Безбашенный десант

3

В разгромленном лагере российской миссии Красного Креста работала съемочная группа местного телевидения. Она спешно готовила репортаж о разыгравшейся здесь трагедии. Впрочем, с самого начала журналисты расставили акценты весьма своеобразно. Складывалось впечатление, что они приехали уже с готовой версией случившегося, а на месте просто подбирали наиболее выгодные ракурсы для иллюстрации «своих предположений».

Журналист стоял на фоне развороченного трейлера и с нарочито задумчивым видом озвучивал на камеру «свое видение» случившегося. «Я и съемочная группа нашего телеканала находимся сейчас в центре разгромленного лагеря миссии Красного Креста, где работали российские специалисты, – говорил он. – Как уже сообщалось ранее, лагерь подвергся сегодня нападению со стороны неизвестных. Бойцы вооруженных сил, охранявшие лагерь, были перебиты. Сотрудники миссии исчезли. Специалистам еще предстоит выяснить реальную картину происшествия. Но уже сейчас можно кое-что сказать об этом. К сожалению, имеющаяся у нас информация повергает в шок любого здравомыслящего человека. И речь здесь не столько о нападавших, сколько о самих так называемых медиках. Вы спросите, почему я их так называю? Отвечу. Есть все основания утверждать, что в этом лагере под видом операций изымались органы у живых людей, бедных крестьян. Так не могло продолжаться долго. Местные жители должны были восстать против лжи и несправедливости. И вот это случилось! Разъяренные крестьяне напали на лагерь, захватили и увезли в неизвестном направлении русских медиков. Возможно, для того, чтобы учинить самосуд. Ну, а пятнадцать наших солдат погибли, попав под горячую руку возмущенного чинимым беззаконием народа. Безусловно, с юридической точки зрения нападавшие преступили закон и должны быть наказаны. Однако с точки зрения морали все выглядит не так просто. Люди, по сути, были загнаны в угол и не имели другой возможности громко заявить о лицемерии и лжи тех, у кого язык поворачивался называть себя врачами».

– Пока достаточно, – остановил журналиста оператор. – Теперь надо заснять все ужасы разрушений и трупы солдат. Зрителей это должно впечатлить. Уже в студии нарежем и скомпонуем так, чтобы картинка была по-настоящему убойной.

– Давай. Тебе десяти минут хватит? Не забывай, что надо еще местным слово дать, – со странной ухмылкой заметил журналист.

– Подождут твои местные. Хорошая картинка дорогого стоит, – ответил оператор и побрел по разгромленному лагерю.

Он ходил более двадцати минут, выбирая наиболее выгодные с его точки зрения ракурсы. Журналист тем временем курил возле машины съемочной группы. Рядышком крутились местные, выказывая готовность засветиться в кадре и выдать пару слов об ужасах, творившихся в лагере. Когда оператор вернулся, они стали еще более настойчивыми. Но их никто и не думал отгонять. Наоборот, терпеливо выслушали каждого и попросили рассказать перед объективом самое главное.

– Только постарайтесь на литературном языке, без здешних словечек и ругательств, – предупредил журналист и тут же исправился: – Впрочем, если хотите ругаться, то ругайтесь. Мы все равно ругательства «запикаем». Так хоть какой-то колорит будет.

Оператор и другие члены группы утвердительно закивали головами. Началась съемка. Местные, не скупясь на гримасы и вытаращивая глаза, стали живописать ужасы, с которыми у них ассоциировался лагерь миссии Красного Креста. Они называли его не иначе как «обитель зла». Клялись всеми католическими святыми и духами индейских верований, что ничего хорошего в этом лагере никогда не происходило. Заверяли, что всякий, кто попадал сюда на лечение, возвращался домой без какого-то внутреннего органа либо и вовсе погибал под скальпелями «этих злодеев в белых халатах». Из их слов следовало, что у местных бедолаг «злодеи» изымали и печень, и почки. Журналист не сдержался и с ироничной усмешкой уточнил, не было ли случаев изымания мозга. Местные переглянулись, задумчиво почесывая головы. После некоторой паузы один наконец решился и сказал, что точно не знает, но вроде в одной отдаленной деревушке пострадавший от изъятия мозга до сих пор живет. Съемочная группа едва сдерживала смех, и только оператор ругался на всех и в первую очередь на журналиста. Мол, ничего смешного, крестьяне недопоняли, а профессионалам следовало бы формулировать вопросы правильнее и не потешаться на пустом месте. Ясно, что этот эпизод он не собирался включать в итоговый репортаж. Да и остальным было в принципе все равно. Гнались за «жареными фактами», а не за тем, чтобы искать нестыковки в рассказах местных.

