Последний день Славена. Том первый

– Нужны стрельцы и им, это я понимаю. Много уже об этом думал, прикидывал, что и как можно сделать. Выход один – создавать наёмное стрельцовское войско. Если платить будем хорошо, стрельцы сами к нам пойдут. Сейчас ведь как… Везде, куда не глянь, стрельцам платят вдвое меньше, чем пехотинцам. Дескать, у стрельца меньше возможности погибнуть. А сколько они пользы приносят, сколько жизней пехотинцев спасают своими стрелами, этого никто учитывать не желает. Только мы одни и умеем их ценить. Даже Карл, при всех своих полководческих талантах, не слишком понимает, что стрельцы могут сделать… Мой пример его пока не убеждает. И не было пока возможности доказать так, чтобы он сам увидел. Как, например, от данов мы отбивались, когда ты в Хаммабурге на турнире был. Тогда стрельцы все дело сделали.

– А где ты думаешь денег найти? Я и без того скребу по всем карманам – своим и чужим…

– Вот об этом и стоит подумать… Если не будем думать, дело не продвинется. Может быть, на бояр новый налог наложить? Что на это скажешь, княже?

Годослав покачал головой и вздохнул.

– Взвоют, озвереют… А потом налог на простой люд переложат. И народ будет против меня. А я с народом ссориться не хочу. Это для меня большая сподрука против бояр.

– Собака лает, войско идёт… Мы их сможем быстро утихомирить, если будем действовать правильно и жёстко…

– Всё бы так, но мне их поддержка пока ещё нужна. Полная… У них, у вместе взятых, дружинников столько же, сколько сейчас у меня. И без них я ни в одной войне обойтись не смогу. Или ты желаешь мне участи герцога Тассилона?..

– Тогда, – вздохнул князь-воевода, – я вижу единственный возможный выход – опять с руянцами говорить… Руян – дно золотое… И надо как-то приспособиться, чтобы нам самим на это дно нырять. Туда бы вообще человека поставить, чтоб островом от твоего имени правил, и налог побольше собирал… Хорошего крепкого воеводу… Ещё лучше, кого-то из младших князей, как раньше, при дедах было… А то, я подозреваю, давно уже половина мимо казны проходит. И через своего князя отправлять в походы викингов. Чтобы не храму доход давали, а княжеской казне.

– Нет у меня, к беде моей, такого надёжного под рукой, чтобы его можно было от других дел оторвать и посадить на Руяне. Даже для-ради собирания войска… Нет его просто, и всё… Младших князей я вынужден на границе с данами и с лютичами держать… И воевод толковых тоже…

– Князь Додон!.. Не всю же жизнь ему ногти свои обтачивать и перед зеркалом выряжаться… Надо и делом заниматься. Он давно, я слышал, власти хочет. Это уже шаг к власти… Поставить его над руянцами княжить…

– Ой, ли… – с заметным раздражением и откровенной неприязнью ответил Годослав. – Что-то ты в одну дуду с боярами запел… Они уже трижды ко мне с тем же делом обращались. Додона пристроить хотят в обмен на его подарки. Он их долго обхаживал с тем же делом, как мне докладывали. Теперь они меня обрабатывают. Тебе Додон подарков не слал?

– Не слал… Не успел ещё…

– Но ты верно заметил, что Додон давно к власти тянется. Как только из Византии вернулся, вокруг себя недовольных собирает. Кто слово плохое обо мне скажет, тот Додону лучший друг и брат. Но ему и такой маленькой власти доверить нельзя. Боюсь, мы тогда совсем Руян потеряем. Отделиться пожелает, как другие когда-то отделились…

– Руянцы народ не такой…

– Они не народ, они часть нашего народа, но разные по национальности. Там не только бодричи и полабы, там и ляхи, и ливы, и свеи, и норвеги и даны, тоже себя руянцами считающие. А Додон у греков научился хитрые интриги плести. Там, где один грек появится, там сразу раздоры начинаются. Это давно известно. Там брат на брата руку поднимает. А мне этого не надо. Я думаю, как бы Додона в приграничную дружину отправить, чтобы там под приглядом был, и к власти не допускался. А ты предлагаешь ему руки развязать… Нет уж! Ищи другие пути…

– Думать надо. Дело стоит того… Если создадим конное стрелецкое войско, и в деле покажем, что мы можем, то уже и мои братья сорбы иначе на нас посмотрят, и лютичи союза захотят. Карл на них давно зубы точит, а когда наточит и пасть раззявит, объединяться будет поздно…

