Жизнь наизнанку

Человек-невидимка

 
Человек-невидимка… Он в рубашке, в ботинках…
Человек-невидимка… Он уверен в себе.
Он по жизни шагает, человек-невидимка,
И красиво вздыхает «покоряясь судьбе»:
«Я любил – не срослось… Обещал – не сложилось…
Звёзды так рассудили, или встала луна…
Не помог, не нашёл… Ну, уж так получилось…
Видел ангела трость, оказалось – клюка…»
Человек-невидимка… И по жизни пылинкой
Носит бедного ветер, на который слова
Он без устали сеял, человек-невидимка…
В чём же ты, человече? Чувства? Сердце? Душа?
 

Опять стихи бесчувственно- сухи

 
Опять стихи бесчувственно-сухи,
Пишу, «как надо» и себя врачую,
И боль в душе почти совсем не чую,
И вижу промысел спасающей Руки,
 
 
Но где-то в глубине ещё тоскую…
Опять стихи бесчувственно-сухи…
И на устах – бесстрастная молитва,
И сердце – вновь ристалище для битвы,
 
 
Вот только б не пропели петухи,
Сигналом беспристрастного Арбитра.
Глаза мои бесчувственно-сухи…
Иссохли слёзы жуткого томленья,
 
 
Увяли плевелы… и нету тленья…
Не дали всходов добрые ростки…
В реальность-безысходность возвращение…
Мои слова бесчувственно-сухи…
 
 
Да, знаю всё… Исход и Воскресенье…
Но мне не ведомо души горенье…
Прими лишь уст «спаси и сохрани»
Господь… избавь меня от искушенья!
 

Распахнутое небо

 
Как часто спорим мы с судьбой,
Питая душу чёрствым хлебом,
Петляя чуть заметным следом,
Средь бед извилистой тропой.
А где-то прямо надо мной
Объятья распахнуло Небо —
Обетование Победы,
Обитель Истины простой…
 
 
И в голове перемесив
Порок души и добродетель,
Себя бросаем мы на ветер,
В унынье выбившись из сил…
А где-то прямо надо мной
Объятья распахнуло Небо —
Обетование Победы,
Обитель Истины простой…
 
 
И в немоте я шлю свой зов,
Переплетая боль со смехом,
В надежде всё ж услышать эхо,
И с слабой верою в любовь…
Ведь где-то прямо надо мной
Объятья распахнуло Небо —
Обетование Победы,
Обитель Истины простой…
 

Становление

 
Я сжигаю мосты
В мир сует и тревог,
На орале рука,
И – распутье дорог…
 
 
Раздуваю пожар,
Пусть бушует огонь.
Да не будет мне жаль
То, что кануло в нём.
 
 
Пламя стало стеной,
Вот, назад нет пути,
Подсоби, Ангел мой!
Божья Мать! Помоги!
 
 
Мне бы сделать лишь шаг,
Дай мне помощь, Господь!
Сзади скалится враг,
Пламя лижет уж плоть.
 
 
Как геенна в аду…
Коль назад – в никуда…
Я вот-вот упаду,
Я стою, не дыша.
 
 
Вот, остался лишь миг,
Но раздрал мою грудь
Примиряющий крик:
«Боже! Милостив будь!»
 
 
На востоке – заря,
Позади – дым и прах,
Кто-то держит меня,
И я делаю шаг…
 
 
Позади – тлен и тьма,
Впереди – Жизнь и Свет,
Кто-то манит меня,
Я хочу идти вслед…
 
 
Я сжигаю мосты
И обломки надежд,
Я сжигаю мечты
И цепляюсь за Крест.
 
 
Уплывает он ввысь,
В лучезарность Небес.
Божий раб! Помолись!
Да не выпущу Крест!
 

Панихида по себе

 
Звучанье песен… Будто отпеванье…
Земное счастье стало миражом,
И вновь для мира осень… умиранье.
И снова по душе, как бы ножом…
 
 
Вскрывая раны… Отсекая члены…
Мечты, желанья, всё, что в слове «я»…
Как мало от меня, что есть нетленно…
Повтор опять этапов жития…
 
 
Твердила панихиду я на память…
«Себя отпеть… Смириться… Всё принять…»
Прошло полжизни! А ошибки править
Мне и сегодня… Снова… И опять…
 
 
Не сходится ответ! Ну, хоть ты тресни!
Учитель поменял мне вариант…
Звучит всё та же панихида в песне…
А мне б… Зарыться… Иль зарыть талант.
 
