Аномальная зона

Лично мне Белый дворец не нравился. Нормальное понятие – эклектика, но здесь с ней явно перемудрили. Словно несколько особняков из белого мрамора, спроектированных разными архитекторами, слепили в кучку. Как смотрелось это недоразумение сверху, я не знаю – возможно, никак благодаря столпившимся над обрывом соснам и сложной комбинации маскировочных сетей, которые, как ни странно, антураж не портили. Впрочем, за оградой, впитавшей в себя последние технические новинки, связанные с безопасностью, все было нормально. Вереницу обширных террас связывали каменные лестницы, а где-то и лифты. Гравийные дорожки, фонтанчики, скульптурные композиции, кирпичные беседки. Прохаживались люди – «отдаленно и особо приближенные к императору». Откровенно праздных бездельников у себя под боком Благомор не держал; каждый блюдолиз из свиты выполнял определенную функцию. Администраторы долин, руководители всевозможных служб, советники и советчики, «мальчики» на побегушках. Имелся контингент и «для души». Благомор был ценителем и почитателем женского тела. Он требовал много женщин – красивых и разных. Ходили слухи о его беспорядочной половой жизни. И никто не слышал о наличии у Благомора законной супруги. Любовниц он менял с такой же скоростью, с какой те меняли трусики. Гаремов не держал, но под рукой всегда имелась парочка-другая претенденток на «высокую» постель. Каждая мечтала выбиться в разряд «постоянной», но самое светлое на земле чувство Благомора пока не настигало. Любовницы держались неделю-две, потом уходили в забвение. Дальнейшая судьба экс-фавориток зависела от многих факторов – от настроения, от обстоятельств «расставания», от нрава брошенной подруги. Бывших любовниц, надо признаться, Благомор не убивал. Самое худшее, что могло с ними случиться, – оказаться в грязном борделе под пьяной солдатней. Перспектива получше – чистый бордель для эстетствующих (и не очень) офицеров. Отдельные направлялись для ублажения придворной публики, другим выпадало счастье перековаться в горничную, служанку или, скажем, посудомойку или официантку в офицерской столовой.

Я сдал оружие, потерпел, пока меня со всех сторон просветят, поднялся на пару террас, раскланялся с парой неприятных физиономий. Сдержанно кивнул начальнику Режимной службы Рачному. Этот тип не вызывал ровным счетом никаких эмоций. Рачной прогуливался вдоль беседки, увитой гигантским плющом, и что-то наговаривал в коммуникатор (мемуары, наверное).

– Вызывал? – выразительно повел подбородком Рачной.

– Сам пришел, – лаконично поведал я. – Дошел слушок, что Олег Геннадьевич желает выслушать объяснения и высказать комментарии.

– Сочувствую, – усмехнулся Рачной. Похоже, скоро каждая белка в этом урочище будет знать о неудачном дне Лугового. – Ну, давай, прогуляйся, может, примет.

Сегодня в Белом дворце не проводились мероприятия, требующие скопления народа. Из беседок выглядывали снулые похмельные физиономии, бледные призраки дефилировали по аллеям, обрамленным белым камнем. Увеселительное мероприятие, похоже, было вчера. С тихим ужасом я вспоминал «сатурналию», проходившую в последний день весны. Я прибыл с докладом о проделанной работе, и никто не поставил меня в известность о вакханалии во дворце. Благомор почитал древнеримские традиции (разве что с конем не спал). Сатурналии – ежегодные празднества, когда рабы и господа менялись местами – были важнейшей составляющей придворной жизни. Подобной мерзости я еще не видел. Лизоблюды под недремлющим оком Благомора ползали в ногах смущенных несчастных, разнаряженных в цветастые римские тоги, прислуживали им за столом, получали удары палками, терпели бомбардировку куриными костями. Жены высокопоставленных лиц в полуголом виде исполняли перед «римской знатью» экзотические танцы. «Провинившихся» били плетьми, и Благомор лично контролировал, чтобы удары были не символическими, а до кровавых рубцов. Рабам мужского пола подсовывали обнаженных женщин – это была полная чушь, у недокормленных изнуренных людей давно атрофировались органы, ответственные за те самые функции... Меня поразило в этот вечер выражение лица Благомора. Он не ел, не пил, отмахивался от льнущих к нему женщин. Он упивался властью. Власть – самое сильное возбуждающее средство (согласно высказыванию Генри Киссинджера); он просто тащился от того, что происходило вокруг него...

