Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?

– Какое это имеет значение?

– Самое прямое. Мужики в этом вопросе гораздо объективнее женщин. Они в женской красоте разбираются гораздо лучше, чем сами женщины. Поэтому женщины стали бы намертво за свою национальность каждая и была бы по-своему права, – блеснул чёрными масляными глазами Костя под намечающейся лысиной.

– Но есть же какая-нибудь объективность? – темпераментно воскликнул Виктор.

– Есть, – мужественно ответил Вячеслав, – она перед тобой – это я, – и он ткнул в грудь свою пальцем. – В Кутаиси… Знаете Кутаиси? Это бывшая столица Грузии. Так вот в Кутаиси мне пришлось побывать только один раз. Красивейший и уютнейший город, ребята. Рынок там – сплошное благоухание киндзой и рэгани…

– Это что за животное, регани? – пожал узкими плечами Гена.

– Нэ «регани», дорогой, а рэгани, – решил вдруг изобразить кавказский акцент Вяч. – Это то же самое, что и базилик, только по-грузински. Мне их название больше нравится: базилик – словно имя какое-то опереточное… Там этой травы – стога и копны. Хинкали, хачапури, пиво и жарища под сорок градусов, и все – выше нуля… И женщины все всегда в чёрном. Нет, не монахини. У них обычай. Древний. Если в роду умрёт мужчина – все женщины рода должны целый год носить траур по нему. А кланы у них бывают очень большими. И кто-нибудь в них то и дела умирает… Да, Витя, и грузины, случается, помереть могут – не все тыщу лет живут… Один траур накладывается на другой – чёрные платья практически не снимаются. Но их грузинки очень красиво шьют – женщина, всё-таки, и в трауре должна красиво смотреться… Так вот, нагулялись мы, по городу, пора на базу ехать – автобуса нет и нет. Стоим на остановке, тушимся под солнцем, как говядина в духовке. Делать нечего. Только смотреть по сторонам. Одна сторона – напротив кафе «Хачапури»… Знаете, что это такое? Верно – пирог с сыром. Только не такой, какими в буфетах торгуют, тощие и плоские…

– Как тёщин язык под прессом, – буркнул Федя.

– Папрошу нэ аскорблять пошлыми сравнэниями благородный продукт, – опять блеснул «грузинским» акцентом Вячеслав. – Настоящий хачапури – это пышный такой пирог… Вроде пирожного «Наполеон», но гораздо толще. Пышный и продолговатый. А в середине его – такое, знаешь, углубление и в нём – сыр. – Вячеслав судорожно глотнул и шмыгнул носом.

– Нарезанный?

– Хачапури подают горячим и сыр в нём расплавливается… А ещё к нему прилагается растопленное масло в посудинке. Кусок от хачапури отломил, в масло опустил и – в рот. Вкуснятина – ум отъешь. Вот чтобы не отъесть его окончательно, грузины не весь хачапури едят, а только самый смак. Остальное в отходы. И отходов этих – чуть ли не весь пирог…

– Послушай, гэнацвале, какое отношение имеет твой хачапур к жэнской красоте? – тоже обратился к кавказскому акценту Костя.

– Никакого… Это я просто к слову. Стоим мы на остановке автобусной, смотрим, как хачапури едят…

– А сами почему не едите?

– Да мы уже газировки напились… Так вот, стоим… И вдруг фиксирую у себя странное, для меня, явление: не сосредотачиваю взгляд свой на женщинах… В России уже шею бы отвернул и в спираль свил, провожая взглядом всех красивых девушек, а здесь только на хачапури… облизываюсь. Отметив необычность такую, ставлю цель: найти среди прохожих красавицу. Красота грузинок – факт известный. Царица Тамар, «не пой, красавица, при мне…»

