В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 1. Успех

Глава 2. Да нет

Мы вышли во двор училища около трёх, немного навеселе, но я лично не от вина, мне эта шипучка, как лимонад, я от литра водки не пьянел особенно, а эта чепуха в бумажных стаканчиках и вовсе – ничто. Нет, я опьянел от всего, что происходило сегодня: моя мечта сбылась, я поступил в Суриковское, в мастерскую к Вальдауфу, к которому я приехал год назад, а оказалось, он набирает курс только через год, и вообще попасть к нему – это надо так постараться… Словом, весь год я работал помощником повара, чтобы прокормить себя и оплатить комнату в чёрной и страшнющей коммуналке на том же Арбате.

Я не мечтал больше ни о чём с самого детства. Но сначала мой отец, военный, заболел внезапно и умер, и мы с мамой и бабушкой остались одни, я только-только окончил училище, и меня взяли в армию, понятно, что на флот.

А когда я вернулся, мама вышла замуж снова и уехала во Владивосток, и не за кого-нибудь, а за режиссёра тамошнего театра, вот он-то и сказал мне, увидев мои работы, а я рисовал с самого детства, сколько помню себя, он сказал, чтобы я не сомневался в себе и ехал поступать в Москву или Ленинград.

Я подумал бы, что он хочет от меня избавиться, но мы не жили и не собирались жить вместе, они переехали к нему во Владик, вместе с бабушкой, и к тому же мама ждала вскоре появления на свет моего брата или сестры, а я был вполне самостоятельным. Так что я поверил ему и поехал.

– И как зовут твоего отчима? – спросил Марк, теперь мы все перезнакомились и прекраснейшая фея, от которой я почти не мог оторвать взгляда, становилась всё больше похожей на живую девушку.

– Владимир Иваныч, – ответил я.

– Немирович-Данченко? – усмехнулся Лиргамир, все покатились со смеху. Все, кроме Тани, она, просто наклонив голову, смотрела на нас, завязывая пояс своего плаща на невыносимо тонкой талии…

– Почти. Кузякин, – кивнул я, немного смущаясь.

На это Таня усмехнулась, взглянув, наконец, мне в лицо.

– Ну чё, выходит, повезло тебе, Богдан, что ты только его пасынок.

Все уже падали со смеху на вытоптанную траву двора. Таня продолжала улыбаться, потом опустила ресницы, и отвернулась, поправляя сумку на плече.

– Ребят, кто знает, как доехать до Кузнецкого Моста?

Я открыл рот ответить, но Лиргамир опередил меня.

– Зачем тебе? Я могу проводить, я хорошо знаю центр.

– Дом моделей хочу найти, – сказала Таня.

– И для чего тебе? В модели поступаешь? – хохотнул Сиволобов.

Остальные, особенно девчонки, захохотали. Опьянели, похоже.

– Поступаю, если возьмут, – сказала Таня.

А Сиволобов оглядел её бесцеремонно и сказал:

– Ну чё, сойдёшь, – и опять в хохот.

– Поехали, Олейник, я покажу, я бывал там. У меня даже знакомые там есть, – не шутя сказал Лиргамир. – Протекцию тебе сделаю.

– Ну сделай, – усмехнулась Таня. И подмигнула: – Тогда я с тобой дружу.

Вот так меня москвич и обставил, а я поплёлся в свой занюханный клоповник на Арбате, думая, что надо пойти в деканат и получить место в общежитии, теперь мне положено, что-то я с работой своей совсем забыл об этом…

Но на другой день Лиргамир сам подошёл ко мне перед началом занятий.

– Ну что, взяли Таню в манекенщицы? – спросил я.

– Взяли.

– Ты протекцию сделал? – я с удивлением почувствовал, что ревную.

– Да ладно, я приврал вчера, никого я там не знаю. Таню и так взяли, её и к Зайцеву позвали, он сам там был по случаю, увидел её на подиуме, и сказал, берёт даже без обучения. И сильно расстроился, что она не может целые дни у него работать.

Я смутился. Конечно, такая девушка… вообще, я даже не мог понять, я видел вчера её работы, у неё талант редкий, а тут ещё и внешность…

Между тем Лиргамир сказал:

– Ты… Богдан, ты не тушуйся с Олейник, я тебе не соперник, – и закурил, длинными белыми пальцами перехватывая сигарету.

– Чего это? Отшила тебя?

– Да нет, я и не пытался подкатывать. Я не по этой части.

– Как это не по этой части? – удивился я, не понимая.

Марк пожал плечами:

– Так, что в постель я Таню не потащу. А ты – тащи на здоровье.