В бассейне, выложенном «тигровой» мраморной плиткой, плавала русалка в экономном бикини телесного цвета. Моя дорога пролегала мимо бассейна. Я не мог не покоситься на соблазнительные изгибы. У русалки было ладно скроенное тело, длинные ноги, покрытые равномерным загаром. Движения плавные, изящные. Она добралась неторопливым кролем до центра бассейна, перевернулась на спину и стала медленно шевелить конечностями, чтобы не уйти на дно. Красавица, отметил я с какой-то неуместной завистью. Грива золотистых волос рассыпалась по воде, привлекательная мордашка. Глаза пустые, равнодушные (хотя и несказанно красивые). Возможно, чтобы пленница смирилась со своей участью, использовались специальные препараты, особая психологическая «помощь». Девушку звали Диана Лесницкая. Выпускница одной из «Фабрик звезд» – в отличие от сотоварок, у нее был приятный голос. Участница всевозможных хит-парадов, развлекательных шоу, праздничных концертов на ТВ. У Дианы были влиятельные спонсоры и покровители; подозревали о ее связи с членом правительства. Она не вылезала из телевизора, была нарасхват в различных шоу. О похождениях Дианы взахлеб писали «желтые» газеты, с ее именем связывали пикантные скандалы. Ей прощалось все благодаря таланту и смазливой мордашке. Пару месяцев назад Диана Лесницкая пропала из своего пентхауса на Тверской улице. История была темная, связанная с неким пожаром, якобы вспыхнувшим в тот же день в том же доме. Искали пожарные, искала милиция... Средства массовой информации смаковали новость, высказывая противоречивые, порой дикие версии. История была громкой и резонансной. В следствие втянули ФСБ и даже парочку европейских спецслужб. Оперативники недоумевали – Диана пропала таким образом, словно ее и не было в пентхаусе. Охрана, с треском уволенная, пожимала плечами, никто ничего не видел. Через месяц нашли обгоревший труп, по зубам идентифицировали звезду и успокоились. Даже посадили какого-то нервного фаната. В то, что он провернул похищение и убийство, не верил ни один человек в стране – особенно после того, как его нашли повешенным (а не повесившимся) в камере...

Я нисколько не удивился. Просто приятно было видеть эту женщину живой и здоровой. И не такие «великие пропащие» всплывали в Каратае. Я встречал тут ведущего специалиста столичного НИИ горных пород и минералов – о его исчезновении средства массовой информации тактично промолчали (не та фигура, чтобы заработать на ажиотаже). Лично беседовал со скандально известным подполковником спецподразделения «Альфа», которого подозревали в организации покушения на руководителя «Росэнерго», да не смогли поймать. Видел труп некоего ушлого господина из администрации президента, замешанного в коррупционном скандале. Прибыв в Каратай, он не избавился от своих порочных привычек, в результате чего и стал трупом...

Русалка подняла голову – на слух она не жаловалась. Красиво подплыла к краю бассейна, высунула мокрую мордашку. Не успел я моргнуть, как блестящее тельце перекочевало за край и разлеглось на кафельной плитке. Зрелище в данное время дня абсолютно неприемлемое.

– Есть минутка, офицер? – проворковало соблазнительное существо.

Минутка, в принципе, была. Но из детского возраста я давно вышел, понимал, чем чревато общение с одалиской.

– Вам скучно, Диана? – Я невольно притормозил.

– О, вы знаете мое имя... – Она соорудила самое сексуальное выражение лица, которое я когда-либо видел. – Поговорите со мной, офицер... – Она соблазнительно облизала пухлые губы и поменяла позу на абсолютно неприемлемую. – Здесь так скучно, я совершенно не знаю, чем заняться...

