Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле

В христианском же лагере продолжались болезни и ссоры. Умер патриарх Ираклий, и начались интриги вокруг избрания его преемника. Не прекращался и спор из-за иерусалимской короны. Ричард поддержал короля Ги, а Филипп – Конрада. Пизанцы примкнули к Ричарду, так что, когда прибыла генуэзская флотилия, она предложила свои услуги Филиппу. Когда Филипп в конце июня запланировал яростную атаку на город, Ричард, быть может, из-за того, что еще недостаточно окреп, чтобы лично идти в бой, и потому боялся, что в случае победы не получит своей доли добычи, не разрешил своим людям участвовать в ней. В отсутствие его солдат и сторонников атака провалилась, и лишь с большим трудом крестоносцам удалось отразить контрудар Саладина по лагерю. Отношения между Ричардом и Филиппом осложнились и после смерти 1 июня Филиппа, графа Фландрского, того крестоносца поневоле 1177 года. Граф не оставил прямых наследников; и хотя король Франции имел некоторые основания претендовать на наследство, король Англии не желал допускать того, что такая богатая и стратегически расположенная провинция попала в руки его соперника. Когда Филипп, ссылаясь на заключенные в Мессине условия, потребовал себе половину Кипра, Ричард в ответ потребовал половину Фландрии. Ни одна сторона не стала настаивать на своем, но обе остались обиженными.

3 июля, после того как племянник Саладина Таки напрасно пытался пробиться в город, французы проделали в стене большую брешь, но были вынуждены отступить. Через восемь дней англичане и пизанцы, воспользовавшись моментом, когда другие крестоносцы трапезничали, попытали свою удачу и тоже сначала добились успеха, но в итоге были отбиты. На этот раз гарнизон уже решил отказаться от дальнейшей борьбы. 4 июля оттуда в лагерь крестоносцев явились парламентеры, но Ричард отверг их предложения, хотя в тот же самый день его посланцы побывали у Саладина с просьбой позволить им купить фрукты и снег и намеком, что они готовы обсудить условия мира. Узнав о том, что его люди в Акре уже потеряли надежду, Саладин возмутился, но обещал им немедленную помощь, однако не смог воодушевить армию на решительное наступление на христианский лагерь, которое запланировал на 5 июля. 7 июля из города приплыл человек с последней мольбой. Без его помощи гарнизон уже не мог больше держаться. Бой 11 июля стал финальным усилием осажденных. На следующий день они предложили капитулировать, и их условия приняли. Акра сдается со всем, что в ней есть: с кораблями, военными складами и арсеналами. Двести тысяч золотых монет будут уплачены франкам, а сверх того еще четыреста лично Конраду. Мусульмане должны были освободить полторы тысячи пленных христиан, включая сотню узников высокого положения, перечисленных поименно, и вернуть Животворящий Крест. Если это будет сделано, христиане обязались сохранить жизнь защитникам города.

Пловец отправился из гавани, чтобы рассказать Саладину об условиях, ибо именно от него зависело их выполнение. Саладин пришел в ужас. Сидя у своей палатки и составляя ответ, который запрещал сдаваться на таких условиях, он увидел, как на городскими башнями взвились франкские знамена. Было уже слишком поздно. Его подчиненные договорились от его имени, и, как человек чести, он был вынужден покориться. Теперь, когда он уже ничем не мог помочь городу, он перенес свой лагерь в Шфарам на дороге в Сефорию, дальше от Акры, и, проявляя железное самообладание, принял послов от победителей-франков.