Я всё равно ничего не понял, да и что мне было думать о Лиргамире, и о его смыслах, когда меня переполняли собственные.

– Да, Богдан, у неё там драма, с женихом рассталась. Так что действуй смело, в такое время все куда более… гхм… восприимчивые…

…Да, вот такой я добрый. Но мне Курилов понравился, сермяга был именно таким, каким я представлял его, когда разглядывал накануне. А вот Таня была непонятной. И я опять не мог вспомнить, о чём же я думал в связи с ней.

Я вспомнил об этом только через несколько недель, когда мне, глазастому, стало ясно, что не только наивный валенок Курилов втюрился в Таню по уши с первого взгляда, но и наш прекрасный профессор тоже. И когда мама, позвала меня к себе, прикрыв дверь, поговорить.

– Слушай, Маркус, – меня любили называть дома именно так, это завёл мой дед-дипломат, который переделывал почти все имена на заграничный манер забавы ради. – У меня к тебе дело. Помнишь, мы разговаривали с тобой как-то… о… о девушках.

О да, был такой разговор у нас с мамой. Она, умнейшая женщина, которая при этом не обладала ни каплей женской прелести, первой догадалась, что я в своём половом развитии занял не совсем привычную для всех линию. И когда она спросила об этом напрямик, я сказал так же, как и вам, что мне безразлично. Но если какому-то интересному человеку вдруг интересно пощупать мои гениталии, я скорее позволю, чем откажу, и пол значения иметь не будет никакого.

– Кто-то был уже? – спросила мама, не показывая виду, что её коробит или ранит это открытие.

– Были. Но… мама, я скорее асексуален, чем гомосексуален. Если тебя это как-то успокоит.

– Это героин? Из-за этого… ты под кайфом был, когда…

– Нет. То есть под кайфом бывало, конечно… Но это… всегда было. Для меня не существует объектов вожделения. Красота для меня имеет пол только потому, что она разная, и она для меня… ну как цветы, море или там… звёзды на небе. Никто ведь не хочет трахать звёзды на небе.

– Фу! Не выражайся, – скривилась мама. – Ты… поступай, как тебе надо. Но… не надо, чтобы дедушки или отец узнали об этом. Ты понимаешь?

Я пожал плечами. Конечно, расстраивать близких мне не хотелось, хотя и это мне было безразлично: все они, все эти многочисленные взрослые, окружавшие меня, так меня обожали и баловали, считая идеальным, самым красивым, самым одарённым, самым главным ребёнком, что так и не заметили, что я вырос, и я вовсе не идеален.

– Ты не должен легкомысленно относиться к этому, Марк, если не хочешь остаться без содержания, – вдруг сказала мама, разрушая моё самолюбование.

– Что?! – я выпрямился.

Мама покивала, сложив руки в замок, и руки-то у неё большие, не женственные. Я не помню её в каких-нибудь платьях, она всё время в костюме, серых и сероватых цветов, ни украшений, ни причёсок, кроме вот этой почти мужской стрижки, настоящий мужчина. Может потому я такой, не мужчина, и не женщина, что моя мама совсем не женщина. И мой отец человек тоже неоднозначный? Чего они от меня хотят?

Вот это мамино заявление о том, что меня могут оставить без средств, поначалу показалось мне немного странной и неправдоподобной угрозой.

– Я уже отбила несколько десятков атак насчёт твоей предполагаемой «голубизны», поверь мне, это не так-то просто убедить всех, что ты то, что ты говоришь, а не гей.

– Ну, скорее гей, чем нет, – сказал я. – Но это… скорее потому, что женщины менее склонны затаскивать юношей в постель, чем иные мужчины.

– Кто это был? – спросила мама, хмурясь.

– Ты не знаешь, – сказал я, отвернувшись.

Но это была ложь. Одного она точно знала, он был вхож в наш дом и сделал то, что сделал, когда приезжал к нам на дачу однажды летом. Это было так давно, что я и не помнил уже, сколько лет прошло. Однако после произошедшего на выпускных экзаменах я получил все отличные оценки, потому что этот «друг нашей семьи», мамин товарищ по работе, с которым они когда-то учились в институте или в школе, я уже этого знаю, был председателем Московского ГорОНО. Это был первый урок о том, что секс – это отличный товар. Но я не могу сказать, что я с тех пор ещё хоть раз так же продался, не оттого, что я такой уж чистый, просто не представилось возможности, но я запомнил это на будущее. После все мои приключения на этом фронте были единичными и случайными, после каких-то вечеринок. Так что нет, никакой системы в моей сексуальной жизни не было, потому что её самой почти не было.