– Простите, мэм, но у меня назначена встреча... – Щеки мои запылали, словно я сидел у печки.

– Как жалко, – вздохнула девушка. – Но ваша встреча ведь надолго не затянется, верно? Возвращайтесь, офицер, я буду ждать...

Я галантно раскланялся и припустил прочь, чувствуя чудовищную неловкость. Умеют же эти чертовки вогнать человека в краску и уготовить ему (и себе) большие неприятности! Но ничего, в местных лабиринтах я найду обратную дорогу в обход бассейна...

На следующей террасе, расположенной непосредственно под местным «Версалем», я повстречался с загадочной, лишенной колорита персоной. Мужчина средних лет, с продолговатым тусклым лицом, одетый в блеклый костюм и водолазку, прохаживался у искусственного пруда, заросшего желтыми лилиями, и задумчиво посматривал, как садовник обихаживает куст колючей аралии.

– Филиппыч? – учтиво склонил я голову.

– Луговой? – в том же духе отозвался Филиппыч.

На этом обмен любезностями завершился, и я отправился дальше. Кто такой Филиппыч, не знал никто, за исключением, естественно, Филиппыча и Благомора. Полное имя, чем занимается, статус при дворе. Он был немногословен, сдержан, ко всем относился ровно и снисходительно. Частенько Филиппыч пропадал в неизвестном направлении, появлялся, когда считал нужным, вел себя независимо, перед «патроном» не пресмыкался, постоянно нарушал «придворный этикет», но это нисколько не раздражало Благомора. Частенько эти двое уединялись, приватно перешептывались и были крайне недовольны, когда их уединение нарушали. Приказов от Благомора Филиппыч, насколько знаю, не получал. Лишь однажды я был свидетелем, как Благомор посмотрел на часы и неуверенно произнес: «Не пора ли, Филиппыч?» – «Рано еще, – также глянув на часы, отозвался Филиппыч, – скоро поеду». Злые языки по углам и беседкам предполагали, что сексуальные пристрастия Благомора простираются несколько дальше традиционных, но лично я в это не верил. Геем Благомор не был. При таком-то количестве женщин? При столь неинтересной внешности Филиппыча? При практически неограниченном выборе сексуально привлекательных мальчиков?..

Благомор в этот час не был похож на человека, снедаемого яростью; впрочем, в прекрасном расположении духа также не был. Он сидел на соломенном стуле, закутавшись в халат, выдержанный в строгую полоску, потягивал коктейль из граненого бокала и меланхолично смотрел с высоты террасы на раскинувшийся внизу распадок. В резиденцию меня не пригласили – да я и не рвался. Он искоса глянул в мою сторону и невразумительно хмыкнул.

– Добрый день, Олег Геннадьевич, – уважительно поздоровался я.

– Да уж, добрый, – согласился Благомор.

Я покосился на закрытые стеклянные двери веранды. Стекло, могу поспорить, было трижды прочным. Только внешне оно напоминало обыкновенное. Охрана в глаза не бросалась, но кто бы сомневался: опрятные кусты, стены здания, камни бордюра среагируют правильно, вздумай посетитель что-нибудь затеять.

– Присаживайтесь, Луговой. – Благомор кивнул на свободное кресло. – И нечего тут коситься.

– Спасибо, Олег Геннадьевич, постою, если можно. – Я отодвинулся к тяжелой балюстраде, за которой открывался головокружительный вид.

– Как угодно, – пожал плечами Благомор. – Мой зловредный Рачной, кстати, крайне не рекомендует приближаться к этим перилам. Панорама, как видите, на много верст. Держать всю эту благодать под контролем служба безопасности не может. При нынешнем разнообразии, совершенстве снайперского оружия и достатке способных людей...

Я почувствовал недобрый холодок в груди. Технологии действительно шагнули. Да и люди... Я лично был знаком с одним охотником, бывшим снайпером из 40-й армии – после трехсот водки с шестисот метров он мог «проколоть» ухо белке.