– И на нас скоро точить будет… – сказал от двери неслышно вошедший волхв Ставр, командир княжеских разведчиков. – По крайней мере, имеет теперь полные основания, которых ему раньше так не хватало, чтобы высказать серьёзные придиры всему княжеству, если только наш князь не пожелает перессориться со своими же людьми. Причём, с людьми самыми верными и надёжными, в отличие от бояр. А он, я думаю, не пожелает. Своих людей наш князь, как мы все хорошо знаем, бережёт…

– Ставр! – поднялся князь-воевода, и шагнул волхву навстречу, разглядывая его забрызганную грязью и промокшую в дороге лёгкую для времени года одежду. – Откуда ты?

Худощавый, но жилистый и сильный даже внешне, ширококостный волхв посмотрел на князя-воеводу сверху вниз, потому что был почти на целую голову выше не маленького ростом Дражко, и коротко, не весело, улыбнулся, показывая, что рад видеть последнего живым, здоровым и невредимым. Но тотчас лицо его приобрело прежнее невозмутимо-серьёзное выражение, показывающее не усталость после долгой дороги, поскольку усталости, как оба князя хорошо знали, разведчик не ведал, а серьёзность вестей, которые он принёс.

– Из Свентаны^[54]… Прямо с противоположной стороны той, с которой прибыл ты, и с вестями гораздо менее приятными, чем привезённые тобой. Я так думаю, глядя на твою новую гривну, что ты принёс приятные вести…

– Проходи, Ставр, мы тебя и дожидаемся… – сказал Годослав. – Даже если вести твои не самые радужные… А иных, насколько мне ведомо, ты привезти и не должен…

– Ты, княже, вижу, на манер франкских королей, решил обзавестись майордомом? – теперь в голосе волхва отчётливо прозвучали нотки неодобрения. – Это, если помнишь, опасно^[55]…

– Каким ещё майордомом? – Годослав не понял.

– Раньше всем хватало доброго старика глашатного Сташко. А теперь… Добрый монах, то бишь, аббат Феофан – никак не привыкну к его новому званию! – ни в какую не хотел пускать меня к тебе. И не пустил бы, коли б я не пригрозил ему посохом.

Волхв впечатляюще потряс посохом, вполне способным заменить добрую дубинку и копьё одновременно. Кто сталкивался с этим орудием, хорошо знали его силу.

– У Феофана, насколько мне помнится, – засмеялся князь, – уже была возможность с твоим посохом познакомиться^[56], можно сказать, на глазах у всего Хаммабурга…

– Вот-вот… Только потому и пропустил… Но многократно перекрестил при этом мою бедную усталую спину. И латинские молитвы вслед твердил. Словно бесов изгонял… Хотя, я слышал, у христиан процесс изгнания бесов – сложнейшая работа, к которой допускаются только особо избранные священники, да и то занимаются таким ремеслом только с позволения далекого от святости его святейшества Римского Папы.

– Чем больше этот преподобный Феофан жиреет, тем наглее становится, – недовольно проворчал Дражко. – Ничего, скоро найдётся и на него добрый честный человек, который не полениться монашескую прыть укротить…

– Уже нашёлся… – мрачно изрёк Ставр. – Хотя сам Феофан об этом и не догадывается… Всё, княже, идёт так, как ты и задумывал…

– Рассказывай! – приказал Годослав, и улыбка сразу ушла с его лица, не оставив следа. И князь-воевода увидел перед собой того самого Годослава, что встретил его сегодня в парадной горнице Дворца Сокола, измученного, может быть, даже несчастного.

– Рассказ мой, княже, короток. Узнал я, что ты просил… Аббат Феофан проявляет несвойственную ни одной на свете жирной горе прыть, и разгоняет сани настолько быстро, что они опрокидываются, поскольку возница с вожжами не дружит, точно так же, как с головой, по которой, бывало, частенько основательно молотили дубинками.

– Я строго-настрого наказал Феофану, что церкви будут строиться только по моему указу, и только там, где я скажу… – грозно сказал князь, хмуря и без того нахмуренное лицо, но глаза его при этом, как показалось князю-воеводе, довольно просинели.

