Цусимские хроники. Апперкот

В нем назывались пять подходящих для снабжения армии портов на западном побережье Кореи. Кроме уже известных Чемульпо и Нампхо в этом списке значились еще Дадингоу, Анчжю, Цинампо и Кунзан. Учитывая то, как основательно японцы располагаются в Корее с самого начала войны, все эти порты сейчас могли активно использоваться для снабжения войск. Находясь в глубине шхер за островами и речными барами, они имели довольно мощную природную защиту, так что каких-либо береговых укреплений там сейчас могло и не быть вовсе, а вот транспорты с военными грузами вполне даже возможно найти.

Если еще принять в расчет тот факт, что японцы теперь стараются избегать ходить открытым морем, вполне логичным и наиболее вероятным казалось, что они должны попытаться наладить приемку грузов в этих уже проверенных и, судя по всему, хорошо освоенных гаванях. Следовательно, любое движение нашего флота в Желтое море воспримут как угрозу для судов, возможно, там уже находящихся.

При этом игнорировать такую угрозу они не смогут, на чем и можно попытаться их подловить, имея в виду, в первую очередь, атаку Сасебо. Аналитиков «напрягли» дополнительно, озадачив пересмотром всех предыдущих донесений с самого начала войны о пунктах возможной приемки армейских транспортов в Корее.

В ходе этой кропотливой работы всплыли названия японских управлений, обеспечивавших выгрузку войск, такие, как «Оцу», Тэй», «Хэй» и так далее, не вносивших дополнительной ясности в возможно складывающуюся новую схему грузоперевозок. Но отыскался и еще один потенциальный объект для нападения – порт Хеджу, который японские морские и армейские офицеры обследовали и планировали использовать еще в январе – феврале прошлого года^[4].

Изначально не имея достаточных сведений о навигационных и прочих особенностях тех вод, используя лишь трофейные карты, лоции и прочую документацию, прорабатывались максимально простые, быстрые и безопасные способы проникновения небольших разведывательных отрядов на все намеченные стоянки. Только так можно было обеспечить полный охват интересующих нас объектов с имеющимися скудными силами.

Но это должны были быть только отвлекающие действия. Помимо их детального планирования предстояло всерьез подумать и о способах подавления системы обороны столь мощной крепости, как Сасебо. Требовалось учесть, что за прошедшее с начала активных действий время противник вполне мог приспособиться к нашей уже вполне сформировавшейся тактике и разработать контрмеры.

Кроме того, вызывали обоснованную тревогу обнаруженные на Осиме строящиеся новые скорострельные батареи, весьма опасные, учитывая их расположение и общую географию прилегающих к Сасебскому заливу вод. Особенно, имея в виду, что штурмовать примитивно в лоб, идя напролом, мы себе позволить никак не могли. Требовалось отыскать изящное, но в то же время надежное решение.

При разработке связанных с этим планов штабу также пришлось перелопатить массу трофейных документов, наших рапортов и докладных записок, постоянно поступавших от командиров ходивших в море кораблей. Попутно выяснились подробности рейда цусимских миноносцев и миноносок, предпринятого еще в начале июля.

Эти подробности показались сначала совершенно невероятными. Было даже непонятно, как такое могло проскочить мимо штаба без дополнительного анализа и перепроверки. Чтобы максимально быстро прояснить абсолютно все, решили выслушать непосредственных исполнителей той авантюры.

С этой целью с позиций в дозоре у входа в пролив были вызваны миноноски №№ 47 и 18, чьи командиры, мичманы Хладовский и Черкашин, вместе с другими ходили в тот рейд, но отличились больше прочих. Ознакомившись с их рапортом о скрытном проникновении почти к самому Сасебо, выуженным штабом из общей кучи документов, Рожественский решил лично поговорить с ними. Посланный за офицерами адмиральский катер вернулся через час.

В ходе беседы, помимо самих обстоятельств вылазки, командующий с удивлением узнал, что еще во Владивостоке, по опыту плавания в заливе Петра Великого, часть миноносок, направлявшихся на Цусиму, оборудовали легкими ходовыми мостиками, поднятыми на стойках над палубой. Это, хотя и несколько увеличивало заметность, позволяло гораздо увереннее управлять судном.