Впрочем, дали слово и другим крестьянам, которые совсем не рвались под объектив. Они говорили о русских медиках совсем иначе, чем те, что были перед ними. Уверяли, что ничего плохого о врачах сказать нельзя. Что те действительно выполняли свой долг, что ни о каких изъятых ими у пациентов органах никогда не слышали. Что сотрудники миссии российского Красного Креста всегда оказывали необходимую помощь местному населению. Оператор снимал их реплики без особого энтузиазма, так как знал, что в репортаже упор будет делаться на противоположную версию. С другой стороны, исходя из опыта, понимал, что лишнего материала никогда не бывает. Если в монтажной хорошенько поколдовать даже с тем, что сказали крестьяне, оправдывающие русских, то на выходе мог получиться куда более взрывоопасный материал.

Итоговый репортаж вышел на местном телевидении в вечернем выпуске новостей. Все другие новости были отодвинуты на эфирные задворки. Подача носила открыто антироссийский характер. Львиную долю занимали обличительные реплики крестьян. Реплики тех, кто во время съемки заступался за русских, были поданы скомканно. Из них нельзя было понять, защищают ли они российских медиков или же присоединяются к обличительному тону.

В регионе репортаж был воспринят неоднозначно. Часть населения готова была поверить тому, что с экранов было названо наиболее правдоподобной версией. Другая же часть верить в это явно не желала. То, что мнения разделились, было понятно и так. Наспех проведенные социологические опросы показали, что большинство жителей региона все-таки склонялись к тому, что под видом врачебной миссии работали охотники за органами. Все они обосновывали свою точку зрения теми находками, которые были сделаны полицией в хирургической палатке. Там нашли несколько емкостей с человеческими почками и всем остальным, что требовалось для изъятия и хранения человеческих органов. Общественное мнение в своей преимущественной части считало, что это неопровержимые доказательства преступной деятельности российских медиков.

Фрагменты репортажа неоднократно повторялись как на том же канале, так и на других. Упор неизменно делался на виновность русских. Вся эта информационная катавасия наносила серьезный удар по репутации Российской Федерации в регионе. Это при том, что ни одна собака не могла толком объяснить – куда же вдруг пропали русские врачи, где находятся и почему их особо никто не ищет. Так не могло продолжаться бесконечно. Россия должна была отреагировать…

4

Нельзя было сказать, что на одном из российских военных аэродромов царило какое-то особое оживление. Внешне все выглядело как обычно. Белые туши стоящих «илов», словно огромные киты на поверхности серого моря. Взлетно-посадочные полосы, то провожающие в путь, то принимающие на землю самолеты. Рев авиационных двигателей. Вспомогательная техника, снующая между самолетами и ангарами…

Возле одного из ангаров вовсю шла подготовка к полусекретной командировке за пределы России. Группа офицеров-десантников была занята приготовлениями к отправке в Венесуэлу. Буквально каждого из них можно было назвать не просто профессионалом, а частью элиты российского ВДВ. Лучшим из лучших Родина поручила выполнить важное ответственное задание в Латинской Америке. Каждый из участников группы прошел серьезный отбор по целому перечню показателей.

Чуть в стороне от них стояли и беседовали генерал Чурсин и майор ВДВ Андрей Лавров – комбат из числа тех, о которых говорят: «слуга царю, отец солдатам». Уравновешенный, обязательный, скромный – все это можно было смело говорить о нем и ничуть не ошибиться в характеристике. А уж за плечами у него был такой опыт работы в сложнейших ситуациях в России и за рубежом, что впечатлиться мог любой. Правда, сам Батяня, как его давным-давно прозвали бойцы, не любил этим хвастаться и выставлять напоказ. Он знал, что там, где надо, все в курсе его боевой биографии. Чурсин это знал.

