Увеличение

Она, вероятно, поплачет, но прекратит наконец-то тратить свои силы не пойми на что.

Я скажу:

– Най и Норб, нечего шататься ко мне, мне неинтересны ваши новости! Вы все взрослые – вы сами можете решать!

А я займусь тем, что и планировал: добуду способность и уйду с Дру. А они и без меня прекрасно справятся. Уж я-то их научу.

***

– Школа отменяется! – стукнул я кулаком по столу, когда вызвал к себе тетушку Розанну. – Никаких занятий! Пусть молодежь сама решает, кем ей быть.

– Но…

– Никаких «но»! – заявил я. – Вы просто не пробовали: природа все сделает сама, наша помощь не требуется. Я точно знаю. Наследственная память подкинет информацию, когда она понадобится. А как же она понадобится, если вы все рассказываете сами?

– Но… – снова попыталась Розанна.

– Я все сказал, – строго отрезал я, сбрасывая с плеч еще одну глыбу. – Мне еще и решать, готов ли молодняк к работе? Ишь чего удумали! Сами решайте. Я вам что?

***

С каждым днем становилось комфортнее. Дом Деда мне даже понравился: много места, тепло, светло и хорошо пахнет. Никакого портрета родственника, но и без него было на что посмотреть. Резные стены, украшенная лестница, много шкафов, полок со всякими премудростями. И я не понимал: почему он все это оставил мне?

Это дар? Или наказание?

Держу пари, Дед хотел меня наказать. Сбросить свой груз мне на плечи в отместку за непослушание, воровство и несогласие с ним. Я же знал, что он будет мне мстить. Только вот незадача: Дед просчитался. Он не ожидал, что у меня хватит ума и смелости сбросить враз с себя все те ненужные дела, которыми он мастерски оплетал других годы напролет. Наверное, хотел почувствовать себя более значимым, чем он был. Я избавился от лишнего, и небо не упало мне на голову. Наш город не рухнул. Мало что изменилось, зато я стал свободен.

И мне это ужасно нравилось.

Что бы не хотел сотворить Дед, я вмиг обернул его наказание своим даром, и я очень гордился собой.

Надеюсь, Дру тоже мной гордилась, но она ничего не говорила, лишь качала головой и почему-то охала:

– Али, – говорила она, – так нельзя.

Но я ее не слушал.

***

Ночами я убегал за город. Я знал, в чем проблема моих неудач. В страховке из спасателей. Какая мутация может появится, если я знаю, что меня спасут? Это даже не считалось опасностью. Я уже готовил речь, подбирал слова, которыми я вмиг отбрею докучливую группу по спасению моей шкуры, чтобы они больше не лезли в мои дела. Я шел в ночной темноте медленно, перебирая в голове то, как быстро все изменилось.

Пару дней назад я почти смирился с укладом жизни тут; он мне все еще не нравился, но я честно оценивал свои силы и знал, что мое мнение никого здесь не интересует. Теперь Дед умер, и от него ни осталось ни следа, а вся власть перешла в мои руки. Я делал, что хотел. И теперь глубоко скрываемые чувства: тщеславие и гордыня взяли вверх. Я всегда говорил, что наш род не добрый. Мы генетически плохие и создавать из нас подобие общества было… неразумным.

Все, что во мне было хорошего, носило имя Дру. Мое отношение к ней не изменилось, и я, правда, хотел достать ей злосчастную мутацию. И теперь у меня было больше шансов это сделать.

Каково же было мое удивление, когда я, выйдя далеко за территорию, не обнаружил по периметру ни одного желтого жилета. Они прочли мои мысли?

Что-то я не заметил их проницательности в тот раз, когда просил их выдать мне имя и адрес гончара. Почему-то все, у кого я спрашивал, были достаточно дерзки, чтобы сказать мне:

– Дед запретил выдавать его тебе.

Я злился. Как они могли мне так отвечать? Никакого Деда нет – есть я. И я хочу, нет, я требую, рассказать о нем! Это не помогало. Меня начинали игнорировать, и мне ничего не оставалось, как разочарованно фыркнув, отправиться по своим делам. Дел у меня было куча – жить в свое удовольствие. Теперь каждый сам за себя.