Сразу же после принятия капитуляции сарацинский гарнизон вышел из Акры. Победителей тронуло, с каким видом мусульмане отправлялись в плен, ибо они восхищались их отвагой и упорством, достойными лучшего применения. Когда последний сарацин вышел из города, в него вошли франки во главе с Конрадом, чей знаменосец нес его личный штандарт и штандарты королей. Король Ричард поселился в бывшем королевском дворце у северной стены города, король Филипп – в бывшем доме тамплиеров у моря недалеко от оконечности полуострова. Распределение городских кварталов омрачили неподобающие ссоры. Герцог Австрийский как глава германской армии претендовал на том, чтобы занимать положение, равное положению королей Франции и Англии, и поставил свой штандарт рядом со штандартом Ричарда, однако англичане сорвали его и бросили в крепостной ров. Такого оскорбления Леопольд Австрийский простить не мог. Несколько дней спустя он вернулся домой, и его сердце переполняла ненависть к Ричарду. Франкские купцы и знать, которые прежде владели имуществом в Акре, попросили вернуть то, что им принадлежало. Почти все они стояли за Конрада и потому обратились к королю Филиппу, когда явившиеся крестоносцы попытались выдворить их с насиженных мест. Филипп настоял на том, чтобы их требования были выполнены^[13].

Первая задача, стоявшая перед крестоносцами, – это очистить и вновь освятить акрские храмы. Когда это было сделано под руководством папского легата Адаларда Веронского, сеньоры встретились, чтобы окончательно утрясти вопрос с тем, кому сидеть на королевском троне. В ходе дебатов они пришли к согласию о том, что Ги останется королем до конца своих дней, после чего корона перейдет к Конраду и Изабелле и их потомкам. Между тем Конрад будет господином Тира, Бейрута и Сидона, и они вместе с Ги будут делить доходы от королевства. Обеспечив будущее Конраду, король Филипп заговорил о возвращении домой. Он практически непрерывно страдал от болезни с тех самых пор, как прибыл в Святую землю, он исполнил свой христианский долг, оказав помощь в отвоевании Акры, и намерен оставить там герцога Бургундского и большую часть французской армии. Ричард напрасно настаивал на совместном заявлении обоих королей о том, что они пробудут на Востоке три года. Как максимум Филипп соглашался обещать, что не будет нападать на французские владения Ричарда до его возвращения, но это обещание он сдержал не вполне. Затем, 31 июля, он уехал из Акры в Тир в сопровождении Конрада, который сказал, что должен позаботиться о своих тамошних владениях, но в действительности не желал служить в армии, где верховодил король Ричард. Три дня спустя король Филипп отправился из Тира в Бриндизи.

Англичане посчитали отъезд Филиппа трусливым и вероломным дезертирством. Но, видимо, его в действительности измучила болезнь, да и дома его ждали свои проблемы, например фландрское наследство, решение которых требовало его личного присутствия. Вдобавок Филипп подозревал, что Ричард строит заговор против него и его жизнь в опасности. Ходили весьма любопытные слухи о том, что, когда Филипп лежал тяжело больной, к нему зашел Ричард и обманул, сказав, что умер его единственный сын Людовик, – то ли в качестве глупого розыгрыша, то ли в зловещем расчете на то, что Филипп не выдержит потрясения. В христианской армии было немало тех, кто был готов посочувствовать Филиппу в его заботах. Хотя Ричард внушал горячую преданность своим людям и восхищение сарацинам, для баронов франкского Востока именно король Франции был тем государем, которого они уважали и который, как им казалось, понимает их нужды^[14].

С отъездом Филиппа Ричард полностью взял в свои руки командование армией и переговоры с Саладином. Султан согласился выполнить условия договора, заключенного его подчиненными в Акре. Пока крестоносцы занимались ремонтом и укреплением стен города, Саладин начал собирать пленных и деньги, которых требовали от него. 2 августа христианские командиры посетили его лагерь и сообщили о согласии Ричарда на предложение Саладина, что он произведет выплаты и возвратит пленников тремя партиями в течение трех месяцев. Сарацинские пленники будут освобождены после уплаты первой части суммы. Гостям показали Крест, который Саладин держал при себе, и те поклонились ему. 11 августа первая партия людей и денег прибыла в христианский лагерь, и послы Ричарда возвратились сказать, что цифры сходятся, не считая того, что переданы были не все высокопоставленные пленники, названные поименно. По этой причине они не будут освобождать захваченных в Акре солдат султана. Саладин попросил либо принять деньги и заложников за отсутствующих франков и прислать его людей, либо принять деньги и оставить франкских заложников у него в качестве гарантии освобождения его людей. Послы отвергли оба предложения. Они потребовали уплатить причитающиеся деньги и предложили только принести клятву, что отпустят пленных сарацин. Саладин, не доверяя их слову, отказался передавать что-либо, если его людей не освободят.