– Майор, ты понимаешь, что задача перед твоей группой стоит архиважная, – говорил генерал. – На кону находится авторитет России. Ты и твои люди должны отыскать наших врачей. Вместе с этим нужно разоблачить негодяев, которые устроили такую подлую провокацию. Вывести их, подлецов, на чистую воду! Долбануть по их лжи так, чтобы пух и прах полетели! Тут тебе определенный карт-бланш дается. Но помни, что эти чертовы мастера-затейники оказались в руках международного правосудия. Если всех их взять и перебить, то будет лишь тупая месть. А нам надо что? Нам нужна международная огласка в противовес тому бреду, что успели растиражировать венесуэльские и некоторые мировые средства массовой информации. Поэтому пусть не все, но некоторые из этих ублюдков должны пойти под суд. Это ясно?

– Так точно, – ответил Лавров. – В Венесуэле мы действуем полностью автономно?

– Вы будете действовать в связке с венесуэльскими военными. Слава богу, официальные власти Венесуэлы настроены не так однозначно, как продажные журналисты. Поэтому есть контакт на уровне министерства обороны. Однако ты должен понимать, что вся тяжесть операции будет лежать на тебе и твоей группе. Судя по всему, там придется действовать не только в пограничье Венесуэлы с Колумбией, но и на территории последней. Для венесуэльских военных это очень проблематично. Венесуэльцам категорически нельзя провоцировать колумбийскую сторону. Отношения у этих государств в силу разных причин напряженные. Любой инцидент с участием военных может привести к непредсказуемым последствиям, вплоть до открытого вооруженного столкновения между этими государствами. Так что нелегальное пересечение венесуэльско-колумбийской границы остается за тобой и твоими людьми.

– Вас понял, – сказал майор и уточнил: – Будут ли еще какие-то особые инструкции?

– Все, что касается Венесуэлы и ее особенностей, вам будет рассказано уже в самолете. Технический прогресс давно шагнул вперед. Так что посмотрите во время полета документальный фильм для внутреннего пользования и кое-какие другие данные. Особо же хочу сказать вот о чем. Тоже, кстати, достижение науки и техники. Место вашей высадки будет мониториться со спутника. Поэтому будьте готовы к тому, что вся самая свежая информация будет вам сообщаться в режиме реального времени. Надеюсь, что это значительно упростит ваши поиски. Хотя, с другой стороны, понятно, что операция очень и очень рискованная.

– Риск – наша работа, товарищ генерал, – спокойным твердым тоном заметил на это Батяня.

– Вот в этом ты весь, майор. Уважаю, – с улыбкой отметил Чурсин.

Они перебросились еще несколькими фразами, и Лавров присоединился к участникам своей боевой группы.

5

Выглядывая из узких окон небольшой комнаты, Виктор Слепцов видел лишь джунгли и горы. Он не мог точно определить, Венесуэла ли это или же Колумбия. Впрочем, большой разницы для него не было. Русский, давший согласие на сотрудничество с бандитами, сидел один под замком, да еще и закованный в наручники. Вот такой оказалась благодарность индейца за то, что он предал своих товарищей.

Слепцов тысячу раз успел раскаяться в содеянном. Ругал себя за страх, слабоволие и излишнюю доверчивость. Упрекал себя в том, что мог бы догадаться о коварстве и вероломстве бандитского главаря, ведшего свою родословную из племени кечуа. Теперь уже нельзя было ничего отмотать назад, вернуться в прошлое на несколько дней и сделать все по-другому. А ведь была же возможность! Нужно было всего лишь рассказать о «наезде» бандитов своим товарищам и военным. Подключили бы полицию и… Фантазировать об этом можно было. Но вот смысла в этом не имелось. Лагерь миссии Красного Креста разгромлен, медики захвачены для неизвестных целей. Судьба дочери и жены в России тоже оставалась неизвестной… Мысли угнетали и сводили Виктора с ума. Наручники сильно сдавливали запястья. Однако на эту боль русский почти не реагировал. Он лишь пытался потирать и немного массировать запястья.

Во время одного из очередных манипуляций с наручниками дверь комнатушки резко распахнулась. Можно было ожидать появления кого-либо из громил. Ну, уж точно не полиции. На приход полиции Слепцов даже и не надеялся. Он дернулся от грохота двери и тут же обернулся. В дверном проеме стоял ненавистный кечуа – Хуан Антонио Сальваторе. Русский удивился, не увидев на его лице привычной язвительной ухмылки. Наоборот, главарь был подчеркнуто доброжелательным, будто пришел не к пленнику, а к своему старому доброму знакомому.

– Что? Наручники натирают? – участливо поинтересовался он и, не ожидая ответа, добавил: – Я попрошу, чтобы их тебе поменяли. Другие точно натирать не будут.