– Ничего, Олег Геннадьевич, моя ничтожная персона никому не интересна. Хотелось бы объяснить вам причины постигшей нашу группу неудачи с Гульштерном, в чем вина исключительно моя...

– Понравилась Диана? – Глазки Благомора сузились в щелки.

Кто бы сомневался. Не только стены, но и воздух имеет глаза и уши, а также возможность моментального оповещения хозяина.

– Разумеется, Олег Геннадьевич. – Я старательно сохранял самообладание. – Не припомню ни одной женщины из вашего окружения, которая не нравилась бы мужчинам. У вас прекрасный вкус. Диана – очень милая, неотразимая, безумно сексуальная... Мне продолжить, Олег Геннадьевич? Или остановимся на том, что я никогда не завел бы шашни с женщиной моего высокого босса?

– Вы неисправимы, Луговой, – с каким-то детским недовольством отозвался Благомор, – даже испугаться не можете по-человечески... Ладно. Давайте ваш доклад.

Я рассказывал во всех подробностях и даже описал обвал в лазу, виновником которого в данном изложении оказался не я, а сбежавший убийца.

– Мне очень жаль, Олег Геннадьевич, – закончил я. – Понимаю, какие надежды вы возлагали на беседу с Гульштерном; также понимаю, что, если бы мы взяли его живым, поиск притаившихся заговорщиков пошел бы значительно веселее. Вину с себя не снимаю, покорно жду наказания. Но хотелось бы, чтобы вы ознакомились с некоторыми задумками относительно минимизации последствий случившегося.

– Излагайте, – пожал плечами Благомор.

Надо признаться, он умел выслушивать предложения. Самым поразительным образом в диктаторе Каратая сочетались тяга к пышным развлечениям с умелым администрированием вверенного ему «предприятия». Он вникал во все вопросы. Мог быть жестоким и удивительно благоразумным. Был тираном, но никогда не брезговал полезными советами. Знал обо всем, что происходит в урочище. Обладал завидным интеллектом и умением предвидеть последствия. Мог ошибаться, ставить не на те фигуры, но всегда признавал свои ошибки, учился на них и рано или поздно выходил победителем. Умел награждать и наказывать. Никогда не требовал невозможного, но сурово карал за халатность и неисполнительность. Эдакая гремучая смесь Калигулы, Черчилля и Иосифа Виссарионовича Сталина, чей портрет, по слухам, висел у него в гостиной.

Я изложил свои соображения. Заводилой заговора Гульштерн никогда не был. Он даже не являлся его идейным вдохновителем. Знал руководителей подпольных ячеек, не больше. С поимкой Гульштерна проблемы следствия не разрешились бы автоматически. Мы просто зашли бы в другой тупик. Руководитель заговора в Каратае неизвестен до сих пор. Кто направлял его действия извне, сокрыто тем же мраком. Тщательное расследование доказывает, что группа товарищей из ФСБ, представителем которых выступал мой знакомый «Пал Палыч» (на поверку Хаврун Сергей Романович, полковник Н-ского УФСБ), к заговору отношения не имеет. Возможно, они являлись наблюдателями, но и только. Действия заговорщиков были бездарны и носили демонстративный характер. Словно предупреждали – мы есть, вот и дальше трепещите, когда-нибудь дождетесь. Отказ руководителей заговора пристроить своего человека в ближайшее окружение Благомора (удивительно, но факт), тупой обстрел из минометов резиденции – зачем? Штурм дворцового комплекса, когда там не было правителя, – объясните, на хрена?! Ни малейшей попытки нейтрализовать готовые к бою «Черные акулы», способные за считаные мгновения уничтожить роту солдат, как бы те ни зарылись в землю. Кто же так делает? За Благомором, бегущим на север – искать защиты у Триглава в Грозовой долине, – отправили лишь один вертолет. Второго не нашли? И так далее. Глупо, нелогично, бессмысленно. Возможно, так и есть – устроители заговора и не намеревались выиграть. Об этом знали только они (их имена неизвестны), а прочие участники были не в курсе. Тогда что это было? Отвлекающий маневр? ОТ ЧЕГО отвлекающий? Предстоит выяснить. Работа с Гульштерном лишь усугубила бы возню в болоте. Он выдал бы только тех, кто тупо исполнял его приказы (эти люди уже неопасны), а имени своего непосредственного кукловода Гульштерн не выдал бы даже под пытками – он его попросту не знал. Следствию пора съезжать с накатанной колеи. Имеется лишь один способ выйти на реальных авторов заговора, и он никак не связан с беготней за местными «шестерками». Придется подключать агентов на «большой земле». И не только в России. И не только рядовых агентов. Не секрет, что руководство Каратая взаимодействует с определенными кругами в знаменитой компании «Де Бирс» – мировом лидере по добыче алмазов, а также с финансистами и дельцами ведущих мировых бирж. Довольно сложно выбрасывать в свободную продажу тонны никем не контролируемых алмазов и не обвалить при этом рынок...

