Арабский халифат. Золотой век ислама

Обычные концепции востоковедения весьма нуждаются в исправлении, и нам следует ими пренебречь, во всяком случае применительно к тому периоду истории ислама, когда арабы оставались правящим народом. Здесь на первом плане фактически стоит политика, а не влияние цивилизации, и полностью поглощает внимание изучающего. Политика означает не фатум в форме абсолютного деспотизма, а священное дело всех мусульман, в котором они принимают участие телом и душой, даже если это происходит без понимания характера и пределов человеческого содружества. Они колеблются под влиянием универсальных тенденций, религиозных, национальных и социальных. Слияние этих тенденций и их соперничество с существующим порядком вещей, который был редко представлен длительными царствованиями и долгожителями^[34], создает значительную неразбериху, и обзор становится тем труднее, что место действия включает в себя целые народы и страны, простирающиеся от Индийского до Атлантического океана. Эта вводная глава казалась мне необходимой в качестве подготовки и руководства, чтобы читатель мог понять и удержать нить следующего далее повествования, а также не дать ему прийти к ошибочному мнению, что нижеследующие изыскания по истории древнейшего ислама носят исчерпывающий характер. Их главная тема – Омейяды, борьба арабской власти с противоборствующими силами и ее окончательное подчинение перед лицом революции, которая продолжалась с конца Мединского халифата. Здесь нам не хватит места, чтобы досконально рассмотреть все точки зрения сторон и провинций, хотя это было бы чрезвычайно важно для верного понимания ислама. В отдельной главе я собрал некоторые сведения о представляющей особый интерес провинции Хорасан. Что касается хариджитов и шиитов, а также войн с византийцами того периода, то я отсылаю читателей к лекциям, напечатанным в Nachrichten der philosophisch-historischen Klasse der Göttinger Gesellschaft der Wissenschaften, 1901.

Глава 2
АЛИ И ПЕРВАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА

Согласно аль-Мадаини, который ссылается на Абу Михнафа, Наиля, вдова убитого халифа Усмана, отправила его окровавленную одежду Муавии с описанием обстоятельств убийства, в котором она процитировала пророческие слова из Корана, сура 49, 9. В самом позднем рассказе Сайфа, который сохранился у ат-Табари, говорится, что Нуман ибн Башир привез в Дамаск окровавленную одежду Усмана и отрезанные пальцы Наили. Здесь прибавлены пальцы, поэтому сама Наиля уже не вписывается в рассказ. Далее Сайф говорит, что Муавия выставил страшные реликвии в мечети, чтобы растревожить сирийцев. Они лежали на всеобщем обозрении целый год, потому что как раз прошел год между смертью Усмана и сражением при Сиффине. Аль-Мадаини, цитируя Авану, передает только то, что на глазах у Джарира, которого Али прислал потребовать принесения присяги, Муавия разжег мстительность сирийцев и тем самым произвел желаемое впечатление. Таким образом, все это было всего лишь подделкой, чтобы внушить Али страх и помешать ему напасть на Муавию. Согласно аль-Вакиди, не Муавия подстегивал кого бы то ни было против Али, а наоборот. В дошедших до нас строках его двоюродный брат аль-Валид ибн Утба упрекал его за обмен письмами с Али вместо того, чтобы приступить к исполнению родственного долга – мести. По характеру Муавия был дипломатом и совсем не хотел развязывать войну с Ираком, потому что в то же время ему угрожали византийцы, а также и египтяне, которые были сторонниками Али. Он не стремился к халифату, его амбиции, по крайней мере сначала, заключались только в том, чтобы удержать сирийскую провинцию и прибрать к рукам Египет, который он не смел оставить своим противникам, если хотел защитить свои тылы. Амр ибн аль-Ас также побуждал его сделать это, так как считал мятеж против Усмана средством достижения цели и приложил все усилия, чтобы вернуть себе принадлежавшую ему прежде провинцию, и после смерти старого халифа заключил почетный, но прагматичный договор с Муавией, чтобы добиться этого. Так что Муавия и Амр сначала выступили против Египта и сумели обмануть Мухаммеда ибн Абу Хузайфу, тамошнего наместника Али, и захватить его в плен, но потом им пришлось повернуть, чтобы встретиться с самим Али. Али был агрессором, он претендовал на место халифа и правителя всего царства. Утвердившись в Ираке и закончив подготовку, он оставил главный лагерь в Нухайле близ Куфы^[35] в конце 36 года (весной 657 года) и отправился на запад, где объявилось некоторое число басрийцев. Муавия и Амр ждали его на сирийской границе на Сиффинской равнине у Евфрата, недалеко от Ракки.

