Не смотри вверх, детка. Почти детективная история

8

Фира задумалась и проехала свою остановку, хорошо, что только одну. Сегодня она решила возвращаться домой через парк, где по вечерам на тускло освещенных аллеях носились скейтеры, роллеры и прочая колесная нечисть. До бабулиного убойного ужина надо было переварить полученную информацию.

Петя жив, здоров – и слава богу, чего не скажешь о муже его сестры, который лежит в коме после многочисленных травм. Что же случилось? Может ли это быть совпадением? Вряд ли. Сестра утверждает, что ничего неизвестно, его подобрали на пятом километре Минского шоссе, без сознания. Когда она собиралась в больницу, к ней приходил участковый и спрашивал о брате (какое совпадение), но она ничего не могла сказать, так как была не в курсе. Какие они все-таки молодцы, что подстраховались. Девушка споткнулась об торчащий корень дерева и чуть не упала. Всегда, когда она крепко задумывалась, с нею случались всякие казусы, она теряла связь с реальностью.

Пьер был троянским конем, это точно, его целью было получение нужной информации о Петре, но он ее не получил. Или получил? Значит ли, что он больше не появится или будет продолжать в том же духе? Если появится – это будет означать, что у них нет других источников информации, а если нет, то, возможно, муж сестры пострадал не зря, надо же было Петра как-то выманить из берлоги. Если так, то они уже знают, где он прячется, столько усилий – и все коту под хвост. Что же делать? Ждать следующего шага таинственной силы или нанести упреждающий удар? Надо что-то предпринять, чтобы эти таинственные «они» проявились.

Вот о чем не было ни одной версии, так это, а чего, собственно говоря, «они» привязались именно к Петру? Если они хотели его убить, то у них была прекрасная возможность в ночь, когда он пытался сбагрить труп. Они же помешали ему это сделать. Странно. Скорее всего, он нужен им как «козел отпущения». Именно он, или сгодится кто угодно? Вот это очень странно, на это пока нет даже приблизительных ответов.

С самого начала Фира знала, что им придется маневрировать между полицией, которой необходим подозреваемый, и группой людей, пока «они» были неопределенным злом, которые хотят подставить Петра под меч Фемиды. А что, если этих неведомых сил было несколько? Поднимаясь в лифте, Фира получила сообщение от Вали с фотографией улыбающегося Пети и подписью: «Я полчаса на него орала, а он хоть бы хны». Она остановилась у двери своей квартиры, чтобы написать ответ. Через минуту паузы откуда-то сверху донеслись мужские голоса.

– Давай избавимся от НЕЕ.

Электрический разряд ужаса пронзил девушку, она чуть не выронила телефон.

– Она тебе мешает?

– Да, путается под ногами. А тебе ее жалко?

– Нет, она свое дело сделала.

И хотя голоса звучали по-бытовому, вполне заурядно, Фира почему-то приняла слова на свой счет. Что за дурацкая манера! Она медленно и беззвучно достала ключи, открыла дверь и ужом проскользнула в дверь. Сердце билось как рыба на крючке – хаотично и отчаянно.

– Ба, я пришла.

– А вот и наша девочка.

Интересно, кому она это говорит, или она сама с собой? Такой привычки у нее раньше не было. Фира заглянула на кухню, где бабуля чаевничала в компании незнакомого молодого человека.

– Привет.

– Знакомься, Федор… Забыла, как твое отчество.

Парень встал и протянул руку.

– Ильич.

– Глафира Андреевна.

– Очень приятно.

Девушка пожала крепкую и теплую ладонь и вопросительно поглядела на бабулю.

– Меня не спрашивай, он к тебе пришел.

– Ко мне?

Парень с неприкрытым интересом рассматривал девушку, а собственно говоря, было на что посмотреть: все в ней было ладно и пропорционально скроено, миниатюрная фигура, красиво посаженная голова на тонкой шее в ореоле темных волнистых волос. И только светлые глаза бирюзового цвета сверкали от волнения. Девушка в это время думала о том, какой выпал богатый на новые знакомства день. Парень, конечно, не Пьер, не сошел со странички журнала, но тоже ничего. Откуда такой бешеный интерес к ее скромной персоне? Неужели… опять провокация? Эта мысль спровоцировала выброс адреналина в кровь, и мышцы тут же ответили сокращением, тело напряглось, зрачки сузились. Парень почувствовал вибрацию, гудение высокого напряжения, но продолжал улыбаться.

– И-и?

– Можно я сразу прейду на «ты», мы же почти ровесники?

