом давая понять, что его не проведешь.

– Да нет. Не боись, – заулыбался Лысый. – Все по чесноку. Просто золотишко сейчас у напарника. Надо забрать, вот тогда и встретимся.

– У того, которого ты пришил вчера? – вцепившись в Лысого глазами, спросил старший лейтенант Рюмин.

– Чего? – то ли не расслышал, то ли недопонял Лысый, но на его простоватом лице даже тревоги не отразилось.

– У Крота, говорю?

– А ты откуда знаешь? – Вот теперь Лысый вскинулся не на шутку, только что за горло не схватил.

– Оттуда, что труп гражданина Кротова был найден нами вчера утром в его квартире, – доставая удостоверение, все так же лениво проговорил Рюмин.

Но теперь реакция Лысого была быстрой и резкой. Он вдруг мгновенно собрался, превратившись в огромный упругий мяч. И наскочив на Рюмина, кинулся к двери. Но Денис при всей его кажущейся ленивой расслабленности был к подобному фортелю готов, а потому ловко сделал Лысому подножку. Тот навернулся, а Рюмин, прыгнув ему на спину, защелкнул на парне наручники.

– Ну вот, Александр Игоревич, приятно познакомиться, старший лейтенант Рюмин, Следственный комитет. Вставайте и давайте побеседуем. Только, пожалуйста, без резких движений, – помогая Лысому подняться, ласково говорил Денис.

– Так что, гражданин Сидоренко, убили своего компаньона, ценности из разграбленной могилы себе присвоили и торгуете ими помаленьку? – усевшись напротив Лысого за кухонным столом, поинтересовался Денис Рюмин.

– Ничего у меня нет. И ничем я не торгую и Крота не убивал, – глядя на лейтенанта исподлобья, решительно проговорил Лысый. – И вообще не знаю, кто такой этот ваш Крот.

– А вот это глупо. Есть куча народа, который подтвердит ваше знакомство, – притормозил его Рюмин.

– Может, и знал, и что с того? Мало ли кого я знаю, что мне теперь, убивать всех подряд? Я не маньяк, – не спешил расколоться Лысый.

– Нет, конечно, – согласился с его заявлением Денис. – Ты не маньяк. А Кротова убил, потому что добычу не поделили. Что, мало отстегивал или заныкал особенно ценную вещицу? – внимательно наблюдая за Лысым, высказывал предположения Рюмин. – Или это ты заныкал, а Кротов принялся скандалить, вот и подрались?

– Да не дрались мы, и ничего я не ныкал, и он ничего не ныкал, и вообще я его уже пять дней не видел. И ценностей у меня никаких нет, – огрызался Лысый.

– Ай-ай-ай. Врать нехорошо. Ведь достаточно провести обыск, и все тайное тут же станет явным, – поцокал языком Рюмин.

– Блин, да хоть обыщись, – нагловато усмехнулся в глаза Рюмину Лысый-Сидоренко. – Все, что нашли, забрал Крот.

– Ах, все же ценности были, но их забрал Крот? – поймал его на слове Рюмин.

Лысый тут же нахмурился и замолчал.

– Да ладно, колись давай. Меня ваши делишки, которые проходят по статье двести сорок четыре и наказываются штрафом, не интересуют, – уговаривал ласково Рюмин. – Меня интересует убийство Кротова, а где вы могилы потрошили, мне до лампочки. Так что я бы на твоем месте больше беспокоился, как бы за убийство не сесть пожизненно, а не о ваших мелких шалостях волновался.

На лице Лысого отразилась напряженная работа мозга, кожа на лбу собралась в морщины толстыми складками, как у шарпея, он тяжело запыхтел, и Рюмину начало казаться, что он сейчас заискрит от перегрева. Но Лысый справился.

– Все находки забирал себе Крот. Он их оценивает и сбывает, а мне долю засылает. У него связи есть, – проговорил Лысый, а потом с вызовом добавил: – Так что обыщись. И Крота я не убивал. Зачем мне это надо?

– Тут все просто. Добро награбленное не поделили, – пожал плечами лейтенант.