Рассказ о битве при Сиффине у ат-Табари – это практически полностью пересказ Абу Михнафа. Али с основным корпусом сил пошел обычным путем, которым передвигались войска, вдоль Тигра, а затем через Месопотамию. Рядом с Каркисией его встретил его собственный авангард, который на самом деле должен был идти по правому берегу Евфрата. После пересечения Евфрата близ Ракки у римской стены их встретил сирийский авангард, который отступил, не завязывая боя. Когда они намеревались разбить лагерь, выяснилось, что сирийцы заняли подходы к воде, то есть к Евфрату, и, так как прекраснодушные увещевания оказались бесполезны, сирийцев отбросили силой, но не отрезали от воды. В течение двух месяцев – зуль-хиджи 36 года и мухаррама 37-го – войска стояли лагерями друг против друга. Наконец в среду 8 сафара 37 года (в среду 26 июля 657 г.) началось общее сражение, которое продолжилось утром четверга с еще большей энергией. Сирийцы были лучше вооружены и имели гораздо более воинственный вид, чем иракцы. Перед лицом отборных сирийских войск йеменцы Куфы на правом фланге Али дрогнули, несмотря на отчаянное мужество их чтецов Корана. Но к вечеру Малику аль-Аштару удалось их сплотить и заставить врага шаг за шагом отступить в лагерь. Битва длилась всю ночь до утра, это была настоящая «Лайлат аль-харир», «Ночь воплей», а не ночь Кадисии^[36]. Муавия обдумывал возможность бегства, и аль-Аштар едва не одержал победу, как вдруг он позволил ей выскользнуть у него из рук и опустить меч после повторного приказа Али. Сирийцы привязали Кораны к своим копьям, тем самым призывая решить дело не силой оружия, что угрожало обернуться для них неблагоприятно, а словом Божьим. Иракцы позволили себя обмануть и заставили Али под угрозой личной расправы прекратить бой и уступить Муавии. По предложению последнего, чтобы решить по Корану, кому должна принадлежать власть, были выбраны два верных человека: Амр от сирийцев и Абу Муса от иракцев. Решение предполагалось объявить в месяц рамадан в местности, расположенной между Сирией и Ираком. Повествование Абу Михнафа о Сиффинской битве очень длинное, в стиле рассказов о битвах при Кадисии и Нехавенде. Много места уделено истории событий, прежде чем началось описание реального сражения, и, хотя в месяце мухаррам ничего не произошло, предыдущие и последующие месяцы заполнены, можно сказать, одним и тем же, сначала планами и приготовлениями к прощупыванию почвы по поводу заключения мира, а потом, после провала этих инициатив, отдельными стычками, в которых Абу Михнаф имеет возможность изобразить видных сторонников Али и Муавии. Хотя во второй раз имена участников меняются, это не отменяет сходства материала, поэтому можно заключить, что прелюдия в месяце зуль-хид-жа действительно совпадает с прелюдией в сафаре и не отделена от фактической битвы на всем протяжении мухаррама. Таким образом, время ожидания перед битвой должно быть значительно сокращено. Не может быть никаких сомнений в том, что обе стороны испытывали определенное нежелание продолжать попытки решить вопрос силой оружия. Они не спешили начинать. Может быть, с этим связана и старинная традиция не проливать кровь в мухаррам^[37]. Ад-Динавари и аль-Масуди приводят стих, который намекает на это: «Осталось всего несколько дней мухаррама, и тогда кости будут брошены». Мы не располагаем четкой картиной хода сражения, его описание такое же запутанное, каким было и оно само. Мы, разумеется, снова и снова находим систематические описания распределения и расположения войск и руководства ими, но описания не совпадают друг с другом и поэтому не имеют практической ценности для того, чтобы составить мнение о реальном ходе боя. Повествование представляет собой скопление преданий о тех или иных эпизодах, изложенных с точки зрения одной стороны, и попытки составителя сплести их в некую единую мозаику терпят неудачу. Внутренняя связность отсутствует, за деревьями не видно леса. Каждый очевидец склонен видеть в расположении своего племени центральную точку и приписывать главные подвиги своим героям. Только у потомков настоящим героем дня становится Малик аль-Аштар, но как таковой он открыто восхваляется только в стихах поэта Наджаши, который лично принимал участие в битве. «Сирийцы непрестанно напирали вперед; тогда мы вывели против них таран Ирака, и аль-Аштар отбросил их назад». Но за это свершение аль-Аштар оказывается на одном уровне со многими другими, чьи дела удостаиваются не меньшего прославления^[38]. Помимо вождей племен, сам Али занимает в повествовании особое место рядом со своим двоюродным братом Ибн Аббасом. Большой упор делается на тот факт, что чтецы удержали свои позиции, в то время как другие бежали от сирийцев, и что они приняли смерть за Али; они становятся мучениками за него и своим примером дают самое убедительное доказательство справедливости его притязаний. В качестве вождей упоминаются Ибн Будайль, Хашим ибн Утба и особенно старый Аммар ибн Ясир, о котором, как сообщается, пророк сказал, что он падет в битве с безбожным народом. Аль-Аштар по сравнению с ними уходит в тень. Более поздние рассказчики недолюбливают его, возможно, потому, что, подобно Сайфу, считают его революционером. Аль-Масуди и аль-Якуби ничего о нем не говорят и приписывают все заслуги верховному командованию Али. Ат-Табари поступает так же, а вот Абу Михнаф так далеко не заходит. Он сочувственно описывает блестящий мужественный облик йеменского героя и признает воздействие его сильной личности. Он не остался там, куда поставил его Али, но встал во главе своего племени – бану наха; его энтузиазм и инициативность сделали его лидером племен хамдан и мазхижд, и вместе с ними он одержал победу над сирийцами. Кроме того, он был единственным разумным человеком, когда другие позволили обманом лишить себя военной славы, подлинным арабским аристократом в противовес благочестивым фанатикам и равнодушным или хитрым политикам.