– Почему Тамар? Тамара…

– По-русски Тамара, а по-грузински – Тамар… Не перебивай, Витя. Да, красавицу – с поправкой на свой вкус, куда от него денешься, с «пикассовским» не совпадающий, художественным. Сорок минут вглядываюсь в каждую проходящую, пятьдесят, пятьдесят три… Главная улица города. Людей – масса. И в ней – ни одной красивой. Даже обиделся и огорчился. Не может того быть, думаю, но оно есть… Так и уехали, не повидав ни одной красотки. Потом уже, в других городах Грузии, видел таких, что потрясают красотой. У них особая краса – царственная какая-то. Идёт: стать, походка, выражение лица – Женщина с большой буквы, царица. Благородное лицо, высокая грудь, чёрная коса, поступь… Да посмотрите на их танцы! Там каждая – произведение искусства… Но вот в Кутаиси… Тем ещё этот город и запомнился… Скорее всего, мне просто не повезло. Черкешенки очень красивы. Они небольшого роста, Гена, ресницы густые, длиннющие. Вверх загнутые. Красиво очерченные полные губы, выразительные глаза, чёрные и, главное, – очень женственный ласковый взгляд… Смотришь на неё и уверен – от неё вряд ли можно ожидать грубости и прочих ведьмачеств… Хотя, кто может быть в женщине уверен? А в средней Азии самые пресамые красавицы – узбечки.

– Я слышал, польки на весь мир славятся. За ними, чтобы в жёны взять, даже из Америки приезжают, говорят, – блеснул познаниями Виктор, плотоядно улыбнувшись.

– То же самое говорят и про русских женщин. Немцы во время войны, уж на что фашисты были, а и то о русской красоте говорили, – шевельнулся на стуле Серёга, потянувшись за пачкой сигарет.

– И не только говорили… Как в том кино: «трогал, трогал – и не только пальцем», – многозначительно хмыкнул Костя.

– Нашли авторитетов – фашистов. Мы – сами себе авторитеты. Вяч верно сказал: у нас постоять спокойно на улице нельзя – то и дело такие цимусы проходят, что хоть за каждой беги одновременно и в разные стороны, – признался Фёдор.

– Посмотреть бы на тебя в это время – как ты в разные стороны бросишься, – попытался представить себе невероятное зрелище Виктор.

– И всё же, нет, наверное, ничего безупречного в природе. У каждой красавицы что-нибудь, да есть. Изъянчик какой- нибудь… Недавно прочитал. В Англии женщин расспросили: что на их мужчин сильнее действует – эротическое нижнее бельё на женских телах, или сами тела – без нижнего белья? Без рубашки, как говорится, ближе к телу. Так многие ответили, что не надеются соблазнить своих мужчин собственным голышом… Здесь вам и ответ, кстати, зачем свет выключают перед эротикой, – несколько даже злорадно сказал Фёдор. – Лучше иной раз не видеть, чем смотреть… Лучше один раз пощупать, чем сто раз не видеть… Темнота, так сказать, стимулирует и она же – друг молодёжи, как известно.

– Почему же тогда говорят, что мужчина любит глазами? Зачем они в темноте? – вполне резонно спросил Гена, почёсывая собственный нос, как будто именно в нём содержался ответ.

– Так ведь ты, прежде, чем съесть что-нибудь, смотришь на это что-то и если тебе оно нравится, то ешь, потом уже не глядя. Так и здесь: рассмотрел даму, а потом и съел…

– Как сказал старый крокодил, протирая очки, – неожиданно для себя выдал Генка.

– Да уж – это лучше, чем наоборот… Недавно фильм по ящику смотрел. Про одного негра… – начал рассказ Константин.

– Про одного только? У них обычно в фильмах чернокожих полным полно, – поделился наблюдениями Виктор.

– Нет, на этот раз про одного. У него был очень изысканный и оригинальный вкус на женщин. Даже не ко всей женщине, как таковой. А к отдельной её части…

– Чего же в этом оригинального? У нас у всех к этой части вкус есть, – опять встрял Витя.

– Слушай, Слонище, если ты ещё раз меня перебьёшь, я тебе пасть порву, и скажу, что так было, – пообещал Костя. – Совсем не к этой части у него были особые претензии. А к совсем неожиданной – к ступням. Ежели в них что-нибудь не так, как ему нужно – ему их обладательница совсем ни к чему. При всём восторге от фигуры и прочих её деталях. Стоило ему обнаружить неприятную ступню – долой все эмоции и реакции…

– И эрекции, – не удержался Витя.