– Нет. Сказал же уже. И вообще, я его уже пять дней не видел. А кстати, – оживился Лысый, – когда его убили? Может, у меня на это время твердое алиби есть?

– А какого числа виделись?

– Двенадцатого. Точнее, тринадцатого рано утром, как раз приехали из области. Он меня домой закинул около шести и уехал. С тех пор и не виделись, – охотно пояснил Лысый.

– И не созванивались?

– Нет, почему? Он мне звонил на следующий день, сказал, что на часть вещей вроде бы имеется покупатель, остальным, сказал, еще будет заниматься.

– А что за покупатель, где он его нашел, не говорил?

– Сказал, что у оценщика есть люди, которые интересуются. Он как раз от него вышел, сказал, что на днях перезвонит, – охотно рассказывал Лысый.

– А что за оценщик, откуда он его знает? Давно?

– Да вроде какой-то его знакомый. Они еще раньше до меня знакомы были. Учились, что ли, вместе? – Пожал плечами Лысый.

– Он что же, в антикварном магазине работает или Крот к нему на дом ездил, а может, он в музее трудится?

– Нет. Он ни в каком магазине не работает. Крот говорил, вроде ученый какой-то и что он Крота никогда не обманывает. Потому что не барыга какой-нибудь, а порядочный человек.

– Вот как? Порядочный? Ученый? Очень интересно, – заметил довольный Рюмин.

Эх, хорошо, что Авдеев настоял на том, чтобы Рюмин продолжил работу со свидетелями. Вон как оно все удачно обернулось, а информация Грязнова тоже пригодится, по ней они отыщут этого самого ученого оценщика.

– Значит, разговаривали вы с ним тринадцатого, – проговорил вслух Рюмин.

– Ну, да. Вроде.

– И что, с тех пор вас не беспокоило, что он пропал?

– Да нет. А что ему пропадать? Такие дела быстро не делаются, – пожал плечами Лысый. – И потом, четырнадцатого у бати день рождения был, мы праздновали, шашлыки, то-се. На следующий день, это воскресенье было, продолжили, а в понедельник у меня отходняк был, и ребята зашли пивка выпить, а сегодня вы вот прикатили. А так бы я Кроту позвонил вечером. А может, завтра.

– Да, – протянул задумчиво Рюмин.

Лысый вел жизнь насыщенную, полную интеллектуальных утех, когда ему о приятеле волноваться? Только когда деньги закончатся. Вероятно, пока еще не закончились.

– Значит, пятнадцатого вы были на даче, праздновали?

– Ну, да. А что, его в воскресенье того? – обрадованно спросил Лысый.

– Гм. Кто кроме ближайших родственников может подтвердить, что вы были на дне рождения?

– Да кто угодно! Мы же на даче праздновали, так что соседи с трех сторон, батины сослуживцы, потом дядь Федя, племянник мой Андрей, Алка с Виктором. Потом еще Лерка, это жена моя, гражданская, – неизвестно зачем пояснил Лысый, – потом еще брательник двоюродный приезжал с семьей, как раз в воскресенье. Да тьма народу!

– Ясно. Ну а как звали оценщика, помнишь?

– Не-а. Да вроде Крот и не говорил никогда. Он вообще не болтливый был. Информацией не любил делиться. Говорил, что знания это сила, и помалкивал, – усмехнулся Лысый.

– А Крот всегда через него вещи толкал?

– Нет. У него были еще люди. А иногда даже в скупку относил или в магазин. Антикварный, – вспоминал Лысый. – Один раз даже на мой паспорт сдавали.

– В один и тот же магазин?

– Нет, всегда в разные. Говорил, что примелькаться не хочет. Но вообще, он не любил с магазинами связываться, предпочитал через знакомых толкать. В крайнем случае через интернет.

– Гм. Имена, фамилии знакомых вы, конечно, не знаете?

– Откуда? Говорю, не любил он трепаться. Слушай, может, снимешь браслеты? Все равно же я не виноват? Надоело сидеть руки за спину, ни почесаться, ни закурить.

Рюмин браслеты снял.

– Ладно, давай имена, телефоны, кто твое алиби подтвердить может, – велел он, доставая блокнот.

Обрадованный Лысый достал мобильник и принялся диктовать телефоны.