Ричарду же не терпелось покинуть Акру и идти на Иерусалим. Пленные мусульмане его обременяли, он был рад удобному предлогу избавиться от них. 20 августа, более чем через неделю после возвращения его посланцев, он хладнокровно заявил, что Саладин нарушил уговор, и приказал убить две тысячи семьсот уцелевших воинов из гарнизона Акры. Его солдаты охотно сделались мясниками и, как ликующе заявляют нам апологеты Ричарда, благодарили Господа за эту возможность отомстить за смерть товарищей, павших под стенами города. Жен и детей пленников перебили рядом с мужчинами. Этой участи избежало лишь несколько знатных людей и достаточно сильных мужчин, способных трудиться в качестве рабов. Сарацины с ближайших к Акре аванпостов увидели, что происходит, и бросились спасать собратьев, но, хотя и бились до ночи, так и не смогли прорваться к ним. Когда бойня закончилась, англичане ушли, оставив после себя изувеченные, гниющие трупы, и мусульмане смогли прийти и опознать своих принявших мученическую смерть друзей.

В четверг 22 августа Ричард вывел крестоносную армию из города. Конрад и многие местные бароны отсутствовали, а французы под началом герцога Бургундского неохотно тащились позади. Ни один солдат не хотел уходить из города, где в последний месяц они жили с таким удобством, с обилием еды и распутниц, готовых удовлетворять их похоть; также они с досадой услышали о том, что единственными женщинами, которым позволили идти вместе с армией, были прачки. Однако они поддались влиянию Ричарда благодаря силе его характера. Саладин все еще находился в Шфараме, в его распоряжении были две главные дороги, ведущие с побережья: одна к Тивериаде и Дамаску, а вторая через Назарет к Иерусалиму. Но Ричард двинулся на юг по приморской дороге, где его с фланга защищало море и его же флот. Поэтому султан последовал за ним параллельным курсом и встал лагерем у Тель-Каймуна на склонах горы Кармель. Оттуда он поехал осмотреть ландшафт у берега южнее горы, чтобы подобрать место для битвы. Христиане прошли мимо Хайфы, которую Саладин разрушил незадолго до падения Акры, и обогнули отроги горного хребта Кармель. Они двигались медленно, чтобы флот не отставал от них; а также Ричард считал, что солдатам надо давать отдых примерно каждый второй день. Ветер дул с запада, и кораблям было трудно обходить мыс. Легкие всадники сарацин время от времени налетали с Кармеля на шагавшую армию, захватывая отставших и разбредшихся, которых приводили к Саладину, допрашивали и потом убивали в отместку за устроенную в Акре резню. Щадили только прачек. Между тем Ричард повел армию через хребет Кармеля и разбил лагерь неподалеку от Кесарии.

30-го числа, когда христиане приблизились к Кесарии, армии вступили в тесный контакт. Начиная с этого времени каждый день происходили яростные бои. Но Ричард упорно вел армию вперед. Он был в самом расцвете сил и обычно сам бился в авангарде, но то и дело проезжал вдоль всей своей армии, подбадривая солдат. Стояла сильная жара, и тяжело вооруженные и непривычные к палящему солнцу европейцы потеряли немало людей из-за тепловых ударов, а многие лишались чувств и падали, и их убивали на месте. Герцог Бургундский и французские войска, тянувшиеся в арьергарде за повозками с провизией, едва не были уничтожены, но все же смогли спастись. Христианская рать упорно ковыляла вперед, выкрикивая во время перерывов на молитву «Sanctum Sepulchrum adjuva!», «Помоги нам, Святой Гроб!».