Поэтому сейчас я был удивлен: они выполнили мой приказ раньше, чем я его произнес. Учатся, стервятники!

В темноте я заметил бегущего на меня Босса. Сегодня он стал подвижнее и бежал быстрее. Но и я не промах: сразу же сорвался с места и полетел вперед. Скорость меня не подводила, но что-то шло не так. Я, едва поворачивая голову назад, замечал, что Босс ближе, чем должен быть. К тому же дыхание сбивалось, и я, превозмогая себя, двигался все быстрее и быстрее и мчался вперед. Босс бежал за мной.

Я, увильнув от огромного рифа, прикинул, что дело дрянь. Босс не отставал. Он не собирался проигрывать сегодня. И тут я испугался. Сверкая пятками, я припустил дальше, выбегая не просто за периметр города, а оставляя город далеко позади. Я слышал, как Боссов стало больше. Повернувшись, я увидел три прожорливые морды, смотрящие на меня.

Чертовы спасатели, когда они нужны, их никогда нет!

– Помогите! – заорал я, надеясь, что это не последний крик, который я могу издать. Что меня сейчас не сожрут.

Ответом мне была тишина и ни одного желтого жилета.

Воздуха уже не хватало, я задыхался, а ноги заплетались. И я понял: никто не поможет и никто не придет. Вот та свобода, которую я хотел. Ответственность только за себя. И я взял себя в руки. Я, вспомнив насколько Боссы неповоротливы и нерасторопны, описал вокруг них большой круг. На поворотах их тучные тела заносило, они кряхтели и тянули ко мне свои лапы. Потом я сделал второй круг – меньше по диаметру вокруг них. Мои повороты стали еще более резкими. Я совсем осмелел. Третий круг я сделал так близко, что будь они поумнее, последний из них мог бы развернуться и побежать мне навстречу, но нет. Они догоняли. Уставать я стал меньше, а оторвался достаточно. Они мешали друг другу, толкались и совсем не понимали, что я планирую сделать. А я планировал получить способность, и я гордился собой. Все складывалось удачно.

Когда Боссы выдохлись, они поникли и опустились на землю. Я остановился, не почувствовав никаких изменений в своем теле.

– Вот черт! – выругался я.

И в тоже время подумал: «Как хорошо, что каждый занят своим делом. Пара таких пробежек, и я мало того что получу способность, я научусь быть еще хитрее.»

Я обрадовался и побрел туда, где никто не заметил моего отсутствия, а если и заметил, то не обратил на это внимания.

***

В городе было пусто. Все сидели по домам, только из кратера, где мы обедали впервые с Отто, доносилось чавканье и звуки отрыжки. Я удовлетворенно улыбнулся. Моих рук дело!

Под ногами было грязно и неубрано. Двое недавно родившихся лежали на дороге и орали. Тетушка Розанна бежала к ним, приговаривая:

– У нас пополнение!

Но никто не отвечал ей.

Дру продолжала делать свою работу, но без Ная или Норба это стало почти невозможным: нельзя быть в нескольких местах сразу и бегать туда-сюда, записывая имена. Я говорил ей, что ничего плохого не вижу в повторении имен, но она не слушала. По возможности продолжала работать, но место ее работы было далеко. Без гонцов она не могла знать, что здесь кто-то родился, и поэтому назвать и записать его имя тоже не могла.

Тетушка Розанна наградила меня гневным взглядом. Я ответил ей тем же.

Вскоре город стало не узнать. Никто никого больше не приветствовал, зато слышалась ругань. Най и Норб объелись, и теперь, завалившись на обочине, лениво переругивались. На другом конце улицы Ромония обзывала Кларэссу сухой, а та называла бывшую подругу грязной. Вместо работы начались праздные шатания. Толпы жителей бродили по улицам, заглядывали в чужие кратеры, тащили оттуда все, что плохо лежало. Построенная с таким трудом империя Деда рухнула. И я был этому рад. Так был рад, что смотрел на это, гадко улыбаясь.