Сведения о сирийской стороне не сохранились. Они показали бы другую точку зрения, нежели у Абу Михнафа, хотя вряд ли отличались бы большей правдоподобностью, как видно по Феофану: «Сторонники Муавии взяли верх и овладели водой, воины Али дезертировали из-за жажды; и все же Муавия не хотел сражаться, но легко одержал победу». Конечно, Абу Михнаф встает на сторону иракцев и Али против сирийцев и Муавии. Али борется за правое дело, и его приверженцы более благочестивы. Тот факт, что его собственный брат Акил сражался против него, замалчивается, при этом никто не скрывает, что на стороне сирийцев были сыновья халифов Абу Бакра и Умара, не считая четырех тысяч чтецов, которые, таким образом, были не только на стороне Али, и что сирийцы были так же убеждены в правоте своего дела, как и иракцы. Более того, последние отнюдь не были всецело убеждены в правах Али, но продолжали просить друг у друга доказательств и вели споры между собой и с противниками, споры, которые продолжались еще долго после Сиффинской битвы и шли нескончаемо^[39]. Они не спешили вступить в бой со своими собратьями по вере и народу и, казалось, были готовы остановить его. Оппозиция вообще в то время была слаба и набрала силу лишь позже.

Рассказ Абу Михнафа о последующих событиях выглядит следующим образом. В обратном походе, который шел самым коротким путем по правому берегу Евфрата, иракцы стали обдумывать произошедшее. Они винили друг друга и Али, хотя он остановил бой лишь по принуждению, и, когда Али вошел в Куфу, 12 тысяч человек отделились от него и расположились лагерем в Харуре. Их стали называть хариджитами или харуритами, их лозунгом был протест против решения третейского суда: «Решение принадлежит только Аллаху!» Их лидерами были Шабас ибн Риби ар-Рияхи, Абдуллах ибн аль-Кавва аль-Яшкури и Язид ибн Кайс аль-Архаби, самые выдающиеся люди великих племен тамим, бакр и хамдан в Куфе. Али все же удалось вернуть этих вождей на свою сторону. Одному из них он пообещал и предоставил пост наместника Исфахана и Рая. Тогда харуриты вернулись в Куфу и присоединились к нему, но они ждали от него, что немедленно поведет их на сирийцев, и утверждали, что он обещал им это. Когда он этого не сделал, а вместо того устроил в рамадан 37 года третейский суд в Думе, они сочли, что он нарушил свое слово, снова отреклись от него и противопоставили ему своего халифа – аздита Абдаллаха ибн Вахба ар-Расиби, которому они принесли клятву верности 10 шавваля 37 года (21 марта 658 года). Затем один за другим они покинули Куфу и собрались в Нахраване^[40] по другую сторону Тигра. Туда же они призвали своих соратников из Басры, которые присоединились к ним числом 500 человек под предводительством Мисара ибн Фадаки из племени тамим.