Благомор, полузакрыв глаза, выслушивал мои соображения. Несколько раз по ходу монолога кивнул, как бы соглашаясь.

– Хорошо, Луговой, – он недовольно нахмурился, – в здравом зерне вам не откажешь. Считайте, что отбрехались. Поговорите с Челобаем, пусть сведет вашу группу с Антоновым – тот курирует связи с «материком». Работайте. От санкций в ваш адрес пока воздержимся, до сегодняшнего дня вы проявляли себя как способный работник. Посмотрим, на что вы еще способны... Да и как-никак вы спасли мне жизнь...

«Хорошо, что помнит», – подумал я.

– Другие проблемы, Олег Геннадьевич? – проницательно подметил я.

– А когда они кончались? – Благомор коряво усмехнулся. – Проблемы – как из рога изобилия... В одной из деревень долины Падающей Воды вчера вспыхнул бунт. Эти уроды реквизировали у крестьян почти все. Людям просто нечего жрать; зарезали старосту, пытавшегося их образумить, выгнали людей, прибывших за «излишками» продовольствия, взялись за вилы... На прииске в Аркадьево накрылся бур в кимберлите. Уж больно инцидент напоминает вредительство – вы когда-нибудь пробовали сломать этот бур? Администрация ползает на коленях, просит милости, что-то лопочет о недельных ремонтных работах...

– Все решаемо, Олег Геннадьевич, – мягко произнес я. – Позволите идти?

– Да кто же вас держит, – пожал плечами Благомор. – Ступайте, работайте на благо нашего общего дела.

Я развернулся, чтобы уйти, не забыв при этом склонить голову и щелкнуть каблуками, но тут он остановил меня, произнеся в спину как-то вкрадчиво:

– Я слышал, вы проявляете чрезмерную любознательность, Луговой?

Я развернулся четко по-военному, едва не вскинув руку в гитлеровском приветствии.

– Простите, Олег Геннадьевич?

– Люди жалуются, что вы суете нос в дела других отделов. В частности, отдела «Ч», отдела криптографии и подразделения Антонова. Что скажете, Луговой? Только не говорите, что ваша любознательность с вами и умрет.

– Я всего лишь работаю, Олег Геннадьевич...

Нехорошо мне стало от его взгляда. Тяжелый обруч сдавил грудную клетку. Благомор прав, пора умерять любопытство. Добром это дело не кончится. Неоднократно поступали прозрачные намеки – отнюдь не со стороны Благомора. Один лишь прошлогодний инцидент в Утином Броде чего стоит.

– Вы читали инструкции, – вздохнул Благомор, – в них отчетливо указаны границы вашей компетенции. Секретность первого и второго уровней – увы, не ваше. Мы не тупые армейские дуболомы, понимаем, что расследование некоторых дел приводит иногда к запретной тематике. Но и в этом случае ваши действия прописаны. Отдайте заявку на рассмотрение – и получите либо информацию, либо часть вашего расследования проведут другие люди. А вы суетесь сами, без спроса. Я получаю жалобы. Последний донос был совсем возмутительным: ну, скажите на милость, какая вам разница, кто такой Филиппыч? Зачем эти несанкционированные вылазки в мировую сеть с попытками получить информацию, манипуляции никами и паролями?

