Иван Премудрый

Глава III

– Неужели я и вправду дура такая?! – зашептала, запричитала Старуха.

Старик был с ней полностью согласен. Более того, он мог ещё много чего порассказать Старухе о её дурости и, так сказать, окончательно развеять все сомнения по этому поводу. Но делать этого не стал, и правильно сделал, потому что после Старуха с полным правом вступила бы в права обладания гневом на якобы незаслуженную обиду и обрушила бы весь этот гнев на Старика, на его голову, а возможно, что и на другие части тела. Поэтому Старик смолчал, и правильно сделал.

– И не грешила, – продолжала причитать Старуха. – и красавицей была такой, что от парней прохода не знала…

– Да ты и сейчас красавица. – опроверг слово «была» Старик, схитрить пытался.

– А ты, ирод, раз виноват, значит молчи! – прикрикнула на него Старуха. Правда замечание Старика ей понравилось, но на его ближайшую судьбу повлиять не могло.

Старик со Старухой жили в деревне, почти на берегу Самого Синего моря. Деревня та, в свою очередь, принадлежала княжеству, князем в котором был Руслан, тот самый, что к Людмиле всё сватался.

Самая обыкновенная деревня, каких, как в Руслановом княжестве, так и в других княжествах, сколько хочешь. Обычная, да не совсем. Необычность ей, деревне этой, придавали её жители: Старик со Старухой и ещё один житель, но о нём позже.

Старик со Старухой родились, выросли, жили, и до сих пор живут в той деревне, название которой в памяти не сохранилось. Да если бы и сохранилось, какая разница, как она называется, деревня, и деревня…

Так вот, Старик со Старухой и представляют собой, наверное, самую главную её достопримечательность. Имён ихних в деревне уже никто не помнит, так и называют – Старик и соответственно, Старуха. И вовсе не потому, что они такие старые, вовсе нет. Они ещё люди вполне молодые, хоть и относительно, но никак уж не старики древние.

Все началось тогда, когда Старуху и Старика так никто не называл, по имени звали, и были они тогда молодыми: она – девицей – красавицей, а он – парнем бравым.

Стоит сказать, что Старуха и сейчас, несмотря на возраст, выглядела очень даже привлекательно, при известной доле фантазии, разумеется. Черты и знаки былой молодости с красотой ещё не совсем покинули её лицо, ну а если говорить о фигуре, и всём таком прочем, то какой была, такой и осталась, а возможно даже лучше стала.

Пришло время, тогда ещё не Старик, и не Старуха, выросли, стали на парней да на девок засматриваться, ну, думаю понятно, кто на кого засматривался, жениха – невесту, и соответственно, мужа – жену себе подыскивать. Ничего не поделаешь, время, а значит и возраст, они своего требуют, да и ничего в этом плохого нет, наоборот, только хорошо…

Тогда – то, Старик, но ещё не Старик и обратил внимание на Старуху, тогда ещё вовсе не старуху, ухаживать начал, под окнами стоял, знающие люди говорят, что песни даже пел. Ну а Старуха, что Старуха? Как и положено красной девице, причём красной не от стыда, а красивой, не по общепринятому обозначению женщины в силу возраста, а фактически, сначала Старика как бы и вовсе не замечала. Потом помаленьку, по чуть – чуть, внимание на него обращать стала, ну а потом, гулять стали по деревне, да по берегу моря. Целовались тайком, чтобы никто не видел, ну и так далее. Оно так у всех происходит, ну или почти у всех, ничего нового. Интересно конечно, но не так чтобы очень.

Ну а чем все такие вещи заканчиваются? Правильно, свадьбой они заканчиваются. Вот и Старик со Старухой поженились. Сыграли свадьбу, все честь по чести, чтобы и самим было приятно и запомнилось и чтобы перед людьми стыдно не было. И вот тут – то, ну почти сразу после свадьбы, и началось…

Старик, он рыбу ловил, в Самом Синем море, тем и жил. Было конечно у него хозяйство какое – то, но маленькое и немудрёное. Судите сами, как пошёл с утра к Самому Синему морю, рыбу ловить, так к вечеру только и вернулся, когда за хозяйством – то смотреть?