– А вот тут у нас фотки, – протянул он Рюмину мобильник. – Можешь глянуть, все по чесноку.

С экрана мобильника на Рюмина смотрели красные довольные рожи со следами неумеренных возлияний на фоне соответствующего антуража.

Глава 3

9 мая 1918 г. Екатеринбург

– Павлуха, дома?

После громкого стука раздался в сенях чей-то грубоватый требовательный голос. А затем, пригнув голову, в комнату вошел загорелый, высокий, как всегда чуть насмешливый Ванька Скороходов, давний Павлухин приятель, с которым они познакомились еще пацанами на Злоказовском заводе.

– Здорово, – пристраивая в уголок винтовку, солидно поздоровался Ванька, протягивая руку. – Как поживаешь? Чего на заводе нового? С завода-то не ушел?

– Здорово. Да нет. Куда мне? – заваливаясь обратно на лавку, лениво протянул Павлуха. – Да и весело там сейчас. А ты чего пришел, по делу али так?

– По делу, – убрав с лица неуместную кривоватую ухмылку, проговорил Ванька. – Ты вот что. Не хочешь пойти в охрану, царя охранять? Деньги хорошие платят, и работа не пыльная.

– Я в охрану? Да ты че? Я же никогда…

– Да ты погоди, – остановил его Ванька. – Ты послушай. Я ж не в тюрьму тебя зову, – с досадой проговорил старый приятель, снимая с лохматых соломенных вихров выцветшую старую фуражку. – Людей у нас не хватает надежных. Понимаешь? Царевен завтра привозят, с бывшим наследником. Люди нам нужны. Я за тебя поручился. – Ванька смотрел на ленивое сонное лицо бывшего своего приятеля и все больше горячился. – Да ты пойми, несознательный ты элемент! Это ж государственной важности дело! Ты же рабочий человек, должен это понимать. Ну и потом, – чуть замявшись, добавил Ванька, – чай, не каждый день живого царя с царицей увидеть можно. То есть бывшего, конечно.

– А ты че, правда царя видал? – впервые с начала разговора оживился Павел, даже садясь на лавке от любопытства.

– А то! Видал, – снова кривовато заухмылялся Ванька. – Еще и не раз.

– И чего, какой он из себя?

– Да, такой какой-то, – пожал плечами Ванька, – обыкновенный. С тебя, наверное, будет, с бородой, усами, как на фотографиях. Несолидный какой-то. Говорит тихо, ходит в простой гимнастерке, в сапогах стоптанных, никакой важности. А вот царица, та да, – с уважением добавил Ванька. – Та во такая вся, – показал он непонятное руками. – Прямая вся, высокая, как глянет, так сердце в пятки. Ну, чистая царица! Хоть и старая уже. И голос у нее, и манеры важные, хотя мы ее и редко видим, у себя все сидит с мигренью какой-то. Доктор возле нее так и вьется. А еще с ними великая княжна приехала, тоже бывшая. Мария. Ну, я тебе скажу, брат… – мечтательно закатил глаза Ванька.

– Что, красивая? – Еще больше заволновался Павел.

– Ужас до чего. Вся из себя ладная, высокая, румяная, глазищи – во! И с нами не задирается. Когда их с Николашкой гулять водят…

– С кем?

– С царем бывшим. Это у нас так в охране его называют. Ну, всякие там, за глаза, конечно. А так Николай Александрович. Гражданин Романов, – объяснял Ванька, жутко гордый своей осведомленностью в столь важных и секретных вещах. – Только ты это, – спохватился он, – это все секретно! Я тебе только потому рассказываю, что в охрану зову. У нас там знаешь кто главный? Авдеев, слесарь с нашего Злоказовского. Помнишь его?

– Помню. Дрянь-человек, – сплюнул на пол Пашка, снова теряя интерес к делу.

– Ты давай не заговаривайся! Он теперь знаешь, о-го-го, – остановил его Ванька. – И вообще. Харчи, довольствие денежное – что надо, и работа не пыльная. А обстановка вокруг города сам знаешь. Так что проявляй свою пролетарскую сознательность и не выкобенивайся.

