Пленники острова Стримов

Некоторое время ничего не происходило, лишь в просвете между листьями виднелось белое пятнышко. Но вот оно качнулось, с ним качнулись листья. Я приготовился, замахнулся. Куст задрожал, ветви раздвинулись. Из зарослей выглянула симпатичная мордочка, украшенная короткими рожками. Большие глаза внимательно без страха осмотрели меня, медленно мигнули.

Козленок. Маленький козленок, симпатичный, будто сошедший со страниц детской книжки! Он вдоволь насмотрелся на меня, издал блеющий звук, в котором отчетливо слышались нотки насмешливого презрения, вырвался из зарослей и побежал по склону, громко цокая копытами.

– Бывает же такое! – улыбнулся я, взвесил камень в руках, забросил его в кусты.

Несмотря на довольно крутой склон карабкаться наверх было легко, множество массивных валунов в беспорядке разбросанных по слону создавали естественную лестницу, помогая подниматься и указывая дорогу. Не более получаса прошло, как я оказался на самой вершине горы. С любопытством настоящего туриста осмотрел каменную площадку, пятачок, овальный, как и сам остров, размерами метров восемь на десять. Честно говоря, я несколько расстроился, не обнаружив жерла вулкана, пусть маленького, пусть давно потухшего. Наверняка это было бы здорово, с одной стороны, но нет, так нет. Зато было дерево. Удивительное дерево. Не знаток я живой природы, потому не смог определить его вид, так, исключительно из любви к родине нарек его сосной. Похоже, иголки есть, что еще надо!

Большое, просто огромное, оно каким-то чудом забралось на вершину скалы, обосновалось в небольшой трещине, намертво ухватилось корнями за камень, закрепилось в его трещинах. Поразительное создание, фантастическое. Особенно удивителен его профиль. Слишком уж искорежен ствол, слишком уж перепутаны ветви. Так и веяло от него чем-то, что сродни суеверному трепету. Смотришь на него и понимаешь – непростое оно, это дерево из тех, которым поклоняются…

Я уселся на ровную отполированную дождями и ветрами площадку, расположился в тени удивительного растения, глубоко вдохнул чудесный воздух, пахнущий хвоей, сдобренный морской пылью, залюбовался островом и бескрайним морем вокруг него. Медленно повернул голову в одну сторону, в другую, стараясь все увидеть, все рассмотреть. Этого показалось мало, тогда я достал блокнот, ручку и почувствовал себя настоящим первооткрывателем. Не просто первооткрывателем, а ученым, географом эры великих открытий. Тем, который взобрался на вершину недавно открытого им клочка суши и создает первую карту новой земли. Глупость, конечно, я ведь далеко не первый, были здесь люди, есть карты, детальные карты, но я создам и свою, эта будет особенная, моя, не похожая ни на какую другую…

Ничего не скажу о точности, но в оригинальности моего творения сомневаться не приходилось, все-таки картограф я еще тот! Но я старался. Старался как можно точнее изобразить на листе бумаги то, что видели глаза. Работал медленно и скрупулезно. Со всей возможной ответственностью относился к каждому штриху, к каждому изгибу береговой линии. Водил ручкой по бумаге, старался и с каждой секундой понимал – в моем лице картография ничего не потеряла. Да и не только она, сколько себя помню, ни рисовать, ни чертить у меня не получалось.

Как бы и все. Не прошло и нескольких минут, как я решил, что справился. На странице блокнота красовалась картинка, отдаленно напоминающая карту. Действительно отдаленно. То, что у меня получилось, более всего напоминало фрукт, который вчера красовался на нашем столике в качестве дополнения к коньяку – манго. Нет, правда, с какой стороны ни глянь, а смотрит на меня манго. Аппетитный плод, слегка коряво-овальной формы, надкусанный там, где была бухта, да еще и с хвостиком, образованным изгибающейся у северной части острова песчаной косой…

Отогнав прочь неуместную самокритику, я тут-таки решил – нормальная карта, во всяком случае, как для начинающего. Нет, правда, зачем придираться к самому себе? Вот я и не стал. Убедил себя в том, что рисунок отличный, что карта готова, правда, надо было еще дать названия географическим объектам, пожалуй, это даже важнее точности.