Виктора подмывало съязвить по этому поводу. Мол, вот уж пожалел волк овечку. Правда, ситуация была не та. Да и смелости ничуть не прибавилось. Кечуа выдержал паузу и, словно прочитав мысли русского, сказал:

– А пока я их вообще сниму. Тебе же неудобно будет есть и пить в наручниках.

– Да, но откуда у меня возьмется еда и питье? – скептически заметил Слепцов больше для того, чтобы не играть в молчанку, а не из-за необходимости что-нибудь говорить.

Доброжелательная улыбка на лице кечуа стала еще более светящейся.

– Ну, я же решил немножко позаботиться о тебе, – сказал он. – Не пришел сюда с пустыми руками.

Индеец присвистнул и щелкнул пальцами. В дверях появился один из бандитов, держа в руках поднос. На подносе была бутылка с водой и несколько тарелок с горячей едой, хлеб и еще что-то, что Виктор не смог с ходу рассмотреть. Поднос был оставлен на столике. Наручники были сняты. Помощник вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Хуан Антонио жестом пригласил пленника за столик, а вслух сказал:

– Давай, не стесняйся. Это все для тебя.

Нельзя было сказать, что Слепцов умирал от голода. Однако в общей сложности получалось, что где-то около суток или даже более того он ничего не ел. Плюс все эти тревожные раздумья, переживания и в придачу бессонница внесли свою лепту в общее состояние измотанности. Блюда на подносе источали такой соблазнительный запах, что звериный аппетит взыграл в Викторе в два счета. «Не знаю, что он хочет, но ход с едой – сильный ход», – подумал русский и подошел к столу. Там он увидел пиалу с похлебкой из бобов, тарелку маисовой каши со стейком, хлебницу с лепешками, салатницу с нарезанными овощами. Слюни текли от одного только вида. Но в первую очередь пленник набросился на бутылку с водой. Что-что, а жажда его мучила изрядно. Выпив граммов двести воды, он уселся за столик и принялся за похлебку. Он ощущал на себе взгляд бандитского главаря и, казалось, даже видел отблеск его улыбки. Главарь не стал лезть с какими-то своими вопросами до тех пор, пока пиала с бобовым супом не оказалась полностью опустошенной. А вот в тот момент, когда русский подвинул к себе тарелку с кашей, индеец заговорил:

– У тебя хороший аппетит. Это впечатляет. Вкусно хоть?

– Вкусно. Спасибо, – прозвучало в ответ. – Однако ты сюда пришел не для того, чтобы меня покормить. Правда ведь?

– Ну, ты проницательный малый, – отозвался бандит таким тоном, который можно было смело назвать издевательским. – Ешь. А я тут кое-что тебе скажу.

Русский кивнул.

– Вроде ты сделал все так, как мы тебя просили. Да? Ничего ведь не случилось? – как-то странно заговорил кечуа.

Пленник не знал, что и как на это ответить, и поэтому выбрал молчание. Если бы пришлось отвечать так, как есть, то нужно было сразу предъявить претензии по поводу своего нахождения в этой чертовой комнате в этих гребаных наручниках и прочее, прочее, прочее… К чему бы такая откровенность привела, Виктор догадывался, и рисковать не стал.

Главарь сделал вид, что не заметил молчания пленника и стал продолжать тему дальше.

– Ты не подумай, мы ведь люди слова, – уверял тот. – Деньги на счет твоей жены мы уже сбросили. Все четко, как и обещали.

Русский поднял глаза на индейца и не смог не одарить того недоверчивым взглядом. Взгляд был тут же пойман, после чего последовала новая волна заверений:

– Да ты не сомневайся! Все в порядке, – бандит извлек из кармана бумагу и протянул ее Виктору: – Вот. Знаешь, что это? Бланк банковского перевода. Видишь? Здесь все отмечено. И фамилия твой жены, и ее адрес. А что не фальшивка, то вот тут штамп, а тут печать. Так что не сомневайся.

Слепцов отложил ложку (вилку и нож для стейка ему дать все-таки не рискнули) и попытался взять бланк в свои руки. Бандитский верховод не позволил этого сделать, промолвив:

– У тебя руки жирные, ты испачкаешь.

Правда, сам показал бланк очень близко. И пленник сумел худо-бедно разглядеть, что на нем было написано.

– А позвонить жене можно? – прервал молчание Виктор.