Их устаревшее вооружение из шестовых, метательных и прочих древних мин, весивших изрядно, но уже не представлявших реальной боевой ценности, так же как и револьверные пушки, полностью демонтировали и заменили двумя современными одноствольными 47-миллиметровками. Это заметно разгрузило кораблики и позволило провести еще ряд необходимых работ.

Пушки поставили на слегка возвышенных над палубой легких банкетах с площадками для расчетов, размещенными перед мостиком и позади дымовой трубы, также ставшей выше на четыре фута, и обнесли парусиновыми обвесами. Это хоть как-то защищало прислугу орудий от брызг и небольших волн. При необходимости можно было быстро установить поворотный аппарат для метательных мин в носу или принять по три мины заграждения на рельсы в корме. Но это все уже в перегруз и только при спокойном состоянии моря.

Кроме того, были усилены корпуса, заделаны все «лишние» отверстия и люки в палубе, увеличены и подняты много выше раструбы вентиляторов котельного и машинного отделения, что резко улучшило условия работы механизмов. Оборудован кубрик для экипажа, перед баковой пушкой установлены высокие волноотводы и смонтированы приспособления для быстрой заводки тралов на юте и устройства для механического сброса вешек, оснащенных донными якорями по принципу минных, только гораздо меньше и легче.

Инициатором и контролером всех работ, проведенных преимущественно силами новых миноносных мастерских в бухте Уллис и самих команд с активным участием плавмастерской «Ксения», был лейтенант Н. И. Богданов с «Князя Суворова». Будучи временно списанным из действующего состава флота по причине открывшейся болезни легких после отравления шимозным дымом, он категорически отказался ехать на лечение и таким образом использовал появившееся у него «свободное время» после процедур и микстур.

Занимавшийся после Цусимы только главными вопросами, Рожественский был приятно удивлен этой инициативой, исходившей снизу и успешно воплощенной в металле. Радовало и то, что от организованных вдогонку, с явным опозданием, мастерских по сборке миноносцев непосредственно на театре военных действий удалось получить дополнительную пользу еще до окончания войны, кроме максимального использования завезенных туда материалов и оборудования.

Шансов раньше следующей весны дождаться вступления в строй истребителей «Твердый», «Тревожный» и «Точный» уже устаревшего типа «Сокол», постройки фирмы «Крейтон», которые предполагалось собирать там из привозимых с Балтики по железной дороге частей, не было никаких. И это прекрасно понимали все, ведь работы на них начали всего за две недели до прихода эскадры. Однако решение о заимствовании большей части из уже доставленных частей их корпусов и механизмов для нужд аврально восстанавливавшегося после перехода и боя флота тогда было принято в штыки и явно многократно обжаловано по всем инстанциям.

На фоне непрекращавшихся споров по этому поводу совершенно незамеченным осталось, что такие «вандальные» меры позволили решить стоявшие в тот момент первоочередные проблемы, конечно, ценой фактического срыва, пусть и гипотетического, относительно скорого ввода в строй еще трех единиц миноносного мореходного флота.

Ревизия показала, что после столь вопиющего раскомплектования вряд ли стоит достраивать те миноносцы. С учетом полного срыва поставок от Крейтона из-за возросшей нагрузки на железную дорогу, а также того факта, что последнее из привозимого сразу «усваивалось» не по назначению, из них троих даже одного корпуса собрать не получится, не говоря о машинах, котлах и вооружении.

Получив изначальное «добро», считай с самого верха, «железо» со складов тех мастерских тащили и приспосабливали буквально всюду. К примеру, динамо-машина «Тревожного» обеспечивала электричеством передовой пункт базирования в заливе Стрелок и размещенную там его же станцию беспроволочного телеграфа. Многое использовали для доведения до нужных кондиций москитного флота.

Зато теперь командиры модернизированных миноносок, уже успевшие немало повоевать в цусимских водах, высоко оценивали все доработки, отмечая, что намного улучшилась обитаемость и управляемость кораблей, ставших, по сути, базовыми сторожевиками. Смещение вооружения и мостика к середине корпуса разгрузило оконечности и заметно повысило мореходность. Теперь стали возможны даже короткие морские переходы при обеспечении выходов в море и встреч своих подводных лодок.

Внимательно выслушав доклад мичманов о самом рейде, командующий спросил:

«Как же это им удалось провернуть такую авантюру?»