– Валяй, о чем, собственно, речь? Ты, Федор Ильич, меня уже вдрызг заинтересовал.

– Глафира Андреевна…

Каждый раз, когда девушка слышала это деревенское имя, данное ей матерью при рождении, ее передергивало, и так с раннего детского возраста.

– Можно просто Фира.

– Хорошо. Так вот, я пришел пригласить тебя в наш клуб.

– Клуб?

– Да, молодежный.

– Почему меня?

– Не только тебя, мы приглашаем всех молодых людей нашего района. У нас много разных занятий, лекций, просмотров фильмов. Мы ходим в походы, ездим на экскурсии.

«Блин, че за фигня? Еще скажите, что будем маршировать и петь хором. Терпеть не могу всю эту „коллективизацию“».

– Кстати, у нас есть хор, и неплохой. В прошлом году занял второе место в городе.

– Мне кажется, вы… ты ошибся адресом. Вся эта… эти мероприятия не для меня. Мне не нужна компания.

– Погоди отказываться, у нас есть занятия на все вкусы. Для интеллектуалов – клуб шахматистов, для любителей одиночества – рыбалка, для эстетов…

Хотя парень был обаятельный, Фира потихонечку начала закипать, ей страшно не нравилась любая агитация и навязывание чего-либо, сразу возникло желание закрыть уши и сделать наоборот.

– Послушай, Федор, мне есть чем заняться, я не страдаю.

А парень делал вид, что не замечает сопротивления, продолжал предлагать свой товар, как в телемагазине.

– …эзотерический кружок и занятия йогой.

– Извини, мне это не интересно.

– Да, я забыл сказать, все абсолютно бесплатно, кроме поездок в другие города.

Девушка почувствовала усталость от тщетных попыток сбросить этот прилипший банный лист, а парень улыбался ей чистой, незамутненной корыстью улыбкой.

– А твоя бабушка сказала, что ты увлекаешься фотографией. У нас бывают конкурсы и городские выставки.

Бабуля обрадовалась, что о ней вспомнили.

– Увлекается, не то слово, она с этим фотоаппаратом вообще не расстается.

– А зачем тебе, Федор, это надо, чтобы я пришла?

– Это общегородская программа. Мы должны вовлекать молодежь в активные занятия, вместе с вами развиваться и двигаться вперед.

– У меня нет свободного времени, чтобы двигаться вместе с вами.

– Ну ладно, очень жаль, что мне не удалось тебя убедить, но я оставлю свой телефон, на всякий случай, вдруг ты передумаешь. Кстати, у нас есть несколько уникальных семинаров, таких нет ни у кого: градостроительство и криминалистика, занятия проводят известный архитектор и настоящий следователь с Лубянки.

«Ох, как хорошо было бы проконсультироваться у специалиста, есть столько вопросов без ответов. Может, и правда сходить на лекцию, послушать?»

Бабушка сердечно попрощалась с Федором, взяла бумажку с телефоном и сказала, что если бы ей было двадцать три, она бы записалась на все семинары, лекции и экскурсии, парень на прощание галантно поцеловал ей руку. И ушел.

– Ба, зачем ты его пустила в дом?

– Я сначала не хотела пускать, но потом он мне показался таким милым…

– Ты неисправима. Хорошо, что он не брачный аферист, а то к моему приходу ты была бы уже замужем.

Бабуля хихикнула и посмотрела на себя в зеркало в прихожей.

– Знаешь, а я не против еще разок сходить к алтарю. Чего и тебе советую.

– Дай мне бумажку с телефоном.

– Зачем? Градостроительством интересуешься?

9

Где-то на другом краю деревни, наверное у Федотыча, целый день истошно орал петух. Небо было чистым, пустым, как будто выгоревшим, ни облачка, дождя опять не предвидится. Любовь Петровна тяжело вздохнула и погладила свои руки, аккуратно замотанные в бинты из старых простыней, если сухая погода простоит еще пару дней, придется просить помощи, от последнего дождя осталась одна банка воды. Ну ничего, сегодня вроде бы седьмое число, или нет?

Почти не отрывая от земли свои тощенькие ножки, женщина направилась в дом, с осторожностью преодолела провалившуюся ступеньку и, сопровождаемая скрипом каждой половицы на все лады «й-и-ы», дошаркала до отрывного календаря, висевшего у печки. Цифра шесть ее обрадовала, это значит, сегодня уже седьмое, день пенсии. Замотанная ладонь привычно смахнула вчерашнюю дату на пол, она уже давно поменяла привычки под обстоятельства, ну действительно, не разматывать же бинты каждый раз, когда надо воспользоваться кончиками пальцев. Веником она замела упавшую страничку на совок и бросила в топку печи.