– Витька, давай сюда свою мерзкую пасть – рвать буду.

– Молчу, Костя, молчу…

– Как сказал немой крокодил, став глухим, – придумал фантастическое существо Генка.

– А что? Бывает подобное и не только среди негров. У моего приятеля что-то такое подобное было. – Вспомнил Вячеслав. – Только не со всей ступнёй, а… Он долго увивался вокруг одной красотки. Дама была в его вкусе, фигурой в целом и другими деталями в частности. Поначалу, казалось, никаких у него перспектив. Неприступна, как… Генка, молчи… Но всё же сдалась. Взаимный выбор состоялся. Обожание его продолжалось до… пляжа. Он ждал момента её обнажения с трепетом всего организма…

– И оргазма, – не в силах удержаться изрёк Генка.

– А вот до этого-то как раз и не дошло. На пляже произошло нечто, для нашего приятеля совершенно ужасное. И абсолютно нестерпимое. Настолько, что он удержал себя от немедленного бегства только неимоверными усилиями воли. Весь восторг от почти полностью обнажённого тела бесконечно любимой немедленно кончился. Она сняла туфли. И он увидел у неё на ступнях большие пальцы…

– Понятно: ему нравились женщины без больших пальцев.

– Почти в точку, Серый. Для него лучше бы их не было совсем. Они оказались, или показались, непомерно большими, да ещё и лихо загнутыми вверх, как носки монгольских верховых сапог. Две роскошных ноги и на их ступнях такая карикатура. Любой другой мужик на это и внимания не обратил бы – у неё детали были куда поинтереснее. Но наш друг уже ничего другого видеть был не в состоянии. И больше с ней не встречался.

– Он ей хоть сказал почему? Она же, наверное, и догадаться не могла. Переживала, небось, думала, что сказала не так что-нибудь или сделала, а всё дело в пальцах… Может быть, она его полюбила? – посочувствовал Костя.

– Да разве такую, бляха – муха, глупость скажешь? Не сказал, конечно. Сам понимал – глупость, но рассудок оказался слабее прихоти эстетических потребностей.

– Вот ведь от чего может зависеть счастье человеческое. Может быть, из них идеальная пара получиться могла на долгие годы, если бы не эта причуда? – задал несущественный вопрос Гена.

– Причуда ли? Если разобраться, то у всех у нас есть что-нибудь такое, что другим кажется причудой, а для нас – вполне нормальная вещь. Для одних мелочь, а для других это же самое способно мир затмить. Поднеси копеечную монетку вплотную к глазу – и больше ничего не увидишь… Да и саму её тоже, – философски проговорил Сергей.

– Тёмные вы все люди, как сказал слепой крокодил, хватая пастью бревно вместо бедняги на берегу, – не стоит уточнять, кто эту дикую фразу произнёс.

– Да, иной раз понять никак не можешь, чем кому-нибудь не угодил. Кажется, всё чин чинарём, а на тебя начитают зверообразно смотреть – не ведомо почему… Даже друзья закадычные. Не говоря уж о закадычных женщинах. Не обязательно подозревать что-нибудь значительное с общепринятой точки зрения. Эта точка может быть очень персональной и придавать значение совершенно неожиданным для других персон вещам… Тембр голоса, например, – щёлкнул себя по горлу Серёжа повыше воротника.

– Ты что имеешь ввиду? Если за воротник заложить, то голос изменится?.. Кстати, что такое закадычные друзья, кто знает? – спросил Виктор, наивно глядя на всех сразу.

– Я, – ответил Вячеслав. – Не знаю, но попробую предположить. Закадычные – это те, кто закладывает за кадык вместе с друзьями. Синоним – собутыльники. Принято?.. Нет? Ну и ладно. Так что – что там про голос?..

– Погоди про голос – ты ещё не сказал про закадычную женщину: как она такой может быть, если у неё нет кадыка и ей не за что закладывать? – задал коварный вопрос Степан.

– Настоящая женщина всегда найдёт куда, что и кого закладывать, и на кого… Голоса тоже могут нравиться или нет, не только внешность. Есть очень приятные голоса, а есть такие, что хочется уши зажать…

– Как сказал крокодил, слыша визг бабы Яги на своих зубах, – мрачно вставил Генка, лицемерно перекрестившись.