– У тебя обязательно будет такая возможность. Поговоришь по телефону и с женой, и с дочкой. Только не сейчас. Это не от меня зависит. Просто сейчас нет связи.

Слепцову хотелось поверить во все это. Однако его терзали сомнения в искренности индейца. К тому же он подозревал, что весь этот «подкат» с едой, питьем и маслеными речами был отнюдь не жестом доброй воли. За всем этим маячила какая-то очередная гнусность. Но какая? Русский мог только догадываться. Сальваторе сел напротив него, одарил пронзительным взглядом и стал что-то говорить едва ли не шепотом. Уже после первой фразы пленник напрягся и перестал есть. Ему явно не нравилось то, что предлагал бандит. Он хотел возразить, однако главарь не позволил ему даже и рта раскрыть. Кечуа резко встал и громко, в своей излюбленной манере прорычал:

– Даю три дня на размышление! И ни секундой больше!

Он театрально поднял руку с часами напротив русского, постучал пальцем по стеклу и быстренько покинул комнату.

Виктор сидел некоторое время мрачнее тучи. Затем он встал из-за стола. Аппетит пропал. Ко всему, что не было доедено, больше не хотелось прикасаться. Вот только полупустую бутылку он взял в руки и расхаживал с ней по комнатушке, пребывая в тяжком расположении духа. Индеец своим новым предложением тянул русского все дальше и дальше на дно.

6

Группа майора Лаврова прибыла в столицу Венесуэлы город Каракас специальным рейсом. С военного аэродрома, где совершил посадку доставивший русских десантников самолет, их быстро отвезли в гостиницу венесуэльского министерства обороны. Никаких тебе таможен, паспортных контролей и тому подобного.

Группу заселили в особые апартаменты. Это были два номера, соединенные между собой общим залом. Расположившись по номерам, участники группы собрались в зале за большим столом. Он стал местом как для небольшого завтрака – кофе, чай, сок, омлет, бутерброды – так и для знакомства русских с венесуэльскими координаторами операции. Все же сразу рваться в бой было бы безрассудством. Информации об исчезнувших российских медиках у десантников на момент прибытия было не так много. Местные военные реально могли помочь, если разобраться в хитросплетениях дела, хотя бы выйти на следы преступной группировки.

Завтрак и общение происходили параллельно друг другу. Двое венесуэльских военных, присутствовавших здесь же, лишь попивали воду и смотрели на русских. Разговор начал Батяня. Он отрекомендовал здешним коллегам своих людей. Майор несколько раз сделал упор на то, что это представители элиты офицерского корпуса ВДВ России.

– Это старший лейтенант Никита Плещеев, – говорил комбат. – Он отличный снайпер. Не раз подтверждал это не только на полигонах во время учений, но и в условиях боевых операций. Известен в наших кругах случаем, когда уничтожил вражеского снайпера, который находился в укрытии на расстоянии в полтора километра. Не спрашивайте как, никто до сих пор не может понять, как ему это удалось. А сам он только улыбается в ответ.

И действительно, старлей усмехался, запивая чаем очередной бутерброд. Венесуэльцы впечатленно закивали головами.

– Далее – лейтенант Иван Доронин, – продолжал майор. – Наш непревзойденный мастер связи. Ему дай лишь в руки пару подходящих деталей, и он тут же соберет передатчик. И я это говорю вам без преувеличения. Ну, а вот этот скромный мужчина – капитан Антон Середа. Наш медик. Маг и чародей в своем деле. Во многих «горячих точках» спасал наших. Даже тогда, когда это казалось безнадежным.

Если русские были в штатском, то оба венесуэльца, напротив, были одеты в военную форму. Причем старший по званию, полковник Мигель Эдуардес, был облачен в парадный мундир. Он хоть и казался приветливым, но от него за версту разило дворянской спесью. Батяня про себя окрестил его «горделивым идальго». Да и остальные участники группы тоже заметили, что полковник из числа тех людей, кому неведомо, что не шляпа красит человека, а человек шляпу. Вместе с тем все надеялись, что полковничья напыщенность не помешает общему делу.

Второй венесуэлец являлся адъютантом Эдуардеса. Он был противоположностью своему шефу – скромный и неприметный. Его звали Алехандро Ортега. На нем красовались погоны лейтенанта сухопутных войск вооруженных сил Венесуэлы.

Полковник стал обрисовывать исходное положение дел и, несмотря на свой горделивый вид, отрекомендовал русским своего адъютанта.

