Во саду ли, в огороде

А лето катилось неспешно. У Содомовых маленький внук. Его и раньше иногда привозили на дачу – он в машине, коляска на крыше. В прошлом году я слышала, как Августа зовёт, даже чаще, чем Эдика:

– Славик, Славунчик, Славушка!

Наверно, он уже начинал ходить. Я его не видела, я же не заглядывала через забор! Но в том году он уже разговаривал вполне членораздельно. И я слышала, как он вполне членораздельно предложил деду:

– Давай построим крепость, башню такую, чтобы я видел всё, а меня никто не видел.

– Наблюдательный пункт, – уточнил дед.

Наблюдать они собирались за нами, дед и так не отходил от забора. Я полола свои грядки и переживала. Он же интеллигентный человек! Он должен был сказать, это не зоопарк, за людьми не наблюдают, это некрасиво и невоспитанно!

Крепость не крепость, но вполне удобный шалаш вырос у нашей границы за озером.

– Витя, что же это такое! Я и так не могу раздеться до купальника, это ты ходишь в плавках.

– И ты можешь ходить в купальнике, пусть сравнивает со своей Августой и облизывается!

– Да, особенно внук! Не жди, пока засыплешь озеро, на это годы уйдут, поставь штакетник хотя бы от улицы до воды.

– Легко! – сказал Витя и опять переключился на забор. Он всё делал легко и красиво.

Но штакетник был ниже человеческого роста. Содомов продолжал торчать возле него, с интересом наблюдая за всем, что мы делаем. При этом он не стеснялся отпускать замечания и задавать вопросы. Свой наблюдательный пункт они просто подняли повыше.

Глава 4

– Неужели ты так любишь Светку, что делаешь это для неё?

Женя

У других наших соседей стройка шла полным ходом на вполне промышленном уровне. Уже была готова яма под фундамент у нашего забора. Когда я в неё заглянула, мне стало страшно.

Края ямы были из серой глины с прожилками железа, потом почва плавно переходила в торф, и уже на торфе росла старая берёза, высоченная, в три обхвата. Она стояла у самой границы с нашим участком на линии фундамента. Яма кончалась у самого ствола, три четверти корневища были вырублены, как говорят технари, заподлицо.

– Она же упадёт, – сказала я Архитектору, – и смотрите, упадёт прямо на наш дом! Вы же ей подрубили корни, спилите её!

– Мы поставим фундамент и снова засыплем эту яму. Не переживайте, никуда эта берёза не денется!

Приехал кран и установил в подготовленную яму блоки и перекрытия. Но их за объездной дорогой оставалось ещё несметное количество. Наверно, поэтому начали срочно копать яму под дом.

Там тоже была плотная глина, а по проекту надо было не просто выкопать яму, под зданием располагался цокольный этаж.

– Такая хорошая глина, – сокрушался Витя.

Наверно, Архитектор услышал этот крик души, наша жизнь была как на ладошке со всех сторон.

– Витя, я могу снять одну секцию забора. Берите глину, только сами копайте. Мне – цокольный этаж, вам – глина. Идёт?

– Идёт! – обрадовался Витя. Ему перепало немного и из первого фундамента, но там копали рабочие, насыпали серую глину в тачку, и Витя отвозил её в наше бездонное озеро. Сыпал по десять тачек в одно место, и вся эта глина оставалась под водой. На покупку грунта у нас тем летом не было денег.

Витя бросил наш дом и всерьёз взялся за архитекторский. Я не могла смотреть, как он ломом отбивает огромные куски глины.

– Это же каторжная работа, пусть лучше останется вода!

– Нет, надо использовать эту возможность. Поставят фундамент, перекрытия, и мы никогда не сможем засыпать озеро.

Содомов, конечно, не мог пропустить такого события. Он сбегал посмотрел, откуда Витя берёт глину. Долго ходил с шестом и мерил воду на своём и зачем-то на нашем участке.

А Витя сыпал и сыпал глину в одно и то же место, пока она не выступала из воды. Потом переходил на другой участок и возвращался, когда она оседала. По краям озера вырастала суша. Сначала она была мокрая, но через пару дней становилась влажной, потом сухой. Вода отступала медленно, но верно, метр за метром.