Так Павлуха, Павел Михайлович Лушин, оказался в том самом доме особого назначения. Приземистом, двухэтажном, похожем на лабаз каменном доме, стоявшем на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка.

– Из наших, говоришь, заводских? – С прищуром разглядывал его Авдеев при первой встрече. Неряшливый, с помятым лицом и красными мутноватыми глазами, но важной неспешностью в голосе и солидной основательностью в движениях. – Кого охранять будем, знаешь?

– Знаю, – с вызовом и неприязнью глядя на Авдеева, протянул Павлуха.

– То-то. К городу рвутся чешские соединения, белогвардейская контра наступает, да и у нас тут не все спокойно. Революционные массы требуют казни тирана, а бывшие царские прихвостни плетут заговоры по его освобождению. – Подняв вверх чумазый указательный палец, разглагольствовал Авдеев, пока Павлуха с тоской разглядывал заплеванную, с неубранной кроватью в углу, с заставленным всяким хламом и объедками столом комендантскую. – Так что, товарищ Лушин, готовы вы в этот опасный момент взять на себя пролетарскую ответственность за судьбу кровавых злодеев, пивших долгие годы народную кровь?

– Готов. А жить где придется, здеся али на квартире? – почесав за ухом без всякого осознания момента, спросил Павлуха. Не любил он этой трепотни. Вот не любил, и баста. Потому и на митинги не ходил, устал от горлопанов. Сперва, конечно, нравилось, даже дух захватывало, до чего говорят смело да бойко, а потом наскучило. И сейчас стоял и от скуки заусенец отгрызал.

– Ладно, – солидно кивнул Авдеев. – Жить будешь напротив, на казенной квартире. Выдайте бойцу оружие и обмундирование да покажите здеся все. А уж на дежурство завтра заступишь. Сегодня у нас день важный, – напоследок заметил Авдеев и махнул рукой, чтоб убирались, значит.

– Мошкин, Василий Прокопович, заместитель коменданта, – протягивая руку, представился невысокий крепенький мужичонка в черной кожанке, ждавший их в коридоре. – Пойдем, покажу, что ли. Тута за энтой вот дверью семейство обретается. Здеся, значит, комендант. Ну, ты видал уже. Рядом караульная. А здеся знаешь что? – хитро сощурив глаз, спросил у Павлухи Мошкин. – Ватерклозет.

И убедившись по Павлухиному невыразительному лицу, что тот ни хрена не понял, пояснил.

– Уборная барская. Загляни, небось не видал такого. – И он широко распахнул дверь.

Павлуха такого и впрямь не видал. Все в белом кафеле, посреди комнаты ваза белая, а в сторонке такое же белоснежное корыто и краники к нему, видно, чтоб воду подавать. Это Павлуха сообразил.

– А посудина эта белая для чего? – чуть смущаясь, спросил он, тыкая в сторону ватерклозета.

– Хм, – довольно ощерился Мошкин. – Уборная и есть. Сюда, значит, дела делаешь, а потом вот дергаешь, – он дернул за цепочку, и самым неожиданным образом откуда непонятно с громким журчанием выплеснулась вода. – О буржуйские замашки! Теперя сюда все ходют – и караул, и семейство. Все равны. А тута они моются, – указал он уже без всякого интереса на ванну и снова вышел на лестницу.

– На первом этаже караул живет. Латыши. Ты будешь напротив квартировать, в доме Попова, вона через улицу. Скороходов, покажешь. – Ванька согласно кивнул. – Вот так, – спускаясь по лестнице мимо вооруженных винтовками и гранатами часовых, – продолжал Мошкин. – С ребятами завтрева познакомишься, а переезжать надо сегодня. Ладно, бывай. Проводите до ворот, и чтоб у меня! – грозно рыкнул он на прощание.

– Ну чего, как? – тихонько спросил Ванька, когда они вышли на улицу.

– А чего Авдеев про важный день говорил, чего у них там сегодня? – с любопытством спросил Павлуха, разглядывая с улицы высоченный дощатый забор, недавно возведенный вокруг дома.