На что получил короткий ответ:

«Повезло!»

«Мда-а-а! Чтоб так везло, изрядно постараться надо! Благодарю за службу!» И обнял обоих. А начальнику штаба приказал писать представления на внеочередные звания и ордена.

* * *

С уходом флота в «восточный поход», увенчавшийся разорением Симоносеки, а потом и Кобе с Осакой, на легкие силы Цусимы легла вся ответственность за обеспечение безопасности рейда Озаки и входа в пролив Цусима-зунд. Дозорные миноносцы, миноноски и катера почти каждую ночь вступали в перестрелки с легкими силами противника, пытавшимися либо пробраться на защищаемые стоянки, либо минировать фарватеры.

Поэтому, чтобы обеспечить высокий уровень боеспособности малых кораблей береговой охраны цусимской базы, для некоторых из них были сформированы резервные экипажи, сменявшие основной на ночь или день, пока те, кто нес вахту в течение первой половины суток, могли спокойно отдохнуть на берегу. Передача кораблей одним экипажем другому проводилась довольно быстро и позволяла избежать переутомления, при непрерывном несении службы. Это правило не распространялось только на экипажи подводных лодок, уже плотно сколоченные и сплаванные в условиях освоения новой сложной техники в боевых условиях, и перестроенных миноносок, также приобретших некоторые специфические особенности.

На следующий день после ухода флота в рейд вдоль восточных японских берегов, для выяснения результативности атаки Симоносеки туда отправили подлодку «Фельдмаршал граф Шереметев». Этот разведывательный поход выявил быстро формирующуюся интенсивную каботажную линию из судов малого тоннажа между Симоносеки и Сасебо через море Дженкай – Нада и пролив Ики вдоль северо-западного побережья острова Кюсю и далее вокруг острова Хирадо. Судя по всему, пролив Симоносеки оказался теперь закрыт для крупных судов, и все грузы оттуда в направлении Сасебо и Нагасаки перевозили небольшие пароходики, шхуны и даже просто большие паровые катера с баржами на буксире, шедшие днем и ночью сплошным потоком в обоих направлениях.

Капитан второго ранга Виноградский предложил провести набег легких сил, базировавшихся в Цусима-зунде, на эти новые японские коммуникации, пока они еще практически никак не прикрыты со стороны Цусимы. В случае успеха это вновь прерывало все морские перевозки из Внутреннего Японского моря в Сасебо и далее в Нагасаки и на материк. К тому же имелись шансы захватить новых пленных, что позволило бы более детально изучить систему береговой обороны западного берега Кюсю.

Учитывая мелководье, по которому пролегал новый маршрут грузоперевозок, и близость атакуемого района к нашим оперативным базам, к вылазке он предлагал привлечь все четыре не задействованные в охране рейда и тральных работах модернизированные миноноски, прикрываемые четырьмя миноносцами, которые предполагалось снять для этого с несения дозорной службы у Цусима-зунда.

Для экономии весьма скромных запасов угля на миноносках планом операции предусматривалась их доставка непосредственно в район боевого развертывания на буксире у пароходов, входивших в состав трального каравана и после обеспечения проводки временно перебазировавшихся в бухту Миура. А миноносцы должны были проделать весь путь своим ходом, обеспечивая разведку и охранение.

Предполагалось, что все участвующие в атаке корабли, имитируя контрольное траление, пройдут южным прибрежным фарватером до защищенной стоянки у мыса Коозаки, достигнуть которой планировалось к закату. Оттуда, с наступлением темноты, миноносцы и миноноски выходят одновременно в район проведения операции. Миноносцы, уйдя вперед, атакуют японское судоходство в проливе Хирадо, действуя между островами Хирадо и Уки. А миноноски, ведомые попарно двумя трофейными пароходами, выдвигаются в район между островами Икитсуки и Ошима, севернее Хирадо, откуда уже самостоятельно идут к северо-восточной оконечности Хирадо и далее в северо-восточном направлении вплоть до небольших островов Модара и Какара у самого западного входа в залив Карацу.

