Хозяйка колодца

– Узнаю Власа, – Агата поправила сползшую с загорелых плеч пашмину. – Он любит окружать себя молодежью. Это так по-европейски.

– Приятно, что хоть кто-то записал меня в молодежь. – Борейша бросил быстрый взгляд на Савельева. – А то некоторые не видят больше моей молодецкой удали.

– Некоторые, дорогой мой Вениамин Петрович, глупы и недальновидны, – сказала Агата с так диссонирующей с ее прежней приветливостью холодностью.

Почувствовав нарастающее напряжение, Борейша нарочито громко хлопнул в ладоши:

– Ну что же! Цвет сегодняшнего вечера, я имею в виду вас, о прекрасная Агата, здесь, а посему предлагаю пройти в сад, пригубить чего-нибудь охлаждающего в ожидании хозяина.

– А где же Влас? – в бархатном голосе Агаты послышалось едва различимое недовольство.

– Велел извиниться и целовать пальчики, обещал скоро быть. – Борейша посмотрел на часы. – Без четверти восемь, ждать осталось недолго.

Так, перебрасываясь вежливыми и ничего не значащими фразами, они прошли в сад. Этот сад тоже был яблоневым, но, в отличие от своего дикого собрата, казался нарядным и радостным. Стол был накрыт посреди изумрудно-зеленого газона. В сторонке стоял столик с напитками и закусками. К нему и увлек Борейша, деловито и очень сноровисто разливая по бокалам французское шампанское. Но отведать шампанского они не успели: со стороны дома вдруг послышались громкие голоса.

– А вот и Влас Палыч собственной персоной, – сообщил Борейша. – И, надо думать, не один, а с Яковом Семеновичем.

– Хлебников, глава местного сельсовета, – шепотом пояснил Савельев. – Тот еще жук. Все у него вот тут, – он сжал кулак, – весь Правый берег.

Голоса, зычные, азартные, тем временем становились все громче, и через пару секунд на лужайку вышли двое весьма колоритных мужчин. Первый, крепкий, дородный, с широкими плечами и густой, хоть и совершенно седой шевелюрой, был одет в дорогой костюм, сидящий на нем с той элегантной небрежностью, которая выдает руку высококлассного портного. Верхняя пуговица сорочки была расстегнута, а узел галстука ослаблен. Левой рукой мужчина опирался на трость, а правой активно жестикулировал, споря о чем-то со своим визави, невысоким, лысым мужиком с вислыми казацкими усами. Одет мужик был по-совдэповски незатейливо, в черные брюки, сильно запылившиеся снизу, и белую рубаху с короткими рукавами. Рубаха была изрядно мятой, расходилась на упитанном пузе, норовила выбиться из-под потертого ремня. Под мышкой он держал потрепанный кожаный портфель, который то и дело поправлял свободной рукой.

– …А я, Влас Палыч, продолжаю утверждать, что эти ваши доильные роботы русскому человеку без надобности. Где это видано, чтобы коров роботы доили?!

– В Голландии, дорогой мой Яков Семенович, – возражал седовласый, в котором Морган и Сотник сразу признали Яриго. – В Голландии коров доят именно роботы. Сканируют буренок, проводят химический анализ молока, а при необходимости даже помещают в карантин.

– А цена? – Хлебников хлопнул себя ладонью по лысине. – Да не окупятся ваши роботы ни в жизнь!

– Посмотрим, – сказал Яриго успокаивающим тоном и тут же улыбнулся замершим в ожидании гостям: – Друзья, простите великодушно за опоздание! Дела, будь они неладны! – он покаянно покачал головой. – Но готов искупить. Приложу к этому все усилия.

– Да вы и не опоздали вовсе, Влас. – Улыбка Агаты сделалась ослепительной, пашмина, словно невзначай, соскользнула с точеных плеч. – Но мы уже начали скучать, – добавила она как-то по-особенному интимно.

– Преступление! – Яриго порывисто шагнул ей навстречу, склонился в поцелуе над протянутой ручкой. – Такая прелестная дама не должна скучать. Агата, вы божественны!

– А вы, как обычно, весьма галантны. – Агата хотела было еще что-то добавить, но Яриго уже переключился на других гостей: пожал руку Глебу, по-свойски кивнул Савельеву и Борейше, а потом всем корпусом развернулся к ним с Сотником.

