Через белый коридор

– Александра Антоновна, вон, между стеллажей стоит тумбочка, а на ней чайник. Видишь?

– Вижу, – улыбнулась девушка.

– Тащи его сюда, будем чай пить!

Сашке импонировало обращение к ней по имени-отчеству и в то же время на «ты». Она вдруг сравнила себя с гадким утёнком, которого неожиданно приняли в свою стаю прекрасные лебеди. И хотя ее сотрудницы были самые обыкновенные провинциальные женщины, которые не выделяются из толпы, Сашка полюбила их, как свою новую семью. Лидия Федоровна показала молодому архивариусу рабочее место и рассказала об обязанностях. Она по-матерински обняла девушку после работы и сказала:

– Схватываешь все на лету!

Зато придя домой, квартиросъемщица увидела недовольное лицо Дарьи Семеновны.

– Ну, как тебе в роли: подай-принеси? – пробурчала она, как только девушка вошла в прихожую.

– Нормально, – холодно ответила Саша, не собираясь делиться впечатлениями со своей квартирной хозяйкой.

– И это всё, что ты мне можешь сообщить о своём визите в архив? – возмутилась та. – Как коллектив?

– А зачем вам рассказывать? – девушка сняла курточку и повесила на вешалку. – Вам же не нравится то, что я буду работать.

– Не нравится, но ты должна меня держать в курсе своих дел! – тоном, не терпящим возражений, воскликнула та, неуклюже изображая обиду.

– Никому и ничего я не должна, – тихо буркнула Саша, направляясь к своему дивану.

Несмотря на преклонный возраст, слух у старухи был отменный.

– Ах, вот как ты заговорила! Самостоятельной стала! А я-то думала, что мы с тобой, как родственницы! Неблагодарный ты человек, Александра! Живешь у меня уже почти пять лет, а никакого уважения!

– Дарья Семеновна, – девушка остановилась на полпути и с упреком посмотрела на ворчливую бабку, – я могу снять комнату в другом месте и освободить вас от моего присутствия.

Сашке на секунду стало страшно: а если старуха согласится, куда ей сейчас идти? Но пенсионерка только покачала головой.

– Действительно, неблагодарная, – она достала из кармана носовой платок и смачно высморкалась, – никому я не нужна, даже тебе!

– Простите, – девушка вздохнула и приготовилась выслушать длинный монолог бывшей учительницы, но та только махнула рукой и пошла на кухню. Через пару минут Саша услышала, как та гремит кастрюлями:

– Иди ужинать, архивариус!

С первых дней работы Сашка с невероятным упорством стала постигать азы новой профессии. Летом, по своей давней традиции, Дарья Семеновна часто ездила на дачу к давним знакомым, и квартиросъемщица облегченно вздохнула: никто не будет докучать её своими монологами и утомительными лекциями. Успешно сдав сессию, Александра стала работать в архиве полный день. Она уже спокойно могла заменить любого сотрудника в своем небольшом коллективе на время отпуска. Обладая хорошей памятью, она с легкостью находила нужные документы, выдавала справки, параллельно выполняя обязанности несуществующего курьера. Ей нравилось систематизировать разрозненные пожелтевшие листы, хранившие прикосновения рук людей совсем другой эпохи.

Осень наступила неожиданно. В сентябре начались дожди, а вместе с ними у хозяйки обострился хронический ревматизм. Ночью она стонала, часто включала свет и натирала колени и локти специфически пахнущей мазью. Из-за этого Саша не высыпалась, на лекциях в институте сидела, как вареная курица, а потом обреченно плелась под зонтиком в архив. Однажды в один из дождливых вечеров она спросила у Лидии Федоровны:

– Можно я останусь здесь переночевать? Мне завтра в институт не надо…

– Не боишься? – участливо проговорила она.

– А что бояться? – недоуменно пожала плечами девушка. – Крысы только в подвале, а я туда не пойду.

Лидия Федоровна обняла свою помощницу за плечи.

– Говорят, здесь приведения живут, – прошептала она.

– И вы верите в такую чушь? – улыбнулась Сашка.

– Ну, не знаю, – женщина стала надевать плащ, – если не страшно, ночуй. Возьми мой плед, ночью холодно.