– Ты, Генка, договоришься когда-нибудь… Как мог сказать что-нибудь твой противный крокодил, если у него зубья заняты?.. Мне нравится грудной голос. У женщин. Он очень красиво звучит. Благородно, я бы сказал. Звучит, как откровение души… Если женщина с таким голосом обращается к тебе, то она как бы возвышает тебя до себя особым доверием. Как императрица ставит знак равенства между подданным и собой… Но и музыкальный инструмент красиво звучит, не имея никакой души. Душу в него вкладывает музыкант. Возможно, и мужчина, «играя» на женщине, способен возвысить её душу… Но так же способен и разбить её. это зависит и от самой музыки души… Но хорош и мягкий голос, певучий. Он тоже, по впечатлению, должен бы был отражать характер нежный и добрый. Только если вспомнить сладкоголосых Сирен, мифы древней Греции имеются ввиду, то даже волшебного звучания голоса способны погубить приличных мужчин, каковыми, без сомнения, являемся мы с вами, джентльмены…

– Как сказал заключённый в тюремной камере, обращаясь к карточным шулерам…

– Предлагаю этого мерзавца, по имени Генка, слегка побить, и, может быть, даже ногами… Ладно, живи… Женщины тоже могут если не изменить свои голоса, природой первозданные, то изменить их интонации – в состоянии всегда. и если захочет понравиться мужчинам – они, то есть, мы, это оценят… Впрочем, голос можно изменить и не хирургическим путём… Как-то по телику передачу показывали о Гердте… Не кто такая, Витенька, а кто такой. Артист знаменитый. Паниковского в «Золотом телёнке» видел? Вот он. О его голосе особо сказали. Необычайный голос был… Тот самый, глубокий и грудной, в мужском исполнении. Ведущий передачи впал в восторг и заявил: женщины от голоса Гердта были без ума. Психиатры, понимаете, людей от психушки лечат, а Гердт наоборот – последнего ума лишал… Я, признаться, не мог, со своей сугубо мужской колокольни разглядеть причин повального безумия прекрасного пола от гердтского голоса. Но, спустя некоторое время, заметил: многие мужики, выступая по ящику, вдруг заговорили голосами противоестественными – почти потусторонними. Особенно, на мой взгляд, отличился бывший премьер Касьянов. Этот вообще животом заговорил. Казалось, голосовые связки находятся у него где-то в области брюшины или чуть пониже. Может быть, дамы от него и впрямь рассудка лишались. Премьер он был весь из себя видный: высок не только по положению, но ростом, лицом пригож, очень заметно самовлюблён и, вот, голос «из живота» – животный. Но при этом – не перед микрофоном, а в обычной обстановке, разговаривал вполне обычным человеческим заурядным голосом… У любимой женщины и голос любим… Однажды, тоже по телевидению, Эдита Пьеха разоткровенничалась. Призналась, что часто бывала одинока… Неожиданность. Внешность красива, голос прекрасен, впечатление производит отличное, а мужикам чем-то не угодила. Наверное, все уверены были: у такой женщины не может не быть множества поклонников – значит и соваться не стоит – бесполезно. А на самом деле вон что…

Ночи чередовались с днями, обеды с ужинами, рабочие дни с днями выходными, темы разговоров менялись, как фигуры в калейдоскопе и только один стержень оставался неизменным и постоянным – женщины… Кто сидит за круглым казённым столом, кто на койке, кто на стуле. В майках, футболках, рубашках и, разумеется, все в штанах, если не в трусах. Курят и…

– Всё, о чём мы здесь с вами говорим насчёт женщин – всё это, значит, дребедень. Мы не сказали о самом главном для них, – сделал замечание Фёдор.

– Что для них может быть самым главным, кроме нас, мужиков? – сказал Костя, уперев правую руку в правый же бок, и придав себе таким образом некоторое сходство с сидячей буквой р.