– До чего же приятно видеть в бизнесе молодых и хватких! – его холеное, загорелое лицо расплылось в радушной улыбке. – Всегда говорил и не устану повторять: будущее за молодыми, а мы, старые зубры, если хотим удержаться на плаву, должны брать с них пример. Приветствую, ребята! – Его рукопожатие было по-медвежьи сильным, как будто таким образом он проверял их на крепость. Наверное, первый тест они прошли, потому что Яриго удовлетворенно кивнул, по-отечески похлопал каждого из них по плечу и тут же отмахнулся от благодарственной речи Сотника:

– Не нужно, Алексей! У нас тут все по-домашнему. Узкий круг, все свои. Без официоза и никому не нужного пафоса. Сегодня отдыхаем и веселимся, отринув все заботы. Считайте это моей стариковской блажью. А вот завтра, – он окинул их с Сотником испытывающим взглядом, – а вот завтра вам предстоит увидеть мою темную сторону.

– Влас, разве же у вас есть темная сторона? – спросила Агата очень серьезно, без доли женского кокетства.

– У каждого человека есть темная сторона, моя прекрасная Агата. Человеческая душа – это бездонный колодец. Никогда не узнать ни меры ее добродетели, ни меры ее подлости.

– Что-то вас на философию потянуло, Влас Палыч, – усмехнулся Хлебников. – Уж не с голодухи ли? – Он обвел страждущим взглядом накрытый стол. – Не пора ли нам наконец отдать должное таланту вашей Валентины?

Прежде чем ответить, Яриго на секунду задумался.

– Не хватает еще одной нимфы, – сказал с улыбкой.

– А эту нимфу вечно приходится догонять и ловить, – усмехнулся в усы Хлебников. – Такая вся деловая, фу-ты ну-ты! Особенно после вашего подарочка.

– Так это же не персонально ей подарочек, а всему коллективу.

– Ой, не смешите меня, Влас Палыч! Там того коллектива – три калеки. Марьяна одна за всех пашет.

– Вот потому, что одна за всех, я и принял такое решение. Участок у нее большой, пешком не находишься, – Яриго развел руками.

Морган с Сотником переглянулись. Вот, значит, какую нимфу ожидает хозяин вечеринки. Вот, значит, откуда у нее мотоцикл. Миллионер и меценат облагодетельствовал.

– А форма одежды у нее теперь какая из-за этого вашего подарочка? – продолжал бубнить Хлебников. – Я так понимаю, медичка должна быть как на картинке: халатик беленький, шапочка накрахмаленная, туфельки-чулочки. А Марьяна наша что? А Марьяна наша как пацанка: джинсы, куртка, боты на тракторном ходу. Бандит с большой дороги, а не доктор.

– А вот тут, Яков Семенович, я с вами не соглашусь. – Яриго смотрел поверх головы Хлебникова на дорожку, и улыбка у него сделалась что у того Чеширского кота. – Не всегда боты на тракторном ходу. Отнюдь…

Морган обернулся, уже зная, кого увидит.

По дорожке стремительным шагом, ловко балансируя на высоких каблуках, шла их давешняя знакомая, Марьяна Васильевна. И одета она была вовсе не в джинсы, а в элегантное коктейльное платье. И хвост свой распустила, и веснушки запудрила, а губы, наоборот, накрасила. Пожалуй, доведись им встретиться при других обстоятельствах, Морган не преминул бы за ней приударить, но в памяти еще был свеж недавний инцидент, и должного впечатления эта сельская красотка на него не произвела.

– Добрый вечер! – Марьяна помахала рукой, приветствуя сразу всю честную компанию. – Извините за опоздание.

Как успел заметить Морган, на ее появление все отреагировали по-разному. Глеб, до этого расслабленно-ленивый, подобрался, как тигр перед прыжком. Даже во взгляде его появилось что-то звериное. Его маменька появление еще одной нимфы проигнорировала. Оно и понятно: две нимфы на одной вечеринке – это уже явный дисбаланс. Савельев по-дружески улыбался, а Борейша смотрел на гостью с приветливым любопытством. И только Хлебников продолжал хмурить кустистые брови, но было очевидно, что неудовольствие его напускное, скорее для проформы и острастки.