Жил он до того как жениться один, родителей у него не было, померли. А из хозяйства у него было: курей пару десятков, да поросёнок, ну и огород небольшой. С ними хлопот немного: курям с утра зерна какого – нибудь сыпанул и всё, днём они сами себе пропитание найдут, проверено. С поросёнком тоже хлопот немного: покормил его утром, ну и вечером тоже, и тоже всё. Поросёнок конечно похлопотнее курей будет, но деваться было некуда, потому что поросята в море не водятся, а то ловил бы их и не мучился, в море рыба водится. Ну и огород, с ним так вообще забот почти никаких, там все само растёт. Всего – то и забот: весной посадить, а осенью выкопать.

Так что, занимался Старик рыбной ловлей, тем и жил, и неплохо жил. Договор у него был с купцом важным, насчёт рыбы. Каждый вечер к Старику от купца человек доверенный приезжал и покупал у него весь улов, деньги платил. Бывало понадобиться какая – то мелочь, или не мелочь Старику, так он этому человеку скажет, а тот ему в следующий раз из города эту вещь и привезёт. Удобно, самому в город ездить не надо, время тратить. Лучше его потратить на то, чтобы рыбу ловить: и нравится больше и выгоднее. Так что, жил себе Старик, ловил рыбу, и неплохо кстати жил, денежки у него водились.

* * *

Может быть поэтому Старуха и вышла за него замуж, поди сейчас узнай, а может быть и нет, говорю же, что не узнаешь. Оно ведь как, если по любви, то живут душа в душу, а если не по любви, то как кошка с собакой, а бывает, что и хуже. Бывает что и наоборот, поженились не по любви, ну к примеру, жизнь заставила, а живут, водой не разольёшь, и точно также если по любви, только всё наоборот.

Трудно сказать, по любви поженились Старик со Старухой или не по любви. Тех, кто, скорее всего тогда, в период женихания, подглядывал за ними, уже не найдёшь и не спросишь.

Только почти сразу же, как только поженились они, в Старуху, такое впечатление, что черти вселились, причём все и сразу. Стала она свои порядки в доме и в Стариковом хозяйстве наводить, да так наводила, что аж соседям иногда тошно становилось.

Перво – наперво она отвадила доверенного человека, от купца приезжавшего, который у Старика рыбу покупал и заявила, что сама будет ездить в город, рыбу продавать, а то проходимец этот Старика обманывает, а тот, простофиля, верит ему и убытки большие терпит.

Делать нечего, Старик согласился. Купил лошадь, телегу, деньги – то есть, и стала Старуха сама ездить в город, на рынок и рыбу там продавать. Оно понятно, опыта никакого, пока научилась, пока другие торговцы к ней привыкли, время прошло. А пока оно проходило, торговля шла и вкривь, и вкось, и никаких доходов не приносила, скорее, одни убытки. Старуха, разумеется, обвинила и продолжала обвинять во всём Старика, мол, из – за него все. Будто бы Старик рыбу не ту стал ловить.

Если раньше ловил хорошую рыбу и её хорошо покупали, то теперь, назло Старухе, начал ловить плохую рыбу, а всё потому, что жадный, денег ему на лошадь и телегу потраченные видите ли жалко. А народ, он не дурак, его не обманешь, он эту, плохую рыбу не очень – то и покупает, потому как соображает что к чему, отсюда и убытки.

Со временем торговля конечно же наладилась, научилась все – таки Старуха этому ремеслу, но ругать Старика всё равно не перестала. Теперь она обвиняла его в том, что он издевается над ней и специально губит её красоту и молодость. Оно понятно, с утра пораньше в город, на рынок, там целый день на ногах, а потом ещё назад, в деревню ехать, домой. Устанешь конечно, вот и Старуха уставала, но обвиняла в этом не себя и не свою жадность, а может быть глупость, а Старика, мол, он во всём виноват.