– Кроме нас для них главное – во что и как одеться. Или можно наоборот: из чего и как раздеться, – уточнил мысль свою Федя. – Для них то и другое очень важно. Платья, юбки, жакетки, колготки и всё такое прочее – основа основ их внешнего вида и отражение внутреннего. Спорить с этим бесполезно, бессмысленно и опасно. Лучше воздержаться – в целях личной, значит, безопасности и самосохранения. Уж на что бабы всегда и во всём абсолютно правы, а тем не менее, в вопросах одежды местами кое-где время от времени кое в чём иногда правы не всегда… Они слишком много значения одежде придают. Уж если некая девушка никак не нравится некой особи мужеского пола, то во что бы она ни нарядилась, как бы ни оделась, какими бы драгоценностями ни украсилась – не понравится всё равно. Внимание к себе привлечь может, сочувственное или ироническое, но впечатления не изменит. А вот если понравилась и мужчина, что называется, запечатлел её образ в сердце своём, а некий иной орган при её виде встаёт по стойке смирно, то она будет мила ему в любом наряде, даже в безвкусном или вовсе безобразном. Потому, значит, что мужик, в любом случае, воображением своим видит гораздо глубже и дальше поверхности надетого на тело. Назначение одежды – подчеркнуть тело или спрятать, временно, то, что показу не подлежит в данный момент или, при свете, никогда.

– Ты, Федя, при всей своей правоте, тоже «местами иногда кое-где» не совсем прав. В красивом платье женщина выглядит особенно красивой. Не скажешь же ты, что тебе всё равно, в чём женщина ходит, – возразил Вячеслав.

– Конечно, не скажу. Я говорю о том, что нам нравится не само платье, а то, что под ним, что у одежды только вспомогательная роль, что мы во всяком случае выберем хорошую фигуру под невзрачным платьем, а не красивое платье на безобразной форме. Пошло это звучит, или покажется, или не пошло, но такова природа мужиков… Нормальных, я имею ввиду. Всех. Если кто-нибудь скажет противоположное – соврёт самым наглым образом. Однажды в старом журнале «Техника – молодёжи» прочитал. Отмечался юбилей открытия Рентгеном его лучей – рентгеновских, естественно. После того, как в прессе рассказали о свойствах этих лучей: просвечивают, дескать, «насквозь и даже глубже», бедному учёному открывателю кучу заявок притащили. Читатели не подозревали, что аппарат – чрезвычайно громоздкое сооружение. Они представляли его себе чем-то вроде современной видеокамеры или бинокля и просили, покорнейше, продать им его для бытовых нужд и в личных целях. Цели эти у них находились на сцене театров оперы и балета – особенно балета: все просители были ярыми поклонниками высокого искусства танца – балетоманами. О целях очень легко догадаться. Вот вам и ценители «высокого искусства танца» – чем выше ножка – тем выше искусство. Танец здесь – дело второстепенное. Про красивые платья балерин уж и не говорю – лишняя деталь. Если от неё никак на сцене не избавиться, то хоть прозрачной сделать и разглядеть, наконец, что же там, значит, у них… там.

– Там у них то же, что и у других, – принял эстафету мысли Вяч. – Что же у нас получается? У нас выходит, что как бы мужик ни был интеллектуален, образован и музыкален, и воспитан. Как бы ни превозносил искусство, но в балеринах видит прежде всего женщинское тело, бюстики и ножки и ничего иного, кроме как…

– Как сказал голый крокодил, очутившись в женской парилке, – радостно объявил Генка.