Хотелось чаю, но надо потерпеть, вдруг Тамара сегодня не придет, не дай бог заболела или еще чего-нибудь, но все равно сегодня хороший день, он наполнен ожиданием. Можно посидеть на солнышке, погреть косточки, послушать птиц, в общем, дел невпроворот.

Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что она будет целыми днями бить баклуши, она бы рассмеялась громко, звонко, слышно было бы на полдеревни. Тогда, в прошлой жизни, у нее было хозяйство, огород, куры и кот Матрос, а сейчас от этого осталась кое-где проросшая прошлогодняя петрушка, да и взошла невыкопанная картошка, и крапива, море крапивы, она уже закрыла собою весь забор.

Любовь Петровна прихватила с собой большую хозяйственную сумку и отправилась во двор, там немного походила, перемещения ее были похожи на движения богомола, осторожный шаг вперед – покачивания – отступление назад. О чудо, в конце дорожки у края заросших грядок зацвел чистотел, яркими желтыми крестиками, говорят, он волшебный, залечивает любые раны. Это, наверное, подарок, Любовь Петровна подняла вверх свое восковое лицо и поблагодарила. Сверху ничего не ответили, но издалека послышалось знакомое позвякивание – это Тамара, ангел, катила свою странную повозку, четыре колеса от старой детской коляски и деревянный ящик сверху. От избытка нахлынувших чувств, женщина потеряла равновесие и чуть было не завалилась на грядки.

– Тамара, – просипела она, – Тамарочка.

Никто не отозвался. Голос Любови Петровны совсем ослаб от редкого использования, тогда она неловко ухватилась своими замотанными руками за черенок лопаты и что было сил ударила ею по забору, скрип затих.

– Петровна, это я, не хулигань.

– Тома, как хорошо, что ты пришла, – еле слышно прохрипела затворница.

– Что? Я тебя совсем не слышу…

– Та-ма-ра, – от усилий голос совсем почти пропал, а ей обязательно надо было сказать про воду.

– Погоди-погоди, не напрягайся. Сейчас поговорим.

Интересно, о чем это она? Любовь Петровна приникла к дырке между створок ворот. Тамара, моложавая и крепкая, привязывала какой-то пакет к их веревке.

– Тащи, это тебе подарок от моего сына.

Пакет был очень легким, и Любовь Петровна опасалась, что продукты почтальонша не привезла. Над заколоченной кое-как калиткой была протянута веревочная лебедка, закрепленная с одной стороны на крыльце и тополе за забором с другой, это была «дорога жизни» для отшельницы, так ей доставлялись продукты, приобретенные на ее небольшую пенсию. Эта изоляция была добровольной и односторонней, причину которой Любовь Петровна никому не говорила.

В пакете находился старый мобильный телефон.

– Петровна, нажми на кнопку с зеленым значком.

Это было не просто сделать с ее руками, но она справилась. В трубке раздался гудок, а за забором послышалась музыка.

– Ну, здравствуй, Петровна. Теперь можешь не надрываться. Слушай последние новости.

Сын Тамары наконец-то собрался жениться, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, он хороший парнишка, пусть будет счастлив, у Солдатовой коза сбежала, уже три дня как, наверняка волки задрали, а глава сельской администрации планирует навестить отшельницу. Последняя новость насторожила Любовь Петровну, и она предложила альтернативу, пусть глава позвонит ей по новому телефону, так как во двор она его все равно не пустит, дверь заколочена, а через забор кричать у нее голоса нету. А если это их не устаивает, пусть идут в баню.

За разговорами они потихоньку переправили во двор продукты, заказанные в прошлый раз.

– Петровна, а что у тебя с водой?

– Если завтра не будет дождя, будет плохо.

– Давай сейчас привезу, пока я с тачкой.

– Не надо, потерплю.

– Зачем терпеть?

– Потерплю.

– Упертая ты…

Это был ее сознательный выбор, добровольная изоляция, ее об этом никто не просил. Теперь она точно не пропадет, связь с остальным миром ей обеспечена. Спасибо техническому прогрессу.

От слабой улыбки кожа на лице натянулась как на барабане, создавая ощущение, что она сейчас порвется от малейшего усилия. Любовь Петровна размотала правую руку, она была розовой и немощной, будто пластмассовая, она плеснула немного подсолнечного масла на ладонь и растерла его по лицу, это не принесло почти никакого облегчения, она добавила немного сока чистотела, и вся поверхность тут же отреагировала жжением, но это было приятно.