Там предполагалось накрыть мелкие каботажники, которые могли попытаться укрыться под берегом от миноносцев. Малая осадка миноносок позволяла им свободнее действовать вблизи неизученного побережья Кюсю, изобиловавшего в этих местах отмелями и скалистыми островками. Завершить набег планировалось еще затемно, чтобы с рассветом все отряды успели вернуться к Цусиме и укрыться под защитой береговых батарей гавани Миура-ван и протоки Кусухо, а также на стоянке у мыса Коозаки. Операцию назначили на ночь с 9 на 10 июля.

Днем 9 июля начало обычного контрольного траления было отмечено дозорными японскими судами, сообщившими об этом по радио. Но, судя по остававшейся низкой интенсивности радиообмена, противника это не встревожило. До мыса Коозаки все участники авантюры добрались без происшествий. К вечеру пополнили запасы угля и проверили механизмы. Дальнейшее боевое развертывание тоже прошло как по нотам. Контактов с противником до выхода на исходные рубежи удалось избежать.

Не доходя десяти миль до северного берега острова Хирадо, оба парохода-буксировщика повернули назад, а миноноски начали движение под своими машинами на юго-восток. Сразу же приступили к поиску японских каботажных судов в проливе между островами Осима и Хирадо, но никого не встретили. А когда стали слышны звуки стрельбы на западе, разделились на пары и повернули к берегу.

Впереди шла миноноска под номером 47. Вскоре ее командир мичман Хладовский, обнаружив прямо по курсу мерцание едва видимого фонаря, явно передававшего какой-то сигнал, сообщил об этом на шедшую следом миноноску № 18 мичмана Черкашина, также видевшего проблески впереди.

К этому времени двигавшиеся за ними миноноски второй пары уже пропали из вида, и предупредить их об обнаруженных подозрительных огнях возможности не было. До полуночи они маневрировали южнее Осимы, но за весь рейд успели перехватить только одну груженную углем шхуну, быстро потопленную подрывными патронами. Ее экипаж был доставлен на Цусиму, но каких-либо ценных сведений от них получить не удалось.

Зато две первые миноноски, хотя вообще никого не потопили, смогли проникнуть почти до самых входных мысов Сасебской бухты и незамеченными вернуться обратно. Карта маршрута, составленная их командирами, и отметки мест расположения сигнальных постов и главных фарватеров имели ценность, которую было сложно переоценить.

В 22:10 Хладовский обнаружил прямо по курсу снопы искр, вероятно, вылетавшие из трубы какого-то парохода, а сразу после этого снова слабое мерцание электрического света чуть левее. Оно появилось и быстро пропало вскоре после начала стрельбы из скорострелок где-то на западе. Судя по времени, это наши миноносцы атаковали японских каботажников в проливе Ики.

Идя по пеленгу, который успели взять на мелькнувший свет, миноноски № 47 и 18 вскоре разглядели несколько смутных теней, скользивших вдоль берега и почти незаметных на его фоне. Продвигаясь малым ходом, продолжили сближение, рассчитывая занять выгодную позицию для атаки метательными минами самого крупного судна из обнаруженной колонны. Но потенциальных целей, хотя и совсем небольших, оказалось неожиданно много.

Затемненные силуэты внезапно появились не только впереди, но и слева, а затем и за кормой. Сначала казалось, что японцы окружают миноноски, отрезая пути отхода. Но никаких сигналов, а тем более выстрелов не было. Наползавшие со всех сторон тени безмолвно шли вдоль побережья примерно в одном направлении. Ближайшие суда удалось рассмотреть достаточно хорошо.

В полной тишине обе миноноски оказались плотно окружены со всех сторон небольшими пароходиками, буксирами, тащившими груженые баржи, порой сразу по две штуки, катерами с какими-то ботами или лихтерами на буксирах и мелкими парусниками, совершенно не обращавшими на них внимания.

Хладовский приказал соблюдать тишину и завесить пушки и аппараты парусиной, чтобы не выделяться. Расчетам залечь где-нибудь рядом и на ногах не маячить. После чего мичманы подкорректировали курс, стараясь держать свои кораблики как можно ближе друг к другу, и влились в этот довольно плотный поток, двигавшийся, как скоро выяснилось, в узкий и извилистый пролив между островами Хирадо и Кюсю, ранее считавшийся несудоходным. Об этом проходе еще ничего не было известно, поэтому Хладовский и Черкашин, все так же держась максимально близко друг к другу, решили разведать, насколько удастся, этот путь.