Когда все покинули архив, Александра осталась одна, и впервые за несколько лет почувствовала себя хозяйкой. Она позвонила Дарье Семёновне и сообщила, что ночует у подруги.

– Что это за новости – болтаться по чужим людям? – прозвучал в ответ возмущенный голос.

– На улице дождь, – начала по привычке оправдываться Сашка, но потом коротко добавила, – спокойной ночи! – и положила трубку.

Она оборудовала себе спальное место на старом диване, сделала скромный ужин и уселась у окна. Медленно кусая бутерброд с колбасой, она смотрела на капельки воды, спускающиеся ручейками по стеклу. Спать совсем не хотелось. Она прошлась между стеллажами, наслаждаясь одиночеством и свободой. Ближе к полуночи укрывшись шерстяным пледом своей наставницы, Сашка легла и задремала. Ей опять снился родной дом, двор с цветущими кустами и деревьями, беседка, увитая виноградом. И чьи-то незнакомые голоса. Они становились все громче и громче. Девушка вздрогнула и, проснувшись, открыла глаза. Странные звуки были не из сна.

– Tut weh… Mutti… ich sterbe… Verdammt…

Слова звучали, как будто из пустого колодца, а потом эхом повторились несколько раз. Мгновенно в Сашкиной голове пронесся перевод с немецкого:

– Мне больно… Мама… Я умираю… Проклятие…

Она подскочила и, усевшись на диване, с испугом стала всматриваться в темноту. Ей показалось, будто что-то белое мелькнуло между стеллажей.

«Здесь приведения живут», – вдруг вспомнились ей слова Лидии Федоровны.

Она не знала ни одну молитву, поэтому, перекрестившись, прошептала:

– Господи, спаси и сохрани!

Между тем чьи-то босые ноги монотонно шлепали по деревянному полу. Этот глухой звук угрожающе приближался к её дивану. Натянув до подбородка старый плед, Александра смотрела перед собой, боясь шелохнуться.

В городском архиве было темно. Она подумала, что надо включить свет, но опустить ноги на пол и добежать до выключателя было страшно. Неожиданно бледная луна вышла из облаков. Её свет настойчиво проник через большие окна и высветил часть помещения.

Их было восемь… Молоденьких ребят, облаченных в белые рубашки и подштанники. Их лица были мертвенно бледны. Они не шли, а будто скользили над полом. Верхняя часть тела была отчетливо видна, а ноги были расплывчаты. «Если они не касаются пола, откуда эти необъяснимые звуки?» – мелькнула парадоксальная мысль у девушки. Странная группа двигалась медленно, держа друг друга за руки, будто собралась водить хоровод. Внезапно, призраки изменили свой маршрут. Юноши в белом одеянии направились прямо на неё. Саша почувствовала, что по ее телу побежали мурашки от страха. Сердце готово было выскочить из груди, выбивая учащенные удары. Она хотела закричать, но голос пропал, и она лишь, как рыба, выброшенная на берег, жадно хватала открытым ртом воздух. Между тем, ночные гости встали в нескольких шагах в шеренгу и протянули к ней руки.

– Помоги нам, – сказал один по-немецки.

От этих простых слов Сашка успокоилась. Страх стал медленно отступать, а на его место пришло любопытство.

– Как? – прошептала она, не веря своим глазам.

– Дай нам свои нитки, – прозвучал потусторонний голос, – чтобы зашить наши раны. Они все время кровоточат.

В тот же миг сквозь белую ткань одежды у юношей стали проступать кровавые пятна. Это было жуткое зрелище. Одежда незнакомцев стремительно окрашивалась в красный цвет, а она смотрела, боясь отвести взгляд в сторону. Девушку охватила паника.

– У меня нет с собой ниток, – проговорила она, не отрываясь от страшной картины.

– Так принеси, – один призрак подошел к ней ближе и подал руку.

Девушка посмотрела на неё. При свете луны она была синяя с бардовыми потеками.

– Я – Отто. А как зовут тебя?

– Александра, – дрогнувшим голосом представилась студентка.

– Алекс, принеси нам нитки, – настойчиво повторил он, и все остальные эхом подхватили его просьбу.