Пришла Варя, неодобрительно посмотрела на новорождённую сушу:

– Это сколько у вас получается дополнительной земли!

Потом она долго в чём-то убеждала Архитектора. А Витя в это время откалывал глыбу за глыбой, и в будущем цокольном этаже росло свободное пространство.

Может быть, поэтому не последовало никаких новых распоряжений.

Содомов не мог спокойно смотреть, как суша на нашем участке поднимается из воды.

– Как у вас это быстро получается! Кто бы мог подумать!

– Там глины – не мерено. Возите, засыпайте свою часть.

– Мне придётся дальше возить.

– Я вам освобожу проезд через наш участок.

Я слышала, как Августа говорила ему:

– Всё уйдёт под воду, вот увидишь. Посмотрим, что у них получится.

И Витя один долбил глину в будущих апартаментах Архитектора.

Как-то раз я увидела издали, как Женя остановилась возле него, когда он сбрасывал в воду очередную серую глыбу.

– Витя, неужели ты так любишь Светку, что делаешь это для неё?

Я невольно остановилась. Что ответит Витя? Он и мне-то не очень объяснялся в любви, правда, мне и не требовались объяснения! Но кому-то рассказывать, как он меня любит…

Он и не подумал рассказывать. Постоял посмотрел на неё, вытер лоб и снова взялся за тачку.

Цокольный этаж в один год переместился в озеро. Почва дошла до границы и, конечно, по законам физики почти до поверхности заполнила и полосу содомовской части озера.

Потом ему двух больших самосвалов хватило, чтобы отсыпать дорожку в метр шириной для забора.

Лето шло к закату. Отошла клубника, её было великое множество и на грядках, и на горах. Я заняла деньги, и мы купили по объявлению с грузовика, прямо на улице, маленький морозильник «Саратов».

Тем летом мы наелись клубники досыта и заполнили морозильник. Зимой я случайно продала оптом всю её, мороженую, и отдала долг.

В общем, участок исправно кормил нас всё лето, и осень, и часть зимы. Но иногда, летом ещё, мы выкапывали и один куст картошки, и второй, и только в третьем или четвёртом оказывались крупные клубни.

– Кто-то помогает нам, подкапывает кусты.

Витя не верил в злоумышленников.

– Не выдумывай, мыши, наверно, или медведка.

– Мыши, как же, выбирают крупные! И только человек не оставляет следов.

Огурцов было всегда много, на тёплых грядках они росли просто на глазах. А вот помидоры в открытом грунте были как заговорённые.

Зелёных была масса, висели нарядными кистями, но даже ни намёка на созревание. Я только ставила колышки и подпорки, чтобы урожай не поломал кусты.

А в теплицах они созревали быстро.

– Не нужно сажать в открытом грунте, не вызревают они!

– Ничего, соберём зелёные, дозреют потом. А что не дозреет – посолим в бачке на лоджии, очень будет вкусно, вот увидишь.

На двух больших грядках подрастала капуста. Возни с ней хватало, она, как царевна, требовала повышенного внимания – полива, подкормки, защиты от бабочек. Я по своему южному опыту ставила для бабочек розетки с квасом, чтобы они не успевали откладывать яйца в моей капусте.

Они гибли десятками, но природа не терпит пустоты – находились особи, у которых инстинкт продолжения рода оказывался сильнее. Я едва успевала вручную собирать народившихся гусениц. Куда девалась моя врождённая аристократическая брезгливость!

Но как я испугалась, когда увидела какое-то ползущее чудище с выпуклыми глазами!

– А-а-а! Витя!

Он прибежал с лопатой:

– Что, змея? Где? Не бойся, это всего-навсего медведка.

Я содрогнулась, когда он отрубил ей лопатой голову, и долго не могла прийти в себя.

Но однажды исчезла вся капуста с грядок. Ещё в прошлые выходные она белела большущими вилками, их было больше сотни, и вдруг не осталось ни одного, даже самого маленького!

Я позвала сторожей. Пришли двое упитанных парней, потоптались и молча выслушали всё, что я могла сказать.

– Что, милицию вызывать?

– А что милиция!

– Но это же не один вилок, надо было машину подгонять, уносить мешками!

Рядом на грядке зеленели помидоры. Витя открыл защёлку на теплице. И вдруг один из сторожей изумился:

– Оказывается, у вас ещё есть помидоры, да сколько спелых!