– Прошу прощения, – Марьяна тем временем ступила на лужайку. – Попросила Ивана подвезти, а у него, как назло, «уазик» заглох на въезде в поселок. Пришлось дальше пешком…

Ишь, цаца какая! Пешком ей, видите ли, пришлось добираться. А не нужно было каблучищи такие надевать!

Не то чтобы Морган злился, скорее так… злорадствовал. Кстати, интересно, кто такой этот Иван, у которого сломался «уазик»?

– Иван Полевкин, местный участковый, – Савельев словно прочел его мысли. – Славный, в общем-то, малый, но из этих… буквоедов. Очень педантичный. Я бы даже сказал, раздражающе педантичный.

– Это вы, Марьяна Васильевна, так деликатно намекаете, что Ивану пора менять транспортное средство? – усмехнулся Яриго, обнимая докторшу за плечи.

– Это я так деликатно намекаю, – Марьяна стрельнула взглядом в Хлебникова, – что дороги на Правом берегу такие, что даже «УАЗы» ломаются.

– Дороги! – простонал Хлебников. – А бюджет у меня, между прочим, не резиновый! Где я грошей наберусь на все ваши «хочу» и «надо»?! В детском саду вон крыша течет, а в школе мыши пол съели. Вот это проблемы почище ваших дорог. Я по ним, между прочим, тоже езжу, и ничего, жив, как видите! Дороги… – он еще раз раздраженно хмыкнул, поправил свой портфель.

– Господа, давайте не будем о грустном! – вмешался в разговор Борейша. – Давайте же наконец воздадим должное кулинарному гению нашей прекрасной Валентины.

– А и то верно! Прошу к столу, господа! – Яриго обвел лужайку широким жестом.

Рассаживались долго. Моргану показалось, что почти каждый из гостей норовил оказаться поближе к хозяину. В итоге по правую руку Яриго уселся Хлебников, по левую – Агата. Глеб занял место рядом с матерью. Борейша пристроился возле Хлебникова, а Савельев, Марьяна и они с Сотником оказались на противоположном конце стола.

Позабыв о недавней размолвке, как истинный джентльмен, Морган придвинул Марьяне стул. Она вежливо кивнула в ответ, скользнула удивленным взглядом по забинтованной руке.

– Еще кого-то пытались научить Правилам дорожного движения? – спросила она не без ехидства.

– Поцарапался. – Он отвернулся, открещиваясь от дальнейших расспросов.

Ему повезло, Марьяна оказалась не из любопытных, потеряв к нему всякий интерес, она принялась за ужин. Аппетит у нее, надо сказать, был отменный. В отличие от Агаты, которая вяло жевала листик салата, Марьяна нажимала на мясо, чем вызвала явное одобрение Сотника, который терпеть не мог помешанных на диетах и фитнесе девиц.

– Любо-дорого посмотреть, – сказал он, с благостной улыбкой наблюдая, как девица разделывается со вторым по счету бифштексом.

– Вы об этом? – Марьяна поймала его взгляд, легонько постучала ножом по краю тарелки. – С утра во рту маковой росинки не было, даже кофе попить не успела.

– Вы такой трудоголик? – вежливо поинтересовался Морган.

– Я не трудоголик, я единственный на всю округу врач. И рабочий день у меня, к сожалению, ненормированный. Бывает, с утра до вечера просидишь в амбулатории, поплевывая в потолок, а бывает, и не присядешь до ночи.

На его, в общем-то, ехидный вопрос она отвечала так серьезно и так обстоятельно, что сразу стало понятно: работа для нее – святое. И Моргану в который уже раз за этот день стало неловко.

А разговоры за столом тем временем крутились вокруг местных проблем. Беседовали все больше Яриго и Хлебников, остальные слушали, кто внимательно, кто не очень. Морган старался не упустить ни одного сказанного слова. В неформальной беседе всегда можно узнать для себя что-нибудь полезное. Тем более что после спора о голландских роботах Яриго с Хлебниковым переключились на разговор о строительстве животноводческого комплекса. Чуть позже, после четвертого или пятого бокала виски речь зашла о менее интересных объектах, и Морган позволил себе слегка расслабиться.

– А что там у нас с новым зданием под больницу? – Яриго, сытый и слегка захмелевший, вальяжно откинулся на спинку стула.

– Отделочные работы идут полным ходом. – Хлебников нацепил на вилку маринованный огурчик, полюбовался им секунду-другую и сунул в рот. – Строители работают не покладая рук.