– Принеси нитки, – услышала она со всех сторон.

– Принесу, – пообещала Сашка и в тот же миг увидела, как приведения стали таять. Она вся сжалась и зажмурила глаза.

Её разбудил требовательный стук в окно. Сашка вздрогнула и посмотрела впереди себя.

– Какой страшный сон, – она поежилась, вспоминая ночной кошмар.

Но тут ее взгляд упал на пол: перед диваном, на котором она спала, лежал обычный лист, будто наспех вырванный из ученической тетради. Крупными буквами красного цвета на нем было написано одно-единственное слово на немецком языке: «Nähgarn». Она осторожно протянула руку и, взяв записку, перевела: «Нитки».

«Интересно, это написано обыкновенными красными чернилами или кровью?» – подумала девушка. Она просунула ноги в тапочки и подбежала к окну. За ним было уже светло. Через стекло ей махала рукой Лидия Федоровна, показывая жестами, чтобы она открыла дверь. Саша быстро сложила листок вчетверо и аккуратно положила к себе в сумку. Потом сдвинула металлический запор и впустила свою наставницу.

– Жива? – спросила та, разглядывая девушку.

– Жива, – слабо улыбнулась она и даже пожала плечами, – а что со мной могло случиться?

Лидия Федоровна только махнула рукой.

– А я всю ночь не спала, – с вздохом произнесла она, стряхивая на пороге зонт, – вспомнила рассказы наших старожилов и так расстроилась. Думаю, что же я девчонку одну оставила? А вдруг они придут?

– Кто «они»? – не скрывая любопытство, спросила Саша.

Тем временем Лидия Федоровна по-хозяйски воткнула штекер электрического чайника в розетку, предусмотрительно глянув внутрь ёмкости. Она достала пакетик с домашними пирожками и вареные яйца.

– Немцы, – после минутного раздумья, ответила она и тут же предложила, – давай завтракать!

– А почему – немцы? – настороженно спросила Александра, вспоминая ночной разговор.

Сотрудница постучала ложечкой по скорлупе яйца и внимательно посмотрела на свою молодую коллегу.

– Слухи разные ходили, но одно знаю точно, – она почему-то перешла на шепот, – во время Великой Отечественной войны здесь был госпиталь. А в начале сорок третьего года сюда стали свозить раненых фашистов. «Наших» распределили по больницам областного центра, а тут, – она оглянулась, будто боясь, что её подслушают, – в одном помещении лежали эти.

– Здесь находились раненые немцы? – недоверчиво переспросила девушка.

– Да. Везли их сюда из Сталинграда на грузовиках. Некоторые умерли по дороге, а тех, кто доехал, разместили здесь. Люди говорили, что ни лекарств, ни бинтов не хватало. Дрова почти не выделяли, а морозы в ту зиму стояли страшные, да и пропитание было скудным. А как же? Война, – сотрудница тяжело вздохнула, – в ту пору все голодали. В первую очередь надо было «своих» накормить. И работать тут никто не хотел! Мыслимо ли: лечить вражеских солдат! Один старенький доктор остался и девчонка-медсестра.

– Ужас, – тихо произнесла Саша.

– Тогда всем было тяжело. Конечно, в холодном помещении без надлежащего лечения и питания немцы умирали… Один за одним… А их и хоронить было некому, а тем более – отпевать, – женщина аккуратно разлила чай по бокалам, – они же – католики.

– Лидия Федоровна, а вы не знаете: где их могилы?

– Нет, – покачала она головой, – не знаю.

– И что же дальше? Кто-нибудь уцелел?

– Что ты, – рассказчица опять махнула рукой, – умерли все. Но души их и по сей день стонут по ночам. Я пришла работать сюда в шестьдесят пятом году, сразу после десятилетки, и помню, сторож рассказывал, что по ночам слышал, как раздаются слова. «Не по-нашему что-то просят и вроде как жалуются», – говорил он. Но внутрь он ночью никогда не заходил.

– Боялся?

– Конечно!

– А, может, ему это показалось? Выпил старик самогона, вот и почудились ему голоса, – с показным сомнением произнесла Александра, мысленно вспоминая ночное происшествие.