Волос под платком осталось совсем мало, и она вспомнила облысевшего кота Матроса, неужели ее ждет та же участь?

10

Сегодня ей хотелось идеальной яичницы: несколько полосок бекона, обжаренные до хрустящей корочки, кубики бородинского хлеба и спелый помидор уже шкворчали на сковородке, когда роковой удар ножа выпустил на свободу тухлое содержимое несвежего яйца. Фира ругнулась, пообещав себе в который раз разбивать яйца только над пустой миской, и вывалила содержимое сковородки в мусорное ведро.

– Хорошо, обойдемся бутербродом, – пробурчала девушка, упорно не желая повторяться. Но сливки имели наглость свернуться в горячем кофе, безнадежно испортив напиток. Любой другой человек сделал бы себе еще порцию, но Фира стиснула зубы и заварила чай.

Да, такое утро обещало «хороший» во всех отношениях день. В тот момент, когда замочек от молнии на брюках остался у Фиры в руке, она подумала, может, лучше сегодня остаться дома и никуда не ходить?

И нельзя сказать, что девушка от природы была криворука, но случались периоды, когда вся вселенная стояла на ее пути и что-то хотела сказать, голос этот был громок и настойчив, но смысл послания неясен. Фира чувствовала сопротивление материи, но не понимала, что не так, вот и сейчас обычное утро, такое же, как всегда.

В дверь позвонили, беспрерывно и долго. Фира металась по квартире в майке и трусах, из двери комнаты показалась лохматая и заспанная бабушка в ночной рубашке.

– Ты чего не открываешь?

– Я не могу в таком виде открыть…

– Хочешь, я открою?

– Нет.

Соорудив из платка юбку, она наконец открыла дверь, на площадке, прислонившись к стене, стояла Валя с растерянным лицом, на котором в глубине покрасневших век лихорадочно блестели глаза. По платью, надетому наизнанку, Фира поняла, что стряслось что-то страшное.

– Его забрали сегодня ночью…

– Хулахуп!

Рвущееся на волю девичье горе наполнило дом, оно вырвалось наружу вместе с рыданием, от него стало тяжело дышать, и даже бабуля пустила скупую старческую слезу. Как оказалось, среди ночи обители квартиры были разбужены непрерывными трелями дверного звонка и требовательным стуком. Застигнутая врасплох, сонная Валя открыла дверь и тут же пожалела – полиция церемониться не стала.

– Обыск был до самого утра, но они ничего не нашли… что хотели.

– Ничего? Ни ножа, ни веревки? Как тебе это удалось?

Валя подняла заплаканное лицо и улыбнулась.

– В первую ночь, когда Петя… изливал душу, я выбросила нож в мусорку…

– Он знает?

– Нет, он догадался, когда ничего не нашли.

– Это не смогут найти?

– Маловероятно, мне пришлось пройти несколько кварталов…

– Ну ты даешь…

Искреннему восхищению Фиры не было предела, все-таки любовь творит чудеса, причем делает это инстинктивно.

– Может, кто-нибудь объяснить мне, что происходит?

Бабуля выглядела как взъерошенный какаду, ей пришлось довольно долго сдерживать свое любопытство, заваривать чай и быть незаметной, пока возбужденные девчонки говорили о чем-то непонятном. Мозг Фиры, застигнутый врасплох, лихорадочно просчитывал варианты вранья.

– И не вздумайте мне врать.

До чего же сложно говорить, когда не хочется, когда нужно подбирать слова, чтобы не испугать и не обидеть. От усилий речь похожа на дачный водопровод после зимы: то плюется, то угрожающе шипит, но через некоторое время поток выравнивается, говорить становится все легче и легче, а когда расскажешь все, как будто камень с души свалился. Чем дольше хранишь в себе что-то, тем мощнее фонтан, извержение которого на этот раз прервал звонок мобильного телефона. Фира, как остановленный на скаку конь, еще вращала глазами и выпускала пар из ноздрей, когда ответила на вызов, бабуля молча сидела на табурете и только беспомощно хлопала сморщенными веками. Притихшая, с высохшими глазами, Валентина со стуком гоняла карамельку во рту.

– Простите, простите, Рауф Рашидович, я виновата… Это больше… честное слово… Как? А две недели? «Кэнон» у меня… Меняю на зарплату и трудовую книжку. Может, передумаете? Жаль.

