Дыханье Неба. Сказки

– А есть ли оно – море? – запыхавшись, спросил он.

– Конечно! Мне рассказал о нём скворец.

– Кто же верит скворцу, поющему с чужого голоса?! – удивился родничок и, скатившись с пригорка, разлился в низинке.

А ручеёк пустился дальше. Он бежал без устали.

– Вот стану большим и сильным, тогда можно будет передохнуть, – успокаивал он себя.

Скоро дорожка круто пошла вниз – впереди показалось лесное озеро. Оно было гораздо больше любой лужи, а берега терялись в зарослях прошлогодних камышей и осоки. Но оно тоже не походило на море – оно было мутным, безжизненным.

И ручеёк пробежал мимо.

– Даже если ты большой и сильный, всё равно нельзя останавливаться, – думал он, – иначе вода в тебе может испортиться, и ты превратишься в обычное болото.

Он бежал днём и ночью, набираясь сил от тающих снегов и первых весенних дождей. Он становился всё сильней, всё уверенней в себе.

И наконец, перед ним открылся широкий водный простор. Это была река. Она свободно прокладывала себе дорогу, бурлила, пенилась, увлекая за собой встречные ручьи и небольшие речушки.

– К морю! К морю! – шумели речные струи. И ручеёк с радостью слился с ними.

Мир разом вырос, расширился. Прежде его берегами были мелкие камушки и травинки, а теперь – горы и деревья. По утрам берега скрывались в тумане, и казалось, река вливается прямо в небо…

Здесь всё говорили о море.

– К морю! – гудел влажный ветер.

– К морю! – кричали чайки.

По воде плыл большой белый теплоход, играла музыка, нарядные люди смеялись и говорили:

– К морю! К морю!

И чувствовалось, что море уже близко.

Как червяк на небо ползал

У дождевого червяка нет ни рук, ни ног – движется он весь, всем телом. Видит и слышит он тоже весь. И чувствует весь. Поэтому, влюбившись, он влюбился весь – всей кожей и всеми внутренностями. Случилось это так…

Жил он себе в земле, богатой жирным перегноем, пил дождевую воду, ел стены, пол и потолок собственного дома. Причём, чем больше ел, тем просторней и удобней становилось его жилище.

В общем, жизнью он был вполне доволен и на поверхности показывался редко – чтобы полакомиться свежесопревшим листочком. Или после обильного дождя, когда все его подземные переходы затопляло водой.

Как-то раз, выглянув из норы, он заметил гусеницу. Она покачивалась на молодом листе смородины и томно смотрела куда-то вверх. Червяк прополз мимо, но тут же вернулся. Забрался под землю, но и там не нашёл себе места.

Можно было сказать, что он потерял голову, если бы у него была голова. Скорее, в нём завелась червоточина – хотелось растянуться во всю длину и предаться мечтам, что не престало порядочному червяку.

Спасение от грёз было одно – жениться.

– Выходи за меня, – решительно предложил червяк.

Красотка бросила сверху недоумённый взгляд.

– Замуж? За червяка?! Об этом ли я мечтаю?! Я мечтаю о небе!

– Небо – это та дыра, в которую проваливаются бездомные птицы, жуки и мухи? – уточнил червяк.

– Ах, небо! – пролепетала она. – Сколько там простора и света!

– Но там негде жить! А у меня под землёй собственный дом с длинными коридорами и удобными комнатами.

– Не хочу под землю, – заупрямилась гусеница.

В этот момент мимо пролетел большой чёрный грач. Червяк спешно скрылся в норе и принялся грызть землю. Он всегда грыз землю, когда задумывался. Ему было непонятно, чем зыбкий непрочный свет лучше его устойчивой надёжной тьмы.

Мир для червяка делился на две части: одна подземная – где темно днём и ночью, другая надземная – где темно только ночью. Таким образом, даже безголовый мог бы подсчитать, что тьмы в мире ровно в три раза больше, чем света. Поэтому к той малости, которую занимал свет, червяк относился снисходительно – как к чему-то временному, не стоящему внимания.

Но с тех пор, как он увидел гусеницу, ему уже не сиделось в тёмной норе. Он всё чаще выползал наружу: то без толку лежал под кустом, то ползал мимо него взад и вперёд, то сворачивался колечком, то делал стойку на хвосте, изгибаясь вопросом.

Но гусеница на все его ухищрения не обращала внимания. Однажды червяк увидел, что она обложилась какими-то белёсыми ниточками и примеряет их на себя.

– Готовлю новый наряд, – объяснила она. – Ах, я чувствую, скоро со мной случится что-то необыкновенное.

Говоря это, гусеница без устали наматывала на себя нитку за ниткой, становясь всё толще, пока не раздулась до неузнаваемости.

Её нелепое одеяние несколько разочаровало червяка. Он уполз под землю и долго не показывался на поверхности.

И всё же не так просто было заставить его отказаться от своих намерений. Поразмыслив, он решил, что в подземном мире внешность не имеет решающего значения. Но, вернувшись обратно, вместо гусеницы нашёл лишь пустой кокон.

– Не проглотила ли её какая-нибудь птица? – забеспокоился червяк и вдруг услышал весёлый голос.

– Вот и я! – Неподалёку, обмахиваясь новенькими, едва просохшими крылышками, сидела бабочка. – Не правда ли, теперь я гораздо красивее?

Червяка трудно было чем-нибудь удивить, ведь он прекрасно обходился не только без крыльев, но без ног, без рук и даже без головы. Тем не менее, он понял, что теперь его избранница вряд ли согласится жить под землёй.

– Счастливо оставаться! – помахав крылом, она скрылась из виду.

Червяку захотелось оторваться от земли и лететь вслед.

– Может, и у меня отрастут крылья, если я буду лежать без дела и таращиться вверх? – подумал он и решительно вполз на смородиновый куст.

Сидеть на качающемся от ветра листе было неудобно – того гляди свалишься. Солнце жгло так, что червяк и вправду почувствовал себя в душном коконе. От жары он то и дело погружался в дремоту, и ему казалось, что он уже преобразился и порхает в небесах вместе с бабочкой. Так он просидел до позднего вечера, но никаких изменений с ним не произошло.

Его охватило отчаяние. Охватило всего без остатка. Смородиновый лист дрожал, а ему казалось, это дрожит и рушится весь мир, бывший прежде таким надёжным и понятным.

Скоро из-под земли выползла ночь, слопав остатки света. Какое-то время в вышине ещё болтался светящийся червячок месяца, но потом и его затянуло тучей. Стало так темно, что не осталось никакой границы между небом и землёй.