– Прекрасных, гибких, изящных, красиво двигающихся, но женщин, – не обратил на этот раз внимания на фантазии товарища Вячеслав. – Я бы даже рискнул предположить: те юбочки балеринские, расходящиеся от их талий, словно лучи… Да – пачки. Так вот, эти пачки придуманы с целью как бы разделить женщину пополам – отделить её ноги от туловища. Они же раздельно смотрятся: туловище с руками и бюстом сверху, а нижний бюст с ногами – снизу. И приклейте мой язык к левой пятке правой ноги, если я ошибусь: всё внимание мужиков сконцентрировано именно на нижней, прежде всего, части… Но об этом потом. Вернёмся к нарядам. Отнюдь не следует, что они не имеют для мужиков никакого значения. Костюм может привлечь внимание к незнакомке. Может стать причиной желания рассмотреть повнимательнее обладательницу платья – опять же представив себе скрытое под ним, а затем и познакомиться, если визуальный осмотр оказался удовлетворительным. Но если выбор уже сделан – да, судьбоносного значения никакое платье уже не имеет. Мудрейшая из мудрых мужская мудрость гласит: не важно, что надето – важно на чём. Прекрасное платье на, по мнению определённого мужчины об определённой женщине, на прекрасной фигуре последнюю не спасёт от приговора не в её пользу. Но я не просто так сказал о конкретном вкусе персоны. Мой друг со школьных лет фигурки миниатюрные и стройные любил… Платонически, Витя, платонически… И вдруг оказался друг, ни с того ни с сего, поклонником крупногабаритных толстушек. По неведомым и не объяснимым причинам. Оказался, и всё. Так, внаглую, и говорил: «Толстая – хорошая». И мечтательно воздыхал при этом. Воздыхание однажды превратилось в плоть. Она, плоть, являла собой могучесть, раза в два превышающую объём друга в самом полном его месте… Девушку такой своей мечты друг упустить не мог никак и – женился. И жил счастливо. И никакие одежды не способны были хоть иллюзорно, но превратить его Марину Ивановну в относительно, но похожую на примерно стройную, особу. Да ему и не нужно было никаких других особ. «Я», – говорил друг, – «чуть посмотрю на неё, чуть притронусь – и готов – моментальное либидо»…

– Либи… что? – переспросил Витя,

– До, – ответствовал Вяч.

– До чего и что?

– Слон, едрит твою в перекосяк, пошевели ушами и извилинами, – начал раздражаться Вячеслав. – Либидо – это… желание сделать женщине, и себе, приятное, и чувство способности это приятное сделать той самой своей частью организма, которой нет у женщины.

– Бородой, что ли?

– Издеваешься? – грозно спросил Вяч.

Витя прыснул смехом.

– Не издеваюсь, а шутю, в смысле шучу. Ты бы так сразу по-русски, и сказал: встаёт. А то закрутил про какие-то «либиды». Так что там ещё было приятного у Марины?

– То, что она косметику не употребляла. Это качество её очень ценил мой друг. И совсем не потому, что имела идеальную кожу лица, его конструкции и безупречную красоту. Упрёк ещё тот можно было бы дать… Если бы друг разрешил. Не применяла косметику – и всё. Хоть ешь её с сыром. Таков уж был её стиль. А до причин он не докапывался: зачем искать причину хорошего, если оно и без того хорошо?

– А, может быть, с косметикой было бы ещё лучше?

– Мой друг так не считал, а его подруга считалась с его мнением, а не с твоим, косметолог ты наш задрипанный. Он же её знал в натуральном виде. Поэтому разными там макияжами его обмануть стало не возможно, а других обманывать ей было не резон. А вообще, обилие косметики всегда настораживает мужика, который сапиенс, то есть, разумный: не скрывают ли с помощью этой штукатурки некие серьёзные изъяны или, упаси господи, пороки? Опять вспомним великую мужскую мудрость: хочешь видеть подлинное лицо женщины – посмотри на неё после бани…

– А лучше в самой бане, – мечтательно произнёс Костя.

– Мы говорим о реальном, а не о желаемом, – разрушил мечты Константина Вячеслав. – Марина Ивановна выглядела в глазах моего друга в равной степени симпатично и до, и после бани, и до, и после замужества – и это было её неоспоримым достоинством…

– Послушай, Вяч, хранитель мужских мудростей: а твой лучший друг – не тот самый, который «закусывал прекрасной дамой в свой обеденный перерыв на твоей койке? – озарился догадкой Костя.

– Во-первых строках моего ответа «сообчаю»: не на моей койке – я его строго предупредил заранее. Во-вторых, мужские тайны не разглашаются… Женские тем более. Логичнее было бы, если бы ты её имя спросил, а также номер телефона, а тот это был друг или не тот, значения не имеет.

– А как её имя и номер телефона?

– Не знаю, не скажу, – с партизанской прямотой ответил Вяч.