– Уходите, а то я и вправду милицию привезу!

– И уйдём! Нашли из-за чего шум поднимать, невидаль – капуста!

Я никак не могла успокоиться. А Витя был в своём репертуаре:

– Забудь. Я тебе с рынка привезу, сколько захочешь. Я же говорил, не затевай такой неподъёмный огород!

Я легко знакомилась с самыми разными людьми, мама называла это патологической общительностью.

Однажды зимой, в Москве, мы с Витей долго ждали автобус на остановке. Там была ещё только одна женщина, всего одна! За время ожидания мы с ней рассказали друг другу всю свою жизнь.

Витя отходил от нас, возвращался снова, но я не придавала этому значения. Зато дома он выдал мне по полной программе:

– Как ты можешь разговаривать с незнакомыми людьми!

– Но они сами со мной заговаривают…

– Почему со мной не заговаривают? У тебя такое выражение лица, что с тобой может заговорить любой человек, мужчина или женщина, трезвый или под градусом! И отвечаешь любому!

С Володей мы познакомилась в автобусе. Сначала он качался рядом со мной, и на поворотах нас кидало друг к другу. Потом освободилось место, и он наклонялся надо мной с высоты своего роста. Я не помню, в какой именно момент мы узнали, как зовут друг друга.

Он должен был выйти раньше и ещё за две-три остановки начал объяснять, как найти его участок, как будто само собой разумелось, что я приеду к нему.

– Вот дорога, видите? Вот поворот, водонапорная башня. Найдёте?

– Найду!

Конечно, я всё рассказала Вите. Он не рассердился почему-то и спокойно завернул к нему по дороге.

Это были старые участки, называть их дачами как-то не хотелось. Дома были победнее писательских – наверно, народ был проще. А может, строились, когда было множество ограничений – дом не больше, чем позволено, всё типовое, стандартное…

Я помню это по Ростову. У нас ещё и печки были запрещены! Наверху боялись, наверно, что мы превратимся в частных собственников и не захотим в их светлое будущее!

Здесь не было такого болота, как у нас, и прямо за забором росли прекрасные огромные деревья, и яблоки зеленели на них, почти закрывая листву.

Пожилая женщина сняла огромные розовые перчатки:

– Заходите, да заходите же! Володя, гости у нас!

Володя, наверно, думал, что я приеду одна, но заминка была секундная. И вот он уже водит нас по своему саду. Чистота, красивые дорожки…

– Это пион, очень красивый, жалко, отцвёл. Но сейчас его можно сажать, самое время. Аня, неси лопату! А крокусы у вас есть? Как же так, без крокусов – сад не сад!

– Володя, остановитесь!

– И тюльпаны у нас – чудо, посадите в сентябре, и весной будет такая красота! А это мускари, синенькие, их можно сейчас посадить вдоль дорожки.

– Ну разве так можно! Я просто боюсь что-то похвалить, вы тут же бросаетесь выкапывать!

– Погодите, я вам ещё пару слив откопаю. Сливы у вас есть? Хорошие?

– Мы не знаем, у нас ещё не цвели деревья. Третий год сидят войлочные, и ни одного цветка.

– Войлочные? Это что-то новенькое. В каком питомнике брали?

– На рынке мы их брали, на Черёмушкинском.

– Тогда понятно. Я вам сейчас выкопаю парочку войлочных вишен.

– У нас есть, спасибо, весной посадили. Приезжайте к нам, я вам усов клубничных дам, у вас клубники мало, а у нас отличная! Знаете писательские дачи?

– А как же! Мы к вам столько лет за брусникой ходили, там было Змеиное болото.

– Правда? Юморист какой-то отдал Змеиное болото писателям! Наш участок 1-Ю-5, но лучше с объездной дороги, сразу после автобусной площадки зелёный забор с белыми ромбами и подсолнухи!

Уезжаем с открытым багажником, из него торчат молодые сливы, кустики какой-то необыкновенной смородины и цветы, цветы…

С тех пор и от меня гости всегда уходили и уезжали с подарками.

Володя с Аней приехали в следующие выходные. Мы с ней ходили по моему огороду, и она повторяла растерянно:

– Это сколько же вам приходится тратить сил! Это зачем же загонять людей в такое гиблое болото!