Шло время, у Старика со Старухой детки родились, мальчуганы, двое, погодки. После их рождения на рынок – то особо уже не поездишь, детишки, они и присмотра требуют, и ухода, и воспитания. Поэтому пришлось Старику ехать в город, к купцу тому, в ножки кланяться и договор, насчёт рыбы, снова заключать. Старик поехал, поклонился и договорился с купцом. Купец тот, на то и купец, умный был и хитрый, он прекрасно знал, что вся эта Старухина затея с торговлей не надолго, покуда детки не родились, поэтому со счетов Старика не сбрасывал. Правда на то он и купец, при повторном договоре выгоду свою всё же поимел, цену на рыбу снизил, но немного, совесть, она и у купцов бывает. Опять же, невыгодно купцу поставщика такого терять, ведь к другому, такому же, уйти может.

Как и раньше, опять начал к Старику доверенный человек приезжать, рыбу покупать. Но Старуха, видать то ли черти, внутри неё сидевшие, то ли торговлю никак забыть не могла, каждый раз с доверенным человеком спорила, а вернее, ругала его, на чём свет стоит, за то, что тот всё обмануть их пытается, а потому цену за рыбу маленькую даёт. Доверенный человек каждый раз объяснял Старухе, что договор есть договор и что цена в договоре том обозначена, а он. Что, он? Как ему хозяин скажет, так он и сделает, себе ни копейки. Но, и это скорее всего, для Старухи был важен сам факт и само действо ругани и скандала, а не деньги как таковые, хотя, наверное и они тоже. Поэтому ругань со скандалами да криками присутствовали каждый вечер.

Более менее, успокоиться Старуху заставил тот факт, что односельчане стали собираться и смотреть за происходящим, а что, цирк – то бесплатный. Наверное только поэтому, ну чтобы перед людьми не позориться, Старуха и успокоилась, но не совсем, всё равно каждый раз ворчала и на жизнь жаловалась.

А доверенный человек, так тот хоть вздохнул свободно. Ведь он несколько раз перед купцом в ноги падал и просил, умолял избавить его от наказания такого адского, со Старухой дела торговые вести. Купец конечно жалел доверенного человека, но выгоду и прибыль, от перепродажи рыбы получаемую, ему было гораздо жальче, чем человека того, хоть и доверенного. Правда жалко всё – таки, мучается человек, купец ему жалованье повысил, на том разговоры насчёт чертовского Старухиного характера и затихли.

Ну а Старик со Старухой жили и жили себе дальше. Старик как ловил рыбу, так и продолжал её ловить, а Старуха, как ругала его на чём свет стоит, так и продолжала ругать. Ладно бы она только Старика ругала, она со всеми соседями, да и не только с соседями, а вообще со всей деревней перессорилась – переругалась. Видите ли вся деревня только и делает, что всё делает не так и мешает им, Старухе со Стариком, хорошо жить. Правда, здесь скандалы быстро прекратились.

Односельчане просто перестали с ней разговаривать. Со Стариком разговаривали, всё нормально, а со Старухой, ни за какие пряники не заставишь. Да, перед тем как перестать разговаривать, а Старуху деревенские бабы пару раз отлавливали, ну и лупили её от души, по своему, по бабьи. Не помогло, Старуха обвинила во всём этом Старика, в смысле, и в избиениях и в том, что теперь с ней никто не разговаривает. Вот такие вот дела происходили, да что там греха таить, до сих пор происходят.

Сыновья выросли, пришло время жениться, женились. Старик сыновей сразу отделил. Да и сами представляете, как молодкам с такой свекровью жить и уживаться, это же война страшенная, причём круглосуточная. Поскольку хозяйством Старик со Старухой богаты не были, оно понятно, Старик день – деньской рыбу ловит, а Старуха не очень – то хозяйством заниматься любительница. Она целый день, разумеется, с утра пораньше, отругав Старика, только и делала, что ждала, ну чтобы опять отругать его и обвинить во всём и сразу, и доверенного человека тоже ждала, и хоть теперь на него не ругалась, зато бурчала и ворчала всласть.