Несколько дней спустя Саладин выбрал поле будущей битвы. Оно располагалось чуть севернее Арсуфа, где равнина была достаточно широка, позволяя применение конницы, но хорошо прикрыта лесами, спускавшимися к морю, до которого оставалось 2 мили (около 3 км). 5 сентября Ричард запросил встречи с противником и переговорил с братом султана аль-Адилем под флагом перемирия. Но, невзирая на всю усталость от войны, король потребовал ни много ни мало отдать ему всю Палестину. Аль-Адиль сразу же прекратил всякие переговоры.

7 сентября, в субботу утром, Ричарду стало ясно, что мусульмане намерены принудить его к битве, и он собрал своих людей для подготовки. Обоз рассредоточили вдоль берега и поручили охранять Генриху Шампанскому вместе с частью пехоты. Лучники встали в первом ряду, за ними расположились рыцари. Справа, на южном конце, разместились тамплиеры. Затем шли бретонцы и анжуйцы, рядом с ними – войска из Гиени под началом Ги де Лузиньяна и его брата Готфрида. В центре находился сам король со своими английскими и нормандскими войсками, потом фламандцы и местные бароны во главе с Жаком д’Авеном и французы под командованием Гуго Бургундского, а на крайнем левом фланге – госпитальеры. Когда все было готово, Ричард и герцог Бургундский проскакали вдоль рядов с воодушевляющей речью.

Сарацины атаковали, когда утро было в самом разгаре. Волна за волной легковооруженные негры и пехотинцы-бедуины бросались на христиан, осыпая их стрелами и дротиками. Они привели в сумятицу первый ряд пехоты, но не смогли поколебать рыцарей в их тяжелых доспехах. Внезапно мусульмане разделились, и сквозь их ряды налетела тюркская конница, сверкая саблями и топорами. С наибольшей свирепостью они обрушились на госпитальеров и стоявших рядом с ними фламандцев и местных баронов, надеясь опрокинуть левый фланг христиан. Рыцари удержали позиции, и после каждой волны лучники вновь выстраивались рядами. Несмотря на просьбы солдат, Ричард не разрешил ни одному отряду своей армии атаковать до тех пор, пока все не было готово и нападавшие тюрки не стали проявлять признаки усталости, а основная сарацинская армия не подошла ближе. Несколько раз Великий магистр госпитальеров посылал к Ричарду, умоляя дать сигнал к атаке. Его рыцарям, сказал он, придется отступить, если они не перейдут в наступление. Ричард упрямо приказывал выжидать, и тогда два рыцаря – маршал ордена и Балдуин де Каррео – взяли дело в свои руки и бросились на врага, и все их товарищи галопом помчались за ними. При виде этого вся шеренга рыцарей пришпорила лошадей. В первые минуты все пришло в неразбериху, так как лучники были не готовы к этому и стояли у всадников на пути. Сам король въехал в самую середину сумятицы, чтобы восстановить хоть какой-то порядок, и взял на себя командование атакой. Секретарь Саладина, глядя с близлежащего холма, ахнул при виде грандиозного зрелища – христианской кавалерии, с грохотом помчавшейся в его сторону. Натиск оказался слишком силен для мусульман. Они дрогнули и бежали. Саладин сумел все же сплотить их ряды для защиты своего лагеря и даже возглавил еще один бросок на врага. Но все было напрасно. К вечеру христианская армия уже овладела полем боя и продолжала свой поход на юг.