– Алехандро здесь со мной не просто так, – говорил идальго. – Он будет вашим проводником. Не потому, что я лично так хочу. А по той простой причине, что он уроженец тех мест, где располагался ныне разгромленный лагерь Красного Креста. Лейтенант знает ту местность, как свои пять пальцев. Думаю, вы не станете отрицать необходимость включения такого бойца в вашу группу.

– Никак нет, – не то чтобы уж совсем по-военному, но подчеркнуто вежливо отреагировал Лавров. – Мы как раз собирались спросить насчет проводника. А вы уже об этом позаботились. Приятно видеть профессионала.

Участники группы моментально сообразили, что Батяня нарочно сыплет комплиментами, чтобы посмотреть, как генерал от них «раздуется». И действительно, высокий армейский чиновник Венесуэльской Республики после слов Лаврова стал походить на голубя-дутыша. Русские не без интереса наблюдали за этим, однако куда больше их интересовало, что же еще скажет господин полковник.

– Считайте, что вам повезло дважды, – продолжил Эдуардес. – Помимо отличного проводника, у вас будет замечательный куратор. Да, я имею в виду себя. Наше командование и высшее руководство возложили на меня весьма ответственную задачу. Я буду вам помогать на всех этапах операции. Ваше легендирование, прокладка маршрута, транспортное и иное обеспечение – это все моя забота. Вам в помощь будет дан взвод нашего спецназа. Однако вы должны понимать ситуацию вокруг наших отношений с Колумбией. На территории Венесуэлы наши спецназовцы будут помогать вам. Если же возникнет необходимость действовать в Колумбии, то… – полковник сделал многозначительную паузу.

– Да, нас информировали об этих тонкостях, – вклинился Батяня. – Мы готовы приступить к делу уже в ближайшие часы.

– Похвальное рвение, – заметил идальго. – Однако для составления конкретного плана действий необходимы снимки с вашего спутника. По последней известной мне информации таких снимков еще нет. Дело в том, что над нужным районом низкая облачность. Там идут дожди.

– Но не можем же мы просто так сидеть и ждать, – промолвил Батяня под одобрительное кивание участников своей группы. – Время идет, и следы российских врачей могут потеряться.

– Вы пока осваивайтесь, привыкайте к смене часовых поясов и климатических условий, – не растерялся генерал. – А то, что ваших медиков не увезут далеко, я просто уверен. Там дороги ни к черту, тем более в дождливую пору. Перевозить их по воздуху, скажем, на вертолете опять же дождь помешает. Так что скорее всего держат их где-то неподалеку от разгромленного лагеря миссии.

– Но ведь вашими военными, насколько я знаю, там ведутся активные поиски, а результата нет, – командир русской спецгруппы на этот раз высказал не самое приятное, что мог бы услышать Эдуардес.

– Во-первых, это простые военные, а не спецназ. Во-вторых, те же погодные условия делают недоступными целые районы. Там ведь есть ущелья, спуститься в которые в такую погоду практически невозможно. Пару лет назад там автобус разбился. Как раз в дождь, когда горную дорогу размыло. Благо, что дождь был несильный и можно было задействовать вертолеты. Так вот, бойцам спецназа приходилось спускаться вниз на тросах и на тросах же поднимать вверх раненых и тела убитых. Но это ведь спецназ! И у них была информация о конкретной точке, где произошла авария. А ваших врачей могут держать в каком-нибудь ущелье под прикрытием зарослей. Не все так просто, как может показаться… – генерал старался сдерживать эмоции и быть убедительным в своих словах.

Русские внимательно его выслушали. Лавров частично согласился с венесуэльским коллегой. Однако все же настоял на том, чтобы начать операцию в самые сжатые сроки после получения снимков со спутника. «Даже если на новых снимках будет всего лишь один квадрат, свободный от облаков, мы отправимся именно в этот квадрат», – заключил Батяня, чем обескуражил венесуэльского полковника и вызвал уважительный взгляд со стороны его адъютанта. Эдуардес не хотел ничего обещать и ответил весьма расплывчато. В стиле: «поживем – увидим». А вот Ортега хотел поддержать русских в своем рвении. Он даже прервал свое затяжное молчание и будто бы выпорхнул из тени шефа, сказав, что при минимальном улучшении погоды вылазка возможна. Генерал посмотрел на него, затем на русских и в конце концов сказал: «Хорошо. Рискнем. Чего уж там».