– И что мне теперь… жениться? – я разозлился, что меня принуждают ещё как-то прикидываться или… чего они от меня хотят?! – Мам, если вы лишите меня средств к существованию, что я, по-твоему, сделаю? Не думай, что любителей мальчиков так мало. Придётся пойти на содержание к какому-нибудь слюнявому развратнику.

– Ты понимаешь, что за это можно сесть в тюрьму? – спросила мама.

Превосходно… За то, что мне меньше повезло в жизни, чем нормальным людям? За то, что в наш дом проникло зло, растлившее меня в мои пятнадцать или шестнадцать, меня ещё выбросят на улицу, а потом, если что и в тюрьму? Мама…

– Послушай, Марк, я на твоей стороне. Что бы ты ни делал, что бы ни думал о жизни… Я хочу сказать, не надо шокировать остальных в нашей семье, хорошо? Иначе все имущество достанется каким-нибудь сто десятым внучатым племянникам наших дедушек, а не тебе. Тебе это надо?

Вот мама, всегда была самым ценным членом в нашей семье. Причем членом в самом широком смысле слова. Не стала ни кудахтать, ни ахать, сразу к делу. Поэтому с мамой мне было общаться проще всего. С отцом нет. Он слишком холодный, закрытый человек. Даже выражение его лица никогда не меняется, о чём он думает на самом деле, я никогда не мог бы догадаться…

И только бабушки и дедушки с обеих сторон обычные традиционные и жизнерадостные люди, которые прожили свои длинные интересные жизни всем на зависть ярко и быстро, потому что знали много горя и радостей. Они пережили то, чего я, мне кажется, никогда не смог бы выдержать: ни войну, ни голод, ни страх репрессий, о которых говорят так много, один мой дед, тот самый генерал, попал в лагерь перед войной, но он был из тех счастливцев, кто вернулся и после воевал как герой. Страннее всего то, что он не только не рассказывал об этом, и о войне не любил, как и остальные, но и никогда не держал обиды за несправедливость. Искренне никакой несправедливости не видел, так и говорил на мои изумлённые вопросы: «Время было такое». Так что да, мои бабушки и дедушки никогда не смогли бы понять и принять мой способ существования.

Это они ещё не знали всего, что я, вскоре после того как вышел из клиники после лечения от наркотиков, всерьёз увлёкся ещё кое-чем: пользуясь тем, что мама работала в министерстве внешней торговли, я заинтересовался этим, то есть возможностями, которые она, конечно, использовать не могла, и даже не думала об этом, а я, на волне развития кооперации и мелкого предпринимательства задумался о том, что я могу использовать информацию, которой владела мама: о контрактах и планах министерства. Ведь сводить и соединять тех, кто выгоден друг другу, и иметь с этого небольшой процент – невинное развлечение, которое постепенно стало увлекать меня и даже приносить небольшой доход, на карманные расходы, как говориться.

Но лишиться наследства… а наследство… вообще-то, было, что терять. Я посмотрел на маму.

– Ладно… я всё понял. Мне девушку завести?

– Прекрасная идея, – кивнула мама, улыбаясь одними глазами.

Идея была хороша, вот только исполнить её непросто. Какая девушка согласиться встречаться так, как хотелось бы мне, просто изображая отношения? Вот, о чём я подумал, когда увидел Таню Олейник на вступительных: она стала бы идеальной девушкой для меня, потому что она мне нравилась. И я мог бы гордиться ею перед всеми, а мне не хотелось даже думать о девушке, которая мне не нравилась бы внешне. Но у Тани был парень…

Однако оказалось, никакой он был не парень, а жених, и к началу учёбы уже Таню бросил…

Я так и спросил её, когда мы ехали на Кузнецкий.

– А парень твой не против? Ну, что ты в манекенщицы собралась?

– Парень? Нет у меня никакого парня, – сказала Таня.

– Летом был, – не унимался я. – Я тебя с ним видел.

Таня посмотрела на меня. Долго смотрела, будто раздумывала, что сказать.

– Слушай, Марк, ты ведь… Почему ты увязался за мной?

– Странный вопрос, – усмехнулся я. – Понравилась.

Она долго смотрела на меня, потом покачала головой, улыбаясь чуть-чуть и только губами. Нас покачивало в вагоне метро на диванах с большими толстыми пружинами, старые-престарые вагоны, кажется, что они тут ездят с первых лет метрополитена. На «Кольцевой» таких много и на всех старых ветках.