Битва при Арсуфе не была решающей, но она стала большой моральной победой для христиан. Их потери оказались на удивление малы, хотя среди погибших был великий рыцарь Жак д’Авен, павший на землю в окружении трупов пятнадцати сарацин. Но и потери мусульман были не намного больше. Не погиб ни один именитый эмир, и к следующему дню Саладин собрал всех своих людей и был готов испытать силы в новом сражении, но Ричард уклонился от боя, так как был недостаточно силен. Ценность победы состояла в том, что она вселила уверенность в христиан. Это было первое масштабное сражение со времен Хаттина, и оно показало, что и Саладина можно одолеть. Победа была одержана так скоро после взятия Акры, что, казалось бы, показала, что чаша весов склонилась в другую сторону и христиане смогут вновь освободить Иерусалим. Слава и авторитет Ричарда достигли своего зенита. Да, победоносная атака произошла вопреки его приказу, но всего за несколько минут до срока; и в его терпении и выдержке до нее, как и в умелом руководстве после ее начала, проявились его превосходные качества полководца. Они сулили крестовому походу большие успехи.

Саладин, с другой стороны, подвергся личному и публичному унижению. Его армия не добилась поставленной цели в Акре, а теперь и вовсе была разбита в открытом бою. Подобно его великому предшественнику Нур ад-Дину, Саладин, старея, утратил часть былой энергии и власти над людьми. У него пошатнулось здоровье, он страдал от возвратных приступов малярии. Ему уже не всегда, как в дни молодости, удавалось навязывать свою волю драчливым эмирам, которые были его вассалами. Многие из них по сию пору считали его выскочкой и узурпатором и не замедлили бы отвернуться от него, как только бы его звезда закатилась. Он не мог позволить Ричарду превзойти его в качестве полководца. Прежде всего он не должен был потерять Иерусалим, взятие которого было его самой знаменитой победой. Он организованно отвел армию в Рамлу по дороге в Иерусалим, чтобы подождать следующего шага Ричарда.

Армия крестоносцев подошла к Яффе и принялась отстраивать ее фортификации. До той поры за Ричардом с фланга следовал флот, доставлявший ему снабжение. Король был не готов отправиться вглубь страны к Святому городу, не имея сильной опоры на побережье. Более того, после долгого похода вдоль моря его армия устала и нуждалась в отдыхе. Его осторожность и медлительность озадачивала многих историков, ибо, если бы он быстро двинулся на Иерусалим, он нашел бы там слабый гарнизон и разрушенные стены. Но армия Саладина была лишь побеждена, но не уничтожена. Она все еще представляла собой грозную силу, и, если бы даже Ричард пробился к Иерусалиму, она отрезала бы его от моря. Разумнее было бы надежно закрепиться в Яффе, прежде чем отправиться на свершение великого подвига. И тем не менее задержка оказалась слишком долгой. Она позволила Саладину укрепить оборону Святого города. Затем, опасаясь, как бы Ричард не пошел на Аскалон и не сделал его своей базой, которая отрезала бы мусульманам дорогу в Египет, главный источник человеческих ресурсов, султан направил часть армии из Рамлы в Аскалон и методично разрушил весь город, несмотря на все его богатство и преуспевание. Между тем христианская армия с комфортом прохлаждалась в Яффе. Жизнь за ее стенами протекала самым приятным образом. От плодов и овощей ломились окрестные сады и огороды, корабли доставляли в город обильные запасы провианта. А еще они привезли из Акры веселых дам для развлечения мужчин. Сарацины держались поодаль. Рыцари ввязались лишь в несколько стычек на равнине близ Лидды, на окраинах лагеря. Армия разленилась и изнежилась. Многие ушли в Акру. Ричард послал короля Ги уговорить их вернуться в лагерь, но они не обратили на него никакого внимания. Ричарду потребовалось лично явиться в Акру, чтобы снова собрать их под свои знамена. Но у Ричарда были и собственные заботы. Он был недоволен тем, как идут дела в Акре и на севере, где были сильные позиции у партии Конрада. Неприятности начались и на Кипре, где Ричард Камвилльский умер, а Роберт Тернемский с большим трудом подавил мятеж; и еще короля беспокоило, чего ждать от Филиппа по возвращении его во Францию. Проблемы на Кипре он решил тем, что продал остров тамплиерам. Но ему также не терпелось начать переговоры с Саладином. Саладин был готов выслушать его предложения и уполномочил говорить с ним брата аль-Адиля.