Фантазия, не мешкая, взялась за дело. Рисунок был озаглавлен. «Остров Манго» красовалось в верхней части листа. Ниже и чуть правее, там, где извивалась песчаная отмель, я написал «Коса Хвостик». Ту небольшую вмятину, что в восточном боку воображаемого фрукта, гавань ограниченную дотами, подписал «Бухта Омега».

– Казалось, такая мелочь, несколько слов добавил, а все кардинально изменилось! – восторженно пробормотал я, глядя на то, как непонятный рисунок просто на глазах превратился в карту. – Надо будет придумать названия еще кое-чему, для начала…

Ручка уверенно коснулась центра рисунка. Образовалась жирная точка, у которой я, чуть поразмыслив, написал «Гора Червоточина».

– Если остров у меня фрукт, то точка в его центре – дыра, в которой живет червь. Почему выпуклая? Хороший вопрос. Может это как нора у крота. С одной стороны посмотреть – нора, с другой – холм, – довольный собой я закрыл блокнот. – Действительно начинаешь чувствовать себя географом, правда, стоит отдавать себе отчет в том, что все твои открытия никому не нужны, даже самому себе. Ну и ладно, надо спускаться.

Наверняка эта возвышенность не заинтересует ни одного более или менее профессионального альпиниста. Слишком уж низкая она, склоны слишком уж пологие. Но для меня, человека, не имеющего опыта лазанья по скалам, это был настоящий экстрим. Помню, кто-то мне рассказывал, что подъем всегда проще спуска, так он был прав.

Осторожно, хватаясь руками за редкие выступы, впиваясь пальцами в трещины, я сползал вниз. Полз, с трудом заставляя пальцы выпускать опору, удивлялся, до чего же легко было взбираться наверх, и до чего трудно спускаться вниз!

Вот и «ступени». Пояс валунов, спиральными рядами подчеркивающих конусность вершины. Ноги уперлись в твердый бок одного из них, я облегченно выдохнул, теперь не нужно ползти, можно стать на ноги и спокойно шагать по склону.

Еще несколько минут и передо мною возникла стена густого подлеска. Я вернулся туда, откуда начал подъем. Желания разбежаться и броситься в заросли не возникло, кровь на ссадинах еще не свернулась, потому я медленно побрел вдоль кромки леса, выискивая место, где кусты росли не так густо.

Очень скоро такое место нашлось. Его обозначало сухое дерево на границе живого леса и зоны мертвых камней. Настолько удобное место, что я не удержался, достал блокнот и сделал пометку. Оно действительно того стоило. С одной стороны, под сухими ветвями не росли кусты, что позволяло легко забраться в чащу, с другой – над ним был очень пологий склон, что позволяло легко взобраться на вершину скалы.

– Запомню это место на будущее…

Я энергично захлопнул блокнот и быстро углубился в лес. Прошел несколько десятков метров, вышел на продолговатую поляну. Вытянутая вдоль, с ровными, отчетливо обозначенными границами, она меня сразу же заинтересовала, а особенно после того, как я догадался посмотреть себе под ноги.

Камень. Только уже не тот монолит, из которого сложена гора, это другой камень, обработан он человеческими руками, уложен, вдавлен в землю. Знакомая дорога, знакомая брусчатка!

Средь слегка покачивающихся верхушек деревьев довольно отчетливо виднелась башня маяка. Совсем рядом она, будь у меня крылья, одного взмаха хватило бы, чтоб с лесистого склона перелететь на его верхнюю площадку. Но летать я не умел, да и учиться желания не возникало. Земной я, мне интересней дорога. Ясно же, она здесь неспроста, ведет она куда-то.

– Если решил быть географом, надо быть им до конца, – продекламировал я. – Надо изучить и дорогу. То место, где она начинается, я уже видел, это берег моря, в той его части, где сохранились ряды деревянных свай, осталось выяснить, где она заканчивается!

Я мысленно помахал рукой маяку, повернулся к нему спиной и побрел по дороге, ведущей вдоль склона горы. Побрел вперед, в неизвестность.

Здорово потрудились дорожники прошлого, немало сил у них ушло, немало времени. Подумать только, вырубили деревья, стесали часть склона, создавая на нем обрывок серпантина, укрепили его. Работы было проведено, трудно себе представить сколько. И вот что непонятно, для чего все это? Вопрос…

– Нет, правда, мне жутко интересно, куда ведет эта дорога? Кто ее построил, зачем… – обращаясь то ли к себе, то ли к деревьям, пробормотал я. Ответа не было, да и кто мне ответит…

Пусть как бы качественно ни были уложены камни, времени с момента создания дороги прошло много. Лес понемногу возвращал себе территорию, которую позаимствовал у него человек. Наступал он с обочин, выворачивал булыжник, создавал препятствия мне, случайному путнику.