– Не хотела тебя пугать, но раз ты такая неверующая, скажу правду, – она сделала глоток из бокала, – сразу после войны был ночным сторожем здесь один мужик. Вернулся с фронта калекой, вот и устроился сюда. И что ты думаешь? Сотрудники архива нашли его мертвым после первой же смены. Вот так-то!

От удивления Сашка даже приоткрыла рот.

– Да, – продолжила Лидия Федоровна, – а потом другой устроился, и с ним случилось то же самое.

– Да вы что? Как же могут приведения убить живого человека?

– Не убить, а напугать до смерти. Первый упал, ударившись головой об чугунную решетку. Тут раньше печка-голландка стояла, – она махнула рукой в сторону торцевой стенки, – я даже помню, как по утрам уборщица её растапливала.

А перед дверцей печи была эта решетка.

– А второй? – не обращая внимания на былые бытовые подробности, спросила девушка.

– Тот от инфаркта скончался, – сотрудница покачала головой, – мыслимо ли дело, встретить настоящих приведений?

– А с того времени никто их не видел?

– Так, после этих случаев никто ночью в архив не заходит. Я же говорю, сторож через дверь их стоны слышал!

– Надо же, – покачала головой Саша.

– Может, ты просто крепко спала? – Лидия Федоровна внимательно посмотрела на коллегу.

– Да, я спала, как убитая, – улыбнулась молодая сотрудница, – спасибо вам за плед, он меня согрел!

Целый день Александра думала о прошлой ночи, мысленно задавая себе один и то же вопрос: «Может быть, это был все-таки просто сон?». Слишком невероятной казалась ей встреча с настоящими приведениями. Хотелось с кем-нибудь поделиться своими размышлениями и сомнениями. Но с кем? Подруги-студентки примут её за сумасшедшую, а родных нет. Возвращаться домой после работы Саша не спешила. Она шла пешком по вечерним улицам, вдыхая осеннюю свежесть полной грудью. Прохожие торопливо обгоняли её, но девушка не обращала ни на кого внимания.

Дарья Семеновна скорбно поджала губы, когда Сашка вошла в комнату. Она сделала вид, что с интересом смотрит программу по телевизору, ожидая, по-видимому, каких-то объяснений от постоялицы, но девушка молча улеглась на диван и отвернулась к стенке. Меньше всего ей сейчас хотелось выяснять отношения с хозяйкой. Обижается, ну и пусть. Главное, чтобы не расспрашивала её ни о чём.

Два дня Александра старалась отогнать от себя мысли о загадочных ночных призраках в архиве. Она пыталась забыть тот странный разговор с молодыми немцами и их просьбу, но не могла. Её мучили угрызения совести из-за того, что она пообещала принести им нитки, а сама не сдержала своё обещание. Утром Саша достала из кладовки свою сумку, с которой когда-то приехала сюда. Во внутреннем кармашке лежала её «счастливая» катушка синих ниток. Она взяла её с собой, намереваясь остаться на ночь на работе.

– Опять? – удивилась Лидия Федоровна.

– У меня такие обстоятельства, – смущенно проговорила девушка, не находя никаких аргументов.

Она не любила врать, но правда была слишком фантастичной, чтобы её озвучить, да и тревожить добродушную коллегу ей не хотелось.

– Послушай, Александра Антоновна, – сотрудница взяла её за руку, – если тебе невыносимо жить со своей квартирной хозяйкой, давай поищем тебе другое жилье. А пока можешь переехать ко мне.

Сашка только покачала головой:

– Это временные трудности.

– Ну, как знаешь, – вздохнула Лидия Федоровна, – но если с тобой что-нибудь случится, я ведь никогда не прощу себе, что пошла у тебя на поводу!

– Всё будет хорошо, – слабо улыбнулась девушка.

В половине двенадцатого она сидела на старом диване и вглядывалась в темноту. Но никто не появлялся. Зловещая тишина давила, и Сашкой овладело беспокойство. Она вдруг стала сомневаться в прошлой встрече. Когда часы показали полночь, она тихо позвала:

– Ау! Я принесла вам нитки! – и замерла, ожидая появления приведений.