– Да говорил же я тебе: дочери ихние приезжают и наследник, – тихонько тянул Скороходов Павлуху прочь от дома. – Ты давай перебирайся сегодня, а я тебе комнату покажу пока. Со мной жить будешь. Комната хорошая, окнами прямо на дом выходит, и до службы опять же два шага. Самое главное в нашем деле – это по городу не болтать. И вообще, пореже отлучаться. А то небось знаешь, что такое ЧК?

– Знаю небось, – передразнил его Павлуха, моментально теряя интерес к дому.

– Но ты не дрейфь!

Не спалось Павлухе в эту тревожную майскую ночь, наполненную сырой свежестью тающих снегов, пронзительную вздохами и стонами ветра в голых деревьях под окном. Все вертелся он на кровати, прислушиваясь к шорохам, скрипам незнакомого дома, к едва слышному похрапыванию приятеля своего Ваньки Скороходова. Не спалось ему от непривычности места и от жуткого любопытства. Как оно там, в Ипатьевском доме? Спят ли?

Княжны приехали вчера ближе к полудню, он как раз вещички свои в дом Попова перетаскивал. Его, правда, задержали на углу, пока они из пролеток не выгрузились, но он все ж хоть и издали, но поглядел. Хм. Барышни как барышни, одеты скромно, и наследника видел как на руках несли. А завтра его первое дежурство. Павел еще раз перевернулся с боку на бок, тихонько приподнял занавесочку, крохотную такую щелочку сделал и сразу же опустил. Вокруг того дома вдоль забора чуть не кажный метр по часовому с ружьем и бомбой. А ну как метнет? Ванька говорил, что приказы у них самые строгие: чуть что – сразу огонь. А в доме все одно, окон не видно, да и замазаны они известью, чтобы пленники в окна не пялились и на них чтобы не таращились. Хотя куда там, за таким-то забором?

И заснул он крепким, молодым сном, отложив до утра все волнения и заботы.

Из дневника Николая II:

«10 мая. Четверг.

Утром нам в течение одного часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию, и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с 2 часов ночи! Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца. Очень мало писем дошло до них и от них. Много они, бедные, перетерпели нравственного страдания и в Тобольске, и в течение трехдневного пути. За ночь выпал снег и лежал целый день. Днем вышли минут на 20 в сад, было холодно и отчаянно грязно. До ночи ожидали привоза с вокзала кроватей и нужных вещей, но напрасно, и всем дочерям пришлось спать на полу. Алексей ночевал на койке Марии. Вечером, как нарочно, он ушиб себе колено и всю ночь сильно страдал и мешал нам спать».

Глава 4

17 июля 2017 г. Санкт-Петербург

– Хорошо, Рюмин. Очень хорошо. С Лысого возьмете подписку о невыезде. Давайте список вещей, которые они раскопали в ночь с двенадцатого на тринадцатое, – протянул руку капитан Авдеев.

«Блин! Ну что за человек этот Авдеев, вечно найдет, к чему прицепиться. А ведь так хорошо все начиналось», – пригорюнился Рюмин, чувствуя себя последним ослом.

– Что, нет списка? – убирая руку, разочарованно поинтересовался капитан. – Старший лейтенант Рюмин, озвучьте, пожалуйста, еще раз, какую версию вы разрабатываете? – тоном преподавателя попросил Авдеев.

И Денис Рюмин тут же почувствовал, что зачет ему не сдать. Дежавю.

– Версию, что Кротов с компаньоном не поделили добычу, вследствие чего Кротов был убит компаньоном, – уныло проговорил Рюмин, наверняка зная, что уже засыпался.

– А какую добычу не поделили компаньоны? – тем же вкрадчивым тоном спросил капитан Авдеев.

– Ту, которую выкопали в ночь с двенадцатого на тринадцатое, – с видом проштрафившегося школяра ответил Рюмин.

– А что они выкопали в ночь с двенадцатого на тринадцатое? – продолжал занудно выяснять капитан.

Не мог сразу же обозвать идиотом и сказать, что только последний осел не составил бы список изъятых из могилы ценностей. Издевается.

– Не знаю, – сердито буркнул Рюмин, краем глаза поглядывая на довольно ухмыляющегося Грязнова. «Погоди, Никитушка, и твоя очередь придет», – пообещал мысленно Денис.