По мере углубления в узость между западным берегом Кюсю и восточным побережьем Хирадо стали видны неяркие, но вполне различимые с близкого расстояния костры у самого уреза воды. За ними начинался узкий и извилистый пролив. Посередине его северного устья из воды торчали два небольших островка, первый низкий, каменистый, едва видимый в темноте, да и то благодаря лишь горящим на нем кострам, а второй издали казался неясной косой тенью с размытыми контурами.

Пройдя между скалами, очерченными белой шапкой пены прибоя, и восточным берегом Хирадо, сразу же уперлись в этот второй остров. С близкого расстояния разглядели, что он довольно высокий и сплошь зарос кустарником, смотревшимся с воды как всклокоченная копна волос на чьей-то голове. Все так же следуя в общем потоке, его обошли с востока, пройдя между ним и мысом Хоясаки, на котором также горели костры.

Рядом с мысом были видны два небольших вооруженных брандвахтенных парохода. Они вели переговоры фонарями с расположенным глубже в проливе мысом Нанрузаки, на берегу Хирадо, вероятно, там находился другой сигнальный пост или береговая батарея. Через пролив, напротив этого мыса, слабо светились огни какого-то небольшого селения. Фонари на мысе и на пристани этого селения позволяли вполне прилично ориентироваться.

Едва достигнув мыса Нанрузаки, увидели южнее огни на мысах Аосазаки и Оямасазаки, по обеим сторонам пролива. А уже миновав их, вышли в широкую и глубокую часть фарватера, по которому продолжили движение вместе с остальными нежданными попутчиками на юг-юго-запад вдоль побережья Хирадо до мыса Акамацузаки, под которым обнаружился еще один брандвахтенный пароход, выполнявший роль маяка. От него повернули на юг-юго-восток, вскоре оставив слева по борту низкий вытянутый островок Шимокареки, на котором также горели костры, и, взяв еще восточнее, вышли на остров Куро.

Отсюда просматривалось почти все его северное побережье с небольшой бухтой, где была хорошо заметна освещенная деревянная пристань. Далее к востоку едва виднелись огни на вершине горы, венчавшей южную оконечность острова Такошима, а также якорные стояночные огни пароходов, бывших уже за ним в заливе Сазаура.

Все так же следуя в колонне японских мелких каботажников, достигли восточной оконечности острова Куро, пройдя под самым берегом, где стоял на бочке небольшой, также хорошо освещенный электрическими люстрами пароход, возле которого угадывались освещавшиеся вехи, вероятно ограничивавшие оборонительное минное заграждение или бон.

На острове на фоне неба отчетливо выделялась гора, являвшаяся удобным ориентиром. В нескольких местах на ее восточных и южных склонах были очищенные от леса и освещаемые кострами площадки, где велись какие-то работы. Отсюда все суда начинали резко ворочать на восток-юго-восток. Вскоре прямо по курсу открылся маяк на мысе Кого, указывающий уже вход в Сасебский залив, а справа по борту – огни бакенов, отмечавшие, вероятно, отмель Араидаси.

Никаких дозорных судов между островом Куро и мысом Осаки не было видно. Большая часть японской мелочевки теперь отвернула к хорошо видимым силуэтам пароходов в заливе Сазаура. Там, судя по доносившимся характерным звукам и освещенным палубам, скорее всего, была большая якорная стоянка, на которой грузы перекочевывали уже на морские транспорты для дальнейшей доставки на материк.

Правее входа в Сасебский залив на побережье или на судах, стоявших под берегом (точно было не разглядеть из-за темноты), вплоть до пеленга, по трофейной карте примерно соответствовавшего направлению на бухту Омодака, горело несколько довольно мощных навигационных или судовых огней. Ближе к южным румбам, предположительно на северном побережье острова Осима, также выделялись освещенные участки. Во многих местах виднелись еще какие-то фонари, обозначавшие береговую черту и заметно облегчавшие ориентирование.

При этом между входом в Сасебскую бухту и островами Куро и Осима курсировало множество мелких парусников, катеров, буксиров с баржами и прочая мелочь, подсвеченная слабо мерцавшими светлячками керосиновых светильников, но иногда освещаемая и яркими лучами боевых прожекторов с берега или дозорных судов.