Один из камней, опрокинутый корнем мощного дерева с яркими оранжевыми плодами некстати оказался у меня на пути. Пока я с любопытством разглядывал плод, потенциальную вкуснятину, висящую на ветвях, пальцы ног встретились с неожиданным препятствием. Я тут-таки взвыл, да так громко, что и сам испугался.

Попрыгав на одной ноге и высказав вслух все, что думаю, о камне, о том человеке, который его так неудачно положил, а еще о корнях и плодах неизвестного мне дерева, я поковылял в сторону. Подошел к невысокому прямоугольному возвышению серого цвета, более всего похожему на бетонный блок, намереваясь присесть, снять обувь и полюбоваться результатами собственной беспечности и невнимательности.

Чем был камень, заинтересовавший меня своей правильной формой, я так и не узнал, как и не увидел, что случилось с пострадавшей ступней. Как-то сразу стало не до того. Я ступил несколько шагов в выбранном направлении и замер. В один миг я отчетливо почувствовал пустоту. Пропасть, что находилась просто у меня под ногами. Я ощущал, как земля вибрирует, подпрыгивает, будто батут, да еще и поскрипывает, противно так, будто ветер качает сухое дерево, пытаясь сломать. Нелепое сравнение…

Не успел я оценить всю глупость и бессмысленность мыслей, не успел подыскать объяснение тому, что чувствовал, понять, что это: деятельность нафантазированного мною вулкана, землетрясение, или всего лишь отзвуки моих шагов, как земля резко прогнулась и с треском лопнула. Я провалился, ударился ногами обо что-то твердое и, набирая скорость, кубарем покатился вниз по гладкому наклонному полу.

На третьем или четвертом кувырке ржавая труба больно ударила меня в грудь. Я остановился и повис на ней будто на турнике. Намертво вцепился в спасительное железо, попытался подтянуться, но не сумел, изрядно тронутый ржавчиной металл буквально рассыпался в моих руках. Я упал, можно сказать, сел на покатую поверхность, покрытую толстым слоем влажной земли и глины. Замер, боясь пошевелиться. Мгновение спокойствия и я, а со мною слой отвратительно-скользкой грязи поехал вниз. Сначала медленно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее…

Глава 7. Остров изнутри

Смесь насыщенной влагой почвы со скользкой глиной, в которой вкраплениями застыли мелкие камешки, будто эскалатор доставила меня в «подземелье» острова. Процесс погружения в недра земли начался так неожиданно, так внезапно и так скоро закончился, что я даже не успел испугаться. Это мерзкое чувство настигло меня позже, внизу, на ровной площадке, когда бояться, по большому счету, было уже поздно.

Все остановилось, все замерло. Затихли звуки, добавляя остроты ощущениям, померкло свечение, пробивающееся из дыры в потолке, той, которая образовалась в месте моего падения.

Я закрыл глаза, стараясь не думать о том, что лежу на влажном холодном грунте (в грязи, что ближе к истине). Попытался расслабиться и убедить себя в том, что все хорошо, что боль в груди не результат столкновения с железкой, а всего лишь плод воображения. Минута прошла, за ней другая. Боль исчезать не собиралась. Напротив, она усиливалась, она разрасталась. Болело не только в груди, заявили о себе локти, которыми я тормозил, да и спина заныла, напоминая о том, что именно на ней я и съезжал. Веселого мало…

– Лежать это хорошо, но только если не долго, – пробормотал я. Открыл глаза. Выпрямился. – Надо что-то менять, как минимум, пытаться.

Не очень хотелось моему несчастному организму шевелиться, пришлось его заставить. Понемногу я начал подниматься. Можно сказать удалось. Для начала сел, несколько раз мигнул глазами, уговаривая их смириться с почти абсолютной тьмой. Убедил себя в том, что это сработало. Посмотрел вниз, не увидел ничего, взглянул на наклонную плоскость, по которой свалился. Также мало интересного, одно лишь блеклое пятно относительного света.

