Домой через Балканы

Все это, видимо, приведено въ готовность, ждетъ приказа къ смертоносному наступленію. Противъ кого? Едва-ли извѣстно это самимъ румынамъ. Можетъ быть, противъ австрійцевъ, противъ болгаръ, или сербовъ, но можетъ статься, что и противъ насъ… Во всякомъ случаѣ, противъ слабѣйшаго, противъ "лежачаго", котораго здѣсь "бьютъ", и бьютъ довольно охотно, о чемъ свидѣтельствуетъ все та же Дорогобужа.

Ну да Богъ судья этимъ румынамъ. Они насъ тоже не пускали на берегъ съ парохода, какъ болгары на свои станціи. Боялись. Чего? Чумы, ила сочувствія? Кто ихъ разберетъ.

Послѣдній румынскій городъ – Галацъ. За Галацемъ – Россія. Тѣ изъ нашихъ, которые любили выпить и опохмѣлиться, справляли на "Сербіи" тризну по былой "монополькѣ". Заговлялись.

Румынскія вина не уступали по крѣпости итальянскимъ и греческимъ. Изъ какого-то пароходнаго "низка" выползали темныя четверти, ставились на столъ, свѣтлѣли на столѣ, и на палубѣ пароходика лилась нестройная интеллигентская пѣсня: "Вихри враждебные вѣютъ надъ нами". A на кормѣ одной изъ баржъ тоже пили, но пѣснь не пѣли, а рычали только ругательства и ползали взадъ и впередъ по полу въ поискахъ за потеряннымъ разумомъ.

На третій день нашего плаванія "Сербія" подвезла насъ къ русскому городку Рени. Здѣсь русскіе жандармы, по виду такіе же, какъ и въ Болгаріи, но болѣе настойчивые и лощеные пригласили меня въ особое помѣщеніе, поинтересовались моимъ багажемъ, поговорили о моихъ патріотическихъ чувствахъ, посочувствовали мнѣ и объявили, что, "къ крайнему своему сожалѣнію", должны меня арестовать.