– Не знаете, – повторил за ним Авдеев. – Плохо, – огласил свой вердикт капитан.

Перезачет. Добавил про себя Рюмин.

– После совещания отправитесь к Лысому, Сидоренко, и составите подробный список, желательно с описаниями предметов, – распорядился капитан. – Алиби Сидоренко проверить самым тщательным образом. Докладывайте, Грязнов.

Никита заерзал в кресле, выпрямляя спину, и, расправив перед собой бумаги, приступил к отчету. «Подхалим несчастный, – зло заметил про себя Денис, вырядился в такую жару в костюм, к начальству подлизывается». Сам Никита предпочитал свободный стиль в одежде. Например, футболку и слаксы.

– Значит, так, Станислав Дмитриевич, вот распечатка всех звонков покойного начиная с одиннадцатого числа. На всякий случай взял с запасом, – пояснил Никита с самым серьезным видом. – Входящие, исходящие, СМС, здесь трафик, вот тут распечатка с паспортными данными всех абонентов. Отдельно список его контактов в алфавитном порядке с паспортными данными.

Выкладывая информацию, Грязнов только что не светился от самодовольства, как лампочка Ильича. А чем гордится-то? Чем? Тем, что смотался в компанию-оператора и, тряся корочкой, потребовал у девицы распечатку? А сам в это время кофеек попивал из автомата. Экий подвиг! Но Денис явно недооценивал объективность своего начальства.

– Хорошо, – неторопливо просматривая распечатки, проговорил Авдеев. – Кого из списка абонентов Кротова вам удалось проверить, скажем, за период с двенадцатого по пятнадцатое июля?

– Я… Это я…

Авдеев смотрел на подчиненного внимательным невыразительным взглядом, вежливо ожидая продолжения.

– Я… В день убийства, – нашелся наконец Никита Грязнов, – ему несколько раз звонила мать. – Он быстренько порылся в своих бумажках и достал нужный листок. – Вот, сперва был входящий вызов, а потом после часа дня несколько непринятых. Очевидно, Кротов уже был мертв.

– Очевидно, да, – холодно согласился капитан.

– Так это и эксперты еще вчера установили, – тихо, куда-то в сторону заметил Рюмин, стараясь сдержать самодовольную ухмылку, за что тут же получил яростный взгляд Грязнова.

– Дальше, – прервал их безмолвную пикировку капитан.

– Дальше звонила некая Вероника Крылова, очевидно, девушка покойного Кротова. По сути, это единственная женщина, кроме матери, которая звонила ему за последние дни. И возраст подходящий.

– Так это девушка Кротова или вы предполагаете, исходя из распечатки?

– Я так предполагаю, – после секундной паузы вынужден был признать Грязнов, врать капитану было опасно. Все равно в угол загонит, так уж лучше сразу.

– Какие еще сведения вы сумели раздобыть? – без всякого намека на издевку поинтересовался капитан, отчего его вопрос прозвучал еще неприятнее. Уж лучше бы сразу обозвал ленивой скотиной, и дело с концом!

Но Станислав Дмитриевич Авдеев никогда не обзывался, даже в детстве. Бессмысленным оскорблениям личности он предпочитал доходчиво и аргументированно объяснить, почему эта самая личность не права, чтобы впредь она этих ошибок не совершала. Но личности, особенно подчиненные ему личности в следственном комитете, отчего-то не ценили тонкого педагогичного подхода своего начальства, а, напротив, предпочитали грубые примитивные оскорбления.

Станислав Дмитриевич огорчался. Но принципов своих не менял.

– Значит, так, уважаемые коллеги, – это, казалось бы, вежливое, корректное обращение было воспринято проколовшимися лейтенантами как очередное издевательство, – надо в кратчайшие сроки ликвидировать все недоработки. Рюмин, вы уже получили задание, можете приступать. Грязнов, вам необходимо встретиться с родителями покойного Кротова, предъявить им список, собрать максимум информации о значащихся в нем абонентах. Вы, Рюмин, также возьмите с собой экземпляр распечатки и покажите Сидоренко, возможно, он кого-то сможет опознать. Непосредственно с абонентами в контакт не входить, за исключением этой самой Вероники Крыловой. Нам нужен оценщик, точнее, не оценщик, а ученый! Расспросите аккуратно родителей Кротова, кто из знакомых покойного имеет высшее образование в интересующей нас области: искусствоведение, история. Действовать надо осторожно, ни в коем случае не спугнуть его раньше времени. Задача ясна?