– Строители работают не покладая рук на даче у Тарпищева. – Марьяна, которая до этого не вмешивалась в разговор старших, отложила вилку, с вызовом посмотрела на переставшего жевать Хлебникова. – Я заезжаю в новое здание каждый день, там только видимость работы. До обеда строители режутся в карты, а после обеда едут халтурить на Левый берег.

– Позвольте! – Яриго нахмурил брови, требовательно посмотрел на Хлебникова. – Как это понимать, Яков Семенович?

Прежде чем ответить, Хлебников бросил на Марьяну быстрый взгляд. И взгляд этот не предвещал ей ничего хорошего.

– Факты не проверены, – сказал он мрачно. – Тебе, Марьяна Васильевна, привиделось что-то.

– Ничего мне не привиделось! – Марьяна упрямо мотнула головой. – Бригадир этот ваш – настоящий призрак.

– Почему призрак? – удивился Яриго.

– Потому что неуловимый. Я уже устала за ним по всем берегам гоняться.

– А тебе, голуба моя, и не нужно за ним гоняться, – сказал Хлебников ласково. – Это не входит в твои обязанности. В твои обязанности входит уколы ставить и горчичники лепить. С бригадиром я как-нибудь сам разберусь, без сопливых…

– Яков Семенович! – Марьяна уперлась локтями в стол. – Старое здание уже несколько лет на ладан дышит!

– Ну, несколько лет дышало и еще немного подышит!

– Сквозняки, сырость и грибок, – Марьяна говорила тихо, но твердо. – Проводка никудышная, того и гляди, случится пожар. Пол прогнил, с потолка прямо на головы пациентам сыплются куски штукатурки. Если к осени больница не переедет в новое здание, то ее можно закрывать. Я вообще не понимаю, куда смотрит районная санстанция…

– Марьяна Васильевна! – Лицо Хлебникова налилось нездоровым багрянцем. – Нашла ты время…

– А для таких серьезных вещей всякое время сгодится. – Яриго легонько хлопнул ладонью по столу. – Яков Семенович, мы такие деньги вкладываем в модернизацию больницы, а нашу работу, оказывается, саботируют.

– Да никто ничего не саботирует! – отмахнулся Хлебников. – Просто некоторые, – он бросил еще один хмурый взгляд на Марьяну, – лезут в дела, в которых ни черта не смыслят.

Марьяна хотела было что-то возразить, но в последний момент удержалась, лишь досадливо сжала под столом кулаки. Морган ее даже пожалел. Горячая голова, лезет в пекло поперек батьки, за что наверняка и получает от начальства.

– Возможно, Марьяна Васильевна и в самом деле не все правильно поняла, – сказал Яриго уже другим, более спокойным тоном. – Но с бригадиром вы все-таки побеседуйте, Яков Семенович.

– А какого же года старая больница? – спросил Морган, отвлекая внимание спорщиков на себя.

– А старая больница, – было видно, что и Хлебников рад сменить тему, – конца девятнадцатого века. – Бывшая усадьба графа Лемешева.

– Что-то мы не заметили никакой усадьбы, – оживился Сотник.

– А это потому, что усадьба находится не в самой деревне, а в яблоневом саду, – пояснил Савельев.

– Сад мы тоже проезжали.

– Ага, значит, уже успели напитаться впечатлениями? Граф Лемешев, говорят, был чудаковатым, любил уединение. Потому дом построил на отшибе и засадил все вокруг яблоневыми деревьями.

– Это те самые яблони? – удивился Морган.

– Конечно, нет! – взмахнул рукой Савельев. – Старые деревья постепенно умирали, их вырубали, а на их место сажали новые.

– Какой-то круговорот яблок в природе, – усмехнулся Сотник.

– Дань традициям. Раньше всех все устраивало, а как сейчас, не знаю. – Савельев вопросительно посмотрел на Хлебникова.

– Я пока тоже не знаю, – тот пожал плечами. – Есть кое-какие наметки, но нужно сначала разобраться с более масштабными проектами. Сад постоит.

– Вот так он и стоит больше ста лет. – Савельев пригубил шампанское. – И знаете, что я вам скажу: пусть бы и еще сто лет стоял. Есть в нем что-то особенное, какая-то мрачная, готическая красота.