 
Не внешнее в душе ведь правит балом…
Без ампутаций, видимо, нельзя…
Уводит от ответа даже в малом
Удобная лукавая стезя.
 

Наверно, надо пояснить состояние этого стихотворения…

20 лет назад, когда только вставала на путь православия, меня послал духовник в Троице-Сергиеву Лавру к старцу… Поразительным образом я попала к нему… Были в кельи с глазу на глаз… Вышла я… И поняла, то, что хочет Бог и то, чего я – диаметрально противоположные вещи… Ходила я ещё по Лавре три дня, а в ушах звучала панихида… Но… смириться я так и не смогла. Духовник, видя моё состояние, сказал: «НУ что ж… Иди другим путём… Более длинным… Но всё равно придётся прийти в пункт „В“…» И вот теперь я вижу, сколько не плутай по жизни, а на прямую выходить надо… Хотя и сил меньше, и обоз за собой больше…)

Кстати, я тогда стала свидетельницей обретения мощей прп. Максима Грека…

Преподобному Максиму Греку

 
Народ толпился у ограды.
Витало: «Мощи обрели!»
Но было мне оно не надо:
Своё болело лишь в груди.
 
 
Быть в этом мире не от мира,
Казалось, тяжкий, скорбный крест.
А преподобного Максима
Был гроб дубовый уж отверст.
 

 
Какое дело мне до грека?
Что прекословил и царю,
Стыдил и в митре человека,
Чужую просвещал страну.
 
 
Терпел напраслину и узы…
Кого сам ангел утешал.
Ревнитель брачного союза,
Кто Богу песнь углём писал.
 
 
Не знала, кто он и откуда…
Уехала, всё позабыв…
Ведь в сердце тоже много спуда…
Но всё промыслено над ним.
Послал мне чадо Бог. Максима.
Вопрос витает: «В честь кого?»
Духовнику назвала имя.
«Максима Грека. Решено!»
 
 
Десятилетие промчалось…
Святой меня как будто ждал,
Мне благодать его досталась,
Он мне родным навеки стал.
 
 
Ещё с десяток лет минуло…
На кадры старые смотрю…
Вся жизнь меж ними промелькнула…
Узрела, наконец, тропу.
 

Выбор

 
Нет! Трудно умереть для мира!
И, взяв свой Крест на рамена,
Не сотворив себе кумира,
Не пить сикера и вина.
 
 
Вина тщеславия, гордыни,
Того, что так волнует кровь,
И, возвышая над другими,
Пьянит и манит вновь и вновь.
 
 
Сикера страсти плоти тленной,
Что нас безумными творит.
Живит порывы персти бренной,
А дух низводит и мертвит.
 
 
Как часто с лёгкостью о Боге
Толкуем, сидя за столом,
Но кто из нас к своей Голгофе
Идти вослед Христу готов?
 
 
Мы часто спорим о свободе,
Ища какой-то третий путь,
И платим дань плачевной моде,
Пытаясь совесть обмануть.
 
 
Лишь два пути – два господина
Зовут работать нас себе:
Один – Небесного Царь Мира,
Другой – князь мiра на земле.
 
 
И в том свобода – выбор сделав,
Не оборачиваться вспять,
И благодарным приношеньем
Всем существом для Бога стать.
 
 
Исполнить волю и смириться,
И бремя лёгкое поднять,
Просить терпенья и молиться,
Чтоб укрепила благодать.
 
 
Но страх объемлет поневоле,
И кажется, что Крест не твой,
Что ты достоин лучшей доли,
Что не подвижник ты святой.
 
 
Никак понять того не хочешь:
Не телом ты, а духом слаб,
А сатана уже хохочет,
Что ты его, не Божий, раб.
 
 
И вот, прельщает понемногу,
Всё ниже твой поклон ему,
А он толкает на дорогу —
Широкий путь в огонь и тьму.
 