– Сейчас что! Вы бы посмотрели, когда мы только приехали сюда. Витя с палкой только мог пройти по участку.

А Витя показывает Володе дом. Они деловито ходят вокруг, трогают балки, залезли на второй этаж. И я жду их внизу под нашей самодельной лестницей.

– Вам надо сделать хотя бы чёрный пол и потолок на веранде и во второй комнате, войдёте в осень – не натопите. Печку пробовали уже?

– Нет, Доцент – мастер, что клал её, – сказал, пусть отстоится. Но вот-вот попробуем. Володя, как вы вообще находите дом? Витя ведь не строитель.

– Ну да, не строитель! Какую домину отгрохал! Если бы ещё собирал типовой, а тут всё перестраивать пришлось.

– Были бы материалы нормальные, а то одни отходы. И участок отбирает почти всё время, сейчас у нас идёт глина дармовая…

– Ничего себе, дармовая! Покажи свою шахту.

Они стоят у края выработки, и Володя крутит головой:

– Да, не позавидуешь. Я бы никогда на такой участок не позарился.

– У нас не было выбора. Но хочется поскорее пожить в нормальных условиях. Хоть бы одного помощника Витя взял!

– Строители стоят дорого и требуют качественных материалов.

– Это понятно, – сказал Володя, – но у меня есть знакомый старичок, я поговорю с ним. Возьмёт недорого, только покормите его, и поживёт у вас, пока будет работать, чтобы не ездить туда-сюда.

Я наварила огромную кастрюлю борща, мы захватили из дома постельное бельё и одеяло.

Старичок был тщедушный, подвижной, суетливый. Мой борщ пришёлся ему по вкусу.

– Вы умеете работать с электроинструментом? – спросил Витя.

– Нет, что вы! Я вообще боюсь его, электричества. Вот обычный инструмент – какой хочешь. Хоть топор, хоть пила, хоть рубанок.

– Ладно. Вот обзол, нашейте чёрный потолок на веранде.

– Это что, это же просто!

Я измеряла ему расстояние от балки до балки, он отпиливал и прибивал. Но как только я ушла заниматься своими делами, идиллия кончилась. Он стал замерять сам, слезал со стремянки, быстро-быстро отпиливал доску, снова забирался на стремянку. Доска не подходила, она была длинней или – чаще – короче.

Витя возмутился на третьей-четвёртой доске, но почему-то пришёл ко мне:

– Прогони его, он мне весь материал переведёт!

Старичок пробыл у нас два дня. Я не помню, что он ещё делал. Съел борщ, каждые полчаса просил:

– Хозяюшка, чайку не поставишь?

Я всё бросала и накрывала чай, мне было его очень жалко. В конце второго дня я отдала ему деньги и сказала:

– Простите, но хозяин сказал, что он это сделает сам.

– Понятно, что ж. Он хозяин!

И снова наступил мой день рождения. На этот раз мы позвали столько друзей, что комната их не вместила, мы накрыли столы на улице.

Олег приехал с Таней, и я представила её гостям:

– Знакомьтесь, наша новая невестка. Она будет у нас всегда. Олег сказал, что женится один раз и навсегда.

– Ты так сказал? – удивилась Таня.

– Да. Только не расслабляйся.

Иван привёз Ингу. И она, и Таня, как сговорились, были в белых брючках, белоснежных блузках, и косметика, и свежий маникюр…

Куда мне, я еле руки привела в порядок, загар был не мягкий, курортный, а деревенский, густой.

Иван приехал в первый раз с тех пор, как помогал отцу с Олегом складывать щиты. Он обошёл дом, поглядел, но ничего не сказал. Потом посмотрел на участок:

– Я бы всё это сровнял с землёй, все эти горы и грядки, и посеял траву.

– Хорошо, что это от тебя не зависит, – сказала я. Ни разу не приехал помочь, и туда же!

– Олежка, ты стал редко приезжать.

– Я не могу смотреть, как вы вкалываете, и ничего не делать. А работать на земле я не люблю.

– Приезжай, я буду устраивать выходной!

А самая давняя моя подруга хваталась за голову:

– Вам не страшно ходить? Земля дышит под ногами! И горы в человеческий рост! Витя, как ты насыпал такие горы?