Сердцу стало тесно в груди. «Куда ты лезешь, Луговой? – пульсировал маячок в мозгу. – Сколько кошек прикончило любопытство?»

– Это не повторится, Олег Геннадьевич. – Я щелкнул каблуками и удалился из опасной зоны.

* * *

Я возвращался на базу в глубокой задумчивости. Под меня копали, это не новость. Копали где-то рядом – в моей же «корпорации монстров». Искать компромат на меня бессмысленно – ввиду его отсутствия. Мелким козырем для противника могло бы стать пресловутое любопытство (что было, то было, но далеко я в своих изысканиях не продвинулся), ловкая подстава или...

И снова вспоминался прошлогодний случай в Утином Броде – в низине с пологими увалами между деревнями Крюки и Гольцово. Пробило колесо, и в голове включилась паника: чего бы она на ровном месте включилась? Я попятился в водосток, зигзагами добежал до леса, вызвал подмогу. А впоследствии терзался: шизофрения, паранойя, реальная угроза? Кому понадобился бывший следователь военной прокуратуры, не являющийся «разносчиком» информации и толком не представляющий опасности? Конкурент? Соискатель на мою должность? А что хорошего в моей должности? Рискуешь, как все, спишь урывками, личная жизнь трещит, люлей получаешь в первую очередь. Не дают кому-то покоя мои «особые» отношения с Благомором? Ох, чувствую, скоро придет конец этим «особым» отношениям...

Я вывернул руль перед Матрениным бором и сбросил скорость, выезжая на кочковатую лесную дорогу. Через несколько минут я спустился с горочки в тот самый Утиный Брод. С одной стороны, увалы поросли редкими осинами и ольхой, с другой – зеленел густой ельник, при желании там можно спрятать хоть дивизию злоумышленников. Глупо с моей стороны искать улики спустя год. Но можно было просто прогуляться.

Я остановил машину ровно там, где в памятный день спустило колесо. Куст в водостоке, с которым я бодался, был сломан и наполовину высох. Опасность исходила из ельника – я чувствовал. Прошелся по опушке, увязая в глиноземе, поросшем пушистой травкой. Посидел на корточках – поближе к земле. Сунулся в лес... и внезапно оробел. Расстегнул кобуру, раздвинул ветки боярышника, снова присел «на кукурки» – еловые лапы висели слишком низко, заслоняя обзор. В печенке уже эти «былинные» леса Каратая, где за каждой кочкой что-то да корячится. Анчутки прыгают – чертенята, по-нашему, – беспятые, беспалые, любители проказничать. Бука в заболоченной низине, спрятавшись в кусты, аппетитно грызет чьи-то белые косточки...

Я осмеял свою нерешительность, походил по лесу, вычислил все места, откуда просматривалась машина, и едва ли не обнюхал их. Выискивал «пролежни», окурки, сломанные ветки. Несложно догадаться, чем закончились мои поиски. Вскипев от злости, я затоптал недокуренную сигарету, выбрался из леса и зашагал к машине. Прыгнул за руль, вставил ключ в зажигание, повернул... и машина не завелась. По спине подуло холодком. Я повторил манипуляцию – аналогичный результат. История с Коровичем повторялась в виде фарса? Чушь – история с Коровичем и была настоящим фарсом. Я машинально потискал кобуру – она уже была расстегнута. Перегнулся через сиденье – не спрятался ли кто сзади? Посмотрел во все окна – не подкрадываются ли к машине полчища нечистой силы? Лучшее решение – просто подумать. У Коровича сел аккумулятор, при попытке завести машину раздается треск. У меня – без треска. Батарея новая. Просто зажимы разболтаны, плохо охватывают клеммы, искра не проходит. Плевое дело. Подпрыгнул где-нибудь на кочке, контакт и расцепился. Ругаясь сквозь зубы, проклиная свою склонность к суеверию (вроде не наблюдалось за мной такого), я выбрался из машины, распахнул капот.