 
Остановиться – мало веры,
Не слышат уши Божий глас, —
Привыкли слушать лишь напевы,
Что возвеличивают нас.
 
 
Нет! Трудно умереть для мира,
И стать безумьем для него…
 

В неделю о Страшном Суде

 
Что есть без веры дело?
Гордость. Что есть без дела вера?
Блажь. И слов Евангелия строгость
Вдруг в сердце обличает фальшь.
 
 
Придём на Суд… И что же, Боже?
Здесь оправдаешь Ты кого?
Кто мимо бед пройти не может,
Кому чужое, как своё.
 
 
Должны не дать – ДАВАТЬ для Бога,
Утешить ближних в трудный час.
Без сердца дело-то убого!
Еда важнее слов подчас…
 
 
Хоть не единым живы хлебом,
Имей рассудок человек!
Сейчас ты послан брату Небом —
Так покрывай Любовью грех.
 
 
Любовь! Вот деланье и вера!
Люби и будь, как голубь, прост.
Любовь! Вот мудрость без предела.
В Ней – Бога суть, и к Богу мост.
 

В неделю о блудном сыне

 
Душа ведь каждого из нас —
То лик Христа.
Пусть сверху гниль, пусть сверху грязь —
Она жива.
 
 
Ты не отребье для Отца —
Любимый сын,
Хоть и бежишь ты от крыльца —
Ты не один.
 
 
И вдаль глядят Любви Глаза —
Сквозь мрак и боль,
От боли катится слеза —
Ведь Я с тобой…
 
 
Но мы в дерьме, как свиньи мы —
Вокруг нас вонь,
Но запах свой не чуем мы,
А вот чужой…
 
 
И я, и ты – такой же сын,
Не старший, нет!
Нас глупых нанял господин,
Суля на хлеб.
 
 
Цена – не дать, не взять – одна,
Для всех одна:
Икона Господа Христа —
Душа твоя…
 
 
И я, и ты – такой же сын,
Не старший, нет!
Отец, любя, из-под седин
Глядит нам вслед…
 

В неделю мытаря и фарисея

 
От строк Евангельских я цепенею:
Душа моя! Ты ХУЖЕ фарисея!
Зашедши в храм, он мытаря клеймил,
Теперь мы – фарисея, что есть сил.
Смиренья нет, легко нам обличать,
Не лучше ль всё-таки с себя начать?
 

Мы умираем к жизни неземной

 
Мы умираем к жизни неземной…
Всю жизнь земную… воскресая снова…
Теряя всё… лишь обретя покой…
Покой теряем в поисках Основы…
 
 
Как трудно всё понять… о, Боже мой!
Принять… Отдать себя, как на закланье.
Но только отдавая, обретает вновь
Сыновство Божие Его созданье…
 

Да хоть на голову ты встань

 
Да хоть на голову ты встань!
Да хоть охрипни до икоты!
Да хоть из мёртвых кто восстань,
Мир не изменишь и на йоту.
 
 
У каждого свой «вавилон»,
Свой «бог карманный» и «святыни»…
Нам остаётся лишь любовь,
В прошедшем, будущем и ныне…
 

Немота

 
Уста немые… Сердце молча плачет…
А в голове мелькает хоровод:
Вновь мною нерешённые задачи,
Кто прав, кто виноват, кто разберёт?
 
 
Как осенью – вначале буйство красок,
И хочется в объятия судьбы,
И хочется, чтоб было всё без масок…
А маски пали… Голые кусты…
 
 
И ветер воет… Лист последний кружит…
Как страшно… Одиноко… И темно…
И в сердце боль, как лёд колючий в луже,
Досада лишь в душе… заволокло…
 
 
Кому нужны признанья, откровенья…
Уста сковала приторность похвал…
Хочу сказать… Но нет… лишь сожаленье…
Мой пыл угас… Надежды луч пропал…
 
 
Уста немые… Сердце молча плачет…
А в голове мелькает хоровод:
Вновь мною нерешённые задачи,
Кто прав, кто виноват, кто разберёт?
 