– Там огромные корни в основе.

– Но как ты их перетаскивал?

– Нормально, ломом.

На столе в основном были дары нашего огорода, но мы уже смогли себе позволить и покупную закуску.

Однажды я вошла в комнату и ужаснулась:

– Витя, откуда столько дыма? Ты забыл открыть трубу?

– Нет. Просто дым не идёт в трубу, ему удобней через камин.

– Ты ещё можешь смеяться! Может, есть какая-то задвижка, что отделяет печь от камина? Или её просто забыли поставить?

– Её некуда ставить. У камина с печкой общая труба. Печку придётся переделывать. Но может, просто прогреть трубу, протопить несколько раз…

Печка стала настоящим камнем преткновения. Я была против того, чтобы её топили даже утром, тепло выветривалось до вечера, а дым – нет, и с открытыми окнами.

И снова зима. Покупаю семена, сажаю множество рассады…

Как смеялся знакомый композитор, когда я сказала ему:

– У меня проблема: надо отдать рассаду помидоров в хорошие руки…

Я приспособилась, пикировала столько рассады, сколько могла посадить, остальное – отдавала в сеянцах.

И тогда же, на зыбкой границе между зимой и весной, позвонил Виктор Павлович, которому я была обязана обладанием участка.

– Светлана, как вы себя чувствуете? Разведка донесла, что вы там творите чудеса на своём участке, справились с болотом.

– Не совсем. Да с ним и невозможно справиться до конца! Каждую весну подсыпаем грядки, а торф уходит в болото.

– Я вот что звоню. У вас грядут перевыборы, и, по агентурным сведениям, истринцы хотят выбрать своего председателя. И в правлении почти не остаётся писателей, а товарищество-то наше! У меня просьба – войдите в правление!

Я только потом узнала, что стала членом какого-то альтернативного правления. Оно пребывало в состоянии войны с другим, избранным собранием на законных основаниях. Меня на это собрание, как и всё наше правление, просто не позвали.

Мы продаём нашу кремовую красавицу. Я никак не могу с этим смириться, но Витя непреклонен – машина прослужила три года, ещё пару лет, и её просто надо будет выбросить. А сейчас есть покупатель! Мне было жалко её, как живое существо.

Оформлять продажу надо было у нотариуса, и мама попросила:

– Возьмите меня с собой. Я хочу составить завещание.

Когда мы кончили с документами, нотариус вдруг спросила у Вити:

– У вас дети есть?

– Да, двое, от первого брака.

– A y вашей жены?

– У меня нет, к сожалению.

– Виктор Александрович, я вам очень советую тоже написать завещание. Если не станет вашей жены – вы единственный наследник. А если вы уйдёте первым, сыновья будут претендовать на всё ваше имущество.

– Что вы! Мои ребята! Я им всё оставил, когда уходил, только рубашки взял. И младшему мы купили квартиру.

– Я вам очень советую. У нас тут каждый день такие драмы разыгрываются!

И Витя написал завещание. Легко! И я отнеслась к этому как-то несерьёзно: как он может уйти раньше меня, как он вообще может уйти!

Ребята, что купили у нас машину, завезли нас домой. Я погладила её по тёплому боку, и она ушла навсегда.

Новую мы покупали весной. Я опять хотела красную «четвёрку»! Её так никогда и не было у меня. И вдруг в одном из салонов я увидела чудо – «четвёрку» цвета морской волны. Я была одна и без денег.

– Она достоит до субботы?

– Может, и достоит, – ответили мне.

Она достояла!

Весна у Архитектора началась, как, впрочем, и все последующие, с откачки воды из ям у фундаментов. Вешняя вода заполняла их доверху, и маленький насос гудел с утра до вечера.

Здания не росли вверх, за лето рабочие под его руководством только успевали в очередной раз укрепить фундаменты и подновить изоляцию.

На столбе появился щиток. И в наше отсутствие на высоте человеческого роста через наш участок от него потянулся кабель к вагончику.

– С точки зрения безопасности это форменное безобразие, – сокрушался Витя.

– Почему ты не скажешь ему самому об этом?

– Тебе мало скандала с Содомовым?