После того как закончился фарс третейского суда, Али посчитал себя оправданным в возобновлении военных действий против сирийцев. Он собрал свою армию в лагере у Нухайлы и призвал хариджитов присоединиться к нему. Но они не явились; они потребовали, чтобы он публично признал свое отступничество, как они назвали его неохотную уступку в Сиффине, и покаялся в нем. Тогда Али решил идти на сирийцев без них, но его армия настаивала на походе против хариджитов, потому что они по пути из Басры в Нахраван убили Абдаллаха ибн Хаббаба ибн аль-Аратта, сына самого старого приверженца пророка, вместе с его женой, и Али был вынужден уступить требованиям. Напрасно он пытался убедить хариджитов добровольно выдать убийц. Напрасно он пытался уговорить их, что, по сути, его точка зрения такая же, как и у них, и что он был готов оставить решение на волю меча, поднятого на их общего врага. Они ответили: «Завтра ты снова сделаешь то же, что и в Сиффине». Они не смогли прийти к согласию и приготовились к смертельной схватке.

Как говорит Абу Михнаф, битва при Нахраване произошла в 37 году от хиджры, а именно ближе к концу года, так как хариджиты ушли из Куфы не раньше шавваля, третьего месяца от конца. Вожди Харуры покинули их; Шабас принимал активное участие в борьбе против них, как и аль-Ашас, который прежде считался одним из их сторонников. Кроме того, их было не так много, как в лагере у Харуры, всего четыре тысячи человек. Многие из них еще скрытно возвратились в Куфу, около сотни открыто перешли на сторону Али, и 500 всадников под предводительством Фарвы ибн Науфаля развернулись в сторону Даскары; все остальные, кроме восьми, погибли.

Однако куфийцы были удовлетворены уничтожением хариджитов, они больше не хотели войны с сирийцами, и Али был вынужден уступить их желаниям. Ему вскоре пришлось иметь дело с другими мятежниками, которые взбунтовались тоже под предлогом третейского суда, хотя использовали его совсем не так, как хариджиты. После Битвы верблюда аль-Хиррит ибн Рашид ан-Наджи последовал за Али в Куфу с 300 воинами и сражался за него в Сиффине и Нахраване. Но когда Али не признал решение третейского суда, он откололся от него и направился через Мазар в Ахваз. Помимо куфийцев и других арабов, разделявших его политические взгляды, к нему присоединилось много неарабов, которые возражали против взимания с них налогов. Побежденный в Рамхормозе войском куфийцев под началом Макила ибн Кайса ат-Тами-ми, он удалился в Бахрейн, на свою родину, и подстрекал не только племя наджия, которые не платили налога с 37 года, но и абдулкайс. Он говорил людям то, что они хотели слышать. Что касается хариджитов, то он обвинял Али в том, что он позволил людям принимать решения в Божьих делах; в иных вопросах он придерживался первоначального мнения о том, что Али должен был согласиться с вердиктом третейского суда. Он оправдывал тех, кто отказывался платить налоги, заявляя, что налог (садака) должен приносить пользу бедным на той земле, на которой его собирают, а не идти в казну. Он даже привлек на свою сторону тех мусульман, которые вернулись в христианство, когда увидели смертельные распри в общине Мухаммеда, показав, что им нечего ждать от Али, кроме казни за отступничество. Но Макил ибн Кайс, который выгнал его из Ахваза, не оставил его в покое и в Бахрейне. Произошло кровопролитное столкновение. Три раза его войска выдерживали приступ превосходящих сил, но, когда аль-Хиррит и 170 человек с ним пали, остальные рассеялись, и все было кончено.