***

Первым не выдержал Отто. Он, наутро заметив масштабы бедствия, завалился ко мне домой без стука и, не утруждая себя вводными словами, накинулся на меня:

– Ты что творишь? – закричал он. Я подавился своим сахаром.

Сразу поняв, о чем он, я откашлялся и сказал:

– Ты же сказал, вмешиваться не будешь.

Отто явно передумал.

– Я сказал? – вопросительно произнес он. В его взгляде сквозила злость, а Отто мог быть злым, когда хотел. Но он меня не пугал. – Я сказал, что не буду вмешиваться, потому что я был главным наверху! – прокричал он. – И я там такое учудил! Тотальный контроль! Я хотел все сделать идеально, и от количества работы жители умирали! И я решил. – Отто так и не смягчился, в его голосе появлялось все больше стали, – никогда больше не лезть во власть. Но ты… Ты сделал хуже меня. Ты распустил всех!

– Зато все свободны! – спорил я.

Историю Отто я уже примерно знал, поэтому не удивился. Я не сделал, как он. Я никого не убил. Я сделал лучше, совершеннее. Исправил ошибки Деда. Когда пройдет достаточно времени, чтобы все, в том числе такие консерваторы, как Отто поняли, что империя Деда была не лучше правления Отто наверху, мне еще спасибо скажут. Рано или поздно, наши глупо запаянные злые черты пробудятся, как пробудились мои, и все пойдет как по маслу. Отто что, действительно не понимал это? А мне он казался умным.

– Ты так и остался таким же ребенком, – произнес обидную фразу Отто, – а я думал, что ты вырос!

Он знал, по чему бить. Я больше не был маленьким и расценил это как личное оскорбление. Я врезал ему первым. Схватка с Ленни показалась мне детской забавой по сравнению с тем, как мы дрались с Отто. Он был ловким и сильным, а я злым, таким злым, что мне самому становилось жутко. Я разбил ему лицо и выкинул прочь из дома. Я был так зол, что решил выгнать его из города. Я так и сказал ему:

– Если тебе не нравится мое правление, то проваливай прочь.

Дед тоже выгонял. Агрессивный кофе выселили, как я и ожидал. Тогда почему мне должно быть стыдно за мое решение?

Мне и не было. Отто, отряхнувшись, разочарованно глянул на меня, точно перед ним был не я, а недостойный его общества слизняк, и ушел прочь.

Я не знал, остался ли он или покинул город. Потому что мне больше никто не докладывал.

Глава 10. Катастрофа.

Войну не мог отменить даже я. Циклично и закономерно, после каждой небольшой жары, после пары сильных землетрясений она начиналась. Глупо было надеяться, что со смертью Деда Война исчезнет. Казалось, что со временем атаки становятся все чаще – не зря Дед предостерегал об этом. Но ошибся в другом: в этот раз Война была особенно сильной.

Небо не алело. Жары не было: давно стоял холод. Может, горные жители снова неприлично вели себя, а может быть, Войне уже не нужен был повод. Оружие сменилось. Я понял это сразу, когда объевшиеся (оно и понятно, работа у них все-таки была нервная) бывшие спасатели, которые больше всех валялось на улице, умирали в конвульсиях сразу, как вдыхали. Поднялась паника.

Война началась утром. Многие не успели уснуть. Без разрушителя Силенсии другие неподвижные были слишком напуганы, чтобы сделать что-то самостоятельно. Они закрывали ставни и кричали. Я их не видел. Взглянув на быструю смерть спасателей, я точно знал, что мне нужно делать. Схватив одну из опустевших банок (а в городе почти все банки с недавнего времени пустовали), я, дыша в нее, побежал к Дру. Я не знал, но догадывался, что отравлен даже воздух, не говоря уже о пище, воде, земле под ногами. Я пытался игнорировать окруживших нас Боссов. Они подошли близко, потому что никто их никто больше не отвлекал.

Я не мог позволить себе не смотреть, как умирали мои знакомые. Я только мог отвести глаза, когда тучные тела Боссов окружали Ленни и его сестру, переваривали их. Я только мог игнорировать то, как Най отбивался от взявшего его в окружение юнцов. Я пытался избавить себя от лишних страданий по поводу их мучений. Я знал их всех: тех, кто падал и умирал, пока я, сократив почти полностью дыхание, бежал, что есть мочи к Дру.