– А он посчитал, что, поскольку ты разрешил открыть миссионерскую обитель в Свентане, то и церковь строить разрешил… И ладно бы где-нигде… Хотя там, в городе, сам, княже, небось, хорошо знаешь, места нет. У свентанцев семьи растут, а землю под постройку домов им не дают, потому и живут в тесноте по углам. Городок маленький, всё внутри стен… А в посаде^[57] только купцов заезжих устраивают, которые при необходимости всегда могут вожжи в руки взять, и укатить в любую сторону, да зьдунов^[58] с каменотёсами, потому как глину и камни никто воровать не будет… И Феофан, когда сам туда заявился, порешил строить церковь на храмовой площади. Прямо против главных ворот храма Свентовита…

– Эта земля не принадлежит ни городу, ни мне… – сказал Годослав, и улыбнулся.

– Да, это земля храма… – подтвердил Ставр. – И никто не имеет права на неё покушаться. Тем более, для строительства другого храма, который желает насильно и грубо, как я понимаю дальние мысли Феофана, возможно и с применением силы, вытеснить из умов свентанцев Свентовита, к которому за много веков они сильно привязались…

– Да кто дал этому борову такое право? – спросил Дражко, слегка смущаясь радости Годослава, потому что не понимал её причину. – Король Карл Каролинг? Тогда это полное нарушение подписанного с тобой, княже, договора…

– Я думаю, это личная инициатива Феофана в ответ на то, что Карл сделал его аббатом. Но мы, кажется, не дослушали. Так что там дальше произошло, Ставр?

– Феофан в Свентане размахнулся во всю ширь своего необъятного брюха. У него мозги, я думаю, в брюхе и живут… Урчит там, похоже, сильно… Слишком уж мудрит… Везде, где ты, княже, разрешил, церкви построены деревянные. А в Свентане, пользуясь тем, что там запасов камня от богов много, и сами городские стены каменные, аббат решил и церковь каменную возвести. Привёз откуда-то чертежи. И начал подготовку… Колопас, верховный волхв храма, молча, как всегда, посматривал, как завозят строительные материалы. Ждал чего-то… Я, насколько знаю Колопаса, думаю, он ждал, когда всё завезут, чтобы это присвоить, а строителей прогнать вместе с проповедниками. Колопас всегда о хозяйстве заботился, и своего не упускал. А строителей он сам нанять сможет…

– Мудрое решение… – согласился Дражко. – За такие решения и уважаю Колопаса.

– Так же подумал и воевода Полкан, – продолжил Ставр. – Полкан тоже выгоду считать умеет, и ему камни для строительства новой башни нужны не меньше, чем Колопасу. И потому решил верховного волхва опередить. Вывез все камни к воротам. И остальные приказал разгрузить там же. Рабочим, надо сказать, аббат Феофан уже заплатил. И Полкану искать денег не надо было. Вот он и запряг их на строительство башни. И вместе с рабочими, чтоб не скучали, проповедников из миссии туда же. А когда те убежать решили, он им ошейники соорудил, и посадил на цепи. Пусть во время работы проповедуют. А то проповедовать хотят, а работать их не заставишь…

– Ай, да молодец! – воскликнул Дражко. – Ай, да Полкан! И что?

Улыбка волхва показала, что Ставр тоже доволен таким положением вещей. Да и Годослав слегка улыбнулся, одобряя.

– Уже месяц работают… С греческими купцами Феофану весточки отправляли. Мы купцов к монаху не допустили. Помогли им стороной Рарог минуть…

– К аббату не допустили… – поправил Годослав. – И сколько там человек работает?

Волхв возражать на поправку князя не стал, как не стал и поправляться.

– Восемьдесят рабочих, и двенадцать проповедников.

– А Феофан?

– На прошлой неделе ещё денег для рабочих с нарочным послал. Думает, строительство идёт полным ходом. Оно и идёт… Скоро закончат… А нарочный под мокрым снегом в дороге так, бедняга, промок, что в лихорадке лежит. А чтоб больным, себе во вред, в путь не отправился, его к стене цепью приковали. И через купцов весточку аббату послали, что слёг его нарочный уже пред обратным путём, но поручение выполнил…

– Что там за новая башня? – спросил Годослав князя-воеводу, и ласково отстранил от себя Гайяну, которая пыталась лапами ему на грудь взгромоздиться. – Очень она нужна?

– Башня между городом и рекой, почти на берегу. Если будет длительная осада, в городе может не хватить воды. Раньше воду могли брать изо рва, но после прошлогодних дождей в два месяца без перерыва там вода совсем зазеленела, и для питья дюже плоха…

– Болезни там живут… – сказал Ставр, поясняя. – Ту воду пить, всё равно, что врага за стены пустить… Очень нужна Свентане эта башня…

– Ну, если так, пусть Полкан её и строит… – согласился Годослав. – А что Феофан?