– Кхе-кхе... – покашляли сзади. И произнесли этак вежливо и смущенно: – Сломались, сударь?

Я резко повернулся – жар в голове, а ноги заледенели. Пусть меня молния пронзит, если несколько секунд назад тут кто-то был! А теперь стоял мужичонка ростом ниже среднего, седоватый, бородатый, давненько не навещавший парикмахера, одетый как пилигрим – серые штаны фасона «семеро нагадили, а я ношу», длинная рубаха, сверху рубаха покороче, на ней еще короче, и всю эту капусту подпоясывала тесемка, завязанная бантиком. «Пилигрим» опирался на палочку и смотрел так добро, что хоть за мелочью лезь.

– Это бывает, уважаемый, – ласково сказал незнакомец. – Проблемы со стартером, с замком зажигания... Входящее реле давно проверяли? Давайте я вам помогу. Ох уж эти неисправимые пользователи, не разбирающиеся в элементарных конструкциях...

Почувствовалось легкое головокружение – «пилигрим» смотрел на меня ласково, обезоруживающе. Еще минута, и... Какая продвинутая нынче нежить. С этой публикой ни в коем случае нельзя разговаривать, а то заговорит зубы, затянет в бездну, оглянуться не успеешь. И смотреть им в глаза не стоит... Я выхватил пистолет, когда он уже подался ко мне, начал оттеснять от капота. Взвел курок.

– Назад, «пилигрим»! – Слова давались с трудом, приходилось буквально выхаркивать их из горла.

«Дух» был отчасти материален. От него пахло, его можно было потрогать. Не разобраться без бутылки с этими местными духами...

– Ты что, офицер, – ласково сказал пришелец. – Я же безвозмездно, так сказать, в плане бескорыстной услу...

– Самоуничтожься, помощничек! – взревел я, втыкая ствол ему в переносицу.

Он увидел, что мой палец ползет по спусковому крючку, перепугался, как настоящий, и начал пятиться. Я за ним. Он припустил вприпрыжку – и на хрена такому, скажите, палочка? – я сделал несколько шагов и встал. Не уйду от машины. Попятился. А этого «духа» из народных преданий уже и след простыл – растворился в воздухе, отбежав всего на несколько шагов! Страх остался в организме – кто следующий? Какую масочку на этот раз нацепим? Я покрутил зажимы на клеммах, работая боковым зрением. Приди же, контакт! Захлопнул капот, взгромоздился за руль. Машина завелась, умница...

Только через милю начал отпускать страх. Я сообразил, что еду не в ту сторону, и повернул на примыкающий проселок. Карта местной «инфраструктуры» стояла перед глазами. Предстояло еще заехать в отдел, порешать наболевшие вопросы и пожаловаться Челобаю на отвратительную работу отдела «Ч». Оттого и назвали сборище бездельников отделом «Ч», что в их компетенцию, помимо прочего, входит работа с «чужими». Выражаясь понятнее, с НЕПОЗНАННЫМ. Еще понятнее: НЕ ПУЩАТЬ. Не проникновение в суть явления (в этой сути сам черт ногу сломит), а очистка от него стратегически важных объектов и их окрестностей. У парней хитроумное оборудование, собственные эксперты, консультанты, в том числе из местных жителей. А работают спустя рукава. Нечисть оккупировала все ближайшие леса, аномальные зоны становятся шире, глубже, страшнее, расползаются, как кровь под мертвецом, появляются там, где их еще недавно не было. Надежно защищены от посягательств лишь долина Черного Камня и долина Покоя, где расквартирован ценный персонал, да кое-какие коммуникации, имеющие значение. Плюс ареалы обитания местных феодалов. На этих участках работают сильные экстрасенсы, ангажированные режимом, какие-то колдуны со «специальным образованием», особые датчики, сигналы с которых отслеживаются круглосуточно. На остальной территории Каратая лучше держать кобуру расстегнутой. Хотя и кобура – не такая уж волшебная палочка. Крестьяне в деревнях практикуют заклятия, «волшебные» порошки. Говорят, что помогает от мелкой нежити. Сами спасаются, дома спасают, скот. Я сам, уж если откровенно, навестил однажды деревенскую колдунью. Отслюнявил ей, сколько просила, потерпел, пока она глумилась надо мной, верша охранный заговор, выпил волшебный настой из перетертых корешков, лягушачьих лапок и крысиных хвостиков, крякнул, занюхал рукавом. Китайская кухня отдыхает. А как она расхваливала свою гадость – ну прямо как пройдоха Цзюн свои таблетки от несварения. Оно и видно по сегодняшним (да и не только) событиям...