Да, поженились сыновья, избы поставили и зажили своими семьями и своим хозяйством. Не тут то было! Старуха утречком, после того, как Старик к Самому Синему морю уедет, отправлялась к сыновьям, как она считала, порядок проверять, и проверяла. Невестки, так те, в скором времени, завидев Старуху, аж трястись все начинали, уж больно она ругалась на них. По мнению Старухи невестки всё делали не так как надо, а с точностью до наоборот, и всё для того, чтобы её сыновьям жилось как можно хуже. Одним словом, змеи подколодные и ядовитые, к тому же, стервы, обе.

Закончилось всё это тем, что сыновья, тайком от Старухи, переговорили со Стариком и получив благословение, продали свои избы и уехали жить: один сын в другую деревню уехал, а второй, в город перебрался. Так что опять Старуха одна осталась, в смысле, поругаться не с кем. Остались те же, проверенные временем – Старик и доверенный человек, от купца приезжающий.

Но доверенный человек, видать терпение у него кончилось, стал приезжать на берег Самого Синего моря и прямо там у старика рыбу покупать. Старуха сначала было возмущаться начала, а что толку? Доверенный человек, он купцу подвластный, а Старухе неподвластный, поэтому скоро успокоилась, бурчала только.

Вот так вот происходила и проистекала жизнь Старика со Старухой в деревне, расположенной на берегу Самого Синего моря. А вот теперь, почему Старик со Старухой были в деревне, да уже и не только в ней, по окрестностям народ тоже интересовался, личностями знаменитыми, и можно сказать, выдающимися.

Старуха, с ней всё понятно. В силу своего характера, такое «чудо природы» не могло не остаться незамеченным, и не осталось. Уж непонятно, почему так оно получилось, остаётся только догадываться. Может быть подобно Ивану Премудрому, не согласна была Старуха со своим рожденьем – происхождением, потому и буянила. Может быть ей положено было, а значит и хотелось очень, ведьмой какой – нибудь родиться, тогда всё было бы в порядке, и тогда занималась бы она своим прямым делом – жизнь людям портила, и никто не обижался бы. Ведьма, что с неё возьмёшь, да и работа у неё такая. Но родилась Старуха обыкновенным человеком, говорю же, как и с Иваном, промашка вышла, вот и не могла успокоиться.

Снаружи – то, человек человеком, а внутри – ведьма, самая настоящая. Вот ведьма та, внутри которая, и не давала покоя обыкновенной женщине, той, которая снаружи, самой жить спокойно и другим жизнь не портить. Наверное так, а может быть и не так, у людей надо спрашивать, люди, они все знают…

А Старик стал личностью знаменитой в силу того, что терпел все эти выкрутасы Старухины и хоть бы хны ему. На тему семейной жизни Старика со Старухой заключалось, заключается, да и будет заключаться, много всяких там пари. А если без иностранных слов, которых в деревне отродясь никто не слышал и не знал, то много народу, да что там много, очень много, спорили, бились об заклад, проигрывали и выигрывали как бражку с самогонкой, так вещи посерьёзнее и подороже. Тема же всему этому была одна, вернее две: прибьёт Старик свою Старуху за характер её мерзопакостный или не прибьёт? И вторая: сбежит он от неё или не сбежит?

Но Старик Старуху почему – то не прибивал и не уплывал от неё в своей лодке по Самому Синему морю неизвестно куда, а продолжал жить с ней, выслушивать все её обвинения и оскорбления в свой адрес, терпел, и ловил рыбу.

Вот и сегодня, в который уж раз, перед тем как ехать к Самому Синему морю, Старик выслушивал от Старухи очередную порцию ругани и обвинений в свой адрес.

– И зачем я за тебя дурака замуж вышла? – продолжала старуха. – Лучше бы в девках век вековать, чем с таким дурнем жить.

– Ну и сидела бы. – видать Старику надоело слушать. Старуха ещё много чего в адрес Старика говорила, если всё пересказывать, никакой книжки не хватит.