– На красоте нынче деньги не сделаешь, дорогой мой ученый муж. – Хлебников, уже окончательно пришедший в себя, покровительственно улыбнулся. – Да и какая там, к чертям собачьим, красота?! Один колодец чего стоит! Головная боль, а не красота.

– А что там с колодцем? – Морган украдкой посмотрел на свою забинтованную руку. – Мы видели его сегодня. Даже пытались из него напиться.

– Напиться? – Марьяна посмотрела на него с жалостью, как на дурачка.

– А какие проблемы, уважаемая? – Морган поморщился. – Насколько мне известно, колодцы как раз для этой цели и предназначены.

– Другие колодцы возможно, но не этот. – Если Марьяна и услышала сарказм в его голосе, то виду не подала. – В этом колодце вода не артезианская, а озерная.

– Все правильно, – поддержал ее Савельев, которому разговор про архитектурные достопримечательности старой усадьбы, похоже, нравился гораздо больше предыдущих полуделовых бесед. – Граф Лемешев выкопал его почти сразу после постройки дома. Предполагается, что для полива будущего сада. Видели, он не совсем обычный, большого диаметра, довольно глубокий. Когда-то его закрывала очень красивая кованая решетка.

– А вот эта решетка и есть моя главная головная боль. – Хлебников промокнул блестящую от пота лысину льняной салфеткой. – Больше века продержалась, а потом, поди ж ты, понадобилась одному умнику.

– А зачем вообще нужна решетка? – спросил Морган.

– Для безопасности. – Хлебников отложил салфетку. – Я же говорю, сплошная морока с этим колодцем. Точно медом он намазан для всяких психически неуравновешенных личностей. Не было года, чтобы кто-нибудь не пытался в колодец сигануть. И ведь сигали! – Он поднял указательный палец. – Кто от неразделенной любви, кто по пьяни, кто еще из-за какой дури. Вот ты, Марьяна Васильевна, не знаешь, наверное. – Он посмотрел на докторшу. – Задолго до твоего приезда это случилось, если мне не изменяет память, лет шесть-семь назад. Девчонка молодая в колодец упала. Митрич услыхал посреди ночи женский крик, да пока оделся, пока из подсобки выбежал… Ничего не заметил. А ночью в саду хоть глаз выколи, такая темень. Решил, что молодежь шалит. Любят наши ребятишки это дело…

– Митрич – это кто? – спросил Савельев.

– Бывший больничный сторож, – пояснила Марьяна. В сгущающихся сумерках ее бледное лицо показалось Моргану гипсовой маской. И тут же, словно ответом на его мысли, на улице зажглись фонари, разгоняя тени и тьму. – Говорят, он уехал в том же году.

– А теперь вот вернулся, – хмыкнул Хлебников. – Покуролесил на чужбине сокол сизокрылый и вернулся. Месяц уже как. Я вообще диву даюсь, чего его черт дернул сорваться с насиженного места. Ведь жил же при больнице на всем готовом: и крыша над головой, и еда казенная, и сто граммов чистейшего спиртику наливал бывший врач-то. Он же своего за душой ничего не имел, потому как хоть и работящий, но пропойца горький. А тут, помню, раз – и в одночасье исчез в неизвестном направлении. Ищи-свищи… – Хлебников помолчал, а потом добавил с непонятной злостью: – Сейчас снова начнет байки свои рассказывать… про колодец.

– Я помню эту трагическую историю! – Литератор Борейша подался вперед. В глазах его зажегся жадный огонь. – И девушку даже видел. Вот только запамятовал, как ее нашли.

– Так Митрич и нашел. – Хлебников разлил по бокалам виски, себе плеснул водки. – Митрич был не дурак выпить. Той ночью, кстати, тоже был навеселе. Вот и решил, что примерещилось. А наутро решил проверить колодец. И нашел. Девушка оказалась дочкой одного из местных дачников, уехала на выходные на дачу. Тогда как раз майские праздники были, три выходных подряд. Ее бы и не хватились еще пару дней, если бы не он.

– И что с ней стало? – спросила Марьяна, понизив голос до шепота.

– Упала в колодец. – Хлебников одним глотком осушил свою рюмку водки, сунул в рот кусок ржаного хлеба. – Митрич сам к участковому с повинной пришел. Так, мол, и так – слышал я давеча тут в саду кое-что подозрительное. А у самого глазки бегают, губы дрожат, и рука грязной тряпицей замотана. – Хлебников сделал многозначительную паузу, дожидаясь реакции на свои слова.