Ей никто не ответил. Сашка разочарованно смотрела перед собой, сжимая в кулаке катушку. Вдруг что-то странное она почувствовала сзади, как будто её спину обдувает вентилятор. Она резко обернулась и вскрикнула от неожиданности. Призрак стоял рядом и смотрел прямо на неё.

– Отто? – проговорила она, усилием воли сдерживая дрожь в голосе и стараясь смотреть мимо него.

.– Да, это я.

Александра боковым зрением осмотрела помещение. На этот раз ночной гость был один.

– Ты принесла нам нитки?

– Я же обещала, – и она протянула ладонь, на которой лежала катушка.

– Спасибо, – он дотронулся своими пальцами до её руки.

Они были ледяные. Внезапно, от этого прикосновения у Сашки закружилась голова. Она почувствовала его холодное могильное дыхание и, подняв взгляд к его лицу, увидела, что в глазах молодого человека пронзительно белые зрачки. Её опять сковал страх.

– Ты добрая девушка, – проговорил он, – и так похожа на Шуру.

Имя «Шура» он произнес по-русски, но с сильным акцентом.

– А кто такая Шура? – начиная приходить в себя, спросила Александра.

– Наша медсестра и благодетельница, – с улыбкой сообщил он.

– А где она сейчас?

– На небесах, – ответил он, как само собой разумеющееся.

– Значит, она умерла? – опустив глаза, спросила Сашка, боясь опять увидеть его белые зрачки.

– Она перешла в другой мир, – он качнул головой, – а мы застряли в этом бесконечном белом коридоре. И это невыносимо.

Он произнес эти слова с такой тоской, что собеседница почувствовала искреннее сочувствие к юноше.

– Расскажи что-нибудь о себе, – попросила девушка, у которой любопытство взяло верх над страхом.

– А что именно?

– Откуда ты?

– Я родился в очень древнем и красивом городе Германии, там, где сливаются две могучие реки – папаша Рейн и фройлен Мозель.

– А как он называется?

– Кобленц, – призрак улыбнулся такой странной улыбкой, что Саша совсем успокоилась и приготовилась слушать своего необычного собеседника.

– Никогда не слышала об этом городе, – виновато призналась она, – а какой он, твой город?

– Он – сказочный! Там много замков и башен, там узкие улочки и дома с балконами. А воздух? Знаешь, какой там воздух?

Девушка покачала головой.

– Он наполнен ароматом трав и цветов, он чист и прозрачен. Как бы я хотел вдохнуть его хотя бы еще раз, – мечтательно добавил он, – услышать щебетанье птиц, пройтись по тенистым паркам, спуститься по булыжной мостовой к Рейну и опустить свои руки в его спокойные воды.

Саша слушала парня и вспоминала свой, некогда благоухающий город, где ей когда-то тоже жилось радостно и беззаботно со своей семьей. Она вдруг подумала, что у этого несчастного призрака и у нее одна печаль: невозможность вернуться в место, где когда-то был счастлив. Только у Отто потому, что он умер сам, а у неё потому, что её город стерт с лица земли…

– Мне было четырнадцать лет, когда началась война Германии с Польшей. Помню, как я сильно переживал, что не успею повоевать, – Отто усмехнулся и замолчал.

– Успел? – Сашка грустно посмотрела на парня.

– Знаешь, когда меня призвали в армию, я испытывал необычайную гордость будущего воина, эдакого рыцаря без страха и упрека. И это понятно. Когда изо дня в день из репродуктора ты слышишь призывные речи о величии своего народа, когда пол-Европы склонило голову перед немецким флагом, то участвовать в этой бойне становится мечтой каждого мальчишки. И вот я – солдат Вермахта! На строевой подготовке я научился браво козырять, стоять навытяжку и звонко щелкать каблуками! С такими же новобранцами, как и я, с упоением горланил строевые песни в казарме и на плацу. Мы важно ходили по улицам, ловя восхищенные взгляды девушек. Но вот пролетели несколько недель ускоренного военного обучения. Нас стали распределять. Мне не повезло: я попал на Восточный фронт.

Отто тяжело вздохнул. В этот момент ей по-настоящему стало жалко этого бывшего солдата, который шел с оружием на её страну.