Закрыл глаза, собрался. Открыл. Пригляделся внимательнее – разглядел ржавую полосу на фоне такой же ржавой глины. Потрогал рукой, помогая собственному зрению. Так и есть, не показалось. Рельс. Старый, ржавый. Появилось кое-какое понимание. Под слоем нанесенной сверху почвы скрывался наклонный бетонный пол, в который вмурован рельс, в полуметре от него еще один. Железная дорога, к тому же уходящая в небо!

Что это за рельсы, зачем они и для чего, думать не хотелось, не до того было. Я просто потрогал их, запечатлел в памяти, и внимательно вгляделся вдаль, туда, где на расстоянии двух-трех десятков метров, гораздо выше уровня пола, виднелось тускло освещенное дневным светом отверстие с рваными краями. Пригляделся. В пятне света удалось разглядеть некоторое подобие пейзажа. Снизу все виделось блеклым и размытым, хотя, если хорошо постараться, можно было различить крону ближайшего дерева, синее небо за ней, а еще бредущую средь синевы одинокую тучку. Увидеть или представить…

– Нет, не нравится мне все это! – вслух ответил я разрастающемуся страху и развивающейся клаустрофобии (уж чего-чего, а подобного за мной не водилось!). – Но, хочешь, не хочешь, а выбираться придется. Вот угораздило же меня в нору свалиться! Кто ее прорыл, для чего? Зачем такой крутой подъем! Так и хочется спросить, что за поезда ходили по этим рельсам? А кто мне ответит? Правильно, никто…

Выбрав участок, не потревоженный моим падением, медленно, очень медленно, я карабкался наверх. Получалось. Все-таки глина, как опора гораздо привлекательнее, нежели скользкий, влажный бетон, не говоря уже о металлических рельсах. Довольно легко удалось преодолеть первый десяток метров. Остановился, немного передохнул, двинулся дальше. Пластичная масса сминалась под ногами, складывалась гармошкой, уплотнялась, сдвигалась на пару сантиметров, замирала, принимала на себе мой вес, позволяя подниматься выше и выше.

Так легко получалось, что мне даже немного понравилось. Было что-то детское в подобном развлечении, задорное. Плюс к этому азарт. Хотелось взбираться, хотелось взобраться, победить хотелось, финиш, он уже совсем рядом!

Совершенно неожиданно все закончилось. Почва под ногами и руками заходила ходуном, зашевелилась, будто живая. Я остановился на мгновение, а после, вместе целым пластом из глины, грязи и камешков, поехал вниз. Ближе к концу спуска скользкая масса сбросила меня, позволив откатиться с пути рукотворной лавины, а сама, сопровождаемая грохотом, остановилась где-то дальше и, кажется, гораздо ниже.

Новый звук не добавил энтузиазма. Напротив, от него стало, мягко говоря, не по себе. Еще бы ведь там наверняка яма. И это хорошо, что я так вовремя и так удачно сошел с глиняного эскалатора!

Новая попытка. На этот раз было гораздо хуже. Глина оголила пологий склон. Влажная поверхность, гладкий бетон, скользкий, ровный, с виду совершенно новый, будто рабочие закончили заливку лишь несколько дней назад. Далеко не лучшее место для восхождения. Плюс ко всему рельсы. Ржавые они, уложены вровень с бетоном, не ухватиться, не удержаться, скользят руки по шершавому металлу. Кто знает, может вагонеткам рельс – опора, а вот для меня…

Побить свой же рекорд не удалось. На этот раз я смог подняться примерно на половину осиленной ранее высоты. Все. Почти все. Сантиметр, еще один. Я отчетливо ощутил предел, точку «трех сил», ту высоту, на которой сила трения, подкрепленная мышечной силой, уже не могла противостоять неумолимой гравитации.

Я поехал обратно. Медленно, неспешно, будто и вправду на эскалаторе…

Несколько секунд и вот она конечная. Ровный пол. Приехали…

За то время, что я развлекался, ползая по бетонной горке, ситуация за пределами подземелья изменилась. То ли тучка на солнце набежала, то ли вечер пришел. Как бы то ни было, в моей яме заметно потемнело. Исчез тусклый источник еле различимого света. Скрываясь в темноте, вокруг меня витали отголоски разрастающегося страха. Стараясь не позволить им подчинить себя, я принялся размышлять. Вслух. Нет, а кого мне стесняться?!