Как только Ричард добрался до Яффы, он поручил Онфруа де Торону, который лучше всех в его армии изучил арабов и к которому Ричард успел глубоко привязаться, поехать в Лидду, где командовал аль-Адиль, чтобы обсудить предварительные условия для перемирия. Но ничего не было решено. Аль-Адиль был искусным дипломатом и ограничивал стремление своего брата к заключению договора. Ему представилась прекрасная возможность проявить свои дипломатические таланты, когда в октябре к нему явились гонцы из Тира с вопросом, не примет ли он посольство от Конрада. Первым делом Ричард потребовал не что иное, как сам Иерусалим со всей территорией западнее Иордана и Святым Крестом. Саладин ответил, что Святой город является святыней и для ислама, а Крест он не вернет без ответной уступки. Несколько дней спустя, 20 октября, Ричард сделал ему новое предложение. Подобно всем крестоносцам, он восхищался аль-Адилем, которого европейцы звали Сафадином, и предложил отдать аль-Адилю всю Палестину, которой в настоящее время владел Саладин, и вдобавок в жены сестру короля – королеву Иоанну Сицилийскую, которая получит все завоеванные Ричардом прибрежные города, включая и Аскалон. Королевская чета будет жить в Иерусалиме, и христиане получат к нему полный доступ. Крест будет возвращен. Всех пленников с обеих сторон отпустят на волю, а тамплиерам и госпитальерам вернут их палестинское имущество. Когда секретарь доложил Саладину об этих предложениях, султан отнесся к ним как к шутке и со смехом согласился. Но вполне возможно, что Ричард был вполне серьезен. Королева Иоанна, которая вместе с королевой Беренгарией присоединилась к нему в Яффе, заледенела от ужаса, услышав об этих планах. Никто на свете не заставит ее выйти замуж за мусульманина, сказала она. Поэтому Ричард поинтересовался у аль-Адиля, не поразмыслит ли он насчет принятия христианской веры. Аль-Адиль вежливо отказался от такой чести, но пригласил Ричарда на роскошный пир в Лидде 8 ноября. Это был веселый праздник, и они расстались под взаимные заверения в любви и дружбе и оба получили друг от друга множество даров. Но в то же время Саладин у себя в лагере неподалеку принимал посла от Конрада, неотразимого Рено Сидонского, которому султан уже простил уловку с Бофором.

На следующее утро Саладин принял посланца Ричарда Онфруа де Торона. Он доставил новое предложение: признать аль-Адиля правителем всей Палестины, если христиане получат часть Иерусалима. Все еще была надежда устроить его брак с Иоанной, хотя Ричард признавал, что христианское общество было несколько шокировано этой идеей. Возможно, как думал Ричард, санкция папы римского заставит Иоанну передумать. Если же нет, то аль-Адиль может получить в жены его племянницу, Элеонору Бретонскую, которую, как свою подопечную, король мог выдать замуж без вмешательства папы. Когда все это будет устроено, Ричард вернется в Европу. Конрад выступил с менее сенсационной пропозицией. В обмен на Сидон и Бейрут он обязывался порвать с другими крестоносцами и даже предложил вернуть Акру мусульманам. Но на вопрос, поднимет ли он в самом деле оружие против Ричарда, его посол стал увиливать от ответа.

Саладин созвал совет, чтобы решить, с какой из франкских сторон продолжать переговоры. Аль-Адиль и другие эмиры выступили за партию Ричарда, возможно, не столько в силу какой-либо особой приязни к королю, сколько из-за того, что вскоре он должен был уехать из Палестины, тогда как Конрад, который всем им внушал некоторый страх, собирался остаться здесь навсегда. Предложения Ричарда были в общих чертах приняты, но свита Онфруа пришла в большое уныние, увидев как-то раз, как Рено Сидонский охотится вместе с аль-Адилем при очевидных признаках взаимного расположения. Аль-Адиль и в самом деле затягивал переговоры, пока не наступила зима. Тем временем между армиями случались эпизодические и беспорядочные бои. Однажды в конце ноября Ричард, отправившись на соколиную охоту, попал в засаду сарацин и был бы схвачен, если бы доблестный рыцарь Гийом де Пре не закричал, что он и есть король, и не был бы взят в плен. В тот день погибло еще несколько рыцарей, но, не считая этой мелкой стычки, примечательных сражений не происходило.