Неужели она умрет сегодня?

Я бежал. В городе звучала паника, и слезы, и страх. Я замечал, как некоторые, особенно слабые, по привычке тянутся к обыкновенным границам спасительного купола, который сегодня никто не поднимет. Мне не хотелось ничего слышать. Я не хотел видеть, как те, которых я только недавно сделал свободными, умирали вот так вот глупо. Война. Почему она происходила?

Почему она забирала лучших? Или худших – это не важно. Умирали все одинаково. В моей душе поднималось дикое негодование к Войне: как она смеет происходить?

Ноги жгло. Я задыхался. Мне хотелось верить, что с моими выдающимися способностям со мной ничего не случится. И я верил. И лишь поэтому еще бежал.

Место работы Дру приближалось. Она была обижена на меня. Конечно, я не совсем понимал ее причину, я не сделал ничего дурного, но сейчас было не самое лучшее время для выяснения отношений. Сейчас надо было спасти ее, хотя бы попытаться. Я смутно представлял, что буду делать, когда добегу, но все равно бежал.

Что-то нужно делать во время опасности, чтобы не поддаться панике.

Моя идея с банками сработала: я стал замечать, как некоторые прятали в них головы, как страусы в песок, и задерживали дыхание. Это помогало им стоять на ногах и убегать подальше от надвигающихся Боссов.

Но делали это немногие. С такими темпами смертей, подойдя к порогу работы Дру, я буду вынужден перепрыгивать через умерших. Никакие чистильщики и уборщики не справятся с тем количеством зловонной жижи, океаны которой разольются после сражения.

Кто-то кричал. Сильно и громко. Я мысленно вставил беруши, чтобы не слышать их. Кто-то стонал: его задел Босс или атака, что, в итоге, было неважно: ему все равно умирать.

Утром я не думал, что сегодня мне придется видеть так много боли, страданий и смерти. Почему это выпало на мою долю? И Дру. Что с ней? Как она?

Я добежал быстро, но мои ноги устали еще быстрее. Но это было нормально: отсутствие кислорода уменьшило мою выносливость.

– Дру! – закричал я, влетая к ней и ударяясь ногой о валун, который лежал у двери.

Я заметил ее. Дру сидела в углу, сжавшись, обхватив руками колени, и раскачивалась из стороны в сторону.

– Дру? – уже тише и не на шутку испугавшись произнес я. Я шел к ней медленно, боясь спугнуть. И даже боясь подойти ближе, потому что я не хотел видеть, что с ней на самом деле.

Заметив меня, она подняла свои заплаканные глаза и, хлопая длинными ресницами, сказала:

– Али, их так много умирает.

По сравнению с ее тревогой, Дру была такой маленькой. Она, как всегда, переживала не за себя. Я счастливо выдохнул. Она не пострадала. Пока что.

– Это неважно, – отмахнулся я, – главное, ты цела. У тебя есть пустые банки?

Она непонимающе глянула на меня, а я поднял в воздух свою банку-дыхалку и продемонстрировал ей.

– Бери и дыши в нее. Воздух отравлен.

Дру сделала пару шагов к доске, на которой теперь царила страшная неразбериха. Имена были зачеркнуты, а потом написаны вновь, были зачеркнуты сами зачеркивания, а потом жирно обведены. Не было времени разбираться еще и с этим.

Дру подняла с пола банку, из которой я недавно ел. Прошло так мало времени, а казалось, это было в прошлой жизни. Лакомства ей не досталось, но пустую банку она сохранила.

– Пойдет?

Я кивнул. Она сделала, как я велел, сев прямо около доски.

– Иди ко мне, – позвала она, сделав пару баночных вдохов, – переждем вместе.

– Я не могу, – помотал головой я, – я могу быть отравлен, еще и тебя заражу.

В моих словах была истина. Эта гадость могла прилипнуть на ноги и притащиться сюда, мое тело могло пропитаться ей. Для Дру была смертельна даже капля этого убивающего вещества.