– Рассказчик вы отличный, – выдохнул Борейша. – Да не томите уже, Яков Семенович! Отчего же рука у вашего Митрича была забинтована? Я так понимаю, это важно.

– Вот и Иван, участковый наш, он тогда только начал у нас работать, тоже заинтересовался. «Снимай, – говорит, – повязку! Показывай, что у тебя там!» Митрич поломался, но тряпку свою размотал. А там вся рука распорота чем-то острым, рана красная, загноившаяся.

– А что же он, в больнице работавши, за медицинской помощью не обратился? – удивился Борейша.

– Вот сразу видно, Вениамин Петрович, что вы пишете детективы! – Хлебников одобрительно кивнул. – Ухватываете самую суть! Потому и не обратился за помощью, что хотел скрыть свои темные делишки. Про решетку я вам тут рассказывал. Так вот Митрич это лиходейство первым и начал. Решил решетку спилить и сдать в лом, а когда спиливал, распорол по неосторожности или по пьяни руку. Вот и весь детектив.

– Подождите, а как же девушка? Он ведь рассказал участковому про колодец? – не унимался Борейша.

– Рассказал. Там ее и нашли, на дне колодца. А глубина у этого колодца, я вам скажу, – Хлебников неопределенно развел руками, – нора в преисподнюю, а не колодец. Помню, здоровенным промышленным фонарем светили, чтобы дно разглядеть.

– Погодите! – перебил его Борейша. – Что же, колодец стоял пустой? Я думал, она утонула.

– Не утонула, а разбилась. Вода ушла из колодца незадолго до трагедии.

При этих словах Морган с Сотником снова переглянулись.

– А как же такое возможно? Как вообще устроен этот колодец? – задал Сотник интересовавший их обоих вопрос.

– Как устроен? – Хлебников подергал себя за ус. – Правильный вопрос. Да вот только без ста граммов здесь не разберешься.

– Так вы наливайте, Яков Семенович! – засуетился Борейша. – Уж больно занимательные истории вы рассказываете на ночь глядя.

– Господи! – Агата передернула плечами, словно от холода. – Да что же может быть интересного в этих ужасах?

– Так мы же сейчас не об ужасах, несравненная! – Борейша отсалютовал ей бокалом с виски. – Мы сейчас об архитектуре и технике.

– Скорее уж об их совокупности, – хмыкнул Хлебников. – Граф Лемешев был персоной неординарной. Долго жил за границей, много путешествовал по миру, познавал себя и окружающую действительность. А когда осел в наших краях, взялся свои познания воплощать в жизнь. Сначала построил дом. Дом как дом, без особых архитектурных затей. А потом занялся рытьем колодца. Зачем он ему был нужен, мне доподлинно неизвестно. Вроде как для полива. Но как по мне, так слишком уж мудрено для банальной оросительной системы. Как уже сказала Марьяна, вода в колодце не артезианская, а озерная. Сам колодец соединен с озером чем-то вроде каменной трубы. И где-то то ли в самом колодце, то ли в трубе имеется что-то вроде заслонки, с помощью которой можно регулировать уровень воды.

– Как регулировать? – в один голос спросили Морган с Сотником.

– А бог его знает как! – Хлебников пожал плечами. – Я и помню-то это все с детства, с уроков физики. Физичка у нас была, царствие ей небесное, светлого ума женщина. На примере вот этой графской конструкции рассказывала о сообщающихся сосудах. Даже, помню, в сад нас специально водила, показывала колодец.

– Так как же заслонка открывается? – нарушил воспоминания Хлебникова Сотник.

– По всей вероятности, есть какой-то механизм. Рычаг или рычаги. Как-то же раньше удавалось регулировать уровень воды в колодце. Если посмотреть топографию той местности, то станет видно, что земля имеет наклон от озера в сторону графского дома. Наверное, в такой мудреной системе и была необходимость, но лично мне кажется, что все это обыкновенная блажь, попытка выделиться из толпы себе подобных мающихся бездельем аристократов. А механизм, наверное, давным-давно заржавел и пришел в негодность.

Морган с Сотником снова переглянулись. Теперь обоим стало понятно, отчего так странно вела себя вода в колодце. Механизм не сломался, а работал вполне исправно. Вот только где он находится и как им управлять?