– А где ты воевал?

– Не успел я повоевать, – призрак усмехнулся, – поздней осенью сорок второго года нас, безусых молодых ребят, отправили в Советский Союз. По дороге наш эшелон несколько раз бомбили, – на минуту он замолчал, – и вот мы попали в Сталинград. Там был сущий ад. Бои шли, не прекращаясь. Русские отчаянно боролись за каждый клочок земли. А тут еще холода, то снег валил, то колючим ветром обдувало со всех сторон. Наша одежда буквально примерзала к коже. Некоторые немецкие солдаты, рискуя жизнью под ливнем пуль, подползали к убитым русским и снимали с них валенки, потому что в сапогах, которые нам выдавали, ноги немели от мороза. Я видел отмороженные конечности у своих соотечественников. Это было ужасно. Нас все время обстреливали. Первое русское слово, которое я узнал, было «Катюша».

– Ты имеешь в виду оружие?

– Да, это страшное оружие. Русские – храбрые и отважные солдаты, они метко стреляли в своего противника. Ефрейтор нам сказал, чтобы не высовывались из укрепления. Я видел, как погибают один за другим наши ребята, с которыми я прибыл на Волгу. Среди бойцов началась паника. Многие поговаривали, что живыми мы не выберемся из этого котла. Были и такие, которые перебегали на сторону врага.

– Вы их презирали?

– Было не до них. Им просто хотелось остаться в живых. Бывалые солдаты рассказывали, что в начале войны было отличное снабжение и обмундирование. В некоторых населенных пунктах немецкие войска жители встречали, как говорили они: «С хлебом-солью», – рассказчик тяжело вздохнул, – но тогда, на Волге, мы сильно голодали. Отчаявшиеся люди, изможденные холодом и голодом, ловили даже кошек и собак.

– Зачем? – с ужасом спросила Саша, догадываясь, что ответит собеседник.

– Их ели. Я видел в блиндажах трупы наших солдат. Они либо замерзли, либо умерли от голода. Было по-настоящему страшно.

– Но мы вас не звали. Это вы пришли на нашу землю с оружием. Это вы бомбили наши города, жестоко убивали наших женщин и детей, сгоняли мирных людей в концлагеря и на работу в Германию, уничтожали города и целые села, – тихо, но твердо произнесла девушка.

– Я это не видел, но мои соотечественники рассказывали об этих ужасах. Я думал, как бы все хорошо жили, если бы не было этой проклятой войны!

– Это точно, – согласилась она.

– Столько смерти, ужаса, страданий и боли. И ради чего? – из груди Отто вырвался стон.

– А как тебя ранило?

– Недалеко разорвался снаряд. Все, кто были рядом в нашем блиндаже, погибли. А я получил осколок в живот и потерял сознание.

– Поэтому попал в плен?

– Да. Но русские – великодушный народ. Они, отступавшие от Балтики до Волги, потерявшие в боях своих товарищей, нас покормили, а раненых отправили в госпиталь.

Сашка молча кивнула.

– На войне я понял одно: нет лучшей расы и нет худшей, – призрак резко мотнул головой, – люди встречаются везде, независимо от национальности, цвета кожи и вероисповедания. Но есть звери и среди людей, – он тяжело вздохнул, – и я их видел.

Он замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Александра сидела не шелохнувшись, стараясь не мешать рассказчику. Он перевел взгляд в сторону окна. Она тоже посмотрела туда, заметив, что на небе стали пропадать звезды. «Еще немного, и взойдет солнце», – подумала она. Наверное, призрак немецкого солдата тоже подумал об этом, поэтому он, будто прощаясь, назидательно сказал девушке:

– Ты не видела войну. Это – счастье.

– Я её видела, – прошептала она.

– Поэтому ты принесла нам нитки, – сделал вывод парень и добавил, – ты умеешь сопереживать.

Сашка хотела у него спросить, что же было дальше, но он исчез. Будто растаял, как предрассветная дымка.

Александра выходила с однокурсницами из дверей учебного корпуса института, когда увидела Дарью Семеновну. Квартирная хозяйка, заметив её, двинулась навстречу и вместо приветствия, произнесла:

– У кого ты сегодня ночевала? – и бросила строгий взгляд на студенток, остановившихся вместе с Сашей.