– На улице кошмар, – сказал я, тоже пару раз вдохнув. К щекам Дру возвращалась краска, и я захотел немного поболтать. Очень уж тяжело было переживать увиденное в одиночку, – умирают почти моментально.

– Дед говорил о таком, – сказала Дру, – иногда появляется новое оружие, которое мы пока не знаем. Первые атаки самые сложные. Очень плохо, что они случились, когда… ну… ты знаешь.

Она замялась, а я понял, о чем она.

«Когда ты выгнал Отто». «Когда ты не поднял купол».

– Но ты же еще жива, – заупрямился я. Пока Дру дышит, даже из чертовой банки, я ни в чем невиновен.

– Я – да, – ответила она громче, чем требовалось, – а они?

– Какая разница, – упрямо буркнул я и задышал чаще.

Разговаривать перехотелось.

***

Все стихло. Я посчитал до десяти, прежде чем встать на ноги и подойти к двери прислушиваясь.

– Сиди здесь, – велел я Дру, которая уже собиралась встать следом за мной, – я проверю, что там. Подозрительно тихо.

Я не знал, послушается ли она меня, поэтому, выйдя, сразу же подкатил камень-валун, подпирая им дверь. Возможно, ей хватит сил его сдвинуть, но так я хотя бы услышу ее и смогу отправить обратно в дом.

Оглядевшись, я сразу понял, что Дру с домом повезло, потому что дома других были почти разрушены. Везде стояли желтые лужи, они затекали в кратеры, разрушая их. Ах, да. Как я сразу не подумал! Отто и Дед точно подумали об этом заранее: они укрепили дом Дру. Иначе почему дом сохранил ей жизнь?

Ничего хорошего вокруг не было. В первый момент мне показалось, что звуки стихли потому, что никого в живых не осталось. Но я ошибся. Разглядывая внимательнее, я уловил шевеление: спасшиеся начали выползать из укрытий. Некоторые просыпались. Они так же непонимающе оглядывались по сторонам и, шокировано наблюдая то, как мало нас выживших осталось, не сдерживали крик. От некогда гигантской колонии осталось пара сотен нас – не больше. Капля в море.

Конечно, проснулись еще не все. Конечно, не все вернулись в город. Конечно, недвижимые еще не открыли окна. Но даже с этими допущениями: спасшихся было мало. Так нещадно мало, что я по глупости крикнул:

– А где все?

Неудивительно, что мне никто не ответил.

Камень скрипнул и откатился прочь. Вышла Дру. Я не сказал ей вернуться обратно, потому что атака явно на сейчас закончилась. А еще потому что я был удивлен скудными группками, которые, поддерживая друг друга, брели по желто-зеленым улицам, утопающем в гное, и даже не смотрели на меня.

– Что это было? – прошептала Дру. Я знал, что ее глаза вновь полны слез. Она рассматривала не живых, а мертвых, чьи бренные и порванные тела валялись вокруг. Вот кого было много. Вот как быстро город стал кладбищем.

Война закончилась. Я был жив. Дру была жива. Разрушительные последствия видел не только я один, но легче от этого не становилось. Скорее, наоборот.

***

Чистить улицу было некому. Привозить еду было некому. Успокаивать было некому. Пережившие самую разрушительную на моей памяти атаку бездельно слонялись по округе, лениво перепрыгивая через лужи. Им было даже все равно, что по остаткам мертвых их найдут киллеры и другие убийцы. Им было даже все равно, если их ноги разъест гной. Они были похожи на призраков. Наверное, мы с Дру тоже выглядели не лучше.

Знакомых лиц среди выживших я не видел. Не было Ная и Норба, не было тетушки Розанны, Ленни и его сестры, не было Отто, не было Силенсии, Лиммонтиаса, старика Уоррингтона, Нимели, никого. В моей голове не укладывалось, что они все мертвы.

Но факты были упрямой штукой. Никого не было. Они не могли просто так не встретиться нам вот уже в течение суток. За сутки мы прошли город дважды. Потом трижды я дрался за еду с бывшими соседями. Мы больше не были подмогой и поддержкой друг другу – мы были врагами. И мне было абсолютно все равно, где они отхватили остатки неотравленной еды, я просто хотел ее забрать, чтобы съесть. Дру сказала, что не голодна.