– Ждёт, когда строительство окончится. Думаю, освещать поедет или даже пригласит какого-то церковного сановника из королевства…

– Пусть ждёт… Башня – дело для нас более важное и более нужное. Пусть её и освещает… Вот плохо, что деньги аббат посылает королевские, и Карл потребует их с нас. Ещё хуже, что на цепь, будто псов, посадили проповедников. Этого Карл может не простить. Я вообще сейчас чувствую – что-то вокруг нас происходит… Вот-вот что-то начнётся… – слова князя Годослава вроде бы и говорили о его беспокойстве, но лицо при этом и интонация показывали его довольство создавшимся положением.

– Что начнётся? – напрямую спросил Дражко.

– Помнишь, как три с половиной года назад было?.. Тогда – с одной стороны Дания, с другой стороны – франки… И все до чужого добра жадные, голодные… И мы среди всех… И ещё бояре изнутри, как гнойный нарыв… Но тогда, как сейчас понимаю, всё было и страшно, и, в то же время, легко и просто, потому что вокруг были одни враги. А мы были со своим народом… А сейчас что?

– Народ и сейчас с тобой, княже, – сказал Ставр, но сказал едва слышно и не вполне уверенно. И волхв, и, конечно же, сам Годослав хорошо знали, как отодвинулся народ от своего князя, когда тот принял христианство и допустил по требованию Карла Каролинга в свои земли христианских проповедников.

– С народом я бы ещё смог договориться… Но франки понимают наш договор о вассальной зависимости только так, как им это выгодно понимать. С одной стороны, они роль друзей играют. С другой, стараются всё сделать так, чтобы я полностью власть потерял, и чтобы всё закончилось, как, в конце концов, закончилось с герцогом Тассилоном. Тот тоже подписал с Пипином Коротким договор о вассальной зависимости. Но вассальная зависимость не говорит об отсутствии права на определение своей судьбы. Тассилон попытался судьбу Баварии решить по-своему, и за это поплатился. И нас пытаются всё сильнее и сильнее придавить. Бояре теперь сплошь в крестах… Пойдут их дружины против франков? А если я начну у бояр дружины забирать, всё будет преподнесено опять же так, как с Тассилоном. Скажут, что я бояр граблю, как герцог грабил своих баронов… Пошлю боярские дружины в бой, скажут, я специально их подставляю под удар, чтобы ограбить… А уж про налог для создания новых полков, что ты, брат Дражко, предлагаешь на бояр наложить, и говорить не следует… Вот так, ненавязчиво, но Карл обернул дело по-своему… Ну, да и Бог с ним… В какой-то степени это и нам руки развязывает…

– Какой именно «Бог с ним», с Карлом? – спросил вдруг Ставр.

– С Карлом пусть будет его Бог…

– А с тобой? – спросил Дражко, включаясь сразу в разговор, затеянный волхвом.

Годослав усмехнулся.

– Сначала я верну Карлу то, что должен по договору. Я обещал это своему другу графу Оливье. А обещания держать я привык, даже если что-то врагам обещаю. А потом мы будем вместе решать, как нам быть? Как мне быть…

– Я так и не понял, что произошло за время моего отсутствия, – Дражко явственно дал понять, как мало он ощущает ситуацию, но хочет в ней разобраться.

– Происходит… – поправил Годослав. – Происходит…

– Что происходит?

Годослав задумался, то ли с мыслями собираясь, то ли нужные слова подыскивая. Наконец начал, медленно выговаривая фразы:

– Ты давно видел в последний раз моего сына? – ему, стало заметно, трудно говорить.

– Перед отъездом. На коне его катал…

– В три года он ещё не произнёс ни слова… Мало того, он плохо понимает даже то, что мы ему говорим… У него нет разума… И он не может быть моим наследником. Это, надеюсь, ты знаешь уже хорошо. Думаю, во всём княжестве об этом говорят… А князь Додон особо старается, распускает слухи, что и я не совсем в себе…

– Князя Додона мы быстро на место поставим. А Рогнельда вот-вот родит тебе второго сына, брат, – Дражко положил руку князю на плечо, как только друг и брат может положить руку на плечо друга и брата. – Я специально старался успеть добить до этого события остатки войск Тассилона. Опоздать боялся…

– У меня вчера был волхв Горислав… Он говорит, что второй сын, скорее всего, мало чем уступит первому… Потому что Рогнельда… Потому что… Она помутилась разумом… Она не сможет родить наследника княжеского стола…

Пауза повисла в воздухе тяжело и ощутимо.