Когда зарядили ноябрьские дожди, Саладин распустил половину армии, а с остальными войсками удалился на зимовку в Иерусалим. Из Египта к нему шли подкрепления. Но Ричард не позволил погоде взять над собой верх. В середине месяца он повел армию, увеличенную за счет свежих отрядов из Акры, из Яффы до самой Рамлы, которую нашел заброшенной и разрушенной сарацинами. Он пробыл там шесть недель, выжидая удобной возможности для похода на Иерусалим. Сарацины часто совершали набеги на его аванпосты. Он сам чуть не попал в плен, когда разведывал обстановку возле замка Бланшгард. В другой стычке был схвачен граф Лестер, но потом отпущен. В последние дни года погода настолько ухудшилась, что Саладин отозвал свои войска. Ричард встретил Рождество у Латруна, гряды холмов Иудеи, и 28 декабря его армия двинулась в горы, не встречая сопротивления со стороны врага. Шли проливные дожди. Дорога совсем раскисла. Сильный ветер опрокидывал шесты для палаток, прежде чем их удавалось поставить. К 3 января армия добралась до крепости Бейт-Нуба всего в 12 милях (около 19 км) от Святого города. Английских и французских солдат обуял энтузиазм. Даже неудобства стоянки на промозглой, продуваемой со всех сторон высоте, и то, что от дождя размокли запасы сухарей и свинины, составлявшие их основную пищу, и то, что от холода и недоедания погибло много лошадей, и собственная усталость и простуда – все это можно было терпеть, если до их цели уже было так близко. Но рыцари, знавшие страну, госпитальеры, тамплиеры и бароны, родившиеся уже в Палестине, смотрели на дело разумнее и далеко не так радужно. Они указали королю Ричарду, что, даже если он преодолеет размокшие холмы и сквозь проливные дожди дойдет до Иерусалима и даже если сможет сдержать там армию Саладина, на возвышенностях у города стоит сарацинская армия из Египта. Ричард окажется меж двух огней. А если он и возьмет Иерусалим, что тогда? Все новоприбывшие крестоносцы, выполнив свои обеты, вернутся в Европу; а местных войск недостаточно для того, чтобы удержать Иерусалим против сил объединенного ислама. После пятидневных колебаний Ричард отдал приказ отступать.

Сердито и понуро армия по щиколотку в грязи побрела назад в Рамлу. Англичане стойко вынесли крушение надежд, но французы с их неуравновешенным характером начали дезертировать из войска. Многие, в том числе и герцог Бургундский, вернулись в Яффу, а некоторые – даже в Акру. Ричард понял, что для поднятия духа его людей требуется занять какой-то деятельностью. 20 января он устроил совет и при его поддержке отдал по армии приказ двигаться из Рамлы в Аскалон через Ибелин. Там он принялся восстанавливать великую крепость, которую разобрал Саладин за несколько месяцев до того. Как и Саладин, Ричард прекрасно понимал его стратегическое значение. Он убедил французов вернуться к нему туда.