– Нет, Марк. Ты… не хочешь быть со мной. Ты хочешь… быть мной.

Я засмеялся, смущаясь, и откинулся на спинку, чтобы больше не смотреть в её глаза. Вообще-то я впервые встретил человека, который так легко проник в мои мысли и даже чувства, ибо во мне, человеке тонкой организации, чувства возникали быстро, правда, как правило, мимолётно и почти не оставляя следов, что утомляло и заставляло чувствовать себя убогим. Хотя, не могу сказать, что во всех окружающих я постоянно наблюдал душевную глубину, не чувствуя её в себе. А может быть, к себе я был более строг… Не то, чтобы я хотел быть женщиной, отнюдь, меня это вовсе не привлекает, женщины в основном так глупы и слабы, и к тому же кажутся мне нечистоплотными, что я никогда женщиной быть не хотел и себя женщиной не представлял. Но вот Таня… она будто и не женщина, сексуальный эльф, или ангел. И да, сейчас она была права, я ещё не знаю, что именно меня привлекает к ней, что именно тянет, то, что она тот самый Олейник, что вызвал восхищение Вальдауфа, вернее, та самая, или то, что запомнилась мне ещё летом, потому что во всей пёстрой толпе поступающих я увидел только её, или то, какой она выглядела сейчас, здесь, в подземелье метрополитена, светя ногами, волосами и своим чудесным лицом…

Мы вышли из метро, я посмотрел на Таню, и сказал, решив, что иметь её другом было бы очень полезно, потому что вообще-то друзей у меня не было. Те, что были прежде, двое друзей с которыми я был близок с детства, умерли, а новых завести мне было негде, не в наркологической же клинике. Хотя там я мог бы… но не случилось.

– Ладно, Таня, ты… права, – я решил быть откровенным, лучший способ привлекать к себе людей – это быть собой. А Таню я хотел привлечь.

– Так зачем потащился за мной? – Таня снова немного улыбнулась вбок.

– А ты хотела, чтобы Богдан пошёл?

Она нахмурилась, будто не сразу поняла, будто не могла вспомнить, что за Богдан такой.

– Курилов? Разве Богдан знает город? Он же… откуда-то издалека.

Я засмеялся.

– Ну ты даёшь, парень буквально сходу влюбился, а ты не заметила?

Таня лишь пожала плечами, будто недоумевая.

– Влюбился… ерунда какая. Он же меня не знает.

– «Не знает», – засмеялся я. – Чё тя знать-то, глянул и поехал головой. Меня и то забирает.

– Чепуха, – Таня махнула рукой, не жеманясь. – Сегодня «поехал», как ты говоришь, а завтра опять трезвый. Приехал.

– Ты странная.

– Да нет.

– Тебя парень твой бросил? – спросил я в лоб.

Таня даже остановилась и посмотрела на меня.

– А?.. а, да, – она кивнула, опустив голову. – Бросил, да.

То, что мне сказал Лиргамир о Тане, очень даже воодушевило меня на действия, и, хотя сам Лиргамир вёл себя так, будто ухаживает за ней. Он приглашал её в кино, в кафе и всё время провожал по городу, когда она отправлялась на приобретённую дополнительную работу. Я думал при том, зачем она работает, неужели ей нужны деньги? Об этом я спросил её, когда, уже имея место в общежитии, наконец, напросился проводить её, хотя ходьбы было десять минут. Таня посмотрела на меня.

– Деньги? – она задумалась на мгновение и, пожав плечами, ответила. – Да нет… хотя, деньги, конечно, никогда не бывают лишними. Просто… что делать в общаге? Девчонки болтают, хихикают, расспрашивают о нашем профессоре, оказывается, все хотели попасть к нему, а видишь, счастливчиков оказалось только семеро… Словом, как-то мне подали эту идею, я и уцепилась: почему бы и нет. Работа нетяжёлая, самое то для девочек. А тебе это не нравится? – она посмотрела на меня.

– Да нет, – пробормотал я, чувствуя себя сахалинским валенком. – А потом… какое право я имею тебе говорить что-то такое?

Таня улыбнулась.

– Не знаю, некоторые считают, что ты ко мне неравнодушен.