Гной когда-нибудь должен был исчезнуть. По ночам приходили ищейки, хватали куски и убегали в темноту. Но убийцы не приходили, и я знал почему: таких же в живых не осталось, – они были мертвы. Не за кем было идти. Ветер и река, снега и время постепенно уносили остатки Войны в небытие. Город постепенно очищался, но живее не становился.

Было так много пустого места, будто он ждал, когда выжившие разделяться и вновь наполнят его жителями, но это так быстро и так просто не происходило. Потому что работало не так. Были некоторые законы, и размножение только тогда, когда придет время – один из них.

Легче не становилось.

Неприятное саднящее чувство наполняло меня, когда я видел, как от недавно цветущего города остались руины. Я сожалел об этом. Я винил Войну, несправедливость, нерасторопность погибших и кучу других событий, не видя главного.

На третью ночь одиночества, когда земля была почти чистой, а отголоски Войны остались лишь в нашей с Дру памяти, я увидел их. Новых недвижимых. Горошины. Похожие на виноград: круглолицые, гладкощекие, держащиеся вместе. С их появлением воздух стал жарче.

– Вы откуда? – недружелюбно заговорил я.

– Прилетели, – загоготали они, издеваясь, – по воздуху.

Пока один упражнялся в остроумии, другой уже подхватывал:

– Как птицы. Кар-кар-кар.

Они глумились надо мной в открытую, и я разозлился, так разозлился, что у меня начали гореть щеки. Или стало еще жарче. Они притащил с собой лето?

– Вали отсюда, – крикнул мне третий, – чтоб мы тебя больше не видели.

– Теперь это наша земля, – поставил точку четвертый.

Я состроил недовольную мину и ушел. Хорошо, что они были недвижимые и расположились на окраине. Если что – всегда можно вытурить. Недвижимых я не боялся даже в одиночестве.

Но на другой день, когда я заметил подобных уже не на окраине, а на первой улице города, я напрягся значительно сильнее.

– Закат алый, – подтвердила мои худшие опасения Дру.

Я посмотрел на линию горизонта. Действительно, она стала другой: яркой, очень красной и болезненной. Она, как купол, опоясывала ток реки, по которому спускались вниз Элли, и заканчивалось немного ближе гор. Небо алело. И это цвет был ярче того, что я видел раньше. Да что там я: Дру тоже такого не видела. От этого в ее голосе сквозил страх.

– Это значит Война, – вспомнил я ее самое первое предостережение после нашего знакомства.

– Даже хуже, чем просто Война, – ответила Дру, глядя на меня.

Да, действительно, было хуже. Жара усиливалась с каждой минутой. Мне уже становилось просто интересно, до какой температуры наш город может раскалиться и когда начнется пожар. Я не знал, как это остановить. Можно было бы залить водой из реки, но, во-первых, она была ядовитой для нас, а во-вторых, как мы справимся с этим в одиночку? Слишком много работы. Я даже представлял, как все зашипит, когда на раскаленную землю выльют воду.

Если конец света существовал, то он происходил сейчас.

Я хотел есть. Я хотел дышать безопасным воздухом. Я хотел расслабиться, но у меня не получалось.

– Кто они? – спросила Дру, кивнув на увеличивающее на глазах количества круглолицых. Она-то думала, что мы с ними дружески поговорили, и я мог сказать ей, мол, все в порядке, Дру, они не опасны. Ей нужно было утешение, но я не мог ей его дать.

– Они новенькие, – сказал я, мысленно дорисовав им широкие штаны, шапки-панамки, чтобы они стали похожи на обыкновенных туристов хотя бы в моей голове. Так я мог реагировать на них спокойно.

Куда делось мое желание устраивать драки?

С ними оно исчезло, потому что я больше не чувствовал себя в безопасности. Ведь это так легко: кичиться силой, когда рядом с тобой Отто. Когда рядом Дед. Когда рядом спасатели, и ты можешь мнить себя героем, бегая от Боссов. Сейчас тут почти никого не осталось. А те, кто остались, ни за что не стали бы мне помогать. Мы все – плохие.