Арлекин

 
Да, жизнь – театр, и люди все – актёры.
Но кто играет роль, а кто её живёт,
Кто лишь в массовке, кто-то режиссёры,
И чей-то голос за кулисами поёт.
 
 
Напяливаю вновь костюм свой Арлекина,
Кидаю я улыбки в разношерстный зал,
Мелькают там то ль лица, то ль личины…
За выход вновь получен мною высший балл.
 
 
И нету за кулисами гримёра,
Никто не видит, как смывают яркий грим
Потоки слёз, что по лицу актёра
Следят бороздами уродливых морщин.
 
 
Так пусть сейчас меня не слышит зритель,
Мой ропот, вопль, удар об стену головой…
Я снова Арлекин… Театр – моя обитель,
И я живу, а не играю свою роль…
 

Некукла

 
В мечтах заветных – чудная Мальвина,
Глаза, ресницы, локоны и бант…
Но я – в костюме вечно Арлекина,
От хохота грохочет балаган…
 
 
Я даже не «она», я просто – клоун,
Я не герой, я просто чей-то смех…
Верёвочки в руках у режиссёра,
Я – просто кукла для его потех…
 
 
А мне б… Стихи… пусть даже понарошку…
Сложил бы кто, ну, хоть чудак-Пьеро!
Но роль моя – за хвост подёргать кошку,
Остаться в дураках и выпрыгнуть в окно…
 
 
И я лечу… Разбег – не по сценарью,
И рвутся нити, всё идёт не так…
Я погибаю? Или оживаю?
И я кричу, не понимая факт.
 
 
Я не Мальвина, я не кукла вовсе…
Я искорёжена, глядите, но жива!
Жалеете меня? Не надо бросьте…
Пусть только краткий миг… Но я его жила…
 

Стук колёс

 
В меня вошла душа под стук колёс —
Родители ведь жили у вокзала,
И мужа в первый раз я увидала
В вагоне. Хоть, казалось, не всерьёз…
 
 
Я дома… В прошлом сеть дорог и грёз.
Кровь предков не по детски побросала…
Теперь не скора на подъём я стала,
Ну, а в окно летит мне стук колёс…
 

Глухари

 
Нам дана путеводная нить,
Но забыли мы все буквари,
Нам бы уши (иль души?) промыть,
Словно все – на току глухари…
 
 
И у каждого – горе своё…
Закатились глаза – ТАК-ТАК-ТЫК!
И чтоб только больное, ТВОЁ,
Целый мир в этот миг бы постиг.
 
 
Так какой же уж тут «унисон»!
Если все безнадёжно глухи.
А охотник готовит патрон:
«Потокуйте пока, глухари…»
 

Муки творчества

 
Вот перед нами белый лист…
Вот кисть и карандаш,
Любой из смертных – натурист,
А жизнь – его пейзаж…
 

 
Смешная двойня у меня,
Как-будто Инь и Янь,
Как не разлей вода шпона,
Вдвоём куда ни глянь.
 
 
Они с палитрою – друзья,
Рисуют всё взахлёб,
Но кисть у каждого – своя,
И вИденья полёт.
 
 
Порой никак понять нельзя,
Что изображено
Одно и то же, донося,
Что каждому дано.
 
 
Он – нежность, словно ветерок,
Везде – полутона,
Она – как радуги глоток,
Эмоции полна.
 
 
Вот так и мы… Порою крест —
Кому-то Божий Дар,
А кто-то пишет анапест,
Что, дескать, пострадал.
 
 
Больной ребёнок – солнца луч…
Болезнь – дорога в рай.
И поцелуй кому-то жгуч,
Мол, муж родной «достал».
 
 
Палитра каждому дана
И жизнь – как полотно.
Рисуйте жизнь свою сполна,
Цените, что дано.
 
 
Не обращая Божий Дар
В экзамен рока злой,
Мольберт – судьбы аксессуар,
Носите за собой.
 

Нам даются паденья…

 
Нам даются паденья, чтоб встать,
Обрезаются крылья, порой,
Чтоб искусней учились летать,
Чтоб ожили заснувшей душой.
 
 
Чтоб ценили мы прожитый миг,
Ведь порою на самом краю
Перед взором проявится Лик,
Оттеняя души темноту.
 