О, Господи… девушки обычно играют, изображая неведение, недоумение, чтобы ещё больше привлечь, но не Таня… почему?.. Или я ей совсем не нравился? Странно, вообще я имел успех обычно, вот и в училище теперь меня уже пару раз позвали на вечеринки, и Карина с Олей, наши одногруппницы, которые сразу сдружились, как-то пригласили вместе в кафе, и мы сходили в ближайшую пельменную. У меня не было постоянной девушки пока. То есть ещё в школе сучился долгий роман, но длиной ровно до армии, ждать меня, конечно, никто не собирался… А когда я вернулся, возмужавшим и закалённым моряком, я уже никогда не был обделён внимаем девушек. За год в Москве, я встречался с разными девушками время от времени, но больше из необходимости, потому что воздержание вообще-то нагоняло на меня тоску и вместо творческого заряда, который я должен был бы, кажется, испытывать от этого, я впадал в грусть и неуверенность. Женщины давали мне силы и огонь, чем больше физических сил я на них тратил, тем больше приобретал. Так что да, я не отказывался ни от каких знакомств и возможностей.

Но вот Таня… Она странным образом не была похожа ни на кого. Во-первых: она была талантливая, возможно, даже талантливее меня, во-вторых: её внешность вызывала во мне сильнейшей волнение, потому что она была как раз того типа женщин, которые завораживали меня, как героини старых-старых фильмов со светящимися волосами и лицами, и ресницами, отбрасывающими тень на половину экрана, а в-третьих: вот как сейчас, она вообще ни на кого из девушек не была похожа. Оттого ли, что как Марк сказал, её бросил жених, и она переживала это, или потому что она вообще такая, я ещё не разобрался, а так хотелось…

– Неравнодушен, правда, – сказал я, решив тоже быть прямым как шпала.

И тогда Таня улыбнулась, посмотрев на меня, она впервые так улыбнулась, с настоящими лучиками из глаз.

– Что ж… приятно. Ты… Наши Каринка с Олей влюбились в тебя, и мои соседки по комнате. Так что… мне льстит.

И всё? Разочарованно подумал я. Вот чертовка… но ведь улыбнулась. В первый раз улыбнулась по-настоящему. Ну ладно, если это первый успех на пути, в финале которого она тоже влюбится в меня, я не против… В конце концов, странно было бы, если бы она тоже вот так, сходу влюбилась в меня, как я в неё… а я влюбился.

Я о ней думал. Она мне снилась. Я выискивал её каждое утро, взглядом обшаривая окрестности общежития и весь путь до училища. И радовался, если видел её, тогда я её догонял или дожидался, чтобы вместе дойти до училища. Из-за того, что она была такой странно-независимой и насмешливой к тому же, я смущался действовать как обычно, напрямую. Карина сегодня снова позвала в кино через Олю, которой, похоже, не улыбалось быть некрасивой подружкой, она сама посверкивала карими глазами, глядя на меня и улыбаясь. Кино так кино, хотя в последнее время было легко нарваться на какую-нибудь порнуху, неловко с девушками…

Приближался уже Новый год, мы с группой решили отпраздновать, собравшись. Мои соседи по блоку все собирались уехать домой на каникулы, ко мне это не относилось. Сиволобов спросил у Тани, не уезжает ли и она. Нет, Таня не уезжала.

– Отлично, а то без Снегурки-то куда? – к общему хохоту сказал Щелкун.

С лёгкой руки Марка мы все называли Сиволобова Щелкунчиком или Щелкуном, к счастью он не обижался, даже Оля Табуретка перестала обижаться, хотя я не называл её так, она была милая и даже нравилась мне. Все мы ходили с прозвищами, которые выдумал Лиргамир для нас. За них Таня, Сексуальный Эльф, по его прозванию, назвала его Марковкин, это совершенно не шло красивому Лиргамиру, но было так смешно, что мы все его так называли, сам Марк не обижался, кажется, Тане он готов простить всё, даже насмешки.

– Ну и отлично! Значит, скидываемся… по сколько?

– Не знаю…

– По двадцатке? – сказала Таня, денег, похоже, правда не считает…

– Не много? – пискнула Оля, поддержанная Серёгой Чертко.

– Не много, – сказал я, поддерживая Таню. – За мной котлеты и сосиски. Картошки можно сварить, что ещё?

– Капусты и вообще всяких солёностей можно, – сказал Очкарик.

– И салатов сделать можно самых разных! – радостно заулыбались девчонки. Мы сделаем и принесём. А ещё?

– Ну что… ясно, – Щелкун показал два пальца, большой и мизинец, изображая шкалик.

– Я куплю, – снова сказал я. У меня завелись обширные связи в течение прошедшего года на Арбате, в той же коммуналке, жила продавщица одного из винных, которую я регулярно защищал от её благоверного, за это она мне стирала. Думаю, не откажется посодействовать. – Накинуть только надо будет сверху.

В общем, решили и начали готовиться. Однако в последний день перед праздником нас ещё ждал сюрприз.