– Лучше бы сказал, не зная, – пробурчал Костя.

– А я ещё одну мужескую мудрость знаю, – объявил несколько минут назад присоединившийся к обществу Володя, высокий блондин с серо-голубыми добрыми глазами.

– И какую же? – ревниво спросил Вячеслав.

– Если хочешь знать, как будет выглядеть твоя жена в будущем – посмотри на свою тёщу.

– На мать своей Марины мой лучший друг, доложу я вам, вообще старался не смотреть… Надеялся, что прогноз и мудрость не всегда правы… Мы, «вааще об чём» говорили-то? – призадумался Вячеслав, внезапно утратив нить разговора.

– «Вааще» мы говорили об одежде, как об о конфетной обёртке, – напомнил Геннадий.

– Ах, да… Слушай, Ген, а ты верно сказал: «одежда как конфетная обёртка»… Так вот, как бы то ни было и какая бы она ни была, но одежда, то есть то, что надето, скрывает то, на чём надето.

– Очень неожиданное открытие, – одобрил Костя. – Кто бы мог подумать. Валяй дальше.

– Вальну сейчас. Но не всегда она скрывает… Вот, длинные платья, к примеру. Я их принципиально отрицаю. Только отрицай – не отрицай, но в природе, женской, они существуют, женщины их носят и с этим приходится мириться – до того момента, когда их с них срываешь… Сами по себе они бывают очень хороши – подчёркивают верхнюю часть женщин и, иногда, самую выдающуюся нижнюю… Очень украшает, и платье, и ту, на ком оно надето, декольте. Правда, и это зависит от его содержимого: чем оно полнее – тем живописнее и эффектнее. Но и эта деталь расположена в верхней части фигуры. Нижняя же часть, ноги, скрыта. Почему? Зачем, спрашивается, скрывать – если разреза нет? Разрез приоткрывает некую тайну, интригует, привлекает взгляд, волнует, наконец. Приятно волнует. Женщина словно намекает: я, мол, хоть и строгая вся из себя, но способна… От этих немых намёков пробуждаются исследовательские инстинкты. Естественно, сдерживаемые и от этого ещё более желаемые. В разрезе даже привычная ножка смотрится иначе: словно в ней чего-то недосмотрел… Но это всё – если есть разрез. Если же его нет – появляется мысль: дама что-то хочет скрыть, даже жертвуя видом своих ног. Это или из ряда вон безобразные ноги, или какой-то на красивых ногах серьёзный дефект, не поддающийся сокрытию иным способом. Однако, все сии рассуждения и подозрения относятся только к женщинам не знакомым, ранее не являвшимся мужчинам в своём более открытом виде. Вывод прост, как…

– Сломанный зуб крокодила, проглотившего даму в длинном платье, – немедленно среагировал Генка.

– Да будет так, – торжественно провозгласил Вяч. – Вывод таков: со знакомством с женщиной в длинном платье лучше подождать – до её появлении на свет Божий в более демократичной одежде.

– Но интересно было бы знать: каким образом мужики узнавали о внешних нижних данных дам в те времена, когда коротких платьев не было вообще? – озадачился Фёдор.

– Да всё тем же – посмотром на них без платьев.

– Так это уже после знакомства!

– Что делать: риск – благородное дело. Вот в те времена мужики и обрели мужество, – с пафосом отдал должное героическому мужскому полу Костя.

– А кто ввёл в моду женщинам носить мужскую одежду? – продолжил свои изыскания в истории дамских нарядов Фёдор.

– Истории известна Жанна Дарк. Может быть, кто-то и до неё перенимал у мужчин брюки, штаны…

– И презервативы, – сообразил неугомонный Генка.