– Нет! Я тебя сегодня точно прибью! – от услышанного, Старуха аж вся взвилась. – Лучше уж вдовой вдовствовать, чем с таким чудовищем жить!

Старик понял, опыт – то большой, что всё, на сегодня, на утро, хватит. Иначе Старуху неизвестно куда занести может, она и вправду, и прибить может, дура ведь.

– Ладно, – Старик встал с лавки. – пойду я, солнышко скоро встанет, пора…

Глава IV

Солнышко ещё не встало, но вот – вот… Старухины ругань с обидами остались дома, а здесь, на улице, царили тишина и покой. Так, с тишины и покоя, начинался каждый день. Старик прекрасно об этом знал, потому что вставал и отправлялся ловить рыбу ещё до зари. Это уже чуть позже: люди проснутся и начнут добавлять в изначально тихий и мирный день свою суету, свои радости, обиды, горе и веселье, праздники и скандалы. Вот ближе к вечеру, перед тем, как и рано утром, отдаться во власть тишины и покоя, день превращался в некое подобие ярмарки, на которой сразу украли весь товар, а продавцы и покупатели, ворюг этих ловят.

Поодаль, ближе к морю, в небе «прошуршала» ступа с Бабой – Ягой. «Видать с работы возвращается». – глядя на неё подумал Старик. – «Видать, тоже устала. Домой летит, отдыхать, значит».

Баба – Яга жила, ну и «работала» соответственно, в лесу, что неподалёку от деревни. Лес большой, никто толком не знал, где он заканчивался, так что раздолья для Бабы – Яги было, хоть отбавляй. Однако нет, мало ей места выходит, летает куда – то ещё. Видать дела какие – то неотложные, а может быть интереснее там, куда летала.

К людям, в деревню, Баба – Яга не лезла и в жизнь их не вмешивалась. Деревенские на этот счёт шутили, мол, нечего у нас ей делать. У нас своя баба – яга имеется, намекая на Старикову Старуху.

«А вот интересно, – подумал Старик. – а что, если свести их вместе: Бабу – Ягу и Старуху мою, кто верх возьмёт?»

О том, что Баба – Яга и Старуха смогут найти меж собой общий язык, а возможно даже подружатся, Старик и не думал, потому что знал, это невозможно.

«Наверное, все – таки Старуха моя верх возьмёт. – думал старик запрягая лошадь. – Надо будет при случае посоветовать ей, сходить в лес, с Бабой – Ягой познакомиться. Глядишь от нечистой силы избавимся. От одной нечистой. – усмехнулся про себя Старик. – Вторая – то останется».

От его дома до Самого Синего моря было недалеко, версты полторы, но если без лошади, то их ногами надо было идти. Опять же, если что взять с собой потребуется, то на себе тащить, а так, в телегу положил, а лошадь, лошадь довезёт, работа у неё такая, возить.

* * *

«…Так думал молодой повеса, летя на тройке почтовых…» – неправильно. Старик не был человеком молодым, хотя ещё и старым не был. И тем более, не был он никаким повесой, ни в молодости, ни сейчас.

Сколько он себя помнил, жил Старик у Самого Синего моря и ловил рыбу. Когда был мальцом, то в море конечно не выходил, а весь день на берегу проводил, в игры свои детские, играл и батюшку дожидался.

Отец Старика тоже был рыбаком и тоже всю свою жизнь ловил рыбу. Так что ремесло это Старик от него принял, так сказать, по наследству. Династия получается, потому что и дед его тоже рыбу ловил.

Но однажды, Старику лет десять было, вышел батюшка в море, да и не вернулся. Деревенские говорили, мол, забрало море к себе его отца, платы за рыбу выловленную потребовало.

Бытовало среди деревенских жителей, да и не только среди них, такое мнение, что если что – то где – то берёшь, благодари Хозяина, того, кто этим всем владеет. И благодарили…

Если ходили в лес, ну там, по грибы – ягоды или за дровами, брали с собой хлеба краюху, яичек парочку и под каким – нибудь деревом всё это оставляли, благодарили Лесного Хозяина, значит. Точно так же благодарили и Хозяина Морского, не один же батюшка Старика, да, тогда ещё не Старика, рыбу в Самом Синем море ловил.