Девушки удивленно посмотрели на подругу и захихикали, а одна из них, Вика Фирсова, с усмешкой прокомментировала:

– В тихом озере черти водятся! А мы-то думали, что ты – паинька и по ночам спишь дома!

Квартиросъемщица пытливой старухи покраснела. Она с ненавистью смерила взглядом хозяйку и стремительно побежала к автобусной остановке. Ей было обидно и за то, что та поставила её в глупое положение, приехав к институту и выясняя отношения прямо на улице. И за то, что Вика, который год списывающая у неё контрольные работы, так грубо высказалась в её адрес.

Когда Дарья Семеновна вернулась домой, она обнаружила в коридоре полнейший беспорядок. Но не это взволновало её. У порога стояла набитая дорожная сумка и два пакета с вещами. Сашка торопливо натягивала на ноги ботики и не проронила ни слова.

– Александра, ты прости меня, – глаза пожилой дамы наполнились слезами, – я очень беспокоюсь за тебя.

Девушка продолжала молчать. Она взяла свою сумку и уверенно перекинула её через плечо.

– Милая моя, не уходи, – дрожащим голосом произнесла Дарья Семеновна, – я догадалась, что ты влюбилась. Ну, с кем не бывает в твоем возрасте. А, если он подлецом оказался, так мы его выведем на чистую воду, – уже бойко добавила она, преграждая путь постоялице.

– Ни в кого я не влюбилась, – устало проговорила Саша, стараясь не смотреть на хозяйку.

Ей было жаль старую учительницу, к которой она привязалась. Но жить под её контролем она больше не хотела.

– А где же ты ночевала две ночи? – всплеснула руками та.

– Вам-то, какое дело? – Саша попыталась протянуть руку и открыть входную дверь.

– У меня ответственность перед Шурочкой, – у старушки задрожал подбородок, – я ей обещала. Перед смертью она меня попросила помочь её единственной внучке, если она попадет в затруднительное положение.

– Перед какой Шурочкой? – девушка остановилась и заинтересованно глянула на квартирную хозяйку.

– Твоей бабушкой, – Дарья Семеновна даже руки развела в разные стороны, – разве ты не знала, что мы с ней дружили?

– Нет.

– Разве Тамара тебе не сказала, почему ты живешь у меня?

– Нет, – Саша медленно опустила сумку на пол, мысленно сопоставляя факты и события, которые привели ее в этот дом.

– Это многое объясняет, – у пожилой женщины поникли плечи, и она устало поплелась в комнату.

Она села на свою кровать и закрыла глаза.

– Вам плохо? – почувствовав что-то неладное, Сашка устремилась за старушкой и присела рядом.

– Поволновалась немного, вот давление и подскочило, – тихо прошептала та.

Александра достала из тумбочки таблетки, сбегала на кухню за стаканом воды и протянула хозяйке.

– Ну, скажи мне, пожалуйста, где ты ночевала? – запив лекарство водой, Дарья Семеновна откинулась на подушку.

– На работе я оставалась, – виновато произнесла девушка.

– В архиве? – почти крикнула хозяйка, не смотря на слабость.

– Да.

– Вот, – она покачала головой, – я даже представить не могла, что ты такое удумаешь! Такой опасности подвергала себя!

– Вы тоже верите в приведений?

– Как же мне не верить, если я сама, – пожилая дама даже приподнялась, – своими собственными глазами его видела!

– Кого, где? – недоверчиво спросила Сашка.

– На кладбище.

– Вы что, туда ночью ходили? – спросила девушка, с трудом сдерживая усмешку.

– Днем, – ответила квартирная хозяйка, не обращая внимания на скептическое замечание Александры.

– Расскажите, – попросила она.

Дарья Семеновна сдвинула брови, вспоминая ту встречу.

– Я хотела заскочить к твоей тете Тамаре, чтобы помянуть мою подругу Шурочку. Уже был сороковой день после её смерти. Было очень пасмурно. С утра шел дождь, а у меня, как назло, уроки в первую смену.

– Почему вы называете бабушку «Шурочкой»?