– Спору нет, все это, конечно же, хорошо, но вопрос был и остается. Один, главный. Что делать? Еще одного такого подъема мне не вынести. Ладони не переживут. И без того огнем горят. Хорошо хоть темно, ничего не видно, а так было бы гораздо больнее, – я на мгновение умолк, задумался над серьезной проблемой, решал, что лучше, густая тьма или призрачный свет. – Есть одна идея, хорошая идея. Пожалуй, надо собраться с духом, да заорать, что есть мочи. Островок небольшой, хоть кто-нибудь да услышит!

Пораженный разумностью столь простой мысли я вскочил на ноги. А и вправду, с чего это я, спрашивается, карабкаюсь под гору, стараюсь, руки в кровь стираю? Ведь все просто, нужно лишь докричаться. Набегут люди, веревку мне бросят, вытащат. Сейчас, сейчас я как закричу…

– Серега? – чья-то тяжелая рука опустилась мне на плечо. Мои ноги подкосились, крик застрял в горле. – Ну, ты и молодец! Нашел-таки вход! А я всю последнюю неделю только этим и занимаюсь. Всегда знал, что есть он, что существует, но был твердо уверен, что он восточнее, вот и исследовал юго-восточную ветку! Только сегодня утром решил прогуляться по южным тоннелям. Вижу – свет. Думаю, кто это забрался в мою нору?

Медленно, очень медленно я поворачивался. Тот крик, который был готов вырваться наружу, обернулся слабым булькающим звуком. Не хотел он формироваться, не хотел выходить сильным потоком, трудно его винить, как собственно и меня…

Голос из темноты продолжал спокойным тоном:

– Как ты уже догадался, я Дима. Извини, что так знакомимся, в потемках, просто я диггер, причем не по специальности, даже не по призванию, по жизни! Только приехал, только заглянул в бойницу первого дота, и все. Тут уже меня не остановить… – голос умолк, похоже, незнакомец внимательно разглядывал меня. Хорошо ему, наверняка он в темноте видит не хуже какой-нибудь кошки! В подтверждение моих мыслей он хмыкнул. – Так ты это, испугался что ли? Ну, тогда держи!

Я не увидел, я почувствовал в руках прохладный металл. Пальцы тут-таки исследовали новый предмет, разум быстро его опознал – фляжка. А фляжки, как известно, пустыми быть не должны.

Коньяк. Не могу сказать, хороший, плохой, не знаю, я просто его не распробовал, проглотил и все. Огненная жидкость тут-таки обожгла горло, согрела тело, проваливаясь глубоко в пищевод, забила дыхание. Я закашлялся, с радостью осознавая, что нашелся потерянный во тьме голос. Обрадованный, пробормотал что-то невнятное, довольно кивнул, и снова приложился к бодрящей жидкости. Остаток коньяка довершил процесс исцеления. Внезапно стало так весело, так хорошо, а заодно спокойно…

– Значит, вот как ваша подземная братия силы подкрепляет! – я вернул пустую фляжку.

– Да, бывает и такое. Ну что, пойдем, прогуляемся, а после на выход?

– Туда? – я показал рукой вперед и вверх. Наверняка это заслуга коньяка, но подъем уже не казался таким крутым, а бетонная поверхность такой скользкой.

– Нет, – засмеялся Димка, – ты уж извини, но я понаблюдал за тем, как ты тут ползаешь, и сразу понял – я так не хочу. Не сомневайся, мы еще исследуем этот тоннель, только потом, когда веревки закрепим, да снаряжение захватим. Пока же предлагаю просто прогуляться, незачем сдирать себе ладони в кровь.

– Ладно, – сразу же согласился я, – тогда показывай дорогу.

– Тут все время прямо, главное внимательно под ноги смотри, держись левой стороны, в десятке метров дыра в полу, обвал был когда-то, можно запросто провалиться, на нижний горизонт угодить, – сопровождаемый громким, особенно громким в подземелье, щелчком, включился фонарик у Димки на каске (вот нельзя было его раньше включить?!). – Кстати, раз такое дело, почувствуй себя туристом. Ну, там, посмотрите налево, посмотрите направо. Благо посмотреть есть на что…

Трудно поспорить, действительно, было что увидеть. Мы шли по широкому, от стены до стены метра три, никак не меньше, коридору. Над нашими головами ровные гладкие стены сходились в округлый свод. Пожалуй, можно было сделать туннель выше, как на мой рост низковато. Особенно не радовали свисающие сверху волокна неизвестного происхождения. Проволока? Корни? Паутина? Возникали они из темноты, подчеркнутой светом фонарика, щекотали, прикасаясь, навевали нехорошие мысли. То пауки мне чудились, то хищные деревья, мечтающие разрушить бетонное перекрытие. А уж если вслед за липким прикосновением за шиворот сыпался песок…