Точно также, только отправляясь в море на своих лодках ловить рыбу, брали мужики с собой хлебушка, мяска, огурчиков, яблочек… Складывали всё это в холстинку и завязывали. Получался узелок такой, или торбочка. Её – то, эту торбочку, в воду и опускали. Не бросали, а именно опускали, уважали Хозяина Морского, значит.

А тот в свою очередь, делился с рыбаками своими богатствами, которых у него было видимо – невидимо и которых ему было для людей не жалко.

Отец Старика же, слыл на деревне этаким вольнодумцем и к традициям древним не прислушивался. Мало того, он смеялся как над самими традициями, так и над теми, кто их чтит и соблюдает. Мужики сколько раз говорили ему, что ладно уж, ну не чтишь – дело твоё, хотя бы не смейся. Какое там! Бесшабашный был мужик, потому и смеялся наверное. И вот однажды досмеялся, вышел в море и не вернулся. Вот оно как!

Старик, когда подрос, тоже стал выходить на лодке в море и ловить неводом рыбу. Но в отличии от батюшки, Хозяина Морского всегда благодарил. Видать запомнился ему урок батюшкин – то, запомнился. Но это так, само – собой вырвалось.

Не об этом сейчас думал Старик. Дорога до Самого Синего моря хоть и была недлинной, времени все равно требовала. Лошадь, что лошадь, ей управлять не надо, она сама дорогу знает: утром – к морю, вечером – в деревню, домой, не ошибёшься, а она и не ошибалась никогда. А покуда едешь, заняться – то и нечем, поэтому можно и подумать чуток, всё равно больше делать нечего.

Уж неизвестно почему, но сегодня Старик думал о Старухе, вернее, оно как – то само по себе думалось. Обычно он думал о совсем других вещах и делах: когда, например, лодку просмолить надо или надолго ли ещё невода хватит и что с ним делать – чинить или новый покупать? О Старухе он думал редко. Да и что о ней думать, если он каждый день только её, в основном её, и видит. Мало того, что видит, так ещё и слышит. Ругается она, и ой как сильно ругается.

Почему она ругается, за столько лет совместной жизни, Старик так и не смог понять. Поначалу было, в свою защиту что – то сказать пытался, огрызался, Старуха это так называла, а потом махнул рукой. Хочет ругаться, ну и пусть себе ругается, видать занятие себе такое придумала, нравится ей. Старик, вон, он рыбу ловит – тоже занятие, и тоже каждый день, и с утра до вечера. Наверное это и было ответом на многочисленные вопросы и заклады односельчан насчёт ихнего житья – бытья.

Опять же, уж кто – кто, а Старик это прекрасно знал, потому что каждый день видел. Вечером, когда он возвращался домой, Старуха всегда его у ворот встречала, и всегда радовалась. На шею конечно же не бросалась и не голосила от счастья, спокойно себя вела. Вот только глаза Старуху выдавали, видно было, радуется она, от души радуется, что Старик домой вернулся, а не потому, что деньги привёз, за рыбу вырученные.

Это потом уже, после того, как встретит и поможет, она ругаться начинала, а до этого ни – ни, прямо шёлковая. Вот и удивляйся тут, прибивай за вредность и скандальность, или уплывай по Самому Синему морю неизвестно куда. Вот так вот думал немолодой повеса, а Старик, хоть ещё и не совсем старик, по дороге к Самому Синему морю.

* * *

Самое Синее море встретило старика тишиной и спокойствием. Тот, кто видел море на картинке или слышал о нем от кого – то, представляют его себе постоянно неспокойным и даже бушующим. А как же, море всё – таки, не пруд какой – то! Значит бушевать должно и волны должны выше избы быть, а иначе не море это вовсе, а так, лужа какая – то.