Вся акватория между этими островами и входом в Сасебский залив была очерчена достаточно хорошо как навигационными и береговыми огнями, так и прожекторами и прочими фонарями с батарей, пристаней и всей суетившейся здесь мелочевки. Командиры миноносок отметили на картах наиболее выделявшиеся места на южной оконечности острова Куро, а также на северном берегу Осимы и у бухты Омодака, и аккуратно развернулись на запад.

После полуночи сигнальщики разглядели, что в западной части залива Сазаура началось формирование обратного каравана. Обеим миноноскам удалось благополучно в него влиться, благо никакой охраны снова не оказалось поблизости. Сначала все просто стояли, развернувшись носом в нужную нам сторону, даже не пытаясь образовать какого-то строя. Только это и говорило о том, что караван собирается отправляться в обратный путь. Однако довольно долго не наблюдалось ни малейшего шевеления.

Уже начали опасаться, что так можно проторчать здесь и до утра, тогда будет невозможно скрыть принадлежность миноносок к русскому флоту. Подумывали затаиться где-нибудь под скалами, обеспечив хоть и призрачный, но все же шанс дождаться следующей ночи и выскользнуть из вражеских вод.

Но после того, как на брандвахте у восточной оконечности Куро несколько раз мигнул длинными вспышками прожектор, в пролив между островами Куро и Такошима наконец потянулись суда. Следуя тем же маршрутом, что и пришли сюда, ведя постоянный промер глубин, выбрались обратно.

У мыса Нанрузаки пришлось встать на якорь под берегом, так как, вероятно, из-за атаки миноносцев далее к северу начали пропускать только перед самым рассветом. Движение возобновилось лишь после того, как проливом встречным курсом проследовали пять больших минных катеров или прибрежных миноносцев, направлявшихся в сторону Сасебо и что-то просигналивших прожектором на берег. Сам сигнал разобрать не удалось, из-за большого расстояния, но ответ с берегового поста был виден достаточно ясно.

Правда, его смысла так никто и не понял, поскольку японским языком командиры миноносок не владели, а сигнализировали явно не международным сводом, но всю последовательность точек и тире тщательно записали, на всякий случай. Вполне возможно, это была какая-то кодовая фраза.

Еще до того как совсем рассвело, «лазутчики», сразу после выхода из пролива покинувшие миграционный поток, медленно ползший вдоль берега на северо-восток, и давшие полный ход, успели отойти на три мили от берега. Утренняя мгла, державшаяся над самой водой, скрывала их еще почти полтора часа, так, что удалось уйти из зоны вероятного обнаружения с берега. А к полудню уже достигли протоки Кусухо, пройдя которой встали к стенке в порту Такесики.

Здесь узнали, что участвовавшие в набеге миноносцы и две другие миноноски уже благополучно вернулись в бухту Миура. За прошедшую ночь они уничтожили два небольших парохода в полторы, максимум две сотни тонн водоизмещения и две шхуны. Их плененные экипажи и все найденные на судах бумаги уже отправили катером в Озаки. Еще несколько небольших каботажников успели скрыться, воспользовавшись ночной темнотой.

В ходе состоявшегося уже к вечеру этого же дня разбора похода пришли к мнению, что для успешных действий на коммуникациях артиллерийского вооружения миноносцев явно недостаточно. Некоторые из атакованных судов смогли уйти, уже попав под обстрел, спокойно перенося хорошо видимые прямые попадания без ущерба для плавучести и ходовых качеств. И это при наличии 75-миллиметрового калибра. Результативность артиллерийских атак миноносок с их парой 47-миллиметровых хлопушек и одним аппаратом для метательных мин, для использования которого приходилось приближаться почти в упор, была еще ниже.

Но, как выяснилось позже, главным результатом этого рейда стало именно скрытное проникновение миноносок на хорошо защищенный внешний рейд Сасебо.

И, что было еще важнее, такое же скрытное их возвращение. Благодаря чему имелись все основания считать, что противник до сих пор не знает о том, что в его обороне удалось нащупать глубокую прореху.

Результаты этого нежданного похода двух мичманов, с промерами глубин, береговыми ориентирами и прочими заметками очень пригодились при разработке штурма японской базы. А сами мичманы, чуть позже досрочно произведенные в лейтенанты, смогли его эффектно повторить, так сказать «на бис».