Я был слабее. Новеньких было много. А меня мало. И, кажется, я начал медленно понимать, почему Дед создал город: потому что вместе мы могли гораздо больше, чем в одиночку.

От своих мыслей меня затошнило. Я не должен был так думать!

– Мне стоит бояться их? – Дру будто читала мои мысли. Но, кажется, от первого осознания истинного положения дел, все было написано у меня на лбу, а Дру умела читать и меня, и буквы. Она поняла.

Я кивнул. Да, ей стоит. Нам всем стоило их опасаться.

Мы сели около одного из Рифов. Земля успела очиститься от яда достаточно, чтобы даже Дру сделала это без опасений.

Она была голодна. Я был голоден. Но рядом не было никого из наших, у кого можно было бы отобрать еду. Но сейчас я бы, скорее всего, ее просил бы. Вероятно, умолял. Но точно бы не дрался. Спесь сошла с меня, окатив холодным душем. Посреди пылающей земли меня начала бить дрожь. Дрожь волнения. Я не знал, что будет дальше.

Мы сидели почти на трубе отопления. Всё пылало. Но идти было некуда. Дру отказывалась возвращаться на работу, и я понимал ее: за закрытыми дверями не было потока воздуха, что делало жару там вовсе невыносимой. Ее работа была бы похожа на баню, но у нас не было березовых веников, чтобы насладиться этим. Пребывание там стало бы мучительным. И была еще одна причина. Так или иначе – дом Дру спас нас во время последней атаки, и мы могли бы там укрыться во время следующей. А для этого не стоило ходить туда часто, чтобы не принести с собой заразу. Одним словом, нам нужно было укрытие, когда Война снова начнется.

Если честно, в следующий раз я даже не рассчитывал на хороший исход. Я настраивался на плохое – в одиночку нам больше не выжить.

Да еще и эти….

Туристы, чтоб их.

Мы смотрели на них, потому что больше смотреть было некуда. Дру, наверное, от меня тошнило. Еще бы, в ее глазах я был виноват во всем. Даже если ее огромного сердца и хватило, чтобы меня простить (даже когда я не извинялся), то ей стоило бы винить меня. Ее стеклянные глаза, как и мои, уловили движение среди туристов. На глазах их становилось больше.

Я не знаю, соврали ли они мне, сказав, что прилетели по воздуху, но сейчас это и правда выглядело так. На фоне пылающего неба их толпа стала в разы больше. Они не двигались, но их быстрое размножение заставляло поверить в другое: они перемещались. Но не конечностями, не странными подергиваниями тел, ни другими способами, которыми нас наградила природа, а количеством. Они так быстро плодились, в отличие от нас. Видимо, среда была подходящей.

Спустя несколько минут они достигли второй улицы. Пока мы сидели, глядя на них, я устал пририсовывать им штаны и панамки. Даже это занятие больше не приносило мне удовольствие.

– И что дальше? – спросила Дру, наконец-то поворачиваясь ко мне.

Я потупил взгляд.

– Мы уйдем, как и хотели, – ответил я, понимая, что нет – сейчас мы не уйдем. Скоро будет Война, а кроме места работы Дру – мне нечем ее защитить. Я смалодушничал, не взяв ее с собой сразу, когда Войны были слабее, когда чужаков не было. Возможно, пока Дед был жив, мы бы успели дойти до безопасного места, где Войны не было бы. Но тогда я испугался брать на себя ответственность за нее. И что в итоге? Я позволил себе управлять городом! Городом, который жил прекрасно и без меня, а со мной погиб.

Та мысль, приближение которой я уже чувствовал, наконец-то проникла в мое сознание. Я развалил всё. Отто пытался предупредить меня. Дру тоже. А я все испортил вот этими вот руками. Я мог сколько угодно не любить Деда. Я мог презирать его порядки. Но рушить все, что было, я не имел права. Мои руки испачканы с желто-зеленой жиже. Я виноват во всем.

Ошибка. Ошибка. Ошибка.