* * *

Я спустился с горочки в долину Покоя не сказать что глубокой ночью, но стемнело уже давно. Свет фар выхватывал из темени кусты отцветшей сирени, сибирской дички, пестрые цветочные клумбы. На календаре начало лета, а в благодатном климате Каратая полным ходом цветут цветы и плодоносят жимолость и малина... Я медленно ехал по узким дорожкам, петляющим с террасы на террасу. В отдельных коттеджах еще мерцал свет, но в основном люди спали – напахались за день на ответственной работе, доползли до дома, отключились.

Я добрался до своей ограды, стилизованной под рябь на телевизоре, заехал на предназначенный для парковки пятачок, погасил фары, выключил двигатель. В доме не спали; на первом этаже за шторами горел свет, казалось, там что-то мельтешит – от усталости, наверное, мерещилось. Я откинул голову на подголовник, пролистал события минувшего дня, разложил их по полочкам, чтобы удобнее было найти в случае нужды. Я всегда так делал. Пусть мир летит куда подальше, но в голове должен царствовать немецкий порядок.

Челобая в последнее время стали нешуточно беспокоить китайцы. В Каратае их было немного, жили обособленными общинами, разводили овощи, держали какое-то подобие аптек, сбывая хворающим людям средства своей народной медицины (благо с травами в Каратае недорода не было). А тут вдруг стали шевелиться, выбираться из своих убежищ, проявлять интерес к происходящим событиям. То реквизируют у них коробку сотовых телефонов, осуществляющих каким-то образом связь (делают вид: не наше, ничего не знаем, под крыльцом валялось), то нарушителей поймают у закрытого объекта (и снова изумленные лица – грибы, мол, собираем, насяльник; ага, весной). Намедни «смежники» провели облаву в отдаленной общине. Всплыла информация, что «популяция» китайцев загадочным образом пополняется. Образовались «лишние» две дюжины душ. Тропы в Каратай закрыты, муха не проскочит – нашли лазейку? И чего хотят? Жизнь в Каратае, прямо скажем, не сахар. И ведут-то себя смиренно, кланяются, виновато щурятся – мол, никак нет, начальник, мы все те же, ты еще раз пересчитай. И суют подношения – китайскую рисовую водку, порошки для потенции, черную икру. Как не вспомнить мудрого Дэн Сяопина: «Китай должен скрывать свои возможности, ждать своего часа и всегда оставаться в тени…»

Хрустнул гравий. Я среагировал оперативно – выхватил пистолет, подался вбок, едва не раздавив коробку с трансмиссией. Кто их знает, начнут палить в «лобовик»... Но было тихо. Я всматривался в черноту. Степан решил поразвлечься, в привидение поиграть? Убью этого фрика! По-моему, кусты шевельнулись... Какого хрена?! Ведь тут повсюду охрана!

– Михаил Андреевич, это я... – сдавленно донеслось с улицы. – Плюгач...

Твою дивизию! А ведь однажды меня могут подловить в собственном доме... За окном колыхалась нечеткая тень. Я активировал стеклоподъемник, и тень обрела очертания. Перед машиной мялся мой информатор по фамилии Плюгач, вполне соответствующей его внутренней сути.

– Другого места не нашел? – ворчливо бросил я. – И долго тут торчишь?

– Да нет, не очень долго, Михаил Андреевич. Со склона ваш участок как на ладони, видно, что машины нет... А где бы я вас еще нашел? Вы же теперь неуловимы – то здесь, то там. А по «сотке» связываться неудобно – ее же прослушивают...