Никто не спрашивал – и так все было понятно. Фира, которая в последнее время чувствовала, что земля уходит из-под ног, крепко задумалась. Она испытывала целый клубок гремучих эмоций. С одной стороны, работа ушла на второй план, но трудно представить свою жизнь без нее, с другой стороны – загадки, преподнесенные самой судьбой, которые требуют разгадки, и вроде бы можно теперь посвятить все свое время им, но что-то тревожно скребет лезвием по стеклу, какой-то дискомфорт.

Бабуля, неожиданно очутившаяся в обществе двух замороченных девиц, поднялась на капитанский мостик и приняла на себя управление житейским кораблем. Для начала она надела очки и достала из буфета потрепанную записную книжищу, больше похожую на гроссбух, долго что-то искала, а найдя, позвонила по телефону и очень удивилась, когда ей ответили.

– Яков Сигизмундович? Ой, как хорошо, что вы живы. Это Алевтина Викентьевна. Да, я тоже пока скриплю. Лет двадцать уже или больше. Яков, ты еще работаешь? Совсем? А для старых друзей? Очень надо. Договорились.

От полученной информации бабуля преисполнилась собственной значимости и засияла как медный таз. Девчонки совсем не обращали на нее внимания, каждая из них варилась в собственном соку, Валентина безутешно страдала от потери возлюбленного, а Фира пыталась выработать жизненную стратегию на будущее. Невзирая на полное невнимание, бабуля внезапно ударилась в воспоминания о том, как пятьдесят лет назад она оказалась в Казахстанской степи во время разлива рек и в траве собирала рыбу руками в плетеную корзину, словно грибы. Эта история сработала как аутогенная тренировка, девушки впали в гипнотический транс и напоминали восковые фигуры мадам Тюссо. Забавные и не очень подробности быта советских людей были выслушаны в полной тишине. Когда бабуля добралась до описания туалетов, из которых степными ветрами выдувалось все, что туда попадало, внучка не выдержала.

– Ты это к чему?

– К тому, что не бывает худа без добра. А невзгоды и трудности только закаляют человека и идут ему на пользу. Главное – не унывать и не сдаваться.

– М-м, – промычала Фира. Вообще-то она была удивлена. Это была первая нравоучительная речь, которую она услышала от бабушки.

– Вам нельзя падать духом, Пете нужна поддержка и помощь.

Валентина, очнувшись, всхлипнула, ее свежеспроектированный в мечтах замок рухнул и придавил ее, а нерожденные дети, так похожие на Петра, тянули свои худенькие ручонки из светлой дымки фантазий и взывали к ней: «Мама, мама…». Натурам романтическим, склонным к излишнему мечтанию, всегда тяжело при столкновении с суровой реальностью. Из всех троих бабуля была самым опытным и закаленным человеком. Ее детство выпало на полные лишений послевоенные годы, ее юность растряслась на ухабистых дорогах необъятной родины, тело закалилось физическим трудом на стройках, полях и субботниках, ум настроился на решение сложных заковыристых и откровенно невозможных задач, поэтому в нынешнее относительно благополучное время ей было скучно, и она искала острых ощущений в интернете.

– У меня несколько предложений. Во-первых, Валентина, не хочешь ли перебраться пока к нам? Так будет удобнее, да и Глаша теперь будет дома…

– А кто это?

Алевтина Викентьевна широким жестом указала на внучку, словно сейчас ее выступление.

– Можешь спать на кресле, оно раскладывается. И нам будет спокойнее, подумай пока. Предложение номер два: нанять Пете нормального адвоката.

– Да, точно. Он сам просил, я совсем забыла.

– Подождите секундочку, а где мы деньги возьмем? Я теперь безработная.

– Я пока работаю…

– Вы меня не дослушали. Никакого уважения к старшим!

Девушки захихикали, их напряжение понемногу рассеивалось, все-таки хорошо, когда есть кто-то взрослый и надежный, как крепость.

– Вечером к нам заглянет мой старый знакомый, очень старый, есть надежда, что он возьмется сам, а он прекрасный адвокат, или кого-то порекомендует.

– Бабуля, я тебя обожаю, ты – гений.

– Да, я такая, – снова смех. – И третье: тебе, моя дорогая внученька, советую пойти в кружок криминалистики, благо что времени у тебя теперь навалом. Нам очень нужен опытный сыщик. Не думаю, что наши следователи заинтересованы выяснять правду. А козел отпущения у них теперь есть.