– Так точно, – в один голос отрапортовали лейтенанты и поднялись со своих мест.

– Свободны. Завтра в двенадцать с отчетом у меня, – распорядился Авдеев, взглянув на часы.

– Гм, – пробубнил, закрыв дверь начальственного кабинета, Грязнов. – А спать, есть и жить нам не надо?

– Чего тебе жаловаться? Прокатишься на метро до «Озерков», а мне вот в Гатчину тащиться. Знаешь, какие сейчас на шоссе пробки? – со вздохом одернул его Денис.

Теперь, когда два молодых самоуверенных разгильдяя покинули его кабинет, должным образом наставленные на путь истинный, Станислав Дмитриевич смог наконец снять пиджак, расслабить галстук и закатать рукава рубашки. При подчиненных он себе подобной вольности никогда не позволял. Начальство всегда должно быть собранным и безупречным, только тогда оно может требовать того же от подчиненных.

Хочешь требовать с других, начни требовать с себя. Этот и прочие жизненные принципы Станислав впитал в себя с детства, сперва от бабушки, происходившей из древнего рода князей Алабышевых, а затем от отца, профессора консерватории и просто глубоко интеллигентного человека, которого он уважал и чьим мнением очень дорожил.

Отослав подчиненных, Станислав Дмитриевич снял пиджак, распахнул окно в надежде на вечернюю прохладу, удобно расположился в кресле и принялся думать.

Итак. Все в деле указывает на личность некоего оценщика. И скорее всего, с вероятностью в… скажем, девяносто процентов, так оно и есть. Стас взял распечатку телефонных звонков за тринадцатое июля, именно в этот день Кротов, по словам Сидоренко, встречался с этим самым оценщиком.

Вот звонок Кротова Сидоренко в четырнадцать сорок пять. Значит, у оценщика он был раньше. Что ж, в этот день звонков у Кротова было не так уж и много. С утра он звонил матери. Затем той самой Веронике Крыловой, которую, судя по всему, действительно можно считать девушкой погибшего, и остается еще два звонка. Некоему Ивану Фомину и Кириллу Трифонову. Вот их-то проверить и надо.

Разумеется, все эти несложные выкладки он мог бы произвести и в присутствии Рюмина с Грязновым, но у капитана Авдеева было неписаное правило: кто не умеет работать головой, тот работает ногами. «Ничего, молодые, пусть побегают», – вздохнул Станислав Дмитриевич, закидывая руки за голову и беззаботно крутясь в рабочем кресле. А вот ему пора на заслуженный отдых, к жене и детям. «Вот только стоит, пожалуй, навести справки о Фомине и Трифонове. И на дачу! Главное – выскочить из центра, а уж там – педаль в пол и полетели, если повезет, через час буду дома, – довольно улыбаясь, размышлял Стас. – По полицейской части оба субъекта не проходили. Придется порыться в соцсетях. Для начала отыщем страницу покойного Кротова, оттуда и начнем».

Страница Кротова «ВКонтакте» отыскалась быстро, там нашлась и страница Ивана Фомина. На интеллектуала парень не тянул, среднее незаконченное, вынес свой вердикт Станислав Дмитриевич. Просмотрев страницу внимательно, он пришел к выводу, что парень, скорее всего, занимается загородным домостроением, должность не выше прораба. А возможно, просто шабашит на частных заказах.

А вот Кирилла Трифонова «ВКонтакте» не обнаружилось, точнее, их было много, но ни один не отвечал требованиям капитана. Что ж, стоит, пожалуй, попробовать дать запрос в Яндексе, набрав имя и фамилию, иногда такие простые действия давали неплохой результат. Кириллов Трифоновых выпало немало. Были тут частные предприниматели, аниматоры, диджеи, управляющие ресторанами, водители-дальнобойщики, стоматологи. Станислав Дмитриевич продолжал листать, пока его взгляд не зацепился за строчку «диссертационный совет».