 
Разукрасится радугой тьма,
Соберётся в росинки туман,
Нам подставит Пегас стремена,
И засветится снова экран.
 

Через бездну

 
Я вновь иду по лезвию ножа,
И вновь не поскользнуться б, не упасть!
На острие – не стопы, а душа,
На острие – и боль, и смерть, и страсть…
 
 
И через бездну – только этот мост,
И по нему никак нельзя ползком,
Лишь, не колеблясь, можно в полный рост,
И есть лишь миг, нет «было», нет «потом».
 
 
Коль глянешь вниз, то полетишь в тартар,
Коли назад, тебя геенна ждёт…
Но есть балансировка – Божий Дар,
И взгляд мой робкий, что летит вперёд.
 
 
Причастие рубцует раны вновь.
Я прижимаю Отчий Дар к груди,
В руках мой шест— мой крест – Любовь…
И Царство неземное впереди!..
 

Памятуя отца Серафима

 
Слова простые старца Серафима:
«Всю жизнь твою твори как бы обмен,
За временные ценности земные
Ты обретай духовное взамен…»
 
 
Твори добро, которое по силам,
Но если хвалят: малая цена,
А может вовсе сделаться грузИлом —
Прельщают благодарности слова.
 
 
Как тленное сменять мне на нетленье?
Обида, боль, да немощь, да порок…
Кому нужно такое обретенье?
И нету сил… да и подходит срок…
 
 
Молитва? Так нечисто моё сердце…
Надежда? Вера? – только «ах» да «ох»…
Пред совестью никак не отвертеться,
Хотя со стороны ты и не плох…
 
 
Что принесу на торг? Да только правду…
Пускай не Истину… Убогую, свою…
Алчбу иного… Сини Неба жажду…
Прости, Господь… Иного не храню…
 

Каждый меченный-перемеченный

 
Каждый меченный-перемеченный,
Не бывает, чтоб сам по себе,
Даже кем-то из нас не замеченный,
Во Вселенской начертан судьбе.
 
 
Каждый флейту себе в жизни выстругал,
Кто на счастье, а кто на беду,
Ищет встречи, слагая песнь, с Истиной
На ходу, на бегу, на лету…
 

Про вино

 
Вина сегодня – хоть залейся,
Однако, где ж его найдёшь,
Вино, из Каны Галилейской,
Что истиной заменит ложь.
 
 
Пройдя горнило испытаний,
И нахлебавшись от души,
Мы, может быть, познаем тайну
Вина, что стало из воды…
 

Не читайте меня

 
Не читайте меня, не любите…
Не нагой из нас только лишь зритель.
Чтобы жить, вы меня обнажите,
И МЕНЯ, хоть чуть-чуть, но примите.
 
 
Наготу мою в строках прочтите,
И примите её, полюбите…
Ну, хоть чуточку, но поймите…
Отогрейте собой, воскресите…
 

В каждом смертном есть талант

 
В каждом смертном есть талант,
Как дыхание от Духа.
Кто поэт, кто музыкант,
Лишь бы услыхало ухо
 
 
Шёпот каждому из нас,
Что нам шепчет Ангел Света,
И огонь любви не гас,
Не осталось без ответа
 
 
Сердце. Даже в немоте
Может петь оно любовью,
И порою в слепоте,
Свет вдруг дарит безусловный.
 

Бог нам каждому дал алфавит

 
Бог нам каждому дал алфавит,
Пишем жизни своей мы страницы,
В иллюстрациях – разные лица,
Журавлей там сменяют синицы,
Кто-то – набело, кто-то – чернит.
 
 
Бог нам каждому дал алфавит…
Мириады числа сочетаний
На дороге открытий и таин,
Взлётов, страшных падений, исканий,
А перо всё скрипит и скрипит.
 
 
Бог нам каждому дал алфавит,
И никто нам ничто не пророчит,
Каждый пишет, как дышит, как хочет,
Нам красиво поставить бы точки,
Эпитафиями на гранит.
 

Я в прошлом никого не оставляю

 
Благословляю всех… За всех молю.
И в прошлом никого не оставляю,
И каждый образ ваш боготворю,
И в памяти я с вами воскресаю.
 