– Её так с детства звали, – пожала плечами старая учительница, – а мы с ней дружили с первого класса. Но знаешь, – она повернулась к собеседнице, – когда ты родилась и тебя назвали в честь неё Александрой, она строго приказала своим дочерям: «Только внучку „Шуркой“ не зовите!» Думаю, ей не нравилось это сокращенное имя.

– Я вас перебила, – смущенно проговорила Саша, – так что было на сороковой день?

– По времени я не успевала на поминки, поэтому после занятий в школе я купила в магазине любимых конфет Шурочки и пошла сразу на кладбище. Еле пробралась к её могиле по размытым от дождя тропинкам. И вижу, среди крестов стоит странный парень, склонив голову над, еще свежим, земляным бугром.

– Что же в нем было странного?

– Он был в белом солдатском нижнем белье. Я сразу вспомнила рассказы своей подруги о раненых немцах, за которыми она ухаживала во время войны. Она часто вспоминала их, особенно Отто.

– Отто? – эхом повторила Сашка.

– Да, с этим парнем она подружилась, когда работала медсестрой в госпитале. Он много рассказывал ей о себе. И умер у неё на руках последним из всех…

– Моя бабушка работала медсестрой? – переспросила собеседница. – Как же так? Ей было тогда лет шестнадцать.

– Твоя бабушка была такая боевая, – по-доброму усмехнулась Дарья Семеновна, – она просилась на фронт, но её послали на курсы медсестер. После окончания направили в больницу. А вот, когда «наших» перевели в областной госпиталь, а в районный медсамбат стали привозить немецких солдат, многие сотрудники ушли. А Шурочка осталась. Помню, прибежала ко мне и, запыхавшись, говорит: «Они же люди, и им нужна помощь». Из дома таскала им скудную еду, рубила дрова, чтобы протопить помещение, а потом с доктором их хоронили.

– Мне об этом никто не рассказывал, – в раздумье проговорила Саша, – вот почему Отто сказал, что я похожа на Шуру.

– Ах, – старушка даже руками всплеснула, – так ты его видела?

– Видела, – она опустила голову, поняв, что нечаянно проболталась хозяйке.

– Он тебя не обидел? – участливо поинтересовалась она.

– Нет, я с ним просто разговаривала.

– Какая ты смелая и отчаянная! – восхищенно произнесла Дарья Семеновна. – Вся в свою бабушку!

– А вы на кладбище с ним говорили?

– Что ты! – она махнула рукой. – Как только я подошла ближе к могиле, он испарился, как облако. Я потом даже сомневаться стала: видела ли я его, или мне только показалось.

– Мне надо с ним еще раз встретиться, – твердо сказала девушка.

– Где? В архиве?

– Да, – она печально улыбнулась, – где же ещё?

– Хочешь, я пойду с тобой? – предложила хозяйка.

– Нет, не надо, – Сашка благодарно посмотрела на пожилую даму и вдруг ею овладела бесконечная нежность к этой ворчливой, но, в сущности, доброй старушке. Она почувствовала, что рядом есть человек, которому можно рассказать всё, что ее волнует. Она обняла свою квартирную хозяйку. Не ожидая такого порыва от своей подопечной, Дарья Семеновна растерялась, потом прижала девушку к себе и заплакала. У Александры тоже из глаз полились слезы.

С этого дня они стали друг для друга самыми родными людьми.

Собираясь утром в институт, Сашка неожиданно забеспокоилась.

– Дарья Семеновна, как мне остаться на ночь на работе? Если я опять об этом попрошу Лидию Федоровну, у сотрудниц могут возникнуть подозрения, – проговорила она, складывая конспекты в сумку.

– Да, – кивнула старушка, разливая чай, – ты права!

– Надо найти какой-нибудь серьезный предлог!

– А, может быть, остаться тайком и никому не говорить?

– Нет, так не получится, – вздохнула девушка, – директор уходит последним и закрывает на замок дверь.

– Неужели в архиве нет укромного местечка, чтобы спрятаться? – квартирная хозяйка сосредоточенно посмотрела на подопечную. – За занавеской или стеллажом. Ты говорила, что в подвале – хранилище.