Таков рассказ Абу Михнафа у ат-Табари. По мнению аль-Якуби и ад-Динавари, его невозможно улучшить, однако против него можно выставить несколько возражений, особенно в отношении хронологии. После того как сначала было сказано, что хариджиты выбрали халифа не раньше чем через месяц после третейского суда и что затем они отправились в Нахраван, здесь предполагается, что они уже находились там, когда Али получил известие о принятом решении, и немедленно собрались в Нухайле против сирийцев; следовательно, они должны были покинуть Куфу еще до суда. И если аль-Хиррит все еще сражался за Али в Нахраване, но вознегодовал против него из-за третейского суда, тогда получается, что битва при Нахраване состоялась до третейского суда^[41]. Из-за этой непоследовательности событий весь прагматизм Абу Михнафа теряет смысл. Али не мог обдумывать войну с сирийцами до того, как было вынесено решение суда. Если же в таком случае Нахраван приходится на более раннюю дату, то сбор войск в Нухайле не мог быть связан с сирийцами, а только с хариджитами. Тогда не имеет значения, что куфийцы заставили Али против его воли вести их на хариджитов, а не на сирийцев.

У Абу Михнафа неверна не только относительная, но и абсолютная датировка битвы при Нахраване. Он относит ее к одному из двух последних месяцев 37 года. Ат-Табари уже справедливо возразил против этого. Теперь мы знаем точную дату из «Ансаб аль-ашраф» аль-Балазури; битва состоялась 9 сафара 38 года (17 июля 658 года).

В соответствии с этим третейский суд начался не в рамадане 37 года, а не раньше 38 года. Аль-Вакиди относит его к шабану 38 года, слишком поздно, если Муавия снова вооружился против Египта в сафаре 38 года (но не раньше третейского суда), как сообщает аль-Вакиди. Но даже если суд состоялся не раньше начала 38 года, удивительно, что прошел целый год между договором в Сиффине и его исполнением. По словам аз-Зухри, очень старого хафиза из Медины, первоначальный срок был продлен. Было решено, что судьи должны встретиться в Думе или, если что-нибудь случится, в следующем году в Азрухе. Они действительно встретились в Азрухе^[42], и, таким образом, это было год спустя после Сиффина, то есть в 38 году от хиджры. Аль-Вакиди и Абу Машар, а также аз-Зухри упоминают Азрух. Абу Михнаф не говорит, какое место было указано в соглашении; его следовало выбрать из тех мест, которые лежали посредине между Куфой и Дамаском. Затем он упоминает обычное место – Думу, но дальше называет Думу и Азрух асиндетически, рядом.