 
Страница перевёрнута… Пускай.
И новые так манят ощущенья…
Но каждый на душе моей припай
Имеет точно шанс на продолженье.
 
 
Как много глупого, ошибок позади…
Досадно… что ж… Раскопки уж не в моде.
Я прижимаю вас к своей груди,
И отдаю вас с лёгкостью свободе.
 
 
Мои слова – не «просто так» слова.
Пускай кому-то буду Арлекином.
Судьба, она как не крути, права…
Отнюдь не каждому быть «местночтимым»…
 
 
Но я благословляю и молю.
И в прошлом никого не оставляю,
И каждый образ ваш боготворю,
И в памяти я с вами воскресаю.
 

Тепло и холод

 
Душа моя… Ты мокрая от слёз,
Не прикасайся к ледяному сердцу,
В надежде глупой как-то отогреться,
Ты для него на время, не всерьёз…
 
 
Твоё тепло согреет ли металл?
Холодный разум… Он подчас прельщает,
И кажется, что истины вещает,
Пока он в обольщенье не устал…
 
 
Тепло и влага… и не отдерёшь…
Как в детстве примерзал язык к калитке,
И кровоточат детские попытки…
Но только этим опыт обретёшь…
 

Когда мне тяжело

 
Когда мне тяжело… Когда не продохнуть…
Нависло небо надо мной овчинкой…
Когда мне не понятна жизни нашей суть,
Играет ветер мною, как былинкой.
 
 
Мне кажется, без цели, смысла, в никуда
Ведёт меня пустынная дорога,
А сердце бьётся будто об осколки льда…
Вдруг – взор… И в этом взоре – отблеск Бога…
 
 
Я задаю себе вопросы вновь, и вновь…
Ну почему мы в доброе не веря,
Не видим Свет, который есть сама Любовь?
Её считая слабостью своею…
 
 
Ну почему лишь нарушая свою грань,
Где ни дышать, ни выжить невозможно,
Доходит до меня, что существует рай,
Как просто всё… И как безмерно сложно…
 
 
Благополучие… и пустота… и ад…
И боль, и мука, и любовь, и вера…
И всё пронзительнее и теплее взгляд,
То луч Любви – всей моей жизни мера.
 
 
Мне тяжело… вновь как спастись? И я люблю…
Как хочется укрыть душою душу,
Я замок ледяной в себе разрушу,
Имею много ли? Любви всё отдаю,
И обнищав, я обрету, я сдюжу…
 

Я живу в девятнадцатом веке

 
Я живу в девятнадцатом веке.
Где в почете достоинство, честь.
Где живет Человек в человеке.
Где хоть что-то, но светлое есть…
 
 
Я живу в девятнадцатом веке…
Крутят пальцем порой у виска,
Снисходительно смотрят сквозь веки,
В разговоре зевают – тоска!
 
 
Я живу в девятнадцатом веке…
Я не знаю про Смольный, Майдан,
Про Чечню, про московских узбеков,
Про хохлов и про крымских татар.
 
 
Я не знаю про Ганину Яму,
Тагилаг, Беломор, Соловки…
И про то, как делить будут храмы…
Не разрушенные от войны…
 
 
Я не знаю про дом престарелых,
Про приют для детей, не сирот,
И в глазах детских – страх без предела…
В девятнадцатом кто же поймёт?!
 
 
Я живу в девятнадцатом веке…
Двадцать первый – ужаснейший сон…
Летаргический? Или на веки?
Мне б проснуться… Да выбежать вон…
 

Про мои ботинки

 
Да что ж мы так! Примериваем обувь,
Которую не нам дано носить…
Решаем всё без устали, до гроба,
Кем в этой жизни надо было быть…
 
 
«Венчался бы… Я б не гулял, наверно…
Ходил бы в храм – ух! Как бы всех любил!
Свои ошибки признавал бы первым,
И всех вокруг почти б боготворил…»
 
 
Вот только в жизни… Что-то всё коряво…
Под носом ничего не разберёшь…
Но вновь твердишь до хрипоты упрямо,
Что ведаешь, где правда, а где ложь…
 
 
В строке моей – лишь то, что пережила…
Откуда знать все уголки души…
Но для кого-то в строках слово лживо,
И кто-то знает, что ищу гроши…
 
 
А мне бы жить… и просто людям верить…
И капельку, по мере сил, любить…
Кто сможет на себя моё примерить?
Согласен кто хоть что-то разделить?
 