Ну что ж, коли думают так, пусть думают, их дело. На самом деле море не всегда бывает неспокойным и бушующим. Бывает оно и тихим, ласковым. Вот таким вот ласковым оно было и сегодня. Сегодня море было не то чтобы спокойное, а вообще, ни рябинки, ни морщинки, как зеркало. Люди знающие называют такое море болотом. А что, очень похоже, разве что камыш не растёт.

Старик оставил думы о Старухе на «когда – нибудь потом» и сейчас думал, вернее, представлял себе, как распряжёт лошадь, заведёт в сараюшку, насыплет в ясли овса и оставит её в таком состоянии до вечера. Можно конечно было не тратиться на овёс, а просто стреножить её и пустить на луг, пусть травку щиплет. Можно конечно, но нельзя. Старик не боялся, что его лошадь украдёт кто – то, окрест деревни не шалили. Были конечно разбойники, в лесу жили, но жили и промышляли они где – то далеко, не здесь, а где именно, никто из деревенских толком не знал.

Волки, те пошаливали, а эти похуже разбойников будут. С ними не договоришься и не откупишься. Им обязательно лошадь подавай, а деньги, или ещё что ценное, им без надобности. Поэтому лошадь весь день в сараето и проводила. Похоже, что такое времяпровождение её вполне устраивало, во всяком случае она никогда не сопротивлялась и не буянила, да и вообще, была спокойной.

Но сегодня, и что за день такой, ещё не доехав до берега морского, Старик понял, что рыбку ловить он вряд – ли будет. Он ещё издалека увидел здоровенную бочку, прибившуюся к берегу.

«Наверное ночью погода была свежая, – подумал Старик. – вот её волной стало быть и прибило. А после погода успокоилась, бочка на отмели – то и осталась. Опять же, отлив сейчас».

Бочка действительно была большой по размеру и что в ней, оставалось только догадываться. Перво – наперво, Старик, перед этим разулся конечно, выкатил её на берег, ну чтобы опять волной не утащило. Вытащил, выкатил, бочка тяжёлой оказалась, видать было в ней что – то, и много.

Старик не был жадным, он был таким как все. Не сказать, чтобы часто, но случалось, море выбрасывало на берег всякие предметы для моря нехарактерные. В основном это был мусор: ветки, щепки и тому подобное. Бывало что и деревья целиком выбрасывало. Пару раз находил старик поросят, только мёртвых уже. А один раз собаку прибило, и тоже мёртвую. Видать где – то штормило сильно, вот их, бедняг, и затащило, и унесло. Жалко конечно, но что поделаешь, море, оно и есть море. А сегодня получилось, что бочку принесло, причём, большую. Теперь её надо было открыть и посмотреть, что там внутри?

Старик даже лошадь забыл распрячь, повторюсь, не потому что жадный, а потому что интересно ему было, что в этой бочке находится? Он сходил в сарай, взял инструмент, который держал там на всякий случай и не то чтобы легко и сразу, но бочку все – таки открыл.

* * *

Открыл он бочку и, обалдел. Хоть и был Старик мужиком неробкого десятка, сами понимаете, ремесло такое, робкому в море делать нечего. Но всё равно, покуда возился с бочкой, слегка боязно было, потому что представить себе не мог, чего же такого в ней быть может? Раньше – то он никогда таких бочек не видел. Другие видел и много, но те поменьше были, а эта, ну прямо почти как изба, вот какая здоровая.

Открыл, значит, Старик бочку и аж обомлел весь, потому что из неё, из бочки этой, сначала вылез парень лет двадцати, видный из себя такой, а за ним женщина, та постарше будет, лет сорок наверное.

Вылезли они из бочки на свет белый, и кланяться Старику начали:

– Спасибо тебе, добрый человек. – заговорила женщина.

«Говорят по нашему, значит недалеко где – то живут. – глядя на спасённых подумал Старик. – И кто ж он такой, изверг этот, что живых людей в бочку закатал, да в море бросил? Поймать бы его, да самого в эту бочку, пущай поплавает».

– Спас ты нас. – продолжала женщина. – Мы уж думали, всё, конец, так и встретим погибель свою в бочке этой.