– Эту специфику женщинам не на что надеть, – вспомнил Вяч, – а то бы переняли – сомнения нет. Нам сейчас только радоваться остаётся, что не в моде нынче носить женщинам ещё и стальной доспех с холодным оружием типа мечей, палиц и копий. И на том спасибочки. С другой стороны, и мужики подобрели – не жгут на кострах дам за ношения штанов. Тут уж пусть нас женщины благодарят. Впрочем, мы брюками на женских ножках и не возмущаемся. Совсем. Или изредка. Дело в том, что эта форма одежды почти не скрывает того, что под ней находится. Разве что кожу. Всё остальное, кроме икр, практически открыто хоть с тыла, хоть с фронта, хоть в анфас, хоть в профиль. Секретов больше нет. Особенно если на женских ногах штаны из тонкой материи. Они облегают все выпуклости и впуклости до мельчайших деталей не менее плотно, чем собственная кожа… После таких откровений следующий, вполне логичный, шаг – выйти на улицу в колготках – без юбки и штанов, а затем и вовсе без них… Я был бы за… Что?.. Нет, я вполне серьёзно – пусть это и моя специфическая и персональная точка зрения: красивое скрывать не нужно. Все сокрытия – плод нашего ханжества и лицемерных традиций…

– Прекрасно! Но ты бы, лично, хотел бы, чтобы твоя любимая девушка ходила по улице практически голой? – меланхолически взглянул на Вячеслава Володя.

– Поймал. Практически я бы не хотел. Тут ты прав… Но это – я, и это – ты, а есть и другие… Но об этом потом… В Африке, скажем, некоторые племена все нагишом ходят – у них традиция такая испокон веков, и мужики, и бабы, и никакой ревности. Всё условно под луной, да и под солнцем тоже. Так что не исключено и у нас, когда-нибудь, изменение условностей. Они уже меняются. В пятидесятые годы о мини-юбках девчонки и подумать бы не смели, а в конце шестидесятых уже не только думали… Глядишь, лет через несколько, – по улице средь дня белого как ни в чём ни бывало идёт девушка ни в чём. С позиции нашей – шаг восхитительно смелый… На некоторое время. Затем наступил бы восторга неминуемый спад. Привыкли бы. Вон, при начале пляжного сезона. Первые выходы на песочек и первые взгляды на девочек в купальниках. Вокруг – сплошная нагота. После зимних сокрытий все выглядят в высшей степени сексуально. Любая поза – соблазн. Лежишь подчас вниз лицом и прочими органами в песок упершись чуть не по часу – встать неприлично по причине совсем другого стояния… Потом начинается невольный отбор по внешним данным. И чем дольше – тем строже. Неделя —другая и – адаптация. Уже спокойно ходишь и смотришь на всех тех, от кого падал вниз этим самым. И это самое спокойно. Разве что очень уж сексуальная фигура появится. И не обязательно с обнажёнными бюстами, верхним и нижним… Кстати, эти два понятия, верхний бюст и нижний, не моё, увы, изобретение. Их придумала одна женщина… Но о ней тоже потом. А пока на пляж вернёмся. Нижние бюсты при современных купальниках открытых – во всей красе, казалось бы… Ну и что же? А то же, что в них попы женские смотрятся совсем не так сексуально, как того можно было ожидать… Они, всё же, не выглядят как вовсе без ничего, чтобы окончательно сразить и немедленно возбудить, но и настолько закрыты, чтобы оставить хоть какой-нибудь соблазняющий секрет… Хотя, нудисты – натуралисты голы до волосиночки, но не безумствуют тут же, на своих пляжах… Открытый купальник может навести на мысль, что девушка, открыв одну из интимных частей своего тела, непрочь и другую открыть – с противоположной стороны, на что мужиков и провоцирует, привлекая к себе внимание. Может быть, она ни о чём таком и не думает вовсе, а просто загореть хочет максимально везде, где можно… И нельзя. Но это она не думает, а мы то вполне можем думать и даже действовать. Всё же где-то в чём-то иногда, хотя бы, женщине не лишне сохранять хоть некоторую тайну. Пусть она и не тайна совсем, а иллюзия тайны.

– И чего же такого таинственного может быть в женщинах? Они что – все разные? У одной грудь на спине, а у другой сбоку?.. У всех анатомия одинакова. Разница только в формах, – суховато сказал технолог Федя. – Вот есть, скажем, самолёты ТУ – так у них все детали одинаковы и даже должны быть взаимозаменяемы. Взял одну, поставил на другой самолёт – и она должна подойти к нему, как к родному.