– Что особенно любопытно, – не обращавший никакого внимания на столь явные неудобства, многократно возрастающие оттого, что он выше меня на пару сантиметров, Димка не умолкал, – я не нашел ни одного документа, касаемо этих укреплений. Вообще, ни тебе упоминаний, ни планов, ни распоряжений, ничего! Но так, на основании найденных мною очень немногочисленных артефактов, смею предположить, что фортификацией данного острова занимались инженеры японской армии в конце тридцатых, первой половине сороковых годов, конечно же, прошлого века.

– А что это за артефакты? – уверен, в каждом мужчине живет мальчишка, а каждый мальчишка мечтает найти сокровища, пусть хотя бы «артефакты».

– Так, мелочь. Несколько ржавых касок, инструмент. В дотах нашел гильзы. Кстати, очень небольшое количество, а это, плюс общий (я бы сказал, ухоженный) вид самих оборонительных сооружений, может указывать на то, что война обошла этот укрепрайон десятой дорогой.

– Тогда зачем столько труда?

– Сложный вопрос. Наверняка тот, кто все это создавал, думал о том, что делает. Не зря же столько сил и средств было затрачено на укрепление этого островка. Кстати, работы так и не были закончены. Судя по тому, что я раскопал, два дота на побережье это только начало. Их должно было быть, по меньшей мере, шесть. Планировалось, что они смогут защитить остров со всех сторон, круговая, так сказать, оборона. Сохранились неоконченные галереи, коридоры, заканчивающиеся тупиками. На некоторых участках опалубку так не сняли. Вообще создается впечатление, что война закончилась еще до постройки всех задуманных укреплений, а потому до сражения за остров дело не дошло.

– Скорее всего, так и было, – исключительно для поддержания разговора, согласился я. Не интересны мне такие «артефакты».

– Зато теперь у нас есть возможность увидеть все воочию, все этапы строительства изучить. Можно потрогать руками, вдохнуть, так сказать, воздух того времени, – продолжал говорить Дима. Рассказывая, он размахивал руками, кивал головой, от чего луч фонарика метался по стенам, потолку, выхватывал ровный, местами поросший мхом, пол, на нем прямую линию железной дороги. Огонек прыгал и по стенам, гладким, прямым с множеством ржавых дверей, множеством открытых ответвлений. – Все осталось в первозданном виде. Этим нельзя не воспользоваться. Надо открыть двери, пригласить туристов. Можно музей организовать, кстати, дело несложное и не затратное. По большому счету, достаточно лишь заменить проводку. Старая это просто ужас! Обрыв на обрыве, то ли сгнила она, то ли крысы в голодный год сожрали. …

– А тут есть крысы? – вздрогнул я, чувствуя, как улетучивается условный комфорт подземелья. Нет, не то чтобы я боялся зловредных грызунов, просто недолюбливаю всю эту противную живность.

– Знаешь, ни одной не встречал. Может, вымерли все, а может, я до них еще не добрался? Может и такое быть. Исследована только малая часть подземелий. Нет, ты не представляешь, какой здесь объем работы! Да за две недели я только верхний ярус обследовал, да и тот, не полностью. Уперся в тоннель, закрытый массивной дверью. Вот и наклонную галерею до сегодняшнего дня не видел, только благодаря тебе… удалось обнаружить. А там, под нашими ногами, еще целый лабиринт, еще один уровень, хотя думаю не один он.

– Ясно, – понимая, что разговор он как огонь, его поддерживать надо, кивнул я. – А что это за галерея, что за туннель?