– И ты решил… – наконец, Дражко захотел услышать продолжение. В его мрачном вопросе почти не было слов, но Годослав понял всё и так.

– А я не могу избавиться от неё… Ты же понимаешь – всё, что случилось с Рогнельдой, случилось из-за преданности мне. Я не только князь, я ещё и человек…

– Чего же ты хочешь?

Годослав осмотрел собеседников печальными глазами.

– Мне нужна вторая жена^[59]. Следовательно, я не могу больше быть христианином…

– Ты, наконец, решился? – в голосе Ставра прозвучала откровенная надежда.

– Я хочу решиться… Не решился ещё, но хочу этого… Понимаю, как опасно злить Карла, но ссора с королём развяжет мне руки, и я подспудно добиваюсь этого. Не хочу ссориться по здравом размышлении, но изнутри что-то толкает меня на эту ссору.

Годослав вдруг резко встал, и повернулся в сторону князя-воеводы.

– Скажи мне, брат, скажи… Как я должен поступить?

– Изгнание христианских монахов и проповедников однозначно будет означать новую войну с Карлом. Я сам бы, как истинный православный человек^[60], с удовольствием занялся бы этим изгнанием, но мне нужен хотя бы год, чтобы сформировать полки конных стрельцов. Тогда Каролинг и вся его большущая армия поймёт, что сила не в количестве полков, а в их качестве. Подожди, брат, хотя бы год… Лучше, пару лет…

Князь сел устало. Его деятельной натуре требовался такой совет, который толкнул бы его немедленно к какому-то действию. Но ему опять предложили ждать. А ждать он уже очень устал…

– Ладно, оставим этот разговор «на потом»… У нас ещё один наболевший вопрос. Итак, Ставр, что делается на границе?

Волхв сердито переложил посох из одной руки в другую.

– Мы контролируем границу на всём протяжении. По одну, и по другую ее сторону. Изнутри, из Дании, то есть, тоже. Людей не хватает, но что-то всё равно видим. По моим данным, хотя внешне всё выглядит не так, даны на этот раз готовят не сухопутное вторжение, а оснащают флот. И концентрируют ватаги викингов близ Руяна. Они, думается, хотят захватить и отнять у нас остров… Но это будет, скорее всего, не раньше весны. Раньше Готфрид просто не успеет подготовить достаточно судов и войск. Да и зимние морские походы не всех воодушевляют. А до этого отвлекают наше внимание разными способами. То в одном месте границы покажут большой полк пехоты графа Ксарлуупа, то в другом. Но мы проверили. Они создают видимость большой концентрации войск по всей границе. А на самом деле гоняют одних и тех же воев с места на место, чтобы запугать нас, заставить снять подкрепление с Арконы^[61], и отправить его в Свентану…

– Что-то новое в тактике данов… – сказал Годослав. – Раньше они никого не боялись, никого обманывать не желали, просто выставляли полки, и шли в атаку. Должно быть, урок трёхлетней давности пошёл им впрок…

– Неужели у них появился хороший полководец… – с усмешкой сказал Дражко. – Кто-то же придумал всё это?

– Это я могу сказать точно… – теперь голос волхва понизился заметно. – Всей подготовкой руководит герцог Трафальбрасс!

– Но он же, как я слышал, после турнира попал в большую опалу, – удивился князь-воевода.

– Должно быть, сумел договориться со своим двоюродным братцем Готфридом. Что-то пообещал ему… – предположил Ставр. – А пообещать он может только победу над нами, иное его не спасёт. Герцог мечтает отомстить за свой прилюдный позор.

– Мститель… – презрительно сказал, без радости в голосе засмеявшись, Годослав. – Я теперь иногда жалею, что тогда, на славном турнире в Хаммабурге, нам не пришлось скрестить оружие с герцогом. У меня была в руках очень хорошая боевая рогатина… И сейчас бы у нас было гораздо меньше проблем. Даны, как всегда, успевают не ко времени. И герцог Трафальбрасс не ко времени появляется. Они очень отдаляют меня от намерения перестать чувствовать себя вассалом Карла, и, в первую очередь, чувствовать себя христианином.

– Кстати, хорошо бы Карлу сообщить о происках Готфрида. И, если Карл не отреагирует, и не поспешит с помощью, тогда можно будет с чистой совестью винить его в нарушении вассального договора, – предложил Дражко.

– А если поспешит? Хотя, этот вопрос следует хорошенько обдумать…