Пожалуй, имя Алибастер мне не подходило. «Ошибка» отражало меня лучше. Жаль, что стена Дру перестала работать, я не могу себя переименовать.

Я опустил голову на руки. Мне не хотелось плакать, просто хотелось уснуть. Исчезнуть и больше не существовать.

Дру погладила мое плечо. Жест поддержки помог мне почувствовать себя сильнее, но лишь на секунду, пока осознание полностью не упало на мои плечи. Отто. Что с ним? Где он? Почему я так просто выгнал единственного друга, с которым я правда хотел дружить?

Я не верил, что он погиб. Я не мог поверить в это, потому что такие сильные, как Отто, не умирали. Но реальность была сильнее, чем домыслы. Вокруг было так пусто, что только обжигающий ветер пересекал пустыню, в которую превратился город. Нет-нет, пора прекращать лгать. В которую я превратил город.

Розанна, которая учила меня.

Най, который встретил меня после рождения.

Коррингтен, который всегда добывал еду, а я до сих пор не знаю, как он это делал.

Уборщики. Чистильщики. Спасатели. Дед. Никого больше не существовало.

– Пойдем отсюда, – позвала меня Дру и встала с земли, протягивая мне руку, – жарко сидеть. Да и эти, – кивнула она на туристов-залетчиков, – скоро будут тут.

Я понимал, что они права, и нам надо угодить. По ощущениям, мы сидели на трубе отопления, и она ощутимо припекала. Но с другой стороны, уходить и позволять новым забирать нашу территорию мне не хотелось.

– Они займут наше место, – озвучил я очевидное.

– Да, это лишь вопрос времени, – кивнула Дру, – когда никого не остается из старых, приходят новые. Наш город – подходящая для жизни территория.

Мне всегда нравилось в ней эта способность с высоко поднятой головой принимать неизбежное. Эта девчонка каждый миг стояла на пороге смерти. Она бегала за камнями под ее чутким взором. Но она никогда не давала себе слабину, не позволяла раскиснуть. И сейчас она говорила, что любимый ею город (а она любила каждого его жителя, каждый клочок земли, саму землю. Я видел, как ее глаза светились при взгляде вокруг) захватят другие, те, кто не даст жизни ни нам, ни тем, кто ухитрился выжить. Они будут разжигать Войну, неведомую по силе и, когда, если, все это закончится, город не станет прежним. Но в ее голосе не было сожаления. Она была достаточно сильной, чтобы принять даже это.

– Берегись! – закричала Дру.

И я сначала почувствовал, а потом увидел, как несколько Боссов подкрались к нам со спины и сейчас тянули свои скользкие лапы к нам. Дру взвизгнула и побежала. Я побежал за ней. Краем глаза я успел увидеть движения в рядах новичков: Боссы пришли и за ними и сейчас активно поедали их. Может, хоть это остановит их неконтролируемое размножение. Может, их съедят полностью. Но верилось в это с трудом: туристов было много, а Боссов мало.

Я бежал, как будто по раскаленным углям. Если бы я носил ботинки не только в своей фантазии, но и в реальности, их подошва уже оплавилась бы. Дру бежала рядом. Она часто дышала, но не отставала.

От Боссов мы оторвались быстро по двум причинам: первая – они не захотели за нами гнаться, выбрав добычу легче – недвижимых. И второе, мы заметили, как появляется армия киллеров и ищеек: и юных, и стариков. Все они шли рядами, их было много, так много, как я никогда не видел раньше. Страх позволил нам бежать быстрее.

Когда мы оказались у места работы Дру, я успокаивал себя мыслью о том, что они все пришли за недвижимыми, и помощь пришла, откуда ее не ждали. Враги стали друзьями. Но я снова одернул себя. Прекрати врать! Они пришли и за вами. И они не уничтожат всех их. Точно не сразу. Ваш город больше не ваш.

Мы открыли дверь, зашли в кратер, приперли дверь камнем. Это, возможно, немного поможет нам. Эти мысли успокаивали, но не сильно. Без пищи мы продержимся недолго.

Меня замутило. То ли от быстрого бега, то ли от голода, то ли вновь вернувшегося осознания: это все моих рук дело.