– Это все элементы системы доставки грузов. Там, наверху, от пристани и до того места, где ты провалился, была проложена дорога. Причаливали суда, продукты и боеприпасы перегружали на автомобили, отвозили вглубь острова. Зачем? Не знаю, может, для маскировки, но скорее всего, чтобы не рисковать. Представь, местный гарнизон в осаде, редкие корабли умудряются подойти к берегу. Неприятель изо всех сил старается лишить осажденных провизии и боеприпасов, обстреливает берег, рассчитывая уничтожить систему доставки, завалить вход в тоннели, а он, оказывается, далеко в глубине острова. Как-то так. В любом случае именно здесь, на склоне горы, все должны были перегружать на вагонетки. Далее с помощью лебедки, веселенько так, не спеша, груз спускали бы вниз, а уже на месте провизию развозили по кладовым, боеприпасы доставляли непосредственно к огневым точкам…

Еще несколько шагов и не слишком высокий, а от того не очень удобный тоннель превратился в действительно просторное помещение. Фонарик Димки, каким бы ярким он ни был, не мог осветить его полностью. Так и запечатлелся этот зал в моей памяти множеством разрозненных фрагментов подземного мира. Тогда запечатлелся, а вот уже после…

– Я бы так сказал – это комната управления, своего рода, штаб, – Дима попытался полностью осветить помещение. Не очень у него получалось. Фрагменты, яркие фрагменты и никакой общей картины. Мне удалось рассмотреть лишь малую часть подземелья. Увидел сваленную в кучу сломанную, изрядно тронутую временем мебель. На ближайших стенах заметил толстые жгуты проводов и кабелей. Местами уложены они в ниши, но большей частью просто висели на металлических крюках. Рядом с ними, часто на тех же креплениях, огромное множество искореженных труб, на них частично сохранилась оригинальная краска. Изредка, темный, будто в тумане, проступал потолок. Нависал он над нами, давил, как минимум, на меня. – Хотя, комнатой его назвать трудно, это такой же коридор, только шире. Даже рельсы по нему проложены, а что это за штаб, с железной дорогой посредине? Глупо. Следовательно, мое определение не совсем правильное, ну и ладно. Идем дальше?

– Пошли, – мне неожиданно сильно захотелось оказаться на свежем воздухе, там, где над тобой не нависает толща бетона и грунта.

– Идем. Кстати, ты обратил внимание на количество боковых ответвлений? Правильно, целая паутина: ходы, тупики, комнатки. Заметь, она не такая бессмысленная, какой может показаться на первый взгляд. Если будет желание, я тебе план покажу, сам увидишь, насколько все грамотно спланировано, насколько все продумано.

Просторная «комната» осталась позади, мы вышли в низкий, но относительно широкий коридор, который скоро разделился на два отдельных тоннеля. Вместе с ним разделилась и железная дорога. Сохранилась конструкция, которую я для себя обозначил стрелкой.

Из правого ответвления, еле ощутимый, пробивался слабенький поток настоящего свежего воздуха.

– Туда?

– Точно! Как ты наверняка уже понял, эти два тоннеля ведут к дотам, что на берегу. Левый – в северный, вот только там дверь намертво приржавела, правый же – в южный. Нам в правый. Да, думаю, ты догадался, что именно над этим тоннелем находится наше наземное жилище? – Дима решительно шагнул вперед. – Догадался? Молодец! Вот ты уже сам понимаешь до чего все просто и логично. Имеется центральная комната, от нее лучами отходят тоннели, они, по замыслу военного инженера, должны заканчиваться дотами. Долговременными огневыми точками. Учитывая объем подземных помещений, в случае если бы удалось воплотить в жизнь все задуманное, в подземельях острова мог бы укрыться весьма внушительный гарнизон, и мог бы обороняться очень даже долго…

С каждым шагом воздух становился чище. Хотелось дышать, глубоко, часто. Да я и не сдерживался. Толща бетона над головой с каждым шагом все меньше ощущалась, казалось, мы уже на воздухе, мы вышли, освободились из плена темного подземелья. Особенно острым «чувство свободы» стало тогда, когда дальний конец тоннеля в дополнение к огоньку лампы Димкиного фонарика засветился настоящим дневным светом.

– Кстати, забыл упомянуть, если ты не большой любитель подземелий можешь расслабиться, мы давно уже не под землей, мы в коридорах, расположенных над общим уровнем… – от наблюдательного диггера не ускользнула искренняя радость, что озарила мое лицо, стоило увидеть узкую полоску света, просачивающегося в щель неплотно закрытой двери.

– Свобода! – громко закричал я и бросился вперед, к свету. Налетел на дверь, надавил, уперся изо всех сил, открыл, обернулся. Позади меня стоял, щурясь от яркого света, Димка. В отличие от меня тот факт, что мы вышли из подземелья, его не сильно порадовал. Наверняка ему уже хотелось вернуться. Вот что значит человек фанат своего дела!