– Ага! – Стас в предвкушении потер руки.

Санкт-Петербургский государственный университет. Исторический факультет. Бинго! Дальше дело пошло легко и быстро. Он набрал сайт университета, просмотрел личную страницу старшего преподавателя Трифонова, распечатал фотографию с сайта и с удовлетворением посмотрел на часы. Вся процедура поиска оценщика заняла у Станислава Дмитриевича менее получаса.

– Учитесь, салаги, – пробормотал он себе под нос.

Кирилл Юрьевич Трифонов, двадцати девяти лет. Кандидат исторических наук, сотрудник университета. Приятное лицо. Сфера интересов: кандидатская посвящена шестнадцатому веку, затем интересы смещаются. Последняя монография посвящена государственной службе российского дворянства первой половины девятнадцатого века. Ордена Российской империи. «Как интересно! Ну просто-таки прикладная работа!» – усмехнулся Станислав Дмитриевич.

А вот теперь стоит подумать. Что же толкнуло успешного ученого, сотрудника университета на убийство? Жадность? Сложные жизненные обстоятельства? Шантаж? Если жадность – сколько должны стоить найденные Кротовым в могиле драгоценности, чтобы толкнуть успешного, небедного человека на убийство? Несколько миллионов? Несколько десятков миллионов? Второе вернее.

Нужен список находок. Эх, Рюмин, и чтоб тебе получше соображать, старший лейтенант называется. Теперь теряем время.

Было бы неплохо собрать заранее о Трифонове побольше информации, но так, чтобы не спугнуть. Станислав задумался. Кто из его знакомых по-прежнему связан с университетом? Впрочем, простая связь его не устроит, нужны выходы на истфак. Общие знакомые… К кому бы обратиться? Может, кто-то из маминых знакомых?

Поездка на дачу как-то само собой отошла на второй план и забылась. Станислав Дмитриевич сидел, погрузившись в собственные мысли, не замечая опускающихся на город сумерек.

– Точно! – Возглас капитана разорвал сонную тишину кабинета.

Станислав Дмитриевич несказанно оживился, достал мобильник и, пролистав несколько страниц записной книжки, нашел нужный номер.

– Олег Ильич? – произнес он подчеркнуто солидным официальным голосом.

– Да, слушаю, – отрывисто ответил Олег Ильич, очевидно, поглощенный каким-то важным делом.

– Вас беспокоят из следственного комитета Санкт-Петербурга.

Олег встал на паузу.

– Из следственного? Стас, ты, что ли? – проговорил наконец Олег Шишмарев обычным человеческим голосом, перестав изображать из себя загруженную делами звезду Петербургской коллегии адвокатов.

– Именно, – улыбнулся Станислав Дмитриевич.

– Ну, здорово. Рад слышать, – отозвался бывший однокурсник.

– Взаимно.

– Ты по делу или так, соскучился?

– Соскучился и по делу, – не стал юлить Станислав Юрьевич.

– Выкладывай.

– Однако, господин адвокат, вы напрочь лишены лирики. Хоть бы из вежливости поинтересовались, как мои дела, как жена, дети? – укорил приятеля Стас, поскольку в его планы входил отнюдь не короткий телефонный разговор, а … Впрочем, не будем забегать вперед.

– Ну, как жена, как дети? – настороженно спросил Олег.

– Спасибо, хорошо, на даче сейчас. А как твои? – с улыбкой проговорил Станислав Дмитриевич.

– Спасибо, и мои хорошо. Слушай, что-то ты меня пугаешь. Тебе что надо, а? – потребовал объяснений Олег.

– Ты извини, конечно, за бестактность, – приступил к делу Станислав Дмитриевич, стараясь проявить максимальную тактичность. – Но ты все еще на Лиле женат?

– Чего?

– На Лильке, спрашиваю, женат? Не развелся? – погромче и поконкретнее спросил Станислав Дмитриевич, отбросив политесы.

– Ну да.

– А она у тебя все еще на кафедре работает?