– А что с девушкой? – В вечерней тишине голос Марьяны прозвучал неожиданно громко.

– Чтобы спуститься в колодец, пришлось вызывать спасателей со спецснаряжением. Девушка лежала на дне, мертвая. Но, помню, судебный медик говорил, что после падения она еще какое-то время была жива. Парализована, обездвижена, но жива. Вот так, – Хлебников вздохнул. – Такая молодая и так по-глупому, так бездарно обошлась с собственной жизнью.

– Вы думаете, она покончила жизнь самоубийством? – спросил Борейша, понизив голос едва ли не до шепота.

– А что еще думать? В крови нашли алкоголь и следы какого-то наркотика. Золотая молодежь, сами понимаете. Жить им, видите ли, скучно. Жить скучно, а умереть вот так, на дне колодца, выходит, весело. – Он снова потянулся за бутылкой водки.

– И что же, она не кричала? Не звала никого на помощь? – спросил Морган, наблюдая за тем, как Хлебников щедро, до самых краев, наливает себе водки.

– Может, и звала, Митрич же что-то такое слышал. Да только место там глухое, а глубина колодца весьма внушительная. А может, повезло девочке, и она все это время была без сознания.

– Да уж, повезло! – хмыкнул Сотник. – Врагу не пожелаешь такого везения.

– А родителям каково? Говорят, мать, как узнала, что с дочкой случилось, за одну ночь поседела. – Хлебников опрокинул в себя водку, крякнул. – Отец, очень известный кардиохирург, после всего этого кошмара начал пить по-черному. Кстати, – он перевел мутный от выпитого взгляд на Яриго, – кстати, Влас Палыч, это как раз их участок вы купили.

– Да что вы говорите?! – изумился Яриго. – А я и не знал.

– Как все удивительно переплетено в этом мире, – Борейша скорбно покачал головой. – Помнится, в том году я первый раз снял дачу, даже успел познакомиться с отцом этой несчастной девочки. Кто бы мог подумать, что все так трагично закончится?

– А колодец тот я по новой приказал заварить, – сказал Хлебников. – Но вот незадача, красть решетки с тех пор продолжают исправно. Вот ведь люди… Надо плиту положить, чтобы уж наверняка.

– А что станет с графским домом, когда больница переедет в новое здание? – спросил Борейша. – Пойдет под снос?

– Отчего же под снос? – усмехнулся молчавший все это время Яриго. – Дом я планирую купить и отреставрировать. Я, знаете ли, любитель старины. А там и место чудесное. Возможно, – он глянул на разомлевшего Хлебникова, – Яков Семенович согласится отдать мне в аренду и яблоневый сад.

– Да зачем же вам эта морока? – лениво поинтересовался Хлебников. – Я же вам рассказал, какое это хлопотное место. То в колодец кто свалится, то в озере утонет, то на яблоне повесится…

– Яков Семенович, – Агата посмотрела на него с брезгливым раздражением, – да сколько же можно рассказывать нам эти мерзости?! – Она поежилась, натянула на плечи пашмину. – Я из-за этих ваших сказок ночью не усну. То утопленники, то висельники. Ужас…

– Так из песни слов не выкинешь, – Хлебников лениво махнул рукой. – И статистика – штука серьезная. За последние сто лет в саду этом погибло человек двадцать пять, если не больше. Точно я не скажу, точно никто не считал. А вы, Агата, не переживайте так, вы вон берите пример с Марьяны Васильевны. Она живет, почитай, в самом саду и ничего не боится.

– Вы живете в саду? – Морган с интересом посмотрел на докторшу.

– В больнице, – она равнодушно пожала плечами. – В одном из флигелей.

– И вам не страшно?

– А чего мне бояться? – она улыбнулась Моргану, и в улыбке этой был вызов. – Что там такого особенного, в этом саду?

– Там колодец, – сказал Сотник, и в его глазах Морган увидел отражение своего собственного смутного беспокойства. – Там колодец хрен знает какой глубины, и решетки на нем нет.

– Засыпать, к чертовой матери! – Хлебников рубанул кулаком по столу. – Подогнать технику, завалить камнями.