Содомовых мне хватало через край. У них стоял постоянный гвалт, а значит, и у нас тоже. Ребёнок не разговаривал, а кричал. Я говорила себе, нельзя быть такой нетерпимой, он ведь маленький. Вот подрастёт…

И ещё у них появился большой попугай. Проклятая птица тоже не умолкала ни на минуту.

Иногда они кричали по очереди, но чаще – одновременно, клетку ставили на столике у забора у самого нашего дома. Чтобы не слышать этих криков, я включала радио. Это я, любитель тишины, как говорил Витя. Когда я входила в дом, первым делом нажимала на все кнопки выключения.

Тишины не было. Не было того покоя и умиротворения, о которых я мечтала, когда рвалась на природу.

И тут нас перестали хвалить. Будто по невидимому радио кто-то сказал: «Хватит!»

Мы по-прежнему продолжали работать от темна до темна. Впрочем, я оставляла на тёмную часть суток полив, подкормку, перетаскивание с места на место плетей, которые должны были лечь под оргалит.

Участок уже приобрёл свои очертания, с окружной дороги вела калитка и временные ворота на площадку для машины, они простояли до дефолта. На Первую улицу выходила калитка для Даши, Витя выкопал канаву за забором и перебросил через неё доску.

Обе калитки были всегда открыты. Проходившие мимо люди и раньше останавливались, удивлялись, как мы справляемся с такой топью, иногда просили разрешения войти.

Моя патологическая общительность вступала в свои права. Я водила их по участку, показывала свои цветы, грядки и горы.

– А здесь было озеро.

– Правда? Не может быть! – вдруг заявила очередная гостья.

– Да, с двух улиц железки свозили, мы его никак засыпать не могли, там били родники.

– Ну и не надо было засыпать родники!

– Так совсем же земли не было, здесь вода доходила до дорожки.

– Никто не дал бы вам такой большой участок. Сами захватили?

– Что вы! Комиссия правления устанавливала границы.

От следующего посетителя я узнала, что на нашем участке по плану должен быть магазин со складскими помещениями и детская площадка. А мы эту землю захватили самовольно.

– Да нет же, у меня все документы…

– Документы можно купить.

Я чуть не плакала:

– Витя, что же это делается?

– Не води в дом кого попало, устраиваешь проходной двор, как маленькая!

К сожалению, это было только начало.

Заседания нашего альтернативного правления проходили как в партизанском штабе. Шла приватизация, и оба правления готовили списки. В тех, других, не было никого из нашего правления, и не было нас с Архитектором и Содомовым, новые участки считались незаконными.

Три-четыре человека были ещё в более сложном положении, у них вообще не было документов на участки. К тому же эти участки были у водокачки, в природоохранной зоне.

На очередном заседании председатель Анна Александровна предложила:

– Давайте закрепим за ними эти участки.

– Так нельзя, – сказала я и нажила себе новых врагов. – Сначала надо нанести их на план, для этого получить соответственные разрешения. Только после этого мы имеем право…

На самом деле наше правление не имело никаких прав. У нас требовали передачи документов и печати, Анна Александровна ушла в глухую оборону.

От имени нашего правления были составлены дополнительные списки на приватизацию. Наши участки включили, но только по шесть соток.

Я отказалась от такой приватизации, я не могла позволить забрать у нас землю, буквально созданную Витиными руками, как в Сингапуре.

Мы стали в товариществе персонами нон-грата, особенно наша троица. Нас открыто называли захватчиками, говорили, что мы должны вернуть свои участки. Не могла же я каждому показывать документы!

Анне Александровне угрожали, она боялась ночевать на участке. Её помощнице, Зое, отрезали свет.

– Слушай, что тебе делать в этом стане бунтовщиков? Откажись, пойди к Виктору Павловичу…

– Это не честно, если бы всё было спокойно, я могла бы отказаться. Буду делать, что могу. Напишу объявление, привезу саженцы из университета, Аня предлагала, она там работает. Можно привезти птичий помёт с птицефабрики, я нашла их телефоны. Я хочу, как член правления, делать что-то полезное!

Но я фактически выбыла из правления, меня перестали приглашать на заседания. Может, поэтому мне не угрожали, не отрезали свет, не перекрывали воду?

