Надя трясёт головой. Морок уходит. Всё, как говорит Никитишна. Чем ближе к главному ритуалу, тем чаще он будет приходить. Те больше будет непохож на себя. Значит, и в остальном бабка права. Значит, всё идёт правильно.

Надя вытирает глаза тыльной стороной ладони.

Соберись, скоро выходить.

Вдоль длинной кирпичной стены кладбища Надя идёт быстрым шагом: до сумерек надо успеть подготовить ритуал. В сумке трепещет жертвенный голубь и ритуальный нож позвякивает о чашу. Шею оттягивает амулет. В руках четыре розы в коричневой бумаге.

Осталось совсем немного.

Надя легко минует ворота, местные стражи – как люди, так и нет – давно её знают, примелькалась. Потом немного пройти по аллее, и она на месте.

Некроманты очень не любят умирать. Они умеют вытягивать чужую молодость, но процесс это небыстрый, а если нет согласия жертвы, надолго такой жизни не хватит. Месяц, два и ищи кого-то ещё.

Тело Никитишны давно отслужило. Старуха отчаянно цеплялась за существование, месяцами разыскивая подходящую девушку. С Надей ей повезло, и упускать такой шанс было нельзя, потому и решилась старая колдунья предложить: жизнь за жизнь.

Весь год она пила надины силы, пока готовила к ритуалу. У девушки прибавилось морщин; по утрам ломило поясницу и колени; ломкие полуседые волосы пришлось остричь, а болящие уши повязать платком; из-за озноба она почти не снимала самое тёплое пальто. Зато Никитишна молодела на глазах. Перестала крючиться, начала улыбаться во весь рот, полный зубов.

Год обучения стал и годом платы. Сегодня после ритуала Никитишна объявит о свершении сделки, и это будет означать, что Надя выпита до дна. Но ещё это будет означать, что Саша вернулся.

Из-за страшных видений, несколько месяцев Надя почти не спала, но когда удавалось заснуть, она чувствовала, как проваливается в те дни, когда по утрам её обнимал сзади большой и тёплый как ласковый кот. Муж.