Не считая поездки в Акру, Ричард провел следующие четыре месяца в Аскалоне, стараясь сделать из него самую сильную крепость на всем палестинском побережье. Его люди упорно трудились, несмотря на большие неудобства. Гавани не было, и продовольствие, которое доставляли по морю, часто нельзя было выгрузить на сушу. В ту зиму не выдалось ни единого погожего дня. Но зато Саладин не беспокоил крестоносцев. Кое-кто из сторонников Ричарда думал, что он из благородства отказывается атаковать их, когда они столь уязвимы, к неудовольствию своих эмиров. Однако на самом деле он хотел дать отдых своей армии и дождаться подкреплений из Джезире и Мосула. Вполне возможно, что некоторые из его эмиров были недовольны, хотя и не из-за бездействия. Пока среди них царили такие настроения, он не рисковал открывать боевые действия.

Более того, новости из Акры показывали ему, насколько франки разобщены. В феврале Ричард позвал Конрада на помощь в укреплении Аскалона, но Конрад в резкой форме отказался приехать. Через несколько дней Гуго Бургундский и множество французов дезертировали и ушли в Акру. Король Филипп оставил герцогу очень малые средства на содержание войск, и до той поры оплачивать их можно было только за счет займов у Ричарда. Но даже бездонная казна Ричарда подходила к концу. Он отказался долее их финансировать. В Акре вечное соперничество между пизанцами и генуэзцами, у которых теперь там было много и людей, и кораблей, прорвалось открытой войной. Пизанцы заявили, что действуют от имени короля Ги, и захватили город, не обратив внимания на только что прибывшего Гуго Бургундского. Они три дня удерживали Акру, сопротивляясь Гуго, Конраду и генуэзцам, и позвали на помощь Ричарда. 20 февраля Ричард прибыл в Акру и попытался всех помирить. Он поговорил с Конрадом в Казаль-Имберте на дороге в Тир, но разговор ничего не дал. Конрад по-прежнему отказывался присоединиться к армии в Аскалоне, даже когда Ричард пригрозил, что если он будет упорствовать, то лишится всех своих земель. Эту угрозу английский король не мог выполнить. Когда Ричард вернулся в Аскалон, кое-как устроив ненадежное перемирие, он был более чем когда-либо убежден в том, что с Саладином нужно заключить мир.

Он по-прежнему поддерживал связь с аль-Адилем. Английский посланец Стивен Тернэмский приехал в Иерусалим повидаться с султаном и его братом и был неприятно поражен, когда, подъехав к воротам города, увидел, что из них выезжают Рено Сидонский и Балиан Ибелин. Переговоры Саладина с Конрадом отнюдь не сорвались, и присутствие Балиана не предвещало ничего хорошего, поскольку он среди рыцарей пользовался глубоким уважением султана. Однако 20 марта аль-Адиль прибыл в лагерь Ричарда с вполне определенным предложением. Христиане оставят себе завоеванное и получат право совершать паломничество в Иерусалим, где латиняне могут держать своих священников. Им возвратят Святой Крест. Также они могут присоединить к своим территориям Бейрут при условии, если его укрепления будут разобраны. Король хорошо принял посольство. Мало того, в знак особой чести одного из сыновей аль-Адиля препоясали поясом рыцаря, хотя, конечно, пришлось опустить привычные христианские элементы церемонии. Когда аль-Адиль в начале апреля вернулся к брату, казалось, что наконец-то им удалось прийти к договоренности.

Необходимость такого соглашения встала еще более настоятельно, когда несколько дней спустя, когда приор Херефорда прибыл из Англии рассказать Ричарду, что дела на родине идут плохо. Брат короля Иоанн узурпировал все больше и больше власти, и канцлер казначейства Уильям, епископ Или, молил Ричарда немедленно ехать домой. Пасху 5 апреля Ричард провел в лагере, негодуя из-за того, что еще остававшиеся французы только что бросили его, так как их вызвал на север Гуго Бургундский. Теперь более чем когда-либо крестоносцам нужно было положить конец междоусобным раздорам. Король созвал на совет всех рыцарей и баронов Палестины. Он сказал им, что вскоре должен уехать из страны и что нужно решить вопрос с короной Иерусалима, и предложил им выбрать между королем Ги и маркизом Конрадом. К его возмущению и удивлению, никто не высказался за Ги. Все хотели Конрада и никого иного.