Парень тоже поклонился, но сдержанно как – то и пока молчал, за себя и за него женщина говорила.

– И кто же вы такие будете? – спросил Старик. – И что за ирод такой в бочку вас закатал, и за что?

– Мы, добрый человек, – спасённые понемногу приходили в себя, к свету белому привыкали, руками шевелили. Ясно дело, в бочке, затекли все. А женщина тем временем продолжала. – я, Царица, царя Салтана жена, а это сынок мой – Гвидон Салтаныч, царевич.

А в бочку закатали нас завистники придворные. Царь Салтан на войну поехал, ну и задержался там, а я тем временем сыночка ему родила, Гвидона. Вот они, завистники эти, воспользовались тем, что царя дома нету, схватили нас ночью ёемной и в бочку. Ну а после в море сбросили, так мы и поплыли неизвестно куда. Если бы не ты, неизвестно что было бы.

– Подожди, – сказал Старик, а сам подумал: «Кажись, врёт. Не может такого быть». – Сколько же вы в бочке этой по морю проплавали, если ты говоришь, что как только сына родила, так вас сразу же в бочку и закатали?

Ты на сына – то своего посмотри, ему лет двадцать будет. Это что же, вы двадцать лет в бочке проплавали? Врёшь поди.

– Не забывай, я Царица! – придав своей фигуре величественный вид, произнесла женщина. – Я никогда не вру. В бочке мы пробыли двадцать дней, я считала. Видать бочка эта не простая, раз за двадцать дней царевич Гвидон на двадцать лет подрос, ну а я на двадцать лет состарилась. – вздохнула царица.

– Чудеса, да и только. – Старик и верил и не верил царице. Верить – то хотелось, тогда всё хорошо и по доброму получается, а не верить хотелось, потому что уж больно на вранье похоже. – Надо будет бочку эту проверить, на чудеса. Взять поросёнка и положить в неё на денёк. Глядь, и подрастёт, как за год. Представляете выгода какая?! – Старик, опять же, в силу ремесла своего рыбацкого, соображал быстро и фокус с поросёнком придумал тут же, не сходя с места.

– Проверяй. Если не веришь. – недовольно как – то проговорил царевич. – Сам посуди, зачем нам врать – то?

– Да я не поэтому. – отмахнулся от царевича Старик. – Верю я вам, верю. Меня бочка интересует. А вдруг и правда она такая чудесная, представляете, что будет?

– Забирай её себе. – царевич пнул ногой бочку. – Ну как подарок, что ли, за наше спасение.

– Спасибо, царевич. – в знак благодарности поклонился Старик. – Даже если бочка эта и никакая не чудесная, все равно спасибо. В ней можно будет рыбу солить, гляди какая большая. Да и вообще, вещь в хозяйстве нужная.

А пока вот что, помоги – ка Салтаныч мне бочку в сараюшку закатить, а потом домой ко мне поедем. Помыться, поесть вам с дороги надо, – Старик усмехнулся. – да и переодеться не мешает. Одеждато двадцать дён не меняна, грязная уже.

Царица в знак благодарности улыбнулась Старику, а царевич Салтаныч, тот ничего не говоря, поднял бочку, один, и понёс к сараю. Старик опять обалдел. Слышать – то о богатырях он слышал, а вот видеть их, живьём не приходилось, царевич первым был.

– Куда ставить, показывай. – царевич стоял перед воротами сарая.

– А где свободное место увидишь, туда и ставь. – сказал Старик.

Царевич занёс бочку в сарай, и скоро вышел оттуда, на ходу отряхивая штаны, запачкался немного.

– Ну, гости, хоть и нежданные, но все равно, дорогие. – «Правильно сделал, что лошадь не распряг, как чувствовал». – подумал старик. – Садитесь в телегу, карет царских у меня нету, не положено.

Царица с царевичем уселись в телегу. Старик впереди, за кучера, а лошадь, лошадь хоть и удивилась по – своему, по – лошадиному, мол, что это сегодня так рано? Но поскольку знала всего лишь одну дорогу: из деревни к морю и от моря в деревню, пошла домой…