Я просто жила, работала и старалась не думать ни о чём. Мы с Аней собрали заявки на саженцы и деньги, договорились, что только привезём саженцы, а раздавать их будет Лена с Четвёртой улицы.

В питомнике у меня просто разбегались глаза! Кроме всего множества растений здесь росла настоящая абрикосовая рощица.

– Неужели они будут плодоносить в нашей полосе?

– Они и плодоносят, иначе – откуда мы взяли косточки?

Абрикосы, по одному деревцу, заказали человек шесть, но я не удержалась и купила себе три штуки.

Надо сказать, довольны были все, кроме Архитектора. Он приехал только на следующей неделе, всё лучшее было выбрано. Ему достался хиленький кустик чёрной смородины.

Архитектор посадил его у самого забора, он долго болел и совсем не рос, не давал новых побегов. Я часто стояла у забора и смотрела на него с жалостью, когда на соседнем участке не было никого. И поливала его сквозь железные прутья забора. Он потянулся, набрал силу и протягивал мне в знак благодарности сквозь забор свои чёрные блестящие кисти.

Но до этого нам обоим ещё надо было дожить, а пока Архитектор объявляет в пространство:

– Смотрите, вот женщина, которая продаёт засохшие кусты!

Я кусаю губы от обиды, а Витя успокаивает меня в своей манере:

– Это всё твои комсомольские замашки!

И была ещё одна история из той же серии. Я договорилась с птицефабрикой, повесила объявление, и от желающих получить куриный помёт с доставкой на дом не было отбоя.

Машину поставили на площадке. Денег вперёд мы не взяли. Народ брал только целые мешки, в результате все невыкупленные пришлось оставить себе.

И тут Витя наконец дозрел до хозблока. Мы заезжали на какой-нибудь рынок – они на глазах выросли у дороги, – Витя привязывал к багажнику очередную порцию досок или вагонки.

Он отступил от забора, выкопал траншею и начал выкладывать столбики из кирпича. Балки, что предназначались для фундамента под хозблок, Доцент забрал под печку, восемь балок стоят стоймя под ней, как под реактором.

Витя выкладывал аккуратные столбики разной высоты, по уровню, там был склон. На втором столбике Содомовы забеспокоились.

– Останови его! – подзуживала Августа мужа. – Останови его, такой вид за забором, а они всё загородят.

Содомов подошёл к забору.

– Я против того, чтобы здесь стоял хозблок.

– Ну и что? – ответила я спокойно.

– Вы не имеете права без нашего согласия.

– Разве вы спрашивали нашего согласия, когда ставили дом?

Он побежал к Архитектору.

– Светлана, нужно его согласие.

– А моё согласие не нужно было, когда он ставил дом фактически на нашем участке?

– Вы правы, – сказал он и больше не поднимал этот вопрос.

Тогда Содомов стал делать пристройку к дому почти вплотную к забору.

Почему я переживала это как драму? Наверно, жизнь текла, спокойная на удивление. Все родные были рядом, только что вышла книга стихов, на «Мелодии» шла запись авторского «гиганта»…

А хозблок поднимался на глазах. Обрастал балками, оконными рамами, и вот уже его венчает крыша из рубероида. Он аккуратный, узковатый, правда, – такие были балки.

Маленькая кухонька, дверной проём в комнату, дверь заняла бы много места. Но душ будет обязательно, какой дом без душа? Я уже присмотрела обогреватель на дровах.

Только оргалита не было нигде. Наверно, легче пилить деревья, чем организовать хоть какое-то производство! Я подсчитала, что на всё про всё нам нужна его целая машина.

В нашей деревне тоже появился магазин стройматериалов. Можно было сбегать, если кончились гвозди, например. И вдруг в этом магазине я увидела стопку оргалита.

Хозяин тогда был и продавцом, и грузчиком, это через несколько лет появились и продавцы, и мальчики-помощники…

– Гена, это всё, что у вас есть?

– Неужели мало?

– Мне надо сто двенадцать листов.

– Ничего себе! Сейчас посчитаю. Ещё в подсобке есть немного. Ну, подчистую, сто пятнадцать. Возьмёте все?

– Конечно. Только я одна сегодня, найдётся машина и грузчики? Оргалит сложили на веранду, прямо на балки, потому что вместо полов на веранде были прибиты всего четыре доски – из комнаты на выход.