– Ну как же завалить камнями?! – возмутился Борейша. – Это же своего рода культурный объект! Для чего-то же ведь был создан этот колодец. Есть в нем что-то сакральное. Вот был я прошлым летом в Стоунхендже…

– Стоунхендж! – замахал руками Хлебников. – Ну вы, Вениамин Петрович, и загнули! Нашли с чем сравнивать наше недоразумение! Поливочная система – вот что это такое. А Стоунхенджи – это у них там, в Англии. – Он икнул и продолжил заговорщицким тоном: – А я, между прочим, тоже в Англии бывал, перенимал их буржуйский опыт. И скажу я вам…

Дальше про буржуйский опыт было совсем неинтересно, вечер плавно и неумолимо покатился к своему логическому завершению.

Расходиться гости начали уже за полночь. Агата долго и как-то по-особенному интимно прощалась с Яриго, а потом обвела остальных гостей царственным взглядом, прощально махнула рукой. Глеб попрощался со всеми с вежливой сдержанностью, подхватил мать под руку, увлек к воротам.

Борейша, раскланявшись и пожелав всем доброй ночи, шмыгнул в кусты. Наверняка решил сократить путь.

Хлебникова, уже изрядно пьяного, было решено оставить на ночь в доме в одной из гостевых комнат. Куда его и затащили Морган с Сотником. Хлебников пытался бузить, орал песни, требовал вернуть портфель с документами, но стоило лишь его лысой голове коснуться подушки, как он тут же отключился.

К тому моменту, как они снова спустились вниз, в саду оставался лишь Яриго.

– Спасибо, ребятки! – сказал он, доставая из портсигара сигареты и с удовольствием закуривая. – Яков Семенович – славный человек, но совершенно не умеет пить, начинает дебоширить, а вы, как я посмотрю, угомонили его довольно быстро. Не желаете? – он протянул им открытый портсигар.

– Спасибо, пытаемся бросить курить, – Морган вежливо улыбнулся, осмотрелся. – А где же Дмитрий и Марьяна Васильевна?

– Ушли, – Яриго благодушно улыбнулся. – Я предлагал девочке остаться, но она отказалась. Очень самостоятельная особа, я вам доложу.

– А как же?.. – Морган прикинул расстояние, разделявшее Левый берег и старый сад.

– До выхода из поселка Дмитрий ее проводит, там есть остановка. – Яриго посмотрел на наручные часы. – Через полчаса будет проезжать рабочий автобус. Он забирает сельских жителей, которые допоздна работают на Левом берегу, останавливается как раз возле сада. А там напрямую минут пятнадцать ходу.

Морган с Сотником в который уже раз за этот вечер переглянулись. Действительно, такая мелочь – всего каких-то пятнадцать минут ходу по темному саду…

* * *

К вечеру ноги отекли, и туфли теперь немилосердно жали. Марьяна поморщилась. Как же она не любила обувь на высоком каблуке! Но ужин у Яриго обязывал. Пришлось позабыть на время о комфорте, влезть в узкое платье и неудобные туфли. Признаться, на этот ужин Марьяна возлагала большие надежды, но так и не поняла, удалось ли ей донести до Яриго свою мысль.

Из старого здания нужно переезжать как можно быстрее, пока кто-нибудь из персонала или пациентов не пострадал и дело не закончилось увечьем или еще чем похуже. Бабушку Сидоровну едва не зашибло куском отвалившейся от потолка штукатурки. А в столовой из-за неисправной проводки вчера случился пожар. Хорошо, что повариха тетя Аня в тот момент была на боевом посту, позвала ее, Марьяну, и совместными усилиями им удалось ликвидировать возгорание. Да и мало ли было вот таких, на первый взгляд незначительных, но грозящих обрушиться лавиной мелочей? А Хлебникову что в лоб, что по лбу. Наверняка сам же и покрывает бригадира, потому что Тарпищев ходит у него в дружках. Может, стоило и об этом рассказать Яриго? Нет, пожалуй, это было бы похоже на кляузу. И пусть Влас Палыч относится к ней с явной симпатией, но и с властью ругаться не хочется. А Хлебников еще не самый гадкий представитель чиновничьей братии. Кое-чего и от него можно добиться. Не мытьем, так катанием. Ведь кто, как не он, упросил Яриго оказать спонсорскую помощь в строительстве новой больницы! Правда, сегодняшний вечер показал, что Влас Палыч не был совсем уж бескорыстным, что в обмен на спонсорскую помощь ему зачем-то понадобился старый графский дом. А плевать! Ей до этого нет дела. Ей и своих проблем хватает…