Я рисую, как умею

 
Я рисую… Как умею.
За мазком кладу мазок…
Вот – распахнутые двери,
Тут – потеря, там – урок…
Что-то краска сыровата…
Вышел не мазок – потёк…
Где-то есть шероховатость,
Где-то кто-то мне помог…
По накату… креативно…
Где-то так, а где-то сяк…
Под вуалью, чтоб не видно…
Иль в глаза души бардак…
Я рисую… Кистью-строчкой…
Вам решать… Сизифов труд?
Болью-солью многоточья…
Кто оценит? Ну а вдруг?…
 

Усталость

 
Когда же второе дыханье?
Когда ж остановка в пути?
Арена, галоп, спотыканья…
И, кажется, нет «впереди»…
 
 
И зритель ревёт в бессердечье…
И промаху каждому рад…
По кругу… Препятствия… Вечно…
И жизнь уже кажется – ад…
 
 
Не знаю… Унынье? Бессилье?
Кто знает, что там, впереди…
И жалкие тщетны усилья…
И крыльев всё нет позади…
 
 
Усталость… усталость… усталость…
Дай Бог… только не возроптать…
Дай Бог… донести, что осталось…
Дай Бог… пусть ползком, но не вспять…
 

Мне жаль

 
Мне жаль моих волос, что ты сплетал мне в косы…
Мне жаль моих седин под краской «под орех»,
Признание… Успех… Расплата – неба просинь.
И не изгладишь путь, и не зашьёшь прорех…
 
 
А мне бы – костерок… Поджарить бы сардельку…
Но я пишу стихи про быт и про роман…
А мне забыть бы всё… Хотя бы на недельку…
Про мира суету, предательство, обман…
 
 
Мне жаль моих волос, что ты сплетал мне в косы…
Ну, что же нам нужней? Касанье душ иль рук?
Бесчисленны слова… Мучительны вопросы…
Что искус? Жернова? Спасения ли круг?
 

Что остаётся

 
А остаётся – лишь прощать
И в ноты добавлять бемолей.
Как глупо ждать и догонять —
Себя в судьбе не переспорить.
 
 
Что есть – заставить полюбить,
Ведь только так обрящешь счастье,
Порвать мечты шальную нить,
Чтоб душу не рвала на части.
 
 
За всё и всех благодарить,
Ведь всё не зря и во спасенье…
Но как легко проговорить,
Как тяжело принять решенье…
 

Прелюдия конца

 
Очарование начала
Есть лишь прелюдия конца,
Но тонет лодка у причала,
Коль нет ни вёсел, ни гребца.
 
 
Мы часто знаем, чем нам светит
Попутный ветер и волна,
«Пройдёт и это» – знают дети,
Спадёт с глаз снова пелена.
 
 
Но нас мечта зовёт в дорогу.
Дорога нам откроет смысл.
Начало… Мало или много?
А путь к концу – и есть вся жизнь…
 

На развалинах

 
Вновь на развалинах сознанья
Ищу основу бытия,
Но тщетны будто трепыханья,
И застит суховей глаза.
 
 
Где Камень мой краеугольный?
Но между пальцев лишь песок.
Живой воды Сосуд бездонный
Вдруг оскудеть внезапно мог?
 
 
Я на развалинах сознанья,
Как Иов, в гноище душа…
Блаженств опять сокрыта тайна…
Я жажду… Истину ища.
 
 
Я на развалинах сознанья…
Что есть Любовь? Она же – Бог…
Ведёт на крест и на страданья,
Или на Небо, как Енох?
 
 
Я на развалинах сознанья…
И не прельщают глубиной
Ни тайны душ, ни мирозданья —
Ничто не ново под луной.
 
 
Я на развалинах сознанья…
Без воли, чувств и без ума…
Такое вот Твоё созданье…
Созижди Храм Свой из меня!…