В таком неопределенном ключе указываются время и место одного из важнейших событий древнейшей истории ислама. Что касается содержания этого события, разбирательства и вопроса, стоявшего на третейском суде, то мы располагаем еще менее удовлетворительной информацией. Абу Михнаф приводит две версии. Источник первой – аш-Шааби, и она гласит следующее: помимо Абу Мусы, на суд со стороны Али явились Шурайх ибн Хани с четырьмя сотнями человек и Ибн Аббасом в качестве имама. Муавия прислал Амра с 400 человек. В качестве претендентов, имеющих наибольшие права на халифат, явились наследники исламской аристократии, которые когда-то образовывали круг и совет Мухаммеда: Ибн Умар, Ибн аз-Зубайр и другие, но не старый Ибн Абу Ваккас. Амр доказывал право Муавии на власть на основании права на месть согласно суре 17, 35, и подкрепил свои доводы обещаниями, которыми пытался соблазнить Абу Мусу, кандидатом которого был Ибн Умар. Но Абу Муса не попался в ловушку. Здесь рассказ аш-Шааби обрывается; среди других иснадов больше не говорится ничего, кроме нескольких предлогов, которые выдвинул Амр против Ибн Умара. Затем у Абу Михнафа следует еще одна версия – Абу Джанаба аль-Кальби, которая единственная сообщает о результате переговоров. Амр и Абу Муса встретились в Думе. Метод Абу Мусы всегда заключался в том, чтобы первым делом высказать то, что у него на уме; он ничего не хотел слышать о Муавии и сыне Амра и предложил отодвинуть Али и Муавию и предоставить решение о том, кто должен править, шуре, то есть не плебисциту, а избранному совету мусульманской аристократии по образцу того, который когда-то созвал Умар и который выбрал кандидатуру Усмана. Амр благосклонно отнесся к идее. Несмотря на предостережение Ибн Аббаса, Абу Муса, как обычно, первым взял слово перед собравшимися и объявил, что он пришел к согласию с Амром о том, чтобы отстранить Али и Муавию и созвать шуру. Потом поднялся Амр и сказал, что он тоже хочет отстранить Али, но стоит за Муавию, как наследника и мстителя за Усмана. Абу Муса проклял его, а он посмеялся над Абу Мусой; произошла беспорядочная сцена, и Абу Муса бежал от сирийцев в Мекку. Амр и сирийцы вернулись к Муавии, чтобы воздать ему почести как халифу; Ибн Аббас поступил так же с Али. Али сразу же проклял Муавию и его клику в мечети, и Муавия отплатил ему той же монетой.

Из этого рассказа мы можем составить представление о том, что Абу Муса позволил себя обмануть, но Амр просто нарушил слово, а перед такой уловкой спасует даже самый мудрый. Если кто и позволил себя обмануть, то именно Амр, а Амр не был мошенником. В этот рассказ о третейском суде трудно поверить, хотя аль-Вакиди и принимает его на веру именно в таком виде^[43]. У аш-Шааби, вероятно, была другая версия, но, к сожалению, у нее отсутствует конец. Мы можем внести коррективы, пользуясь уже процитированным повествованием Абу Михнафа об аль-Хиррите ибн ар-Рашиде. Аль-Хиррит упрекнул Али в том, что он не желает согласиться со словами Абу Мусы, согласно которым выборы правителя должны быть предоставлены шуре^[44]. Этот упрек подразумевает, что предложение о созыве шуры было принято сирийцами, поскольку в противном случае оно не могло иметь обязывающую силу для Али. Муавия в таком случае особо ничего не терял, потому что еще не был халифом, да и фактически был провозглашен таковым лишь после 40 года от хиджры в Иерусалиме, но Али не мог отказаться от занимаемой им позиции и не мог поставить свои притязания в зависимость от шуры. Это было легко предвидеть, и Амр предпринял довольно умный ход, договорившись с Абу Мусой; до сих пор ему удавалось брать верх над ним во всех случаях, так как Муавию нельзя было легко заменить в том же смысле, что и Али, и отказ признать его права затрагивал только Али. После того как Али совершил первую ошибку, единственным способом исправить ее было нарушить его слово. Иракское предание изо всех сил старается приукрасить его поступок, сделав его простительным, и возлагает всю вину на Амра и Абу Мусу, зловредных хакаманов (арбитров).

Египет был завоеван Амром в начале 38 года, очевидно вскоре после суда. Первая попытка уже была предпринята в 36 году, о чем я упоминал выше, но я возвращаюсь к ней сейчас, чтобы прояснить многие сомнительные моменты.

По словам Абу Михнафа, Ибн Абу Сарх, наместник Усмана, бежавший из Египта, ожидал на границе Палестины, чем кончится восстание в Медине, когда вместе с известием о смерти Усмана получил известие о том, что Али поставил над Египтом Кайса ибн Саада ибн Убаду, самого известного из ансаров. Кайс прибыл без армии, лишь с семью сторонниками, привезя с собой письмо, датированное сафаром 36 года. Приверженцы Али занимали главенствующее положение в Египте, хотя были и такие, которые встали на сторону Усмана^[45] и собрались в Харбите в Дельте под началом кинанита Язида ибн Хариса. Но Кайс заключил с Язидом договор о нейтралитете и еще один – с соплеменником Масламой ибн Мухалладом аль-Ансари, который тоже был на стороне Усмана. Поэтому Муавия не мог добиться успеха в Египте так, как он того хотел. Он попытался переманить на свою сторону самого Кайса, обещав огромные богатства, если тот присоединится к нему, и, хотя ничего не добился, все же старательно распространил слух о том, что договорился с Кайсом, чтобы подорвать доверие Али к нему, что ему и удалось. Чтобы испытать его верность, Али потребовал, чтобы Кайс проявил суровость в отношении нейтральных сил в Египте, а когда тот воспротивился, Али сместил его и поставил на его место Мухаммеда ибн Абу Бакра; наряду с этим его окружение интриговало против ансарита, отец которого ибн Убада когда-то оспаривал право на халифат вместе с Абу Бакром. Кайс был удивлен прибытием преемника, но не поколебался в своей преданности; после короткого пребывания в Медине он отправился к Али в Куфу и сражался вместе с ним при Сиффине (в начале 37 года). Мухаммед ибн Абу Бакр, чье назначение датируется рамаданом 36 года, через месяц предъявил нейтральным силам ультиматум: либо полностью подчиниться ему, либо уехать. Какое-то время они благоразумно сдерживались, но после Сиффина несколько раз отразили атаки наместника. Воодушевленные своим успехом, они совершили восстание под предводительством Муавии ибн Худайджа ас-Сакуни, чтобы отомстить за пролитую кровь Усмана, и стали опасными соперниками для Мухаммеда. Али пришлось решиться отправить Малика аль-Аштара, победителя Сиффина, в Египет. В то время Малик находился в Нисибине, на границе Месопотамии, который относился к Сирии. Он тоже явился без армии, но был отравлен в Кулзуме. Муавия, по наущению которого это произошло, с ликованием объявил о его смерти с минбара дамасской мечети. По настойчивой просьбе Али глубоко подавленный Мухаммед остался на своем опасном посту.

Но эту версию Абу Михнафа, которая лежит в основе современных версий исламской истории, можно исправить при помощи более точных рассказов. Кайс ибн Саад не был первым из наместников Али в Египте, он был преемником Мухаммеда ибн Абу Хузайфы. Тот оставался в Египте, когда мятежники двинулись оттуда в Медину против Усмана, и изгнал Ибн Абу Сарха и захватил провинцию для Али. Но уже в 36 году Муавии и Амру удалось выманить молодого человека в Ариш на границе Палестины. Они не проникли дальше в Египет, так как последователи Усмана не стали действовать с ним сообща. В Арише его окружили и взяли в плен, а затем убили. Версии того, когда и как произошло убийство, расходятся между собой. Сириец Нельдеке говорит, что его племянника Хузайфу убили по приказу Муавии в 969 году эры Селевкидов (38–39 годы от хиджры)^[46]. Эту датировку подтверждает Ибн аль-Кальби у ат-Табари, но он говорит, что Муавия собирался позволить ему скрыться, когда он бежал из тюрьмы, и что некий хасамит убил того против воли Муавии, обнаружив его – когда дикие ослы привлекли к нему внимание – в пещере Хауран. Аль-Вакиди опять же относит убийство к тому же году, что и тюремное заключение, 36 году от хиджры, что, по всей вероятности, неверно. После того как ибн Абу Хузайфа был захвачен, Кайс ибн Саад сменил его, поэтому он вряд ли мог снова покинуть свою провинцию сразу же после рамадана 36 года и принять участие в битве при Сиффине, как утверждает Абу Михнаф. Согласно аз-Зухри, он не был смещен до этого сражения и даже тогда не отправился прямиком к Али в Куфу без затаенной злобы, но хотел остаться в Медине. Но оттуда его отпугнул Марван ибн аль-Хакам и другие Омейяды, к большому раздражению Муавии. Его непосредственным преемником стал аль-Аштар, и только после того, как того отравили после приезда в провинцию, туда явился Мухаммед ибн Абу Бакр. В противоположность этому Ибн аль-Кальби фактически сообщает, что аль-Аштар был отправлен в Египет после падения Мухаммеда ибн Абу Бакра, но это, во всяком случае, совершенно неверно. Муавия и Амр повторили нападение на Египет, от которого отказались в 36 году от хиджры, и в 38 году добились гораздо большего успеха в борьбе с Мухаммедом ибн Абу Бакром. Насчет этого предания у ат-Табари тоже противоречат друг другу. По словам Абу Михнафа, Муавия после третейского суда снова обратился в сторону Египта. Он заключил союз с Масламой ибн Мухалладом и Муавией ибн Худайджем, которые присоединились к нему, хотя раньше они не желали иметь с ним ничего общего. Амр пришел с 6 тысячами человек, и они с Муавией отправили Мухаммеду ибн Абу Бакру письма с угрозами, чтобы заставить его уйти из страны. Тот переслал письма Али и умолял прислать подкрепления, но ничего не получил и был вынужден обходиться собственными силами. По его зову к нему явились 2 тысячи человек, и наилучшим и самым надежным из них, и притом особенно отрекомендованным Али, был туджибит Кинана, убийца Усмана. После ожесточенной борьбы он вынужден был уступить превосходящим силам; остальные разбежались, и Мухаммед ибн Абу Бакр бежал без погони и скрылся в развалинах. Там его обнаружил Ибн Худайдж, вытащил и убил без всякого сопротивления. После этого его завернули в ослиную шкуру и сожгли. С того времени его сестра Айша больше никогда не могла есть жареное мясо.

У аль-Вакиди другая версия. Амр выступил с 4 тысячами воинов, среди которых были Муавия ибн Худайдж – значит, в то время его не было в Египте, – и Абуль-Авар. В битве у дамбы^[47] Кинана и Мухаммед бежали и скрылись у Джабалы ибн Масрука. Его укрытие было выдано, Ибн Худайдж заметил его. Он вышел и сражался, пока не пал. Это было в сафаре 38 года.

Конец Мухаммеда более романтичен у Абу Михнафа, чем у аль-Вакиди; он имеет некоторое сходство с судьбой другого Мухаммеда (Ибн Абу Хузайфы), который, согласно аль-Мак-ризи, был убит, как осел, а в его смерти, по Ибн аль-Кальби, ослы тоже сыграли роль. Нам не обязательно выбирать между ними; мы снова видим, насколько ненадежны предания этого периода.

Со времен Сиффина положение Али не улучшилось. В Ираке усиливалась хариджитская оппозиция против него. За несколькими исключениями, например Абу аль-Асвада ад-Дуали, басрийцы были равнодушны. Куфийцы определенно поддерживали его морально, но не всеми своими силами; среди них было много нейтральных или даже сторонников Усмана, причем некоторые из них перешли на сторону Муавии. Слабость позиции Али в центре, естественно, сказывалась на периферии. Еще в 37 году, до восстания аль-Хиррита, арабы в Бахрейне не выплатили налога и многие вернулись в христианство. Иранские провинции были недовольны и колебались в своей преданности. Вызывает некоторое удивление, что они тогда же не сбросили чужеземное иго и полностью не изгнали арабские гарнизоны. После смерти Малика аль-Аштара двумя лучшими людьми Али остались Кайс ибн Саад и Зияд ибн Абихи; Ибн Аббас, которому он доверил